Тьма над Гильдией

Ольга Голотвина, 2008

Странные и жуткие события происходят в Аргосмире. Корабли на рейде гибнут от загадочного холодного огня, который не боится воды. Неведомая напасть перебрасывается на берег, множатся ее жертвы… Что это – гнев богов или людские происки? Правы ли те, кто обвиняет в бедствиях города Гильдию Подгорных Охотников? Да, неудачное время выбрал Шенги Совиная Лапа, чтобы привезти в Аргосмир трех своих учеников. В Гильдии молодым людям не рады и стараются не допустить их к вступительным испытаниям. Впрочем, им хватит и других испытаний, жестких и непредвиденных, что обрушатся на них в Аргосмире…

3

Гурлиан нельзя назвать страной, слепо соблюдающей замшелые обычаи седой старины. Но некоторые традиции остаются нерушимыми из века в век.

В тронном зале аргосмирского дворца возвышаются три трона.

На среднем — массивном, полыхающем золотым блеском — восседает государь. По правую руку простой, без украшений, трон черного дерева — для того, кого с почтением называют «король-отец». (В правящей династии принято передавать сыну власть при жизни, а потом помогать ему в правлении мудрыми советами.) Слева сияет нежными переливами перламутра изящное сиденье, больше похожее на морскую раковину, чем на трон. Оно предназначено для наследника, который учится управлять страной.

Не всегда все три трона заняты во время дворцовых приемов. Но в то грозное лето, когда в Аргосмире творились зловещие и загадочные события, король настоял на постоянном присутствии своих соправителей.

* * *

На владыках Гурлиана не было корон. Символами их власти были изящные топорики в руках. И конечно же, маски, без которых не проводился ни один дворцовый прием — с тех самых пор, как семьсот лет назад основателю династии было предсказано, что всему Роду Ульнес грозит опасность от дурного глаза.

Зарфест Береговой Сад, правитель Гурлиана, скрывал лицо под золотой маской, украшенной рубинами. Маска была под стать торжественному королевскому наряду. Пышная парча почти полностью скрывала государя. Если бы не рука, вынырнувшая из золотистых складок и сжимающая резную рукоять топорика, Зарфеста можно было бы принять за усаженную на трон куклу.

Но вряд ли у кого-нибудь из тех, кто почтительно склонялся сейчас перед золотым троном, возникали столь дерзкие мысли. А если и возникали, то, скорее всего, у плечистого, загорелого мужчины, который даже в нарядной одежде больше походил на моряка, чем на придворного — впрочем, лишь до тех пор, пока не начинал говорить. Речь его была учтивой, неспешной и выразительной.

Отвесив поклон всем тронам по очереди, загорелый мужчина развернул свиток:

— Государь, эти слова говорю не я, скромный посланник Хастан Опасный Щит из Семейства Хасхашар. Эти слова говорит Верховный Круг Семи Островов, а подписал свиток Глава Круга, Тагиор Большой Хищник из Рода Грантум.

Золотая маска качнулась над жесткими парчовыми складками.

— Долгих лет жизни и правления великому Тагиору, — донесся холодный ответ. — Полагаю, он прислал ответ на наш протест против пиратских действий «Поморника» и «Морского змея». Надеюсь, прислал и капитанов этих кораблей — в цепях, разумеется.

— Мой повелитель Тагиор изволит отвечать, — хладнокровно склонил голову Хастан, — что обвинение в пиратстве двух отважных и верных капитанов не прозвучало достаточно убедительно. Глава Круга полагает, что правитель Гурлиана был введен в заблуждение лживыми показаниями корыстных свидетелей.

— Не прозвучало убедительно? — раздался возмущенный каркающий голос. — Еще бы! Для вашей подлой пиратской шайки!

Хастан перевел взгляд на худого старца в темной одежде и черной бархатной маске. Старец подался вперед, всем телом опираясь на ритуальный топорик.

Посланник смолчал. Он знал, что Эшузар Сухой Берег, король-отец, мог позволить себе резкие высказывания, ибо слова его больше не были речами королевства Гурлиан.

— Четвертый! — Голос старика срывался от негодования. — Четвертый раз мы шлем в Круг письма, а Союз Семи Островов продолжает разбойничать на море! Я уже молчу о той сожженной деревушке… как ее, Ульфест?

Ответа не последовало. Ульфест Серебряный Сад, наследный принц, не пошевелился на перламутровом троне. Он сидел в весьма наглой позе, небрежно вытянув длинные ноги. Это могло бы выглядеть намеренным оскорблением, но мерное колыхание серебристой бахромы на серой парчовой маске говорило о том, что юнец попросту дремал.

Молчание внука окончательно взъярило Эшузара. Старик ударил рукояткой топорика о подлокотник трона.

— В той деревушке свидетелей не осталось, всех вырезали. Но пиратские рейды «Поморника» и «Морского змея» — другое дело. Есть люди, которые все видели и помнят.

— Я говорил с ними, — спокойно ответил посланник. — Меня они не убедили, не убедят и Круг.

— Полагаю, — донеслось из-под золотой маски, — убеждать в чем-то Круг — занятие бесполезное. Разумнее будет направить послание в Тайверан, столицу Великого Грайана.

— Да! — возрадовался старый Эшузар. — Давно пора!

Самоуверенность посланника была поколеблена: чуть сузились серые наглые глаза, тверже сжались челюсти.

А Зарфест веско продолжил:

— Джангилар Меч Судьбы, король Грайана, давно обращает взор в сторону Семи Островов. Ему нужен лишь повод… Если Острова войдут в состав Грайана, пираты уймутся.

— Хо! — торжествовал старик. — У Грайана мощный военный флот! Не то что наши суденышки для перевозки торговцев!

— Союз Семи Островов трудно запугать морским сражением, — отпарировал посланник. — Наши корабли в древних сагах называются морскими драконами, а воины — драконьими клыками. Но война — это чудовище, которое не стоит без причины спускать с цепи. Если государь Гурлиана настаивает, еще раз опрошу свидетелей. Если в их россказнях есть хоть ничтожное зерно истины… что ж, возможно, Круг в качестве дружеского жеста согласится пожертвовать некоторую сумму в пользу пострадавших купцов и гурлианской казны. Могу ли я покинуть тронный зал и продолжить расследование?

Ответом был кивок золотой маски.

Посланник направился к выходу, но у дверей оста — новился, обернулся:

— Позволю себе еще несколько слов, государь. Если начнется война, Гурлиану не удастся соблюсти нейтралитет. А воюющей стороне очень нужно благоволение богов. Не хочу никого оскорбить, но осмелюсь напомнить, что не наши корабли прямо в порту рассыпаются в труху. И не наши матросы гибнут в пламени, которое не боится воды!

Низко поклонившись, Хастан вышел.

Воцарилась тишина. Стоящие у стен придворные боялись вздохнуть.

— Все-таки он испугался! — злорадно хихикнул Эшузар. — Боится Грайана, негодяй!

— Я тоже не хочу войны, — задумчиво ответил отцу Зарфест. — Этот наглый мерзавец прав: мы не сумеем остаться в стороне. Но на этот раз наша угроза, кажется, подействовала.

— Думаешь, Круг выдаст пиратских капитанов?

— Вряд ли. Компенсацию мы из него, возможно, и выжмем, но преступников на эшафоте не увидим.

— Еще бы! — вмешался в разговор ленивый, чуть растягивающий слова голос юноши. — Держу пари, этот Хастан сам командовал если не «Поморником», так «Морским змеем».

— Наша радость соизволила проснуться! — прошипел старик. — Подбери ходули, ты, надежда Гурлиана!

Принц завозился на троне, принимая менее оскор — бительную позу.

— Кто следующий? — спросил король стоящего у дверей седовласого придворного.

— Хранитель Аргосмира, смотритель верфи и делегация владельцев кораблей.

— Пусть войдут. Ульфест, веди себя прилично!

Увы, королевское повеление не было исполнено. Сначала принц сдерживался, старательно выслушивая жалобы судовладельцев. Даже заинтересовался, когда начался спор: имеют ли отношение нынешние события к легенде о страннике Ульгире?

Почти все в городе были уверены: да, имеют! В ле — генде говорится: Морской Старец прогневался на Ульгира и его невесту, когда те, спасаясь от погони, причалили к заповедной Земле Поющих Водопадов. Мало того, начали там нарушать запреты, наложенные владыкой глубин. Разгневался морской король и поклялся: впредь любого, кто ступит на запретную землю, пожрет холодное пламя, которое и водой не погасить!

Легенды легендами, а на выцветших от времени картах и впрямь значится на западе земля, что мо-жет быть той самой, запретной. Правда, картогра — фы по-разному указывали ее положение, но разве такой пустяк может остановить пытливых море — плавателей?

И застучали топоры, начали воздвигаться на верфи три корабля — специально для похода к Западной Земле, которую шепотом называли Землей Поющих Водопадов.

Ну и где эти корабли? Погибли, не выйдя из гавани! Загадочное лиловое свечение превратило их в труху. Из тех, кто был на борту, выжил лишь вахтенный с «Жемчужной чайки» — полубезумный, по-крытый пятнами ожогов. И еще два судна погубила зловещая сила — видно, морской старец в гневе не разбирает правых и виноватых.

Не только на рейде прогулялось злое колдовство. Лиловый огонь пожрал деревянный причал и проник даже на сушу, уничтожив здание таможни и дом почтенного Унлата. Что, кстати, вполне объяснимо, ибо почтенный Унлат Платиновый Кувшин, смотритель верфи и один из самых богатых людей города, щедро вкладывал деньги в будущий поход.

— Унлат — это понятно, а вот таможня чем Морскому Старцу не угодила? — недоумевал принц. Внезапно в голосе его зазвенели мальчишеские нотки: — Не призвать ли нам сказителя? Пусть поведает легенду об Ульгире. Может, найдем подсказку!

Эта идея не нашла поддержки. Почтенные горожане смущенно отвели глаза, король-отец свирепо цыкнул на внука, а Зарфест строго посоветовал сыну быть серьезнее.

Юноша сразу погас, заскучал.

А старшие соправители вернулись к делам.

— Что происходит на Фазаньих Лугах? — обернулся Зарфест к советникам.

Хранитель Аргосмира, пожилой, скромно одетый, похожий на мудреца-книжника, поклонился и неспешно заговорил:

— Фазаньи Луга пестрят шатрами. Некоторые из прибывших властителей, особенно те, что прибыли с женами, предпочли остановиться в городе, у родни и друзей. Но свои отряды они оставили за стеной.

— Еще бы! — сердито откликнулся король — отец. — Еще бы вся эта орава нагрянула в город! Сколько их там собралось — полтысячи или больше?

— Около четырехсот, — ответил Хранитель. — И с полсотни женщин.

— Я же говорю — орава! — неуступчиво гневался Эшузар. — Я с самого начала говорил: не будет пользы от этой затеи!

— Не все измеряется пользой, дедушка, — тоном опытного провокатора вставил реплику Ульфест.

Как он и ожидал, дед взвился языком черного пла — мени:

— Наши предки жили без конных воинских игрищ! Чего не завели предки, то и нам ни к чему! Хватало городу состязаний лучников и мечников!

Король ответил твердо:

— Прибытие властителей, приглашенных мною, украсит праздник, заставит соседних государей относиться к Гурлиану с большим уважением, оживит торговлю в городе.

— Торговля и так идет неплохо. А эти девятнадцать властителей… вот перегрызутся они меж собой, прольется кровь… А нам потом их утихомиривать и искать виноватых…

— А на этот случай я велел вызвать из Тагишер-ских казарм две сотни панцирных пехотинцев. Пусть Алмазные постоят под Аргосмиром, нам спокойнее будет.

— Алмазные! — умилился принц. — Не могу вспомнить, кто из мудрецов древности сказал: чем меньше страна, тем больше в ней ценят громкие названия…

— Ульфест, помолчи, если тебе толком сказать нечего… Тебе, кстати, не помешало бы принять учас — тие в состязаниях. Тебя же обучали воинским искусствам! Где твой молодой задор, где твоя отвага, где азарт?

— Отвага ждет нужного случая, — лениво ответил принц. — А задор и азарт оставим охотничьим псам, хорошо?.. Отец, ну, правда… неужели тебе доставит удовольствие видеть, как здоровенный кабан из какого-нибудь Замка Лягушачьего Пруда выбьет твоего наследника из седла? Или разобьет голову, а ведь она будущему королю вроде как не лишняя!

Король безнадежно махнул рукой и обернулся к Хранителю города:

— Кто еще хочет обратиться к Трем Престолам с прошением или другим делом?

— Почтенные горожане с перечнем убытков, на-несенных их имуществу загадочным пожаром, а так-же теми, кто этот пожар тушил.

— Дозволяю огласить список, — кивнула золотая маска.

Принц не сдержал зевок.

— Пойду к себе! — вызывающе заявил он. — Утомили меня эти государственные дела. Эй, Преш — кат! — повелительно кивнул он одному из часовых, стоящих у королевского трона. — Ступай за мной! Что — то мне в «радугу» сыграть захотелось.

Часовой не пошевелился.

— Проводи принца в его покои, Прешкат, — холодно приказал король. — Ему и впрямь рано заниматься государственными делами. Позже мы с ним об этом поговорим.

Не обратив внимания на угрозу, прозвучавшую в словах отца, принц тягучей, медленной походкой, чуть не цепляя ногу за ногу, направился к дверям.

— Пар-ршивец, — отчетливо бормотнул ему вслед дед.

Горожане сделали вид, что ничего не произошло, но в душе были согласны с Эшузаром. И каждый подумал, что избалованных, нахальных и несерьезных сопляков нужно драть крапивой, невзирая на происхождение.

* * *

Ульфест рухнул на покрытое медвежьей шкурой ло-же и, не снимая шелковой маски, уставился в потолок.

Вошедший следом Прешкат взял с мраморного столика коробку для игры в «радугу», но, бросив на принца короткий взгляд, положил ее на место.

— Скучно! — пожаловался принц куда-то наверх. — Теперь они убытки считают. А часть убытков покроет казна. Вот, должно быть, привирают! А? — оглянулся он на стражника.

— Не без того… — послышался дипломатичный ответ.

Прешкат Серое Копье относился к принцу не так, как прочие обитатели дворца, — от короля до последнего слуги. Для всех Ульфест был капризным сумасбродом, но Прешкат, учивший принца владеть оружием, видел в нем заброшенного юнца, обделенного любовью отца и деда. Вот и откалывает одно коленце за другим — пусть бранят, лишь бы заметили! А ведь король еще не все знает о забавах сыночка. Не обо всем королю рискуют донести…

— И как-то глупо все устроено! — изливал досаду принц. — Командир городской стражи докладывает, что расследование идет полным ходом. А как оно идет?

— Стража опрашивает тех, кто мог что-то видеть.

— Вот как? И люди охотно откровенничают со стражей?

— Еще чего!.. Да они, «крысоловы» эти, не заметят преступника, даже если он у них пряжки с сапог срежет! — хмыкнул Прешкат. (Между дворцовой и городской стражей — «щеголями» и «крысоловами» — издавна была вражда.)

— Я не о том. Помнишь, гостило у нас наррабанское посольство? Я поболтал с одним… интересные вещи рассказывает! Есть в Нарра-до человечек, зовут Хайшерхо. Слово «дэр» к имени не прибавляет — значит, знатностью похвастаться не может. И должность всего-то — смотритель дворцовых архивов. А на самом деле второй человек после Светоча! У него свои люди по всей стране. Никто не знает, что они для Хайшерхо собирают тайные сведения. Это же так здорово — знать изнутри, что творится в городе! Вот бы в Гурлиане такую службу… ну, хотя бы только в Аргосмире!

— Была такая, — обронил стражник. И сразу пожалел о сказанном.

Принц заинтересованно поднялся на локте:

— Ну?!

— Был при дворе человек, — неохотно начал Прешкат. — Завел себе уши в каждом доме… ну, это я через край брякнул, но в богатых домах слуги ему наушничали. На таможне своих людей заимел. Говорят, с порта и начал — велено ему было с контрабандой разобраться. Контрабандистов прищучил, а там во вкус вошел, всю столицу к рукам прибрал. Сам-то пришлый был, прохвост, а уж так быстро развернулся со своей «невидимой стражей»!

— Хорошее название.

— А его люди назывались «невидимками». Ох, как в Аргосмире боялись этого проходимца! Айрунги его звали…

— Айрунги Журавлиный Крик? Тот, что был замешан в «мятеже бархатных перчаток»?

— Во-во, он самый. Только не замешан был, а сам все и замесил.

Принц присвистнул.

— Я так и думал, что эти два идиота, дедушкины кузены, сами бы кашу заварить не сумели. С мозгами у них было слабо. Чего стоил этот опознавательный знак, перчатки…

Прешкат промолчал: не ему осуждать лиц королевской крови, даже если те сложили головы на эшафоте.

— Этот Айрунги, — поторопил принц, — его казнили?

— Удрал, негодяй. Хорошую награду за него объявили, да никому не досталась.

— Что уже говорит о многом, — задумчиво протянул Ульфест. — А «невидимки»?

— Кое-кого казнили за участие в мятеже, остальные постарались забыть имя Айрунги. Говорят, когда король Зарфест принял золотой топорик, он подумывал о восстановлении «невидимой стражи».

— Постой, сам угадаю. Дедуля встал на дыбы и начал бить в воздухе копытами, верно?

— Э-э… король-отец был против этой затеи.

— Кто бы сомневался… После мятежа дедуля лезет под кровать от кошачьего мяуканья за окном! Родную дочь к смерти приговорил!

— Так вроде принцесса Аннира и в самом деле была повинна в…

— Да плевать мне на тетушку! Сбежала — и молодец. Давай про «невидимую стражу»!

— Король-отец изволил сказать, что неразумно отдавать власть в посторонние руки.

— Вот! А пришла беда, так мы остались слепыми и глухими. «Крысоловы» цепляются к людям, а те хлопают глазами: мол, ничего не ведаем, ни о чем представления не имеем! А ведь наверняка мно — гие заметили что-то важное! Рыбаки в порту, нищие на улицах…

— Свахи много видят, лекари, трактирщики, — подхватил заинтересовавшийся стражник.

* * *

Прешкат был прав: трактирщики замечали многое. Например, Аруз Золотая Муха, владелец трактира «Шумное веселье», ничего не пропускал мимо заплывших жиром глазок и оттопыренных розовых ушей. Но наблюдения свои Аруз держал при себе. Разве что порой многозначительно похохатывал — так, что подпрыгивало брюшко под засаленным фартуком.

Но сейчас Арузу было не смешно. Насупился, поджал пухлые губы и начал протирать оловянное блюдо с такой тщательностью, словно надеялся, что из-под олова проглянет серебро. Очень не хотелось ему здороваться с теми двоими, что возникли на пороге.

А те ввалились, словно к себе домой, уселись за стол и разом махнули трактирщику — мол, бросай, дядя, свою посудину, попотчуй дорогих гостей!

Трактирщик еще больше нахохлился и подчеркнуто отвернулся к окну, хоть там и не было ничего интересного, кроме двух кур на навозной куче.

Гости заподозрили неладное. Востроносый бледный парень с синими нахальными глазами ухватил за юбку пробегавшую мимо рабыню:

— Метелочка, с чего твой толстяк куксится? Яичница сгорела или налоги повысили?

— Пусти, Щегол, не то по рукам надаю! — благонравно ответила девица, а шепотом добавила: — Да Серая Старуха его знает…

Спутник Щегла — рослый, плечистый мужчина — не стал опускаться до разговоров с прислугой, а пошел получать сведения из первоисточника. Не успел трактирщик и двух раз провести тряпкой по блюду, как над ним навис недоумевающий гость.

— Слышь, Аруз, ты что, оглох? Плесни нам со Щеглом наррабанского!

— Нету, — не оборачиваясь, тоскливо сообщил трактирщик. — Наррабанского нету. И никакого нету. Воды и той нету, понятно? Колодец пересох! Шли бы вы, парни, в «Олений бок»!

Тут уж и Щегол прекратил тискать служанку и подошел к стойке. Мыслимое ли дело: трактирщик шлет гостей к своему старому сопернику!

— Аруз, кончай пялиться на этих дохлых кур! Ждешь, когда они в павлинов превратятся? А ну, разверни фигуру к людям! Мы не с твоей задницей разговариваем!

Трактирщик обреченно положил блюдо на стойку и медленно обернулся.

— Кудлатый, — взмолился он, — забирай своего мо — локососа и вали из «Шумного веселья». Не то кликну сына и вышибалу, так и впрямь шумно будет!

— Шум мы любим, а в чем дело-то? — недоумевал Щегол.

— Не первый день сюда ходим — и вдруг нехороши стали! — вторил ему приятель.

(Надо заметить, что Кудлатым верзила был прозван не случайно. Тяжелое, плотной лепки лицо тонуло в курчавой бороде, короткой, но очень пышной. У трактирщика порой мелькала мысль: а настоящая ли она? Однако подергать Кудлатого за бороду, чтобы убедиться в ее подлинности, решился бы лишь тот, кому вконец опротивела жизнь.)

— Парни, — убедительно сказал Аруз, — мы с ва — ми и впрямь не первый день друг друга знаем. Я у вас вещички покупал? Покупал. Вопросы задавал? Не задавал. Только два условия ставил — не забыли? Первое — чтоб с вещей кровь не капала…

— А с наших — капает?! — изумился Щегол. — Кто ж такое про меня набрехал?

От волнения он возвысил голос так, что несколь-ко посетителей за длинным столом прекратили беседу и заозирались.

— Цыц! — поспешно сказал парню трактирщик. — С первым-то условием еще кое-как, а со вторым? Я ж говорил — придворных не трогать! Мало мне возни с «крысоловами», так чтоб еще и «щеголи» начали трактир тревожить?!

— А! — потерял Кудлатый интерес к беседе. — Это не ко мне. Добытчик у нас Щегол, с ним и объясняйся. Мое дело простое — в морду кому закатить или еще чего…

— А я даже не знаю, про что ты, Аруз, говоришь! — истово заверил трактирщика Щегол.

— Не понимаешь? Я про ту заколку для плаща, в виде ландыша.

— А-а, находочка моя! И что с нею не так?

— Да все! Я ее, как порядочный, отнес к… — Трактирщик резко оборвал фразу и крепко прикусил нижнюю губу.

— К ювелиру Туарри, что за Белой площадью лавку держит, — светло улыбнулся Щегол.

— Откуда знаешь? — испугался Аруз.

— Видал тебя там. Покупки делать там тебе не по карману — стало быть, продавал.

— Ну, ладно, — пришел в себя трактирщик. — Приношу ему заколку, а он давай браниться! Оказывается, он сам тот цветочек делал — во дворец, в подарок на годовщину правления короля Зарфеста.

— Надо же!.. А я тут при чем?..

Щегол оборвал фразу, настороженно оглянулся на скрип, но успокоился, увидев, что в приоткрытую дверь заглядывает смешная чумазая мордашка. Этот мальчишка, которого все называли Чешуйкой, крутился возле «Шумного веселья» — а вдруг кто — нибудь из посетителей за монетку пошлет его с поручением? Или из объедков что перепадет…

При виде Щегла малыш просиял. А парень небрежно бросил через трапезную медяк:

— Лови, лопоухий!

Малыш монетку не поймал, кинулся поднимать ее с полу. А Щегол тут же забыл про беспризорника, вернулся к беседе с трактирщиком и снизошел до объяснений:

— Я ж тебе говорил: нашел я заколку. На улице.

— Кончай бренчать.

— Я ж говорю: на улице. Когда город покидало грайанское посольство. Проехала процессия — гляжу, в пыли цветочек валяется. А всему городу известно, что принц Ульфест с грайанцами сутки напролет в «радугу» резался. Наверное, тогда ландыш и проиграл, а то откуда бы ему на той улице оказаться?

— Отбрехиваться ты мастер… А ведь был и другой случай, меня Туарри заодно попрекнул. Та золотая сережка с хрустальным колокольчиком.

— Помню. Сережку обронила одна прекрасная и нестрогая дама, уходя со свидания, о котором она не станет вспоминать вслух. Успокойся, трактирщик, она не ищет свою серьгу.

— Да это ерунда, — признался вдруг Аруз. — С юве — лиром я как-нибудь разобрался бы. Тут погрознее тучи собираются. Нащебетала одна птаха, что тебя ищет Жабье Рыло. Сердится: мол, ты его не уважаешь, на поклон не ходишь, долю не платишь.

— Жабье Рыло? — хмыкнул парень. — Ох, как страшно!

— А тебе и должно быть страшно! И как тебе удалось до сих пор промышлять и только сейчас прогневать Жабье Рыло? Ловок ты, парень, хитер… Я даже не знаю, откуда ты такой взялся. Ходят слухи, что ты из леса приходишь и в лес уходишь…

— А если так? — помолчав, серьезно спросил Щегол.

— Если так — берегись, парень! Городские лесных не любят. Или на ножи тебя возьмут, или «крысоловам» сдадут. Дела с лесом ведет только Жабье Рыло. Послушай, сынок, моего совета: ступай сам к ночному хозяину, не жди, пока силком притащат. Пади в ноги, покайся, пообещай долю. Жабье Рыло ценит настоящих ловкачей. Может, вам с Кудлатым и по лесам не придется шляться, в Аргосмире будете промышлять.

— Промышлять, промышлять… — Щегол устремил чистые синие очи к потолку. — Что бы это могло значить?.. А! — вдруг прозрел он. — Кудлатый, нас тут принимают за воров!

— Не может быть! — горестно охнул верзила.

— Запомни, толстяк, — ласково пропел парниш-ка, — Щегол сроду не брал чужого! Я просто глазастый, понятно? Хожу по улицам, смотрю под ноги. Где колечко замечу, где браслет, где кошелек оброненный…

Этот не внушающий доверия монолог был оборван приходом нового гостя, который громогласно потребовал вина и закуски.

Аруз кивнул рабыне — мол, обслужи!

— Кто таков? — сощурился Щегол на вошедшего.

— Строит из себя господина, а сам — пустое место. Служит на Серебряном подворье. Там остановился посланник с Семи Островов. Заявился, рожа заморская, с целой свитой, а застрял дольше, чем собирался, вот и нанял еще прислугу — из местных.

— Да? И долго здесь торчит этот посланник?

— С месяц.

— Долго ж я в Аргосмире не был… А ведь я сроду не видал никого с тех островов. Интересно же!.. Как зовут?

— Посланника?

— На кой мне посланник? Слугу!

— Умменес.

— Что любит?

— Хвастаться напропалую.

— Обожаю хвастунов! Что пьет?

— Лишь бы покрепче.

— Сокровище, а не парень! Я с ним уже дружу!

Щегол походкой подвыпившего человека направился в тот угол трапезной, где Метелочка поставила перед новым гостем вино и жареную рыбу. Проходя мимо Умменеса, паренек споткнулся и, чтобы не упасть, схватился за плечо сидящего выпивохи. Тот гневно вскочил. Щегол, судя по жестам, начал извиняться с таким чистосердечием и смотрел так простодушно, что Умменес сменил гнев на милость. Вскоре новые приятели сидели рядом. Умменес что-то рассказывал, размахивая руками. Щегол внимал с детским восторгом.

— Способный мальчик! — вздохнул Аруз. — Ты, Кудлатый, уговорил бы его поклониться Жабьему Рылу. Обидно будет, если такому хорошему пареньку засадят нож в спину. А заодно и мне — за то, что товар брал.

— Тебе — не знаю, — рассудил Кудлатый, разглядывая свои широкие ладони. — А вот ему — навряд ли. Ведь я рядом! Мне этот паршивец — что младший брат. Я за него любое Жабье Рыло по макушку в болото вколочу!