Тиара скифского царя

Ольга Баскова, 2021

Сын сапожника, бывший лавочник из Одессы Шепсель Гойдман с самого детства мечтал найти клад и стать сказочно богатым. И наконец-то счастье ему улыбнулось, когда вместе с братом они провернули аферу века. Им удалось изготовить искусную подделку – тиару скифского царя – и продать ее в Лувр… Лизе Котовой не везло в личной жизни, но вскоре она познакомилась в кафе с симпатичным летчиком Игорем и пригласила его к себе в гости. Она не ожидала, что уже через несколько месяцев вместе с любимым будет готовить операцию по краже бесценной тиары скифского царя из коллекции Лувра…

Глава 9

Парутино, 1891 г.

Прошел год, братья копали каждый день и в жару, и в холод. Кожа на их лицах задубела, их не пугал ни снег, ни дождь, они упрямо шли к мечте, к своей Трое, воображая себя новоявленными Шлиманами, но Троя не показывалась.

Однажды, перегревшись на солнце, тихий и всегда покорный Лейба не выдержал. Он сжал кулаки с кровавыми мозолями, швырнул лопату в кусты и, оскалившись, как шакал, пошел на брата, которого всегда почитал и слушался.

Шепсель, увидев безумный блеск в черных глазах Лейбы, тоже перестал копать и напрягся, готовый к худшему. Он ждал, что бедняга в конце концов взорвется. Год бесплодной работы — многовато для любого одессита, тем более для его старшего брата.

— Ты говорил, что мы разбогатеем. — Лейба шипел угрожающе, как змея, пот, как кровь из раны, сочился из пор его лица, уголок его рта, покрытого серой пылью, дергался, на губах пузырилась белая пена. — А еще ты говорил, что мы станем известными археологами и антикварами. — Он стукнул себя по выпуклому лбу, оставив след грязных пальцев. — И я был идиотом, потому что верил тебе. Как называется это место, братец? Сто могил? Еще год такой работы — и его окрестят местом Сто одной могилы, моей, понимаешь? — Лейба поднял голову, посмотрел в небо, безмятежно голубое, по которому проплывало одинокое облачко, похожее на старую монету, и расхохотался, размазывая соленый, как морской ветер, мутный пот. — О, я идиот. Только идиот упрямо продолжает идти к своей цели, хотя каждая вещь, каждый камешек, каждая пылинка говорит ему, что это бесполезно. Здесь ничего нет. Нет — и все.

— Ты действительно идиот. — Шепсель сплюнул в серую пыль и растоптал слюну, превратившуюся в комок грязи. — Тебе прекрасно известно, сколько археологов обогатились в Ольвии.

— Сейчас мне на это глубоко наплевать, — отозвался брат. В его глазах по-прежнему горел недобрый огонек. — Кончено, братишка. Я не собираюсь больше ишачить. Я знаю, что дурак, но поговорка «Работа дураков любит» не про меня. По мне, лучше иметь дело с проходимкой тетей Лесей и торговать лавровым листом, чем дышать грязью и грезить о мифических сокровищах. — Он прижал руку к бешено бьющемуся сердцу. — Представляю, как смеялась бы над нами Молдаванка.

— Ты хочешь соскочить, когда у нас только-только пошли дела? — поинтересовался Шепсель, поддевая носком мелкий белый камень. — Когда мы уже продали несколько монет, кучу черепков и пару мраморных могильных плит? Чем же ты собираешься заняться? Только не нужно заливать, что ты готов снова таскать мешки с капустой. Насколько я тебя знаю, ты никогда не радел ни к какой работе.

Лейба скривился:

— В гробокопатели я точно не нанимался. Так что прощай, братишка. Я возвращаюсь в Одессу. Там, по крайней мере, у меня есть братья, которые помогут первое время, не давая мне в руки лопату. Богатей сам, если хочешь.

Он круто развернулся и пошел, оставляя в пыли следы больших ступней.

Шепсель хотел громко послать его к черту, но его хитрый мозг работал, как всегда, безукоризненно, и он сразу сообразил, что в одиночку ему не выжить. Его тут же выдавят местные и приезжие. Дармоглот урядник позаботится о том, чтобы он не заработал и ломаного гроша.

— Лейба, подожди. — Он кинулся вслед и схватил брата за плечо. — Лейба, прошу тебя, потерпи еще немного. Если в течение еще одного года мы не разбогатеем, даю слово, мы вернемся в Одессу. Я придумаю, чем нам заняться.

Старший брат лишь презрительно усмехнулся:

— Таки да, ты даешь слово, только я тебе уже не верю. На этой проклятой земле я потерял последние силы. Дай мне уйти, Шепсель, дай уйти по-хорошему.

— А если не дам? — В вопросе младшего Гойдмана прозвучала угроза, и Лейба, почувствовав это, сжал кулачищи.

— Тогда я уйду сам. Мне не хотелось бы драться с тобой, как с местной босотой.

Он с силой толкнул брата в грудь, и щуплый Шепсель еле удержался на ногах.

— Ах, вот ты как? — Он заскрипел зубами, смуглое лицо налилось кровью. — Слушай, недаром наши родители считали тебя недоноском.

Лейба глотал раскаленный воздух, как вытащенная на берег рыба.

— Как ты меня назвал?

— Недоносок. — Кулак Шепселя опередил кулак старшего брата лишь на долю секунды и успел впечататься в длинный нос с горбинкой. Брызнувшая кровь, как жидкость из раздавленного гнилого томата, сразу охладила Лейбу.

— Больно, дурак. — Он достал грязную тряпку, служившую ему платком, и приложил к носу.

— Прости, братишка, но ты не оставил мне выбора. — Шепсель подошел к котомке и вынул бутылку с водой. — Держи, умойся. Нам нужно быть вместе, неужели ты это еще не понял?

— Я понял только то, что мы здесь ничего не найдем, — вздохнул Лейба, и недобрый огонек в его глазах погас, словно его затушили водой. — Не всем быть Шлиманами. Тебе ли не знать, сколько археологов до него пытались найти эту проклятую Трою… Мы сгнием здесь, но счастье нам не улыбнется.

Шепсель вздохнул, вспомнив слова отца о еврейском счастье, которое переменчиво, как погода, и, чтобы сменить тему разговора, указал брату на могильную мраморную плиту, выкопанную утром:

— Как думаешь, за нее сколько удастся выручить?

— Не больше, чем за предыдущую. — Лейба подошел к куску мрамора и осмотрел его еще раз с видом знатока. — Хватит на еду и оплату жилья.

— И все же побольше, чем за черепки… — Шепсель вдруг осекся и странно посмотрел на брата. Губы его задрожали, глаза заблестели. — Послушай меня, Лейба. Ты видел, что счастливчики гребут за эти плиты большие деньги.

— Счастливчики — это те, кто напал на мраморную жилу и выкапывает их по пять штук в день, — буркнул брат.

Младший Гойдман кивнул. Его тонкие артистические пальцы прошлись по куску мрамора, потрогали древнегреческие надписи.

— Скажи, можно ли отличить этот мрамор от современного? — вдруг спросил он, слегка побледнев.

Лейба пожал плечами:

— По мне, так не очень. Этот выглядит старее.

— Наверное, и кусок современного мрамора можно сделать старее. — Шепсель провел грязной рукой по лицу, оставив серую полосу на потной щеке.

Брат насторожился:

— Зачем ты спрашиваешь?

Младший Гойдман придвинулся к нему и прошептал:

— Раз так, нам ничего не стоит подделать несколько плит.

Туповатый Лейба сразу понял, чем хочет заняться его братишка.

— Ты понимаешь, к чему это может привести? — спросил он.

Шепсель махнул рукой:

— Таки да, понимаю. Ни к чему такому, что позволит полиции посадить нас в тюрьму.

— Где ты возьмешь мрамор, как будешь делать плиты? — не отставал старший брат. — Ты немного изучил древнегреческий, но этого мало, чтобы делать надписи.

Шепсель усмехнулся:

— Дорогой, мы недаром обзавелись многими знакомыми в Очакове. Помнишь, совсем недавно мы пили с Яшей Нахумовичем? Он, правда, стоил мне больше, чем я рассчитывал, — выпил две бутылки водки вместо одной, — но это неважно. Ты помнишь, чем он занимается?

Лейба наморщил большой лоб, на котором тяжелая работа гробокопателя уже оставила свои следы в виде глубоких морщин.

— Он много лет делает памятники для очаковского кладбища.

— И, заметь, лучшие памятники! — Шепсель дернул себя за пыльный рыжеватый тараканий ус. — Ну, скажи, что ему стоит соорудить могильную плиту или обломок колонны, имея в распоряжении куски мрамора? Для него это плевое дело.

Лейба открыл рот и стал похож на недоразвитого мальчишку.

— Ты хочешь сказать, на этом можно заработать?

— Вот в чем вопрос. — Младший брат деловито потер руки. — Ты прав, современный мрамор заметно отличается от старого. Это говорит только о том, что нам нужен еще один специалист. Наверняка есть технологии, которые позволят состарить кусок камня. Ну и, напоследок, мы обзаведемся человеком, знающим древнегреческий. Он и сделает надписи.

Лейба закусил полную нижнюю губу и отогнал муху, норовившую усесться на его горбатый материнский нос.

— А ведь может выгореть! — Он шлепнул себя по колену. — Может, может, братишка. Ты голова!

Шепсель отряхнул запыленные брюки и поднял котомку и лопаты.

— На сегодня работа окончена. Мы немедленно отправляемся к Нахумовичу. Думаю, старик согласится, если мы посулим ему хорошие деньги. От них, как известно, еще никто не отказывался.

Они медленно пошли по дороге в город, и младший Гойдман подумал: как правильно он делал, пытаясь прослыть известным антикваром в Очакове. День и ночь, не ленясь, он штудировал учебник Штерна, находил другие книги по археологии, и вскоре о нем заговорили как о грамотном специалисте.

Молва всегда бежит впереди паровоза, к нему шли люди, чтобы он оценил антикварные вещи, и Шепсель старался не ударить лицом в грязь. И таки да, пока ему это удавалось.