У Истока. Хранители. Том 3. Пробуждение

Оливия Тишинская, 2023

Ведьма после мощной трансформации и принятия своего истинного пути снова возвращается в город. Минул всего год. Но ощущение, что в мир возвращается совершенно другой человек рождённый заново, прошедший отдельную совершенно иную жизнь. Пространство как будто изменилось и внезапно возвращается её первая любовь. Теперь она, наконец, всё знает о них двоих, о том, почему их развела судьба тогда, много лет назад, и зачем она соединяет их вновь. Только теперь начинается их истинный путь. Она уже знает, она уже готова. Она – великий воин света. И он тоже. И теперь им нужно спасти человечество.

Глава 12. Твои глаза

— Пойдём к Илье.

Он подал ей руку, помогая встать.

— А ты знаешь Илью? — спросила малая.

— Да, он был моим лучшим другом.

— А я? Я думала, я была твоим лучшим другом? — ведьма подмигнула ему.

— Всегда, — он притянул её к себе и поцеловал в макушку.

— Везёт тебе, Вауля, — сказала девочка. — А я с ним ещё не знакома, наверное.

— Интересная формулировка, — удивился хранитель.

— Ну, она уже видит. Но не всех же знает и не всё понимает.

— Фотографии же есть Ильи…

— А ты реально думаешь, что он там выглядит так же, как здесь?

— А разве нет?

— Да с чего бы? Душа вечна. А Илья — один из великих учителей.

— О, Господи, это ещё что?

— Ну, он круче тебя, если что.

— Ах, так… Ну посмотрим. Я так понимаю, что вопрос нашей встречи, это вопрос времени, раз уж я бабушку только что видел.

Ведьма отстранилась:

— Когда?!

— Да только что. Пока ты там волшебные пасы со свечками делала, мы с малой видели бабушку, да, кнопка?

— Ага.

— Ого. Везёт некоторым. Я уже так давно её не видела. И как это было? — она с надеждой смотрела в его глаза.

— Да странновато. И страшновато тоже. Я как-то покойников не видел раньше. И они со мной не разговаривали.

— Она с тобой разговаривала? Ты слышал?

— Внутри головы. Но точно её голос был и мелкая её видела. Ты что, не веришь?

— Верю-верю. Просто я не думала, что это будет так.

— А как должно быть?

— Да я вообще не знаю. Я просто ей рассказывала о своих мыслях по поводу всего за последнее время. Ну как бы я обычно с ней разговариваю. Да, я понимаю, что…

— Это нормально. Мы все иногда разговариваем с теми, кого нет.

Она понимающе кивнула.

Конечно, ей не забыть: его родители погибли, когда ему было лет 10 и его воспитывали дедушка и бабушка. Но сейчас не решилась спросить, как они, хотя чувствовала, живы. Тут она точно не ошибалась.

— Так что там с Ильёй, — ушёл он от темы покойных родственников. — Когда я его увижу?

— Не знаю, но уверена, что скоро. Он так рад тебе будет! Я уверена, что и сейчас рад… — она слегка покраснела.

— Думаешь, он сейчас нас видит? — чуть прищурившись, спросил он и мягко потянул её к себе.

Она лукаво улыбнулась.

А он нежно её поцеловал.

— Ой, ну всё! — раздался голос мелкой.

Они оторвались друг от друга и рассмеялись. Он на мгновение поймал себя на мысли, что это вроде кладбище. Но, кажется, бабушка их благословила или как-то так. От этого было радостно и тепло.

Она крепко сжала его ладонь и потянула за собой.

— Илья всё-таки тоже ждёт.

— Спасибо, ба!

— Пока, бабусечка.

— До свидания. И спасибо…

У могилы Ильи весь заряд позитива как будто ветром сдуло. Ведьму заметно трясло. Руки дрожали, когда она забирала с заднего сиденья авто две крупные белые розы.

Она тяжело опустилась на каменную скамью у забранной в высокий гранитный короб могилы друга. Родители Ильи решили всё закрыть, чтобы с годами, когда их не станет, последнее пристанище единственного и рано ушедшего сына не превратилось в колючие заросли. Поэтому всюду был серо-чёрный гранит и такой же мрамор.

Сияющая на солнце тьма на могиле самого светлого человека из всех, что она знала. Это был цвет скорби и бесконечного горя, которые теперь с родителями навсегда.

Ей было проще. Она точно знала, что это лишь этап. Они снова увидятся, они снова будут вместе. Родители тоже в это верили. Но по-своему и их веры никто бы не рискнул оспаривать.

Ведьма точно знала, что он придёт встретить своих родителей таким, каким они его знали. А уж потом или покажется, как есть, или проводит к месту отдыха, расставшись навсегда. Наверняка, они заслужили новую хорошую судьбу тем служением, которое несли на этой земле, но уныние и многолетняя скорбь убивают душу. Ведьма их очень жалела, и как воин и как женщина. Теперь, когда рядом была маленькая дочь, она иногда ощущала себя безбашенно агрессивной львицей, готовой порвать всё и всех за дочь. И расстаться с ней она не была готова ни за что. Она даже близко не хотела пускать в себя такие мысли. Уж очень хорошо она знала, как они умеют воплощаться. Дай волю страху и он материализуется.

Она слишком хорошо помнила, какой дикий коллапс она переживала, когда читала впервые сама об истории Марии и Иисуса, и как она пропустила это всё через себя и чуть не умерла от горя и сочувствия. От страха, от понимания, что она так не смогла бы. Ни за что, ни ради какого Бога. И сейчас понимала, что нет, не сможет. «Да минует меня чаша сия».

Никак не могла понять, как Мария нашла столько сил для служения сыну и отдала его этим варварам, потому что так ей велел её Бог. В себе она столько сил не нашла бы. Поэтому больше не хотела впускать в себя эту боль.

Ей итак много лет не давало покоя чувство вины перед Ильёй. Ей казалось, что она не додала ему своей любви, внимания и заботы. Казалось, что должна была его спасти от смерти. Святая наивность… Дед долго разъяснял ей, что у каждого свой путь и столько раз спрашивал, а против ли был Илья такой жизни? Она не помнила, чтобы он такое даже вторым планом где-то имел в виду. Он всегда знал, что путь его недолог и старался отдать как можно больше любви. А они? Смогли ли они хоть немного любви дать ему? Не казались ли они ему непроходимо злыми и тупыми. Да, конечно, нет! Он видел скорее детей, которые только познают любовь, чем зло и жестокость. Просто он великий учитель. А они всего лишь воины, бойцы на передовой, они знают, что их задача идти вперёд с верой в душе и отринув страх. Всего замысла им не дано понять. Они лишь пытаются понять и принять любовь, как единственную ценность во Вселенной. Они только пытаются понять миллион её граней и миллиард оттенков. А он видит дальше и глубже, настолько неизмеримо больше, что даже его уровня достичь — почти сказка. Он у начала всего сущего, у самого Истока.

Она присела на колени у могилы, поцеловала бутон пышной розы и дрожащими руками положила цветы на холодный камень. А потом опустилась рядом. Он заметил, как она будто сгорбилась, волосы упали с плеч и заслонили лицо. Он понял, что она плачет и присел рядом, отвёл рукой волосы. Её глаза были закрыты, а из-под ресниц буквально струились слёзы. Она не вытирала, а скорее смахивала у подбородка, вся погружённая в свою боль и скорбь. Он сжал её руку и отвёл глаза. С камня на него смотрел Илюха. Глаза в глаза. Как живой. Широко улыбался, волосы топорщились в разные стороны. Он готов был поклясться, что его лицо было взято с той самой фотографии из похода. Там они все трое молодые, счастливые, с обгоревшими носами. Вот только рубашку дорисовали, потому что на фото парни были в одних плавках, а она в тонкой хиппи-тунике с красивыми разноцветными вышитыми узорами и смешными кисточками из пряжи. Илюха сидел посередине, а они как будто обнимали его и все трое пытались не упасть в камыши с толстого и серого от воды и времени бревна.

Эту боль, как будто выталкивающую крик и слёзы откуда-то изнутри ни с чем не перепутать. Крик он подавил, а слёзы прорвались. Он тысячу лет не плакал. А может миллион лет. Она даже вскрикнула, так больно он сжал её руку, пытаясь побороть в себе эту дикую боль, которую причиняют слёзы по утраченному.

«Боже, как женщины умудряются так много плакать?! Это же так больно!» Он выпустил её руку и вытер лицо. Она протянула ему тонкий батистовый платочек. Он осторожно взял его. Совсем как тогда. Только на этот раз ему хватило ума повернуться и обнять её, зарёванную, несчастную, с такой же разорванной и болящей сейчас душой. Её, такую же потерявшую столько же, если не больше. Женщины умеют любить слишком сильно. А она вцепилась в него, как в последний оплот, снова заплакала.

Идиот! Это же надо, какой он был идиот тогда. Он так сильно сжимал её в объятьях, как будто хотел запихнуть куда-то прямо в сердце, прилепить к себе насовсем, навсегда.

Она гладила его по шее, по щекам своими ледяными тонкими ладошками, а ему хотелось завернуть её во что-нибудь тёплое и пушистое и унести подальше от боли и страданий, назад лет на 10-15, где ничего этого ещё не случилось.

Вдруг стало жарко. Он открыл глаза и увидел, как всё вокруг заливает солнечный свет. Серый осенний день, унылый и безрадостный, вдруг стремительно превращался в лето. Сентябрь может удивлять. Она тоже отстранилась, посмотрела наверх, где от солнца в разные стороны вопреки основам мироздания убегали мутные рваные облака и разливалась лазурь.

— Илья пришёв, — со знанием дела сказала малышка, снова болтая ногами на лавке.

Ведьма засмеялась.

— Спасибо, Илья! — крикнула она, задрав голову к небу.

Он с удивлением смотрел на неё: щеки в потёках слёз, мокрые ресницы, слегка покрасневшие глаза, растрёпанные волосы, а всё равно самая красивая и желанная. И очередная волна щемящего счастья. Ну что за баба, только острые эмоции с ней рядом, только хардкор! Такого ни один мужик не выдержит. А без неё уже никак. И никогда теперь. Бабушка благословила, как он понял, и Илья тоже.

Вот сейчас он его увидит. Несмотря на нещадно палящее солнце, вдруг стало холодно. Он искал друга. Пытался увидеть среди длинных кос молодой берёзки, посаженной ими через год после похорон, среди монументов чужих могил, но нигде его не было. А они — его девочки — чувствовали присутствие Ильи и улыбались. Она утирала редкие слёзы и смотрела на хранителя такая счастливая теперь. А он опять ничего не понимал.

— Я его не вижу.

— Он — свет, — как-то кротко и тихо ответила она, чуть склонив голову.

— Он солнышко принёс, — пояснила туповатому хранителю малая.

А именно таким он себя сейчас и чувствовал.

— Ясно, — коротко ответил он и попытался улыбнуться.

— Ты его чувствовал сейчас, а скоро увидишь, верь мне, — она протянула ему обе руки ладонями вверх.

Его бесконечно трогал всегда этот жест. Обычно женщины подают обе руки ладоням вниз, как будто приказывая мужчине подставить свои руки и принять её. А эта наоборот. Как будто в этих ладонях была вся любовь и нежность к человеку и она её отдавала. Вот и вся разница. Вот вам работающий тест на любовь: вот тебе моя любовь и нежность или другое — подставь руки, я заберусь тебе на шею. И говорить ничего не надо, наблюдай, смотри, запоминай. А он слушал. Ушами. Других. Долго. Кузнец не своего счастья.

«Зачем ковать розы из металла, когда у тебя в руках такая роза, как она?! Живая, настоящая… Нет, с мужиками определённо что-то не так. Хотим мы изысканных блюд дорогого ресторана, а покупаем пельмешки. И так во всём».