Вихрь переправ: 4. Если жить хочешь в новом мире

Ольга Васильевна Ярмакова (2024)

Существует пророчество про Судью, камень и великое разрушение. Судья уже действует, камень обнаружен, а вот где и когда случится катастрофа, известно только одному лицу — лелеющему месть долгие годы. И под удар священного возмездия угодят все, ведь для того, чтобы мир изменился, ему предстоит очиститься. Ото всех.

1. Точки стали запятыми

Неприятное ощущение — не до конца быть в курсе дел. С ним и раньше случались «заминки», но никогда ещё он не оказывался в подобной неловкой ситуации, как на площади Свободы.

Мальчишка и упырь ускользнули. В который раз? Это уже раздражало. Всё же было рассчитано, хотя стопроцентной гарантии никогда нет в операциях подобного рода, но всё же, всё же… Проигрыш выпал на минимальный процент, а Саркар хоть и одержал в сражении верх, проиграл снова. Ещё такой проигрыш и стул под ним качнётся.

И Митке подлил масла в огонь своим трусливым бегством. Жалкий тип, кретин! Самоуверенный выскочка рассчитывает на поддержку Совета Держав, будто им есть до его ничтожной фигуры интерес. Хотя, среди этих высокомерных олухов найдётся горстка завистников. Ох, и затрясутся их жалкие ручонки, выпятятся сластолюбивые рты — прям жабы во время спаривания, — когда им предложат его голову на золотом блюде!

Ещё и чету Катуней преподнесёт, недомерок жадный. Ставка высока как никогда. Время ошибок прошло, теперь нужно ставить на осторожность и… беспрекословность. Не давать никому очухаться, никакого двоемыслия, никаких оглядок назад — гнать это серое стадо вперед, к обрыву, и чтоб не смели блеять. Если дать слабину — растопчут.

Флегонт Саркар исходил вдоль и поперек свой кабинет, но движение не приносило желаемого успокоения. Он нервным шагом подошёл к большому оконному проёму.

Декабрь с переменчивой погодой, с плюса на минус, только подливал разочарования в его мятущиеся мысли. Серая панорама за окном не радовала и не ободряла глаз, даже слабые потуги зимы в виде тщедушной снежной посыпки никуда не годились. Бессменный помрачнел ещё сильнее.

— Господин, — с верхотуры книжного шкафа осмелился подать голос Алконост, серый филин, единственный обладал привилегией на вмешательство в сумбурный ход рассуждений союзника.

Саркар не отозвался, застыв на месте, словно унылый городской пейзаж его околдовал.

— Господин, — позвал снова прислужник и, тревожась за душевный покой союзника, покинул дневное прибежище, спикировав на стол.

Дуновение воздуха от взмаха птичьих крыльев, очевидно, вырвали человека из пучины мрачных раздумий. Праведник №1 едва заметно дрогнул и повернулся спиной к уличной панораме.

Филин смотрел на союзника в упор большими круглыми глазами, окрасившимися в из жёлтого зелёный цвет от беспокойства. Проницательный взгляд выцветших, как небо над городом, бледно-серых глаз скрестился с выразительным взором совиных глаз. Лёгкий прищур человеческих глаз без слов выразил: что предлагаешь?

— Да, много мышей ускользнуло из цепких лап, но, господин, ты упускаешь из виду ещё одну мышь, — вкрадчиво произнёс филин, не моргая и не отводя круглых, как блюдца, очей, как бы ему не по душе был хмурый настрой союзника.

— Ты о той белокурой девице, что так лихо подставила упыря? — поддержал игру в гляделки Саркар, уподобившись прислужнику и неотрывно, смотря в глаза напротив. — Серьезно? Равнитель?

Человек говорил небрежным, даже пренебрежительным тоном, но Алконост превосходно изучив за столько лет сотрудничества своего союзника, тут же уловил потаённый страх, затиснутый праведником вглубь, и в первую очередь, от самого себя. А лучший способ побороть страх — вытащить его наружу и, набравшись мужества, сразиться с ним. Прислужник должен помочь, в том его обязанность.

— Не стоит недооценивать роль Судьи в нашей игре, — учтиво обозначил Алконост, но голова его держалась прямо и гордо. — Правда я знаю о Равнителе ровным счётом ничего, но должны быть источники, в которых мы раскроем его суть и предназначение. Одно мне стало ясно после площади Свободы: Равнитель не на нашей стороне, ровно, как и не на вурдалачьей.

— Об этом и я догадался, проницательный мой друг, — иронично подметил союзник, однако в его бесцветных глазах мелькнул интерес.

— Не стоит сбрасывать её со счетов, господин, — упрямился совиный взгляд. Саркару ли было не понимать, как тяжело филину держать его взор. Упрямый чёрт! — Твоей сильной стороной была и есть внимательность к мелочам, мимо которых большинство пройдёт мимо. Именно эта способность и выделила тебя среди прочих. Дьявол прячется в мелочах. Так давай вместе вытащим его и посмотрим, с кем имеем дело.

— Так ты уверен, что на поле появился новый игрок? И его стоит опасаться? — В голосе мужчины, до того ровном, прозвучало любопытство и даже нечто, близкое к надежде.

— Я не знаю, что несёт в себе Судья, но источники нам раскроют его интерес. А интерес у Равнителя точно есть. И какова его роль в нашей игре, выяснится после того, как мы изучим все необходимые материалы.

— Допустим, — задумчиво проговорил Саркар, медленно отводя глаза.

В этом «поединке» в гляделки он решил доставить удовольствие филину — стать победителем, в виде редкого исключения. Всё же прислужник наравне делил с ним жизнь, а это неоценимо.

Алконост уловил в отведённом взгляде бледно-голубых глаз знакомый лукавый проблеск — союзник уже что-то строил в голове, придумывал новую комбинацию. Флегонту Саркару просто жизненно необходимо изнурять мозг заковыристыми ходами и дальновидными перспективами. Если бы не стезя праведника, из него вышел бы великий шахматист.

Медленным, степенным шагом Бессменный проследовал к письменному столу и уселся в широкое комфортное кресло. Пододвинул ноутбук и, включив его, ввёл в поисковую строку комбинацию из букв.

— Что ж, Алконост, начинаем новую партию, так сказать, с нуля, — изрёк он, кликая мышью на ссылки. — Напомни мне вечером о Митке: нужно связаться с А́лькамом Име́ром в Совете Держав. У него обязательства передо мною, придётся ему немного запачкаться, чтобы удержать превосходство голосов за моей персоной. И ещё! Катуни. Они теперь обуза. Эти свидетели должны исчезнуть из Буэро. Дурак Митке думал, что помог этим бедолагам, вызволив их отсюда, а я ведь и не собирался их трогать. Помурыжались бы чуток под землёй, а там, гляди и сынок бы попался. Отпустил бы старших, на кой они мне? А Митке им всё подгадил этим побегом. Что ж, им же хуже.

— Всё правильно, господин, всё верно, — обрадовано заухал прислужник, серые перья взъерошились на его голове.

Главное, направить темную энергию союзника в нужное русло, которое уже полно мутной водицы. Филин, довольный собою, раскинул большие крылья и за пару взмахов поднялся обратно на шкаф. Теперь можно насладиться сном до самого вечера, пока господин занят.

***

Зиновию поглотила ярость.

Её сотрясал гнев, о котором она подзабыла за тринадцать лет. Её лицо заливали слёзы, горькие, обжигающие кожу, но она их не отирала, считая священным покаянием.

Перед той, что вдохнула вторую жизнь и одарила надеждой.

Перед той, которой она пожертвовала. А та согласилась, хотя у неё ещё вся жизнь стояла впереди с любимым мужчиной. И где теперь оба? И кто виноват? Планы, расчёты, ставки — всё чушь! Всё даёт осечку, всё идёт не так, как по сценарию, как бы ни был тот хорош.

И снова праведники перечеркнули её волю. Снова он. Саркар, Бессменный, №1. Это имя горело выжженным клеймом внутри неё. Сколько же она должна ещё принести жертв в угоду вселенной, дабы та, наконец-то, исполнила её волю?

Ирина Лотар. Иришка Яншина. Преданная и искренняя, верная до конца дружбе. Её наречённая сестра. Старшая подруга. Её больше нет на этой планете. А всё потому, что Зиновия всего предусмотреть не могла. И Олумб, этот маленький славный фенек, наверняка разделил участь хозяйки, ведь на площади лиса не было.

Пришлось переправляться не в Орангек, так рисковать она не собиралась, а в дом Салины Аликуды, в Фиренце. Цыганский район Калаис-Виве-Куи на первых порах сгодится для того, чтобы переждать и придумать новый план. Правда, Салина на редкость навязчива, но зато покорна и до невозможности глупа. Что ей не скажи — всему верит и всё исполнит.

Но как же досадно, что ноутбук остался в особняке Астрогора! И как она забыла его захватить с собой, когда оправилась на площадь Свободы? Ведь знала, что не вернётся. Ладно, ничего критичного, даже если ему удастся взломать её пароль, большую часть информации она стёрла перед началом операции «Вьюга». Словно в будущее глядела. Правда, там остались кое-какие записи. Но что с того?

И всё же, исступленно завывая, мучилась бывшая хозяйка Голубой комнаты орангекского особняка. Столкнув вурдалаков и праведников, выставив между ними буфером мальчишку-всеслуха и его незадачливых друзей, она не получила и доли желанного удовольствия. Всеслух — всего лишь парень, которому не посчастливилось родиться с особым даром. Отчасти, Зиновия Руссу жалела его. Но так нужно. Он был пешкой, немаловажной в её игре.

Револьд? Выкарабкался ли он из той заварухи? Он мог, это недюжий человек, хоть и держится тёмной стороны. Есть в нём что-то, что влёчет. Какой-то скрытый интерес. Но он, как бравый моллюск, крепко держит створки запертыми, и отдаст жемчужину только под натиском ножа. Даже жаль, если он не избежал худшего. Из него мог бы выйти толковый лидер, если б он не выбрал вурдалаков.

Саркар, вот кому она желала всем сердцем смерти. И желательно, мучительной и медленной. Такую, чтобы у него душу жгло, как горит у неё до сих пор. Этот выродок не должен ходить по земле, дышать с нею одним воздухом и обладать такой властью!

Ничего, она может ещё подождать. Всё-таки тринадцать лет ждала, так что несколько дней, недель или месяцев уже не имеют значения.

Миру нужен баланс. А она Равнитель, Судья, Госпожа судеб. Она восстановит баланс. Пусть для этого придётся пожертвовать всем миром.

Но прежде — оплакать этот мир.

***

Если всё, что происходило с ним и его компаньонами до того момента, ещё поддавалось хоть какому-то разумному обоснованию, то следующий шаг рвал все логические цепи вдрызг.

Наверняка жалость — поводырь совести и отголосок сострадания.

А как иначе можно было разъяснить себе, что главный преследователь, подлец и, вдобавок, вурдалак (пусть и раненый) нашёл опору в виде Матфеева плеча (пусть и частично), когда по всем канонам и доводам рассудка его нужно было оставить доживать последние минуты на влажной от снега мостовой площади Свободы?

Конечно, легче всего свалить эту новую оказию на хрупкие плечики Лукерьи Баранки. Как-никак подстреленный субчик — её бывший любовник. Она не пожелала его оставлять. Оно и понятно. Но не мог же Матфей допустить, чтобы и Луку подстрелили, пусть и из-за глупости. Вот и подставил плечо, а за ним и Виктор Сухманов, крепко сжав губы и свою гордость. М-да, не всякий день увидишь, как влюблённый парень помогает на себе тащить полуживого любовника возлюбленной.

Но кто-кто, а Эрик Горденов поразил Матфея Катуня сильнее прочих. Правда, прежде он стребовал с Лукерьи, без злобы, без желчи, но прямо и загибая пальцы на ладони для вящей убедительности.

— Зачем? Ну, объясни, зачем мы его с собой взяли?! Сколько бед по его вине: Нил, Юнка, Карасу, ты, в конце концов! Да ему же плевать на тебя. На всех.

— Это вопрос баланса, Эрик, — спокойно ответила Лукерья, её пальцы ухватили прядку рыжих волос и убрали за ухо. — Если бы мы его оставили там, он попал бы в руки Саркара.

— Ну и пусть! Поделом! Одним негодяем стало бы меньше, — тут же выпалил парень.

— И тогда бы нам достался самый большой и мощный негодяй, которого некому было бы притормозить, — вразумительно парировала девушка, устремив на собеседника укоризненный взгляд карих глаз, продолжая разжёвывать очевидный факт. — Нам же самим невыгодно, чтобы Астрогор погиб или стал пленником праведника. Пока он жив, — а я надеюсь, что он выкарабкается, — у нас есть буфер. Поверь, у Револьда есть причина жаждать смерти Саркара. Нам выгоднее, чтобы он остался в игре.

— А может, в тебе говорит влюблённость? — язвительно отверг доводы приятельницы Философ.

Виктор Сухманов сделал вид, будто не расслышал эту колкость, но внутренне напрягся.

— Не буду отрицать, чувства до конца не угасли, — невозмутимо ответила Лука. — Но на данный момент я выступаю за общие интересы, а не за себя лично. Астрогор нужен нам живым. К тому же он нам обязан жизнью, а я хорошо его изучила за то время, что жила в его доме: он не любит долго оставаться в долгу.

— И что же? Хочешь сказать, что он прямо сейчас откажется от посягательств на Мафа и станет нам добрым товарищем? — зло усмехнулся парень, эмоционально махнув руками.

— Нет, такого не произойдёт. Но мы добьёмся лучшего — мы заручимся его нейтралитетом.

Аргумент прозвучал более чем здраво. И вот тут Эрик всех удивил.

Эрик, которому сильнее других досталось, не считая пропавшего Нила Хотина. Эрик, чьего прислужника убил Волкодлак, волчий пёс Астрогора. И именно Эрик, как только ворон и филин перенесли ребят с площади Свободы на проспект Воображения, — до забавности узкую улочку, пересекающуюся с улицей Волхвов, — предложил новый адрес отправки. Благо у ребят появилась временная передышка, и можно было провести дальнюю переправу по всем правилам.

— Белручей, — не задумываясь, скомандовал юноша, отчаянно тряхнув хвостиком каштановых волос.

Матфею сразу подумалось, что приятель не с бухты барахты вытащил это название, которое показалось смутно знакомым.

— А где это? — поинтересовалась Лука, с тревогой вглядываясь в лицо раненного вурдалака.

По правде, дела Револьда Астрогора казались совсем никчёмными: бескровное лицо с посиневшими губами на безвольной голове являло прескверную картину. К тому же ранение оказалось сквозным, срочно требовалось обработать и зашить рану. Но сдавать в больницу лидера вурдалачьей группировки — равносильно сдаче его в руки Саркара. Праведное братство контролировало фактически все сферы деятельности в государстве. Во всяком случае, в Вирии, где и располагался их головной офис.

— Это за Горницами, в пятидесяти километрах на севере, — уточнил Эрик Горденов.

— Но это же не так далеко от Горниц, Философ! — пришла в недоумение Юна Дивия.

Эрик невозмутимо повёл плечами и в своей излюбленной степенной манере удосужился «дожевать» выданную информацию.

— В том и смысл: нужно прятаться под самым носом. Всё дело в наглости, от нас этого не ждут. До сих пор мы скакали, как блохи, по карте Терриуса. Да, в Горницах, наверняка, нас ожидают, но в глуши под Горницами — вряд ли.

Сеера, чёрная миниатюрная кошечка и вторая прислужница молодого человека, одобрительно мяукнула — план союзника ей пришёлся по душе. Большой дымчатый кот Виктора Сухманова, Лиандр, напротив, настороженно водил ушками. Вот кто не знал покоя, так Рарог — саламандр переворошил внутренность рюкзака на спине Матфея, вереща, взвизгивая и тараторя свои любимые поговорки.

— Погоди, а где мы будем жить в этом Белом Ручье? И что это такое? — окликнул, морщась, Виктор Сухманов.

Основная тяжесть Астрогора досталась ему, а кровь, которую кое-как заткнули разорванной надвое футболкой того же Виктора, долго сдерживаться не могла. Вдобавок натёкшая из раны кровь вурдалака хорошенько перепачкала куртку Виктора, равно как и Матфея. В таком виде небезопасно попадаться на глаза обычному обывателю. Хорошо, что проспект Воображения после полудня насчитывал только их жалкую компашку, но кто знает, долго ли?

— Белручей — небольшой посёлок, — терпеливо добавил Эрик к вышесказанному. — У нашей семьи есть старый знакомый. Эдуард Ба́рсгард. Он давно перебрался в Аркону, а дом не стал продавать — туда на всё лето приезжает, отдыхает от суеты столицы. А нам разрешил в любое время приезжать и жить в его доме, когда он в отлучке. Это даже лучше для дома, если кто-то за ним присмотрит.

— А вас знают в Белручье? — задала вопрос Лука.

— Ну, соседи, те знают. Но не так чтоб хорошо. Но лица наши там примелькались. Говорю, посёлок небольшой.

Ребята переглянулись. Раздался тихий, как звук сквозняка под порожком двери в ветреный день, стон Астрогора. Следовало торопиться с действиями.

— Вариантов нет, — подвела итог Юна Дивия. — Что ж, пора уже возвращаться в родные края, пусть это даже и глубинка.

Наскоро оцарапав запястья ножом и отсчитав необходимое количество кровавой платы переправщикам, компания друзей крепко сцепила руки, прижала прислужников и отдалась воле навалившегося на них вихря переправы.

***

У зимы свои преимущества и одно из них — ранний приход вечера.

Когда вихрь переправы развеялся на окраине посёлка, сумерки давно загустели и налились чернилами. Небо, чистое и безоблачное, уже поблёскивало ранними звёздами. Землю, в сравнении с мостовой Арконы, покрывал добротный слой пушистого снега. За пределами больших городов, особливо в глубинках, зима сбрасывала стеснение и, не встречая препон в виде тёплого, пропитанного испарениями городского воздуха, распоясывалась в полной мере. Стужа, снегопад и хрустальный воздух — естество.

— Нам нужна тёплая одежда, — пробормотал Эрик Горденов, кутаясь в куртку, которой разжился в Агнишандире.

Любимое пальто Философа осталось у стен Белого храма, впрочем, и оно бы теперь не особо спасло — зима уважает шубы, дубленки и пуховики. Утепляться нужно всем.

Белручей встретил чужаков тьмой улочек и россыпью золотисто-медовых глазниц домов. Словно дремавшие наседки, рядками, нахохлившись и зарывшись ногами в снег, ютились деревянные домишки, чьи дымоходы чадили небо.

Путешественникам повезло не столкнуться с местными, пока Эрик вёл их по одному ему известному маршруту. Временами в морозный воздух вливались соблазнительные домашние запахи: кто-то ужинал жареной картошкой со шкварками, у кого-то пеклись пироги, а где-то лакомились тушёной капустой с мясом. Словно тонкие незримые нити, ароматы пронизывали пространство улицы, раздражая голодные желудки путников, соблазняя, наполняя горечью бессрочного блуждания и грустью воспоминаний об отчем доме.

Дом Эдуарда Ба́рсгарда вскоре отыскался. Это оказалось довольно причудливое строение, состоящее из двух этажей: нижний был сложен из красного кирпича, а верхний — сколочен из деревянных брусьев. Треугольник крыши из асбестоцементных листов венчал дом. Жилище с тёмными окнами окружал, как и полагается, аккуратный деревянный забор с высокой калиткой на замке.

— И как мы туда пройдем? — шепотом поинтересовался Виктор, силы его уже были на исходе, но он старался не показывать истинного положения дел, нарочито держа спину ровно.

Кто бы знал, как тяжело ему это давалось с ношей в виде полуживого вурдалака. Хотя Маф знал, он шумно дышал, всё чаще подтягивая Астрогора, не желая, чтобы «груз» целиком пал на плечо товарища.

— Всё в порядке, — заверил Эрик Горденов, наклонившись и шаря рукой внизу.

То ли для виду, то ли для дополнительного крепления хозяева снабдили основание каждой доски забора приличным валуном. Из-под одного из них, поворошив снег, юноша вытащил маленький пластиковый пакет, в котором хранился ключ от калитки.

— Всё продумано на случай, если хозяева забудут или потеряют ключ, или кто-то с их разрешения пожелает пройти через калитку, — самодовольно ухмыльнулся Эрик, демонстрируя друзьям ключ, точно тот — сокровище древнего клада.

— Ага, а мы — те самые кто-то, — сквозь зубы иронично процедил Матфей, мысленно подгонявший приятеля. — Может, ускорим процедуру?

Эрика просить дважды не стоило. Ключ от самого дома, как и его собрат от калитки, оказался в полиэтиленовом пакете над входной притолокой двери.

— Госпожа, я оставлю тебя. Настала пора охоты. Я вернусь утром, — попрощался Элигос с Лукерьей Баранкой и улетел в ночное небо.

Филин единственный, кто оставил компанию, остальные прислужники предпочли провести ночь в убежище стен.

От долгого отсутствия хозяина дом отсырел и промёрз — внутри оказалось чуть комфортнее, чем снаружи, единственное отличие состояло в том, что здесь не дул ветер. Хорошо, что дядя Эд, как по-местному звал знакомого Эрик, слыл предусмотрительным и рачительным владельцем: электричество работало без сбоев, поленница забита до отказа, а в кладовой хранилось предостаточно запасов, чтобы спокойно прожить месяц, если бы возникла такая необходимость. Даже с водой порядок: в доме устроен водопровод путем подвода от скважины. Правда, прежде чем получить прозрачную воду, пришлось около десяти минут сливать мутноватую жидкость, но то пустяки.

Первым делом, когда вода очистилась, вскипятили небольшую кастрюльку на электрической плитке. Теперь можно было полностью заняться Астрогором. Раненый так и не пришел в сознание, и Лука страшилась мысли, что уже поздно, что бесценные минуты упущены, но пульс, пусть и тщедушный, уверял в обратном. Очевидно, у вурдалака имелись причины задержаться на этом свете.

— Лучше бы дали ему спокойно отойти к праотцам, — внёс своё мнение по поводу спасательной операции Гамаюн. Ворон по привычке занял позицию на дверце кухонного шкафчика.

— Ты прав, это было бы лучше и легче, — Матфей согласился тихо, так, чтобы не услышала Лука, косясь в её сторону. — Но иногда то, что легче и лучше на первый взгляд, после может выдать худший результат. Лука права: нам нужна подстраховка, а вурдалак — наш единственный козырь на сегодняшний день. Точнее, ночь.

Ворон предпочёл опустить продолжение своих взглядов на перспективу «козыря», удовольствовавшись созерцанием сверху на копошение людей.

Раздев Астрогора по пояс и пристроив на диванчике, который располагался в гостиной, она же служила и одной из спальных комнат, девушки осторожно промыли раны и, продезинфицировав найденные иглы, заштопали на свой лад. Аптечка также порадовала: в ней кроме йода и ваты с марлей, оказался пристойный набор блистеров с разноцветьем таблеток и разнообразием названий, некоторые были незнакомы.

— Ну, дядя Эд не совсем здоровый, — попытался дать разъяснение изобилию пилюль Эрик, вертя в руках некоторые экземпляры. — У него хронических много болячек. А у тети Нади, его жены, вечное давление. Вот они и держат аптечку битком набитой.

Сеера уже обошла весь первый этаж и теперь тёрлась о ногу союзника, неоднозначно намекая, что неплохо бы приступать к ужину, но Эрик то ли не распознал красноречивого сигнала прислужницы, то ли попросту игнорировал.

— Очень хорошо, что твои знакомые хроники, — с милой улыбочкой произнесла Лукерья, изучив всё содержимое и выудив один блистер. — Антибиотики сейчас кстати.

Она растолкла белую таблетку и смешала её с водой в стакане, а после влила в полуоткрытый рот Револьда, так, словно до этого имела стаж медсестры. Из горла мужчины донесся булькающий звук, но он тут же прекратился.

— Он в глубоком сне, очень хорошо. Пульс вроде ровный. Теперь можно заняться ужином. Я так голодна! — потягиваясь и зевая, выговорила бывшая шпионка, укрывая былого любовника найденным в платяном шкафу стеганым одеялом.

К тому моменту дом уже начал прогреваться, благодаря стараниям парней — Виктор Сухманов, привыкший топить дом дровами, скоро оживил печное нутро, подкормив его старыми газетами, кипа которых хранилась неподалеку, а Эрик с Матфеем натаскали дровяные горбыли в дом со двора.

— Осина. Хорошо, — похвалил Виктор.

Эрик и Матфей оказались худшими знатоками: в их домах отопление было газовым.

Лиандр единственный, кто отважился снова выйти на морозец, сопроводив людей до поленницы и обратно. Рарог, никогда не любивший холод и сквозняки, оно и понятно — куда ящерице до кошки или совы — выбрал самое тёплое местечко: устроился на табуретке с мягким сидением, которое специально поставили ближе к печке. Там ящер блаженно и задремал.

Постепенно запах плесени и промозглой сырости отошёл, чугунная печурка работала на совесть. По словам Эрика, в соседних домах печи были сложены из кирпича, по старинке, но там люди жили круглый год, а в доме, где семья обитала только несколько месяцев в году, да и то в летний период, смысла в таком громоздком устройстве нет.

— А на втором этаже? Там как с отоплением? Всё-таки вторая часть дома из дерева, — уточнила Юна Дивия, пока что никто не поднялся на верхний этаж, хотя наверняка об этом думал каждый.

— Сперва должна протопиться нижняя часть дома, кирпичная, — прояснило доверенное лицо дяди Эда. — А наверху три комнатки, в каждой электрический обогреватель. Ими редко пользуются, только когда лето выдается особенно холодным.

— Ребята, у нас предложение, — вдруг прозвучал позади парней, собравшихся у узкой лестницы, ведущей наверх, голос Лукерьи, бодрее обычного. — Растопите баньку, так охота помыться после бесконечных скитаний черт те где. А мы с Юнкой пока ужин организуем, кофе сварим, у хозяина, оказывается, есть отменный припас кофейных зерен. И кофемолка имеется.

Соблазн попариться в жарко натопленной баньке охватил всех. Уговаривать никого не пришлось, юноши дружно отправились во двор, где стоял небольшой, добротный сруб бани. Обе кошки решили составить им компанию.

— Мы? — удивлённо переспросила Юна.

— А ты против? — невозмутимо отчеканила приятельница и заговорщицки подмигнула. — Я думала, что без конкурентов ты спокойнее выберешь нам подходящую комнату.

А Юна будто только того и ждала, уже не сдерживая любопытства, взбежала по крепким деревянным ступенькам на верхний этаж. Саламандр, заслышав шорох её скорый шажков, тут же очнулся от дрёмы и припустил следом за нею — ни дать ни взять охранник. Ещё что-то визгливо тараторил вслед своей подопечной. Умильное зрелище.

А Лука? Лука преобразилась. Плечи, до того гордо вздёрнутые, опустились, точно подбитые крылья, прямая линия спины изогнулась, голова упала — теперь можно не притворяться сильной и невозмутимой, теперь можно побыть собой. Слёзы полезли наружу, сначала тихим капаньем, а затем перешли в бурный поток. Истерика, наконец, взяла своё.

Грусть и страх поднимались на поверхность, слёзная река потихоньку вымывала их.

Вот до боли любимое лицо перед нею, болезненно-бледное, с полураскрытым ртом. Грудь, укрытая одеялом, почти не поднимается, дыхание настолько слабое, что ощутить его можно только, если почти вплотную прижаться ухом к сухим бескровным губам или приложить к ним зеркальце, как в старину.

Что с ней? Лукерья сидела на краешке дивана, старого, но ещё крепкого, правда, коротковатого для Револьда Астрогора, его длинные тощие ноги не умещались и свешивались с подлокотника. Девушка прислушивалась к себе, к той горькой боли, что так долго таилась на дне её воспоминаний. Что, собственно, её так угнетало? Этот человек, лежащий перед ней, беспомощный, чья жизнь трепетала на границе яви и нави, столько зла причинил ей, а она льёт по нему слёзы. Ну не дурость ли чистейшей воды?

Нет, не дурость. В памяти всплыли светлые пузырьки — хорошие воспоминания. Их больше, чем тёмных. Да, несомненно, Револьд использовал её, Луцию Бавервильд, на первых порах направляя её жизнь в то русло, какое угодно было ему. Но он так много дал взамен! За два года, проведённых с ним в постели и в его кабинете, она узнала больше, чем за прожитую жизнь до знакомства с ним. Он приручил её, как маленького дикого зверька, постепенно, лаской и уговорами, а порой и жестокостью, вынужденной, конечно. Живя в приюте, Луке остро недоставало любви, особенно родительской. И, если мать (как она полагала) встретилась ей однажды и единожды, накануне десятилетия, в окрестностях приюта, то об отце оставалось туманное облако. Как бы ей хотелось встретить его, посмотреть в глаза и понять этого человека. Ведь, он просто мог и не знать о её бренном существовании в этом мире.

Да, теперь, когда печаль оказалась на поверхности, Лука чётко и ясно поняла: именно в Астрогоре она распознала отца, подобие его, которого хотела, будучи брошенным ребёнком. Извращённое какое-то вышло единение, но пусть так.

Да, он использовал её, порою даже слишком гадко, но — теперь ей хорошо стало видно издалека прошедшего времени — он ею по-своему дорожил, даже опекал по-свойски. По сути, она оказалась первой официальной фавориткой на долгий срок. До неё у вурдалака водились интрижки, но, как правило, ни о чём. А она стала первой. Пусть её и переиграла Зиновия, но эта штучка со своей тёмной историей. До неё Луке теперь нет дела.

И ещё. Она твёрдо верила в то, что сказал ей Револьд, лёжа у ног в луже собственной крови. Он не желал ей смерти в тот миг, это была импульсивная ошибка. Ошибка, стоившая жизни Маргелу…

Но Лука простила и это. Жизнь состоит из случайностей, ловко подстроенных ею самою. Остаётся всё отпустить. И надеяться, чтобы Астрогор выкарабкался на сторону Яви.

«Верь только себе, Луция Бавервильд, как я себе».

Это всё, что соизволила произнести ей в тот день мать. Теперь сомнений не осталось, это была она. Слоган превратился в жизненный девиз, а вот образ матери стёрся из памяти, оставив после себя тень с рыжим ореолом вокруг головы.

А он? Его последнее напутствие оберегало её: уходи…

Нет, он никогда не желал ей зла. Никогда.

— Эй! — окликнул её из грустных раздумий живой и возбуждённый голосок Юны. Та стояла на середине лестницы и буравила подругу призывным взглядом. — Слушай, там и, правда, три комнаты. Но две ещё более-менее, а третья — крохотная, на одного. Я выбрала из лучшего. Не желаешь оценить мой выбор? Мальчишкам вторая сойдет: как раз на троих место, как будто для них готовилась.

— Ага, сейчас подойду, — пряча заплаканные глаза от товарки, отозвалась Лука, благо ещё растрепавшиеся волосы шалью спускались вдоль щёк. — Только поставлю макароны вариться. Отыскала в закромах тушёнку говяжью, будем готовить макароны по-флотски.

— Супер!

В кастрюльке вовсю бурлила вода, девушка вскрыла верхушку у новой пачки рожков и всё содержимое вывалила в кипяток, не забыв добавить соли. Помешала, убавила огонь на конфорке. Теперь можно на пару минут подняться и осмотреть новое временное пристанище.

Две комнаты располагались напротив, а третья, та самая крохотная и узкая, после них на всю ширину дома. Юна предположила, что это вытянутое помещение первоначально могло служить кладовкой. В мини-спальне кроме кровати и крохотной тумбочки имелось круглое слуховое окно с очаровательной гипюровой занавеской.

— Сюда можно будет переправить Астрогора, когда ему станет лучше, — как бы невзначай произнесла Юна, заглядывая через плечо Луки, та стояла на порожке, раздумывая входить или нет.

От слов рыжеволосая вздрогнула.

— Он поправится, Лука, не переживай, — подбородок низенькой приятельницы ободрительно опустился на плечо и слегка надавил.

— Конечно, поправится, — Лука постаралась придать голосу ровность и нейтральность, но на деле вышло чуть громче. — Да, ты права — комната ему в самый раз. Он и любит одиночество.

— Отлично, а теперь пошли смотреть нашу девичью горницу. — Подбородок поднялся и устранился назад. Юна Дивия уже торопилась в новые владения.

Что ж, две других комнаты оказались одинаковыми с той разницей, что та, которую выбрала Юна, была отделана светлым, янтарного оттенка дубом, а та, что отныне доставалась парням — рыжеватой ольхой. В обоих помещениях располагалось по две узких кровати, шкафу и обогревателю, как упоминал ранее Эрик. Дополнительно имелась пара собранных и убранных за шкафом раскладушек. Очень гостеприимный дом.

— Ой, макароны! — спохватилась Лука и опрометью бросилась к лестнице.

И вовремя. Жидкость с обильной мутной пенкой уже переваливала за край кастрюли.

Когда рожки приготовились, и к ним добавилась тушёнка из двух банок, кастрюльку плотно обернули в два слоя полотенец, чтобы подольше сберечь тепло. Кроме основного блюда после тщательного анализа кладовой было решено присовокупить к столу пару банок ручной закрутки кабачковой икры и салата с баклажанами.

— А если этого будет мало, ещё можно открыть баночку с маринованными огурчиками, — предложила Юна, восхищённо осматривая аккуратные ряды чистых, опрятных банок с консервами.

Рядом раздалась пронзительная трескотня — Рарог снова вертелся под ногами.

— Надо и прислужникам открыть по баночке тушенки или паштета. Там есть гусиный паштет, — спохватилась Юна, пристыженная чересчур выразительным взглядом саламандра. Похоже, вариант с паштетом ему больше нравился. Она выбрала баночку для ящера.

Лука тем временем взялась за кофе. Что-что, а варить этот напиток богов она научилась просто мастерски. Опять же, благодаря Револьду. Он дня не начинал без свежемолотого, сваренного в турке тёмного напитка. Без сахара, без молока, без чего-либо.

— Баня готова к принятию клиентов! — раздался с порога бодрый и залихватский выкрик Эрика Горденова, когда кофейная пенка уже поднималась к самому краешку.

Сеера и Лиандр проскользнули между ног и устремились к тому месту, где на полу стояла пустая банка от паштета: Рарог так проголодался, что умял в один присест всё содержимое. Прислужники принялись было озадачено мяукать, но каждому тут же поставили по целой баночке такого же паштета. Мурлыканье означало, что ужин удался. Гамаюн, в отличие от саламандра и кошачьей братии, предпочёл банку консервированного тунца — ворон, а на редкость охоч до рыбки.

— Молодцы! — Лука одарила троих вошедших и разрумянившихся молодцев обаятельной улыбкой. — А у нас готов ужин и кофе. Правда, это первая порция. Но он варится быстро.

— Кофе — это хорошо, но баня — первее, — скомандовал Матфей Катунь, хотя запах ароматного кофе и макарон вызвал прилив обильной слюны во рту. — Девушки, вы идете первыми, а мы после вас.

— Может, тогда поедите, чего нас ждать? — предложила Юна.

— Рациональное предложение. Так и поступим, — закончил за всех Виктор Сухманов.

Какое же это блаженство — проникнуться банным жаром. Дать каждой поре на коже открыться и дышать. Смыть с себя тревоги и волнения, погрузиться в настоящий момент, очиститься от пыли и грязи переправ.

Девушки вернулись в дом розовощёкими, укутанными с ног до головы.

— Теперь ваша очередь, — довольно проворковала миниатюрная Юна, качнув головой с тюрбаном из полотенца.

Лука свой головной убор неспешно размотала, высвободив длинные влажные волосы. Они рассыпались по спине и плечам. Виктор Сухманов невольно залюбовался представившимся видением: русалка, сказочная, придуманная волшебной небылью, стояла перед ним в профиль, горделиво задрав голову и наверняка зная, какой эффект производит на него. Вот кокетка! Но подумал он не с огорчением или досадой, а с восхищением: что ни говори, а девка хороша.

— Нам-то хоть что-то оставили? — шутливо поинтересовалась Юна, подходя к обеденному столу, на поверхности которого стояли три тарелки со следами трапезы.

— Кое-что, — уклончиво откликнулся Матфей, мимоходом глянув на Юну.

Да, худенькая и маленькая Ласточка, не ровня величавой Лукерье, уступала подруге в стати. Она стянула полотенце с головы и потрепала волосы, улыбнулась: за два месяца чёрные с белыми пёрышками прядки отросли. Юна подошла к зеркалу, висящему неподалёку от входа, и пристально вгляделась — её «мальчуковость» потихоньку изживала природная женственность. Ещё немного и она будет выглядеть хорошенькой милашкой. А белые остатки попозже можно состричь, так образ станет только ярче.

Парни ушли в баню.

Похлопав крышкой кастрюли, Лука изрекла:

— Макарон осталось на одного. Мальчики изрядно проголодались. Даже консервы подчистили. Откроем новые. Хочешь, бери макароны. Или сварим новые?

— Нет, хватит и того, что есть. Лучше свари кофе, — произнесла задумчивым голоском приятельница, всё ещё изучая своё отражение в зеркале.

Кофе окончательно их расслабил. Что бы ни говорили о бодрящих свойствах этого напитка, на Луку и Юну он возымел противоположный эффект.

— Ступай спать, а я пока посижу с нашим раненым, — предложила Лукерья подруге, когда зевота напала на обеих.

— Но долго не сиди, — взяла с нее обещание Юна и послушно пошлёпала наверх.

Когда ребята вернулись, распаренные и расслабленные, Лука вздрогнула, задремав на краешке диванчика. Она подсказала, в какую спальню им идти, дабы случайно не потревожить уснувшую Юну. Пожелав спокойной ночи, они отправились наверх. Скоро в доме стало так тихо, что Лука долго не могла уснуть. Новый сонм тревог и сомнений кружил вокруг, точно летняя мошкара и отгонял долгожданный сон. Лишь час спустя дрёма соблаговолил оказать ей честь, тогда она поплелась в комнату, где уже не первый сон вкушала Юна и, закутавшись в лёгкое, но теплое одеяло, тут же погрузилась в глубокий провал сна. Рарог посапывал в ногах своей подопечной, частично забравшись под покров одеяла. В комнате работал обогреватель, нагнетая сухой и жаркий воздух, от запаха влаги не осталось и следа, пахло шампунем от влажных волос да, пожалуй, едва различимо дубовой обшивкой стен.

Прошло два дня. Незаметно канула и неделя.

Компания беглецов втянулась в размеренную поселковую жизнь, поначалу изнывая от бездействия. Легче обосноваться удалось прислужникам. Кошки, народ привычный к переменам, хоть об их привязанности к определенным местам и ходят легенды, сразу подыскали себе тёплые местечки. Саламандр, как заправский кот, довольствовался кроватью Юны либо близостью печи — оно и понятно, ящеру морозная зима не шибко близка. А филин Лукерьи прописался насельником чердака: ночами он улетал на охоту, а утром, в густых сумерках, возвращался в дом, дабы не привлекать лишнее внимание местных к временным жильцам.

Эрик в первое же утро сходил к соседям: поздороваться, напомнить о себе, так, добродушно, по-приятельски, чтобы не возникло недоразумений. Его тут же вспомнили и обрадовались соседству, пусть и временному с молодёжью. Беда в посёлке с молодёжью — бегут в города, как только получают аттестат зрелости. А что ловить в глубинке? Оно и понятно. Только в гости наскоками да набегами объявляются, да и то в основном в летний период.

А тут зимой!

За неделю ребята перезнакомились со всей улицей, на которой стоял дом Барсгардов. На порог, естественно, никого не пускали из-за Астрогора — ещё не хватало, чтобы о нём прознала хоть одна живая душа. Но определенные нужды по очереди выводили чужаков на выбеленные снегом улочки и закутки Белручья, а так хочешь — не хочешь, а сведёшь знакомство. С одеждой им крупно повезло — хоть в чём-то! — в хозяйских закромах отыскалось несколько старых пуховиков и курток, а также сапоги и целая коллекция вязанных шерстяных носков.

Револьд Астрогор, пробыв двое суток в глубоком сне, очнулся после третьего полудня. Кроме Луки общаться с ним никто не жаждал, что и понятно, да и сам раненный говорил мало, по большей части времени проваливаясь в дрёму.

Однажды, в один из длительных моментов бодрствования, вурдалак невольно подслушал разговор девушек — те собирались выбраться на улицу и дойти в местное отделение почты. Юна горела желанием осуществить давно лелеянный телефонный звонок в Горницы: беспокойство за родных не оставляло её всё то время, что она провела вне стен отчего дома. Тут с ними решил подвязаться и Эрик Горденов. Дальше терпеть очевидную глупость Астрогор не желал. Точно слепые котята.

— Это крупная ошибка, — процедил он сквозь зубы. Рана затягивалась медленнее, чем он надеялся, и даже любая попытка говорить, отдавала в том месте, где пуля прошила его насквозь.

Рядом с ним случайно оказался Матфей Катунь, слова пациента его насторожили, особенно, когда тот, прикусив до боли губу, только бы не издать стон, потребовал задержать друзей.

— Ну что ещё такое? — с лёгким раздражением донеслось из передней, а затем в комнату резким шагом прошла Лукерья. За нею, с заминкой, проследовала Юна. Эрик встал в проходе.

— Нельзя никуда звонить, — тихим, но твёрдым голосом выговорил Револьд, уточнив, — с почтового отделения.

— Это почему же? — поинтересовалась Юна, прищурив глаза.

— Все телефоны прослушиваются праведниками. Ваши дома в первую очередь под наблюдением и прослушкой. Им достаточно одного вашего звонка, и нас вычислят.

— Что, боишься, что до тебя доберется твой старый дружок Саркар? — язвительно подцепил его Виктор Сухманов.

Астрогор и бровью не повёл. В какой-то мере это карма — попасть в руки этим юнцам, этим желторотикам, которые к жизни прикоснулись лишь недавно и то с его подачи.

— Я готов был умереть ещё там. Я не боюсь ни смерти, ни Бессменного. Это вы меня вытащили оттуда, хотя я не просил… И, тем не менее, благодарен вам.

— И что же нам делать? Наши родные с ума сходят от неизвестности. Это жестоко по отношению к ним, — с жаром возразила Юна Дивия, хотя внутренне уже согласилась с доводами вурдалака.

— Есть… — от напряжения Астрогор побледнел, на лбу проступили крохотные бисеринки пота, — есть телефон. В кармане моего плаща. Связь на нём безопасна. Линия защищена.

— То есть как? У тебя с собой есть телефон? Почему же он ни разу не зазвонил, пока ты тут в отрубе лежал? — Виктор с ещё большим сомнением уставился на раненого.

Лука, не теряя ни секунды, уже ощупывала длинный чёрный плащ Астрогора, в одном из внутренних тайных карманов она отыскала мобильный телефон миниатюрной формы. Монитор непроницаемо чернел.

— Он выключен, — констатировала Лукерья, предъявив находку всем на обозрение в вытянутой руке.

Такого поворота никто не ожидал. Все застыли.

— Я выключил его перед той встречей. Там полно заряда. Дайте, я включу его.

Тут раздалось громкое, прямо-таки пронзительное мяуканье. Сеера. Чёрная кошечка стояла напротив Эрика Горденова и настойчиво мяукала.

— Господин, стоит ли идти на поводу вурдалака? Он уже не единожды лгал и солжёт ещё, лишь бы провести тебя и твоих друзей. Вы дадите ему телефон, а он даст знать своим людям, где он и с кем. А если и не скажет, то его также отследят и за ним вернутся.

Резонно, подумал не только Эрик; Матфей также прекрасно всё расслышал.

— А где гарантии, что ты с нами не поступишь так же, как грешишь на того же Саркара? — озвучил сомнение Эрик, глядя в упор на лежащего мужчину.

— Никаких гарантий я дать не могу, — медленно, но чётко произнес Астрогор, не отводя глаз. Наступил тонкий, опасный момент, подобно хрупкой корке льда, — неправильный шаг и твердь доверия треснет. И тогда рухнет всё. — Если честно, то я сам рискую.

На него смотрели уже с недоумением. Револьд Астрогор чем-то там рискует? Или даже… боится?

— С каждым днём моё положение становится всё более зыбким, — чуть поморщившись, пояснил он. — Борьбу за власть никто не отменял. А на моё место претендентов — хоть отбавляй. Это Саркара чтоб смести с центрального поста необходимо голосование Совета Держав, а у вурдалаков всё проще. И вам, ребятки, лучше, если я пока останусь на верхушке. Так что, Луя, пожалуйста, дай мне трубку. Пока не поздно.

Говорил он спокойно, даже с каким-то небрежением, без угроз, но подводное напряжение его речи, слишком хорошо знакомое Лукерье Баранке из прошлой жизни, дало знать, что он говорит правду, а не фальшь и не бравирует. Всё действительно зыбко, неустойчиво.

Женские пальцы вложили в его ладонь устройство, и он слабыми дрожащими фалангами провёл некоторую манипуляцию, после чего экран ожил и наполнился светом.

— Если удача ещё на моей стороне, Ланс поможет, — пробормотал вслух Револьд Астрогор, набирая комбинацию цифр. — Это мой ценнейший оперативник по компьютерным технологиям. Наш гениальный хакер-взломщик.

Он приложил трубку к уху.

— Они с Мариком были… — тут вся живость, что была, улетучилась из Астрогора. Взгляд его потускнел и углубился, он договорил, точно робот, — … закадычными друзьями.

Пусть и много зла причинил этот лиходей всем находящимся в комнате с ним, но в данный момент каждому сделалось неловко при виде врага, охваченного горечью потери друга, возможно, единственного. Эта искренняя боль отозвалась в каждом по-своему.

— Алло, Ланс? Это я, — слабым, с едва слышимой хрипотцой голосом проговорил в трубку вурдалак. — Нужна помощь. Как обычно. Слушай.

Когда телефонный звонок завершился, Астрогор огласил вслух инструкции сотрудника-хакера, которых ребятам следовало придерживаться чётко и строго.

Первой звонила Юна Дивия.

Больше всех она говорила с дедом, который, несмотря на её отчаянные отговорки, обещал переслать внучке сумму денег из собственных накоплений: его Воробушек не должен нуждаться в самом необходимом, к тому же она не одна, а ему прекрасно известно, что внучка всегда делится с ближними. Осталось тихонько вздохнуть и поблагодарить любимого дедушку за щедрый дар. Да, мысленно призналась себе Юна, деньги сейчас ой, как нужны. Матфеевых средств, которые изрядно подтаяли, долго не хватит. Но дедушка не должен переводить средства на прямой Юнин счёт, иначе её смогут отследить те же банковские служащие, которые подчинены Саркару. Дед заверил внучку, что придумает, как обойти праведников.

Эрик Горденов тоже связался со своими родителями, дабы «внести успокоение в разброд эмоционального фона предков». На удивление юноши, отец, владелец страховой фирмы, обрадовался звонку сына: после исчезновения из Горниц Эрика и других ребят по городу распространились слухи, один краше другого. И, конечно же, поговаривали, что единственный сын Страховщика, как за глаза величали родителя юноши, впутался в грязную историю, в которой не обошлось без вурдалаков — уж больно их много шастало по Горницам с тех пор. Эрику также была обещана сумма: невыплаченный гонорар за отработанный месяц и «проценты к нему», как выразился отец. На особый счёт, которым ещё никто не пользовался.

— Я никогда не сомневался, что это не ты вляпался в сомнительное дело, а дело вляпалось в тебя, сын, — напоследок было сказано Эрику. — И ещё. Держись. Где бы ты ни был после, держись, не давай себя сломить. Держитесь там все. Мы с мамой ждём тебя. Слышишь?

Он слышал. И поражался той незнакомой мягкости в голосе того, кого с отрочества уже не поворачивался язык звать «папкой». Отец и впрямь был рад его услышать, переброситься словом, узнать, что сын ещё в деле, пусть и отстойном. Но жив и, главное, свободен.

В доме Катуней телефон выдавал длинные гудки. Виктор не стал беспокоить родителей, тем более что они живут не в Горницах, а созваниваются не чаще раза в два месяца, а то и в три: для них такое дистанцирование — норма. Лукерье звонить было некому.

На другой день Ланс снова позвонил, с боссом у него состоялся долгий разговор, в конце которого Астрогор потребовал бумагу и карандаш. Сделав беглую запись, мужчина поблагодарил сотрудника и дал отбой связи.

— Теперь, можно вырубить мобильник, — подытожил Револьд, протягивая лист Луке с карандашными метками. — Ланс отследил переводы. Твой дед, — кивнул он в сторону Юны Дивии, — молодец! Он додумался сделать перевод на некого Всеволода Мирова, тот, в свою очередь, перевёл сумму на Карину Мирову, ну, а та — открыла счёт на некую Юнику Воробьеву. Браво!

— Всеволод Миров — старинный дедушкин друг, — дала разъяснения Юна, тепло улыбнувшись. — Карина — дочь Всеволода. А Юника Воробьева — это я. Меня так дедушка называл, когда я в подростках ходила.

— Так, а с твоим отцом проще, — серые глаза вурдалака отыскали юношу с волнистыми каштановыми волосами, стянутыми в хвостик. Эрик тут же сузил взгляд серо-карих глаз. — Но и он проявил некоторую виртуозность. Имя Гортензии Дерзновенной тебе о чём-то говорит?

— Это запасной семейный счёт, на крайний случай, — не повёл бровью юноша.

— В любом случае, ни ты, ни ваша премиленькая Юна снять деньги с тех счетов не можете.

— То есть как?! — почти в унисон воскликнули оба.

— А какие документы у вас есть при себе? — едко заметил Астрогор. — Ну? Какие?

Да, тут он снова оказался на шаг прозорливее всех.

— У меня есть паспорт, — отозвался Виктор Сухманов.

— И у меня, — подхватил Матфей Катунь.

— Я попросил Ланса перевести все средства с обоих счетов на один. На имя Луции Бавервильд, — без обиняков объявил Револьд Астрогор. — Теперь только она имеет прямой доступ к этому, — ткнул он пальцами в бумагу, которую отдал ранее Луке, — счёту. Не благодарите!

Лукавая ухмылка искривила тонкую линию его губ на крошечный миг.

Лукерья смотрела на листок отупелым взглядом — сумма, которая там значилась, выглядела внушительной.

— Тут слишком много, — невнятным голосом пробормотала девушка, передавая лист с номером счёта и выписанной суммой средств Юне, а та остальным.

Реакция у всех повторялась: ошарашенные взгляды.

— Я кое-что добавил от себя, — апатичным голосом изрёк вурдалак. Разговор его уже тяготил, и он хотел поставить точку. — Считайте, что это моральная компенсация.

Может, кто-то и желал бросить ему в лицо, что в помощи нет нужды, и что пусть он засунет себе свои деньги кое-куда, но суровое выражение лица Астрогора, и его явное нежелание дальше вести диалог и, тем более, выслушивать пререкания, остановили волну несогласия.

По истечении недели обитания в Белручье вурдалак, перекочевавший на второй этаж в отведённую ему комнатку, уже начал подниматься и ходить по дому без посторонней помощи. Тогда-то и начали завязываться беседы, начинавшиеся с холодных колкостей, перетекая в затяжные размышления. Основным собеседником, кроме бывшей подруги, стал, как ни странно, Эрик Горденов.

— Придумывание истории мира, какого бы ни было, подобно высечению скульптуры из песчаного холма: чем больше стараешься получить цельную фигуру, тем обильнее крошится песок, тем больше песчинок сыпется, отваливаясь от монолитного куска. История не может иметь один сказ, она требует подробности-песчинки, и, в конце концов, фигура распадается на холмы и равнины миллионов рассказов с наслоениями, коим нет счёта. А собери всё воедино — вот тебе и былой холм!

— Не всем нужно копаться в песке, — простодушно возражал Астрогор. — Кому-то достаточно удовлетвориться видом холма и знать, что есть мир, в котором он, этот самый, живёт. Кстати, такой простак обычно счастлив и доволен своим обитанием в мире, он куда счастливее тебя, Философ, потому что не копается, не роет клад истины, зная, что можно вырыть такую яму, из которой уже не выбраться.

Хотя порой на откровенность Астрогору удавалось вызвать и Матфея Катуня, которого он уже не называл всеслухом, старательно избегая недавние проступки.

— Я хорошо уяснил одно: в мире есть только две роли — охотника и жертвы, — как-то в ходе одной из бесед с жаром заявил юноша. — И от чёртова Господина Случая зависит раздача ролей. Как карты выпадут, как фишки лягут. А я не желаю, слышишь, не желаю никаких этих ролей! Я против! Я так не могу! Не могу!

— Я прекрасно понимаю. Но выбирать всё равно придётся, — согласно кивнул оппонент.

— Не могу! — взвыл Матфей, голос его дрожал, как тронутая тетива.

— Я испытал обе, — тихо прошептал Револьд, — и жертвы, и охотника. Обе не мои, мне их навязали.

— Не могу, — простонал юноша. Его глаза страдальчески взирали на собеседника и сквозь него.

— Сочувствую, но такова жизнь. Нет, цена за жизнь. Мне жаль, что в том есть и моё причастие. Но я уже ничего не могу исправить, лишь отступить в сторону и не вмешиваться.

— Не могу, — еле слышно пробормотал Матфей, он уже совладал с собой.

— Тебе придётся. Выбор скуден, тебе решать. Уже одну роль ты вкусил сполна, теперь самое время решаться на смену, пока тебя не затравили до известного финала.

Матфей Катунь переменился в лице — недавнее отчаяние смылось вызывающей жёсткостью.

— И что же? Мне стать таким, как ты? Идти на подлости, хитрить и изворачиваться? Знаешь, паук любит мух. Но почему? Потому что вкусные? Отчасти. Но по мне, причина в банальной зависти. Муха умеет летать, она в любой момент может воспарить в небо, подальше от тягот земных, и паук не может ей простить этой вольности. Он ловит мух и ест их, и ест. В древних культах было распространено поверье: если съесть сердце врага или его целиком, то таким образом, можно было приобрести его достоинства и силу. Вот и ловят пауки мух в надежде, что наступит день, когда и они, уродцы, гордо воспарят в поднебесье на собственных крыльях.

— Эк тебя занесло.

Астрогор с интересом смотрел на паренька, которого ещё совсем недавно жаждал заполучить в свою группировку, сломить и принудить к сотрудничеству. Нет, такого не сломишь и не обманешь. С таким нужно по-человечески, уважительно, на равных. Матфей прочёл взгляд вурдалака.

— Я знаю, к чему ты ведешь — я не перейду на твою сторону. И не жди. Не после того, что ты натворил. Да и даже до всего того. Я не желаю принимать твою или его сторону. У меня своя сторона.

— Я уже сказал, что отхожу в сторону, — вскинул примирительно руки Револьд. — Но всё же, тебя устроит роль мухи? Летать до тех пор, пока не угодишь в паутину?

— Нет. Мухой я тоже не желаю быть. Больше нет.

— Тогда кем же? Ты сам сказал: ролей всего две. Паук и муха.

— Я выберу нечто среднее. Я стану шмелём, с которым пауку не тягаться. И шмель спокойно будет летать, куда угодно ему.

— Браво! Всё-таки ролей больше, чем две.

Виктор Сухманов пока держался в стороне, он, равно как и его кот, ещё хранил в памяти все гадости и испытания, кои выпали на них и их спутников по вине вурдалака. Пока длилось временное перемирие, в обещания Астрогора «отойти в сторону и не лезть» Виктор не верил. Нельзя целиком верить обещанию подлеца и убийцы. Кто-то должен хранить здравый рассудок, когда практически все общаются с вурдалаком на равных.

Вот и с Эриком у Виктора однажды вышла не совсем дружеская беседа.

— Слушай, я тебя совершенно не могу понять: то ты готов был убить вурдалака чуть ли не голыми руками, что совершенно понятно — из-за смерти прислужника — теперь же сидишь и ведёшь с ним привольные беседы, будто ничего до этого не случилось.

— Да знаю, Вик, знаю.

— Ты его что, простил? Простил ему Карасу?

— Простил? Нет… Не знаю… Хотя, наверное, скорее да, чем нет.

— Это как же понимать, Философ? Либо ты прощаешь всю ту хрень, либо нет.

— Ты прав, Вик. Мне до сих пор непросто. Карасу был славным и верным другом. Но там, на площади, я в один единственный момент увидел, как маска напыщенности слетела с нашего нынешнего постояльца. Всего чуть-чуть он явил себя такового, каков и есть на деле. И я увидел себя, вернее свою боль и отчаяние от безвозвратной утраты друга. Мне было больно, да и теперь не сладко — это я так, дурачусь, что мне легко. А вот ему хреново ещё сильнее — он потерял не только друга, но брата. Такую дыру никогда не залатать, ни заполнить. Моя срастётся и останется шрам, а его навсегда останется кровоточащей бездной. Так что, да, я скорее склонен простить, так будет проще для нас обоих. К тому же, я ему верю, в то, что он сожалеет о Карасу. Я хочу верить, так проще простить.

— Мне кажется, что я тут единственный, кто здраво мыслит. Остальные давно пустили слюни и смотрят ему в рот, — упрямо проворчал Виктор.

— Ты тоже до этого дойдешь, Вик. Но прежде тебе нужно справиться с собой — тебя точит не недоверие, а самая банальная ревность. Но я понимаю, расклад твоего пасьянса непрост: дама встала посредине переправы и всё думает, к какому берегу ей пристать.

— Вот ведь вздор! Глупость несусветная! Опять ты выворачиваешь изнанку наружу, Философ!

— Все эмоции идут от наших чувств. А твои, мой друг, закручены на неуверенности во взаимной симпатии барышни. А ревность — есть неуверенность в любви.

— Я даже не буду больше это слушать. Какая чушь! — прорычал, побледнев и покраснев следом, Виктор. Явно сдерживая себя, он рванул к выходу и с громким хлопаньем, затворил за собой входную дверь.

— Когда человека ставят лицом перед правдой, от которой он бежит, в результате мы имеет хлопанье дверями, — поджав губы, изрёк Эрик Горденов.

Виктор негодовал. Даже Юнка, и та, словно забыла, по чьей вине едва не отдала душу Творцу, и кто исковеркал Нила Хотина. Кстати!

— А что с Нилом, кстати? — без обиняков встрял Виктор в беседу между Юной, Лукой и Астрогором. Юноше вдруг стало тошно от того внимания, которым был окружён их, между прочим, враг.

При упоминании их общего друга Юна Дивия сникла и потупила виновато глаза, Лука же, напротив, посмотрела на Виктора как на неслыханного нахала, позволившего себе лишку. Не смутился и Астрогор, хотя голос выдал в нём сожаление.

— Не знаю, — коротко ответил он.

— То есть, как это ты не знаешь? — вспыльчиво возмутился Виктор. — Это ты его сделал одним из вас. Ты сотворил из него упыря! И теперь не знаешь?!

— После того, как он привёл вас на площадь Свободы, я отпустил его, — признался вурдалак, хладнокровно выдерживая яростный взгляд юноши. — У нас был уговор: это был последний раз, когда я его использовал. Теперь он сам по себе. Мне и, правда, неизвестно, где он и чем занят. Ваш друг вне моей компетенции.

— Да ладно. Ты взял и опустил Нила? Просто так? — не верил Виктор.

— Да, всё верно. Взял и отпустил. Я, кстати, держу слово, если его дал, — произнёс Астрогор.

В голосе скользнула жёсткая нотка, это уже было предупреждение: не переходи дозволенную грань. Глаза вурдалака опасно помрачнели, до грозового моря. Лукерья поспешила одёрнуть задиристого юношу. Виктор, привычно степенный и миролюбивый, в последнее время менялся не в лучшую сторону, вспыхивая, словно спичка. Ему тяжелее остальных давалось тесное соседство с вурдалаком.

Прошла ещё одна неделя. Декабрь давно перевалил за вторую половину. Жизнь в вирийской глубинке уже казалась привычной и долгой. К морозам тоже стерпелись.

На середине третьей недели проживания в Белручье объявился Волкодлак. Волчий пёс каким-то чудом выследил место, в котором прятался раненный союзник. Прислужник показался только ночью, благоразумно не став пугать местных жителей в дневное время, хотя соседские собаки, его почуяв, залились протяжным лаем. Этот лай и привлёк внимание ребят.

— Что-то не то, — заметил Виктор Сухманов, вспомнив поведение бродячих, прикормленных им дворняг.

Даже Астрогор насторожился.

Кошки у дверного порога вдруг выгнули спины, шерсть вздыбилась, усы в стороны — а сами шипят.

— Там волк! Волк! — завопили истошно Сеера и Лиандр.

— Прислужники учуяли волка за дверью! — прокричал Матфей Катунь, хватая в руки топор, который лежал неподалёку от печки.

Со стороны улицы раздался скрежет: чем-то острым царапали по внешней стороне двери.

Тут Револьд Астрогор изменился в лице. Тревожность сменилась задумчивостью, а после догадкой.

— Постойте! — обратился он к парням, намеревавшимся подпереть входную дверь, дабы не дать хищнику проникнуть в дом. Матфей держал топор на случай, если дверь не выдержит — она открывалась во внутрь.

Его оклик проигнорировали, поскольку не услышали, занятые баррикадированием входа. Уже и тумбочку откуда-то вытащили.

— Постойте! — что есть мочи выкрикнул вурдалак. — Это не волк!

Эрик расслышал и обернулся.

— Это волчий пёс, мой волчий пёс, — уверенно заявил Револьд, нервозно дернувшись. Всё-таки рана заживала не слишком скоро.

— С чего ты взял, что это он? Это может оказаться и обычный волк, — с жаром возразил Виктор, подталкивающий тумбу к двери.

— У Волкодлака отменный нюх. Он меня, где хочешь, найдёт. А волк не станет подходить к двери жилого дома, тем более, в центре посёлка. Он бы тогда выбрал на отшибе, ближе к лесу.

— А может, это бешеный зверь, — выдвинул предположение Эрик, но с долей сомнения.

— Ага, станет бешеный зверь скрестись в закрытую дверь, когда на улице полно собак на привязи, — откинул зыбкую мысль Астрогор.

— Нужно проверить, — предложила Юна. — Только так можно узнать — волк за дверью или волчий пёс.

— Ага, открыть и подставить горло под клыки. Нет уж, дудки! — отмёл её идею Эрик Горденов.

Словно услышав его слова, скрежет усилился. Дверь задрожала.

— Но и стоять под дверью всю ночь — тоже та ещё перспектива, — возразила девушка.

— А тебя не смущает царапание в дверь посреди ночи? — иронично отметил Виктор.

Но Юна правильно уже заметила: стоять под дверью всю ночь — испытание для нервов и духа не сладкое.

— Ладно, — выдохнул Матфей Катунь, явно решаясь, — я посмотрю. У меня есть топор, если что.

Тумбочку сдвинули. Эрик изготовился рвануть дверь на себя, а Матфей крепко стиснул древко топора.

— Готов? — уточнил Виктор друга. Тот неуверенно кивнул.

Тут Астрогор подался вперед и крикнул:

— Волкодлак! Если это ты, отойди от двери!

Скрежет прекратился. Эрик распахнул дверь, а Матфей с топором в замахе шагнул за порог.

Сколько ещё безрассудных поступков он свершит, если переживёт сегодняшнюю ночь?

Ступеньки искрились инеем в холодном свете поднимавшейся луны. Напротив крыльца большой тёмной тенью стояло существо, которое в бледном лунном свечении можно было бы принять за чудище, громадное, с глазами, горящими синим пламенем. У Матфея руки сами собой опустились, мороз неуличный пробрал его до дрожи.

Громадная лохматая тень с горящим синевой взором заговорила:

— Он здесь. Я чую его запах. Ты сберёг его. За это я не трону тебя. А теперь дай мне дорогу, я хочу видеть моего господина.

Итак, Волкодлак вернулся.

Матфей посторонился и пропустил волчьего пса в дом. Волкодлак увидев Астрогора, тут же принял вид самого добродушного в мире пса — вилял хвостом и поскуливал. Он так долго искал союзника, так долго. В поисках прислужник чего только не натерпелся, исхудал, бока заметно впали, но это дело поправимо. Главное, что они с Астрогором воссоединились.

Не менее обрадованным выглядел и вурдалак. Он простодушно трепал пса за ухо, наклонился и позволил прислужнику лизнуть себя в лицо, что уже было верхом проявления эмоций. Это воссоединение несколько обескуражило ребят. Но Виктор быстро поставил ситуацию под контроль.

— Волчий пёс не может тут остаться. Он привлечёт внимание к нам.

— Ты прав, — согласился Астрогор, вовсе не собиравшийся воевать за право оставить прислужника в доме. — Завтра мы оба покинем вас.

— То есть как? Завтра? — всполошилась Лукерья.

— Я и так загостился тут. Да и вам со мной хлопот достаточно, — с иронией произнёс вурдалак, выдавливая улыбку. Даже ослабленный ранением и предательством, он умудрялся сохранять присущее ему природное обаяние, некогда цепко покорившее Луцию Бавервильд. — К тому же, как я ранее говорил, мне нельзя так долго быть в отлучке — это негативно сказывается на моём положении. Чем быстрее я вернусь, тем лучше для меня. И для вас.

— Но как же твоя рана? — не сдавалась Лука.

— Ничего, я справлюсь. Кризис, как говорят врачи, миновал. Мне понадобится помощь от вас, ещё раз. Нужен переправщик. Ваших прислужников я не смею просить о подобной услуге, но может быть ворон или филин разыщут в местной округе мне подходящую птицу? Буду признателен.

— Я поговорю с Гамаюном, — пообещал Матфей Катунь. — Думаю, он не откажется.

***

Четверо сообщников переговаривались в одном из удалённых кабинетов головного штаба праведников — Совета Держав (СД).

Декабрь близился к концу, а вместе с ним и оканчивался годичный срок временного размещения Совета Держав. В январе пройдёт голосование, на котором изберут следующую столицу для штаба. В лидерах по-прежнему: вирийская Аркона и горийский Арвадан. Левирро, столица Буэро, где ныне располагался СД, от голосования своей кандидатуры отказался — слишком хлопотное и дорогостоящее мероприятие. Достаточно и раза в двенадцать лет. Буэрийцы были бы рады, чтоб их страну никогда не рассматривали в роли пристанища, пусть и временного, под головной штаб праведников. Не то что бы они имели что-то против, просто их стиль жизни в корне отличался от всего мира.

Уже половину декабря шло закрытое заседание СД. Главы стран, представленных на заседании, никак не могли прийти к общему знаменателю, дебаты порой достигали высокого градуса, приходилось останавливать диспуты и переносить встречу на другую дату, а после на следующую. Оставалась неделя до января, а кризис не разрешался. И всё из-за одного человека. Но если бы то был один из советников, а то сам верховный!

После арконского инцидента в Левирро шло разбирательство над действиями Флегонта Саркара, прозванного коллегами за глаза «Бессменным», и всё потому, что свергнуть с пьедестала лидерства за двадцать лет его никому не удалось. Возможно, происшествие на площади Свободы замялось бы ещё в самом начале, если бы не возник свидетель с «уликами» и не стало бы известно о вопиющем нарушении Кодекса.

Свидетель, Рослав Митке, он же — бывший начальник службы безопасности при головном офисе праведного братства. Чета Катуней, Юстин и Вида, — те самые «улики». И Э́нна Фри́дди, буэрийский советник.

Вчетвером они тайно собрались поздним вечером в удалённом крыле здания штаба. В руке каждого горела свеча.

Год назад штаб Совета Держав выбрал себе здание среди прочих, отдав предпочтение бывшему железнодорожному вокзалу. Смесь черт классицизма и индустриального стиля, воздушные интерьеры из стекла и стали как нельзя лучше подчёркивали суть праведного братства, да и само здание, созданное в лучшем стиле бозар с колоссальным ордером, сдвоенными колоннами, статуями, подчёркиющими линию кровли, гармонизировало с остальным ансамблем дворцов и особняков, на которых зиждился костяк центра Левирро.

Помещение, в котором проходил тайный сбор, — чей-то бывший личный кабинет прежде — так давно никем не занимаемое, представляло собой небольшое, невысокое пространство с одним вытянутым окном. Так как занимать его никто не торопился, то эта комнатка стала чем-то вроде кладовки, куда стаскивали ненужные вещи. Нагромождения из безымянных коробок с надписями стояли кое-как, и всё же среди них проходили узкие, кривые тропинки, как в лабиринте. Пыли и паутины здесь наличествовало предостаточно, а окна так давно никто не касался, что с уличной стороны можно было различить разве что фон, мутный да нечеткий.

Первым делом Рослав Митке, когда одолел крутые изгибы дорожки, стараясь не зацепить ненароком торчащие края коробок, подошёл к окну и закрыл его портьерами, скопившими на себе столько пыли, что тут же поднялось облако пыли. Все присутствовавшие громко зачихали. На вопрос: зачем он зашторил и без того грязное окно, в которое и так, скорее всего ничего не видно? Митке объяснил: для пущей безопасности.

— Вы уверены, что всё именно так, а не иначе? — уточнила Вида Катунь, направляя свечу в его сторону.

После бегства из подземелья арконовского офиса праведников, светло-зеленые глаза женщины вновь горели живым блеском. Свои шикарные, медового оттенка волосы она завязала в обычный хвост. На женщине было приталенное тёмно-синее пальто из джерси и высокие сапоги.

Советница въедливо осматривала свою верхнюю одежду и уголки губ брезгливо опускались всякий раз, когда цепкий взгляд выхватывал (в таком-то освещении!) пятнышко коварно налипшей пыли или сеточки сухой паутины. Также взор ее отметил вереницу следов, которая останется после их секретного совещания. То-то будет простора для полёта фантазии и домыслов следующему, кто сюда заглянет.

Рослав Митке, которому адресовался вопрос, в длинном сером драповом пальто, как и положено праведникам, нервозно провёл ладонью по темноволосой голове. Кажется, залысины, которые он старательно маскировал длинными прядками, углубились. А всё из-за босса.

— Совершенно уверен, сударыня, — со злобной ноткой выговорил мужчина. И совершенно неясно: злился он на собеседницу или на суть беседы. — Он приговорил нас всех. Кроме вас, госпожа Энна. Но если он узнает, что вы на нашей стороне, поверьте, вам тоже несдобровать.

— Вот только не нужно запугивать и меня, господин Митке, — предупредила, впрочем, мягким и совсем невоинственным голосом советница.

Крепкого телосложения, с чуть заметной полнотой, которая скорее шла её облику, чем вредила, Энна Фридди носила каре до плеч, волосы были выкрашены в приглушённый оттенок сливы. На женщине ладно сидело элегантное, длинное в пол чёрное платье с корсажем, поверх которого наброшено было серо-синее пальто с капюшоном. Подле ног, обутых в остроносые серые ботильоны, расхаживал крупный черный кот Асдей. Зверь искоса поглядывал то на людей, то на их прислужников, задерживая подолгу на них взгляд жёлтых глаз.

— И почему мы не включим свет? К чему эта маскировка со свечами? К тому же, окно зашторено, — поинтересовалась она у Митке, проведя по воздуху рукой. Запах плавленого парафина досадно раздражал, смешиваясь с пылью затхлого воздуха.

Действительно, здание, не в пример остальным административным сооружениям Леввиро, пользовавшимися, как и положено, свечным освещением, было оснащено передовым генератором. Но Митке попросил каждого прихватить по паре парафиновых свечей, которые вставил в специальные подставки.

— Электрика скорее привлечёт ненужное любопытство. Это мера предосторожности.

— Глупости всё это. Кому мы нужны? — развела руками сливовая брюнетка. — Уже полмесяца прошло, как вы тут. Совет уже направил Саркару приглашение на собрание. Он должен явиться не позднее 30 декабря, иначе его кандидатура будет снята, а его обязанности вручат временно исполняющему.

— Который, как я понимаю, — как все мы понимаем — будет выдвинут со стороны хозяйки-страны, — проницательно подхватил праведник, с прищуром глядя прямо в глаза советнице. В глубоких тенях, дрожащих и живых в свечном свете, его орлиный нос смотрелся дьявольски зловеще. — То есть, Буэро.

— Это ещё не точно, — возразила, но несколько заторможено госпожа Фридди. Очевидно, прямое указывание на её кандидатуру смутило женщину, хотя не стало неожиданностью.

— Ладно, про выборы потом. Вы лучше скажите: нам-то с Ид что делать? — тут в разговор включился и Юстин Катунь, которого борьба верхушки праведников нисколько не волновала.

Великан-супруг Виды Катунь до поры стоял молчком, то почёсывая пятернёй тёмно-каштановые волосы, в которых прибавилось седины, то разминая пальцы ладоней до характерного хруста — будто собирался пустить их в скором времени в ход. В отличие от остальных, на Юстине была неброская одежда: темно-синие джинсы с широкими подворотами, серый свитер крупной вязки с громадным воротником и короткий черный пуховик. На ногах широкие черные ботинки с толстой подошвой. Вокруг одной из ног колечком скрутился верный прислужник, уж Ксафан. Союзник принёс его в нагрудном кармане пуховика и достал — змее привольнее на твёрдой поверхности, нежели в подвешенном состоянии. Тут же поблизости сновал и ко всему тщательно принюхивался Велизар, приятель Ксафана и прислужник Виды Катунь. Ситри, серо-бурая куница Митке, держалась в сторонке от этой странной парочки, впрочем, и к чёрному коту она испытывала не больше доверия.

Бывший сотрудник Саркара перевёл на Юстина лисьи светло-карие глаза, взгляд не сулил ничего хорошего.

— Лучшее, что вы можете теперь сделать — затаиться, спрятаться и ждать, — дал совет таким властным и беспрекословным тоном Митке, который отдавал скорее приказом, нежели рекомендацией.

— Да сколько ж можно? Прошо полмесяца! — досадливо посетовал Юстин. Его голос, глубокий и басистый, и неожиданно громкий сотряс стоячий воздух кабинета. — Нам с Ид надоело скрываться, словно мыши в норах. К тому же до финала вашего грандиозного шоу под названием «Призовём мерзавца к ответу» осталось несколько дней. Что может произойти?

— Говорите тише, пожалуйста! — сердито прошипел праведник, беспокойно озираясь то на дверь, которую предварительно заперли изнутри, то на прикрытое окно. — Вы и представить себе не можете, Юстин, как длинны руки Саркара. И это не паранойя. У него есть свои люди даже в Совете. Я много чего знаю о Бессменном. А ещё больше не знаю.

— Вот и скажите на Совете всё, что вы знаете, — посоветовала Энна Фридди, отставив свечу на одну из коробок и сложив руки на груди. Эта игра в шпионов её начинала раздражать. — А то вы только и делаете, что пугаете, да предупреждаете. От слов — к делу.

— Вы не понимаете, госпожа Фридди. С Бессменным нельзя вести войну в лобовую. Он слишком хитер и жесток. Да что там! Вы забыли, что он учинил недавно на площади Свободы? Это же подлость!

Митке так разволновался, что приостановил поток слов. На лице проступили красные пятна, вконец испортившие его и так непривлекательную внешность. Куница, нервозно крутившаяся вокруг его ног, вдруг пружинистыми скачками направилась по извилистому направлению меж коробковых гор к двери. На это никто не обратил внимания, кроме змеи. Ксафан застыл на месте, приподняв голову над полом.

— Нам мало что известно, господин Митке, — сдержанно высказалась праведница. Её глаза оливкового оттенка в свечном мерцании теперь казались едва ли не угольными. — Вас там не было. На тот момент вы находились в кабине самолета вместе с супругами Катунь. А из головного офиса нам отказались давать пояснительную информацию насчёт операции, которую провёл Флегонт Саркар. Всё, что нам довели: это было важное предприятие по захвату лидера группировки вурдалаков.

— Ещё бы он вам все свои карты раскрыл! — ярился бывший начальник безопасности на себя, на чёртову беспристрастность Совета и нейтральность к ситуации, в которой Митке тонул отчаянно и безвозвратно, он еле сдерживался, чтобы не схватить праведницу за плечи и встряхнуть её хорошенько, чтобы здравый смысл пробудился внутри её хорошенькой головки. — Да этот плут всех вас обвёл! Но у меня еще остались верные человечки в Арконе. Всегда нужен запасной ход. Они-то мне и поведали те подробности, о которых наш любезный №1 предпочёл умолчать.

— Ну, так выкладывайте, господин Митке, не томите! Вы же за тем и привели нас в этот чулан, чтобы поделиться тайными сведениями. Ведь так?

Митке послышалось, или в голосе советницы зазвучала едва прикрытая насмешка? Она не верила ему! Ну, разумеется, кто он такой, и что его слово стоит против слова Саркара? Кошачье мяуканье против львиного рыка. И тем не менее…

— Вам известно, что на площади Свободы кроме Астрогора находился и всеслух, то есть Матфей Катунь, с группой друзей, — продолжил чуть более эмоционально, чем сам того желал, Рослав Митке, стараясь смотреть поверх сливовых волос Фридди.

— Да, но это не противоречит уставу братства, — подтвердила осведомлённость женщина, переводя на родителей упомянутого всеслуха осторожный взгляд. — Ничего личного, госпожа Катунь, господин Катунь, но сама природа всеслуха опасна для населения, косвенно или напрямую. Поймите, если демон с такими возможностями попадёт в руки вурдалаков, то может случиться что угодно. И ничего хорошего, разумеется. Но братство всегда действовало в рамках строгих правил.

Юстин сжал руки в большие кулаки и убрал за спину: в последнее время любое упоминание о его сыне, как о каком-то подопытном объекте вызывала лютый гнев. Но на женщину, пусть и принадлежащую к праведному братству, он не желал распространять свою ярость. Пусть дамочка и сверлила его пронзительным взглядом, пусть и подвергала сомнению доводы Митке — что-то в ней самой внушало Юстину Катуню невольное уважение к её персоне. Каким-то подспудным чутьём он знал, что она поверит, и наверняка сможет встать на сторону сына. А союзник им сейчас, ох, как нужен! Но что-то Ксафан совсем разнервничался, даже зашипел.

— Да вы что?! Поверили! А я как раз знаю, что нет! — Шепот арконского праведника уже грозил перейти в громогласную речь. — Кроме того, что он попрал Кодекс, вооружив оперативников огнестрельным оружием, он дал прямой приказ — стрелять на поражение. Да, сударыня, — теперь лисий взор его глаз устремился на бледное лицо Виды Катунь, — Сакар приказал своим людям уничтожить всех, кто был на площади: вурдалаков, всеслуха и его компанию. Всех! Вот, что он утаил от Совета. Вурдалаков практически всех перебили. Астрогор и горстка его людей чудом улизнули из этой бойни, впрочем, как и ваш сын с друзьями. Возможно, они и помогли сбежать вурдалаку. Но от этого положение Матфея лишь усугубляется: теперь его официально могут признать сообщником лидера вурдалачьей группировки и дать официальное разрешение на поимку живым или мёртвым.

— Что вы такое говорите? Мой сын? Он не мог стать союзником этого злодея, — запротестовала мать Матфея, супруг положил руки ей на плечи. — Это какая-то ошибка.

— Ну не знаю, сударыня, ошибка то или нет, но очевидцы утверждают, что в том месте, где лежал раненый вурдалак, оказались всеслух и остальные юнцы, а затем вокруг них образовалась ветряная воронка, которая схлопнулась и оставила после себя пустое место. Всё указывает на то, что они действовали сообща.

— Нет, нет, нет….

Белый хорёк затявкал внизу, очевидно стараясь ободрить госпожу, но она рассеяно смотрела перед собой, переваривая новую перспективу будущего для сына.

— То, что Саркар допустил массовое убийство, которое могло произойти невольно на глазах случайных свидетелей, тягчайшее преступление против Кодекса и устава братства, — усвоив новые подробности, изрекла Энна Фридди, продолжая излучать невозмутимое спокойствие, в отличие от остальных собеседников. — Но вы правы, господин Митке, эти подробности говорят скорее не в пользу юноши, а против него.

— И что? Вы будете его судить? Или устроите облаву, как на дикого зверя? Мы думали, что вы… — возмущение, гнев и горечь сжали горло Виды, она отвернулась и прижалась к плечу мужа, но не затем, чтобы унизительно расплакаться. Нет, она не покажет своей слабости, не теперь.

— Послушайте, наш сын не мог… — резко начал было Юстин, но строгий и острый взгляд праведницы его остановил.

— Я не судья, чтобы теперь выносить приговор Матфею Катуню. Не мне решать его судьбу. Но я всегда придерживаюсь фактов, проверенных достоверно. И я могу вам обещать, что пока я не выясню всё до мельчайших подробностей, ваш сын, равно как и его спутники, могут рассчитывать на моё покровительство в той степени, каковой достаточно, чтобы их жизни ничто не угрожало. Я против крайних мер. По правде говоря, много в уставе братства пора бы упразднить да и вовсе отменить. Но до этого ещё не скоро.

— Вы на нашей стороне, советница Фридди? — уточнила Вида Катунь, не совсем доверяя собственному слуху. Женщина повернулась лицом к правденице.

— Скажем так: я на вашей стороне, пока не доказана вина всеслуха. Так понятно?

— Более чем.

Вида заметно расслабилась.

И вот тут все прислужники начали вести себя странно.

Юстин наконец-то прислушался к шипению ужа. Рослав Митке заметил, что Ситри мечется у двери, принюхиваясь к порожной щели.

— Мы не одни, гос-с-сподин, — предупредил союзника Ксафан, устремив блестящую в тени голову к Юстину Катуню. — За дверью чей-то прис-с-служ-шник.

— Что? За дверью кто-то есть? — всполошился басистый голос Катуня-старшего.

На этот раз его удержали от опрометчивого порыва ладони миниатюрной супруги — Вида Катунь, скорее всего, сама испугавшись, вцепилась мужу в рукав, и тому ничего не оставалось, как стоять на месте. К тому же, Юстин по природе близорукий, так и не обзавелся новой парой очков после утраты старых, а таранить завалы коробок и тем самым затруднять выход всем остальным — та ещё идея. Спасибо менее импульсивной Ид, она частенько одёргивала его от глупых поспешностей.

Чёрный кот советницы, ловко протиснувшись сквозь нагромождения коробок, присоединился к скачущей в каком-то нервозном танце кунице.

— Госпожа, за нами следили и подслушивали, — громко промяукал Асдей. — Я слышу, как шаги удаляются.

— Только этого не хватало! — на лице Энны Фридди впервые проявилась неуверенность и замешательство. — Ты уверен, Асдей? А кто это? Можешь определить?

— Вот зараза! — вырвалось у стоявщего рядом с женщиной Рослава Митке. Лицо его посерело. — Вот ведь дьявол!

Кот приложил мордочку к щели под дверью и втянул воздух ещё. Куница пыталась тоже идентифицировать запах шпиона, но ей удалось разгадать меньше.

— Это какой-то грызун, госпожа, довольно крупный. Но это всё, что я могу сказать, — виноватым голосом произнёс чернобокий прислужник.

— Значит, грызун, — задумчиво проговорила вслух Фридди, — ничего, Асдей, ты молодец.

— Может, пока не поздно, стоит открыть дверь и догнать нашего шпиона? — предложил визгливым от страха голосом Митке.

— Нет, — отклонила его идею советница, — если мы поймаем прислужника, то обнаружим тем самым, что в курсе слежки. У нас должно быть пусть и минимальное преимущество. Вот узнать бы точнее, что за прислужник подслушал наш разговор?

Вида Катунь, села на корточки и обратилась к хорьку, белоснежный зверёк доверчиво поставил передние лапки ей на колени и внимательно смотрел в глаза.

— Велизар, у тебя превосходный нюх. Ты сможешь распознать, что за зверь был за дверью?

Хорёк будто того и ждал. Он припустил к двери, цокот его коготков раздавался по настилу старого паркета.

— Кот прав. Вне всяких сомнений, это грызун. Фуууур! — протявкал Велизар, хорошенько втянув воздух под дверью.

— Ещё бы я был не прав, — с апломбом мяукнул Асдей.

— Это не хомяк, не крыса и не морская свинка, — продолжал анализировать запах прислужник Виды. — Нет, нет и нет. Ах, вот оно! Есть!

— И кто же это, Велизар? — взволновано потребовала союзница.

— Это белка, госпожа! Никаких сомнений — это белка. Фых!

Вида озвучила слова прислужника.

— Это может существенно нам облегчить поиск нашего недруга, и возможного сообщника Саркара, — объявила советница Фридди. — Белки есть у двух советников, насколько мне известно. Будем на то уповать — что кто-то из них действует напрямую, а не подослал пособника. Иначе — это искать иголку в стоге сена.

— Лучше бы меня послушались и попытались отловить грызуна, — посетовал Митке, открывая дверь.

— Не всегда нужно идти прямым путём, господин Митке, — невозмутимость вернулась в голос праведницы. — Кстати, не забудьте затушить свечи. Здесь столько всякого хлама, что не дай Творец, вспыхнет пожар.

— Так, а нам-то что делать, господа? — прозвучал обеспокоенный голос Юстина Катуня. Он уже подобрал ужа и спрятал его во внутренний карман пуховика.

— Господин Митке, вы взяли на себя обязательство за сохранность жизней супругов Катунь, вам и решать их дальнейшую судьбу, — распорядилась Энна Фридди, неожиданно задорно, даже кокетливо тряхнув головой, отчего в свете искусственного освещения в коридоре волосы вспыхнули невероятным оттенком пурпура, прямо-таки нереальным. — А мне пора. Да, кстати, мы с вами никогда не были в этом кабинете и свечей не жгли.

Не дожидаясь ответа, женщина направилась прочь, по коридору, жеманно виляя довольно соблазнительной округлостью бёдер. Вида вдруг поймала себя на мысли, что Фридди самая невероятная праведница из всех, которых ей пока пришлось лицезреть. Чёрный кот миниатюрной тенью грациозно следовал за союзницей.

— Митке? — напомнил Юстин замешкавшемуся праведнику.

— А? Ах да. Вам лучше сменить квартиру, — рассеянно выговорил он, всё ещё смотря вдаль пустого коридорного русла. — Завтра же пришлю за вами человека, он поможет переехать вам в другой район Левирро. Она права, я в ответе за вашу сохранность. А вы теперь — единственные ценные свидетели.

В сквере, неподалёку от штаба Совета Держав, на деревянной лавочке сидел мужчина. Поблизости высился газовый фонарь, один из многих, коими освещалась столица Буэро в темную пору суток. Заметив движение в тени, незнакомец встал. Он оказался высокого роста и весьма крупным. Длинное пальто графитового оттенка натягивалось в области выпирающего живота.

Маленький зверёк скачущими движениями приблизился к стоящему человеку, замерев у самых ног. В рассеянном свете фонаря стало видно, что это белка, причём настолько тёмного окраса, что цвет её меха легко можно было принять за чёрный.

Незнакомец сделал едва заметное движение пальцами руки, и прислужник резво вскарабкался по одежде на плечо. А затем белка ловко юркнула в один из широких рукавов пальто, только пушистый хвост и мелькнул.