Белая ночь

Ольга Королевская, 2021

Яночь отправляется к Великой стене, уберегающей народ Темнолесья от злых белоглазых врагов. Его не останавливают ни предостережения ухающего филина, ни густая лесная чаща. Он извивается, точно змея, уклоняясь от ударов ветвей. А когда случайно касается полыхающими ладонями очередного дерева, листья разлетаются обугленные, обнажая надпись «Аглая» . Яночь трогает выжженную кору и тут же оказывается на равнине. "Да чтоб меня русалки защекотали до смерти, не может быть этого быть", – шепчет сын кузнеца, охваченный ужасом и восхищением. Посреди огромного поля, пересекая пространство от неба до самой земли, висит тонкая седая паутина в каплях росы. «И почему нам не разрешали на неё смотреть. Нет уж, я ближе подойду», – Яночь решает идти к паутине, не подозревая, что со стороны врага на него движется снежный вихрь.

В Темнолесье наступила ночь. Филин расстроенно охал, перебирая лапами. Ему захотелось стать невидимым, чтобы проследить за сыном кузнеца, но ветер тревожил раскидистый дуб, и тот недовольно скрипел всеми ветвями, заставляя прохожих вздрагивать. Всех, кроме сына кузнеца, он шёл спокойно, раскручивая амулет на железной цепи. Птица подглядывала за ним. Эка невидаль в других краях, но не в этих. Здесь каждый чтил пернатых, пытаясь выбрать для себя птицу, а та своего человека, чтобы служить его роду во веки вечные. Филин заприметил юношу давно, когда тот помогал своему отцу.

— Что филин сидишь? Ждёшь, пока позову? — спросил сын кузнеца, и птица моргнула жёлтыми глазами.

— Знаешь сам, у кого теперь живу. Его роду служит сокол. Ты мне по нутру, птица мудрая и сильная, да ночная. Всё как люблю. Но не даст Археон мне новую птицу позвать. Жди другого. А я к проклятой стене пойду, снится она мне каждую ночь, сил нет терпеть, может быть, посмотрю, да пройдёт этот морок. Устал я. С тех пор, как отец погиб, всё думаю, как отомстить. Не Археону, так ей. И ты филин мне и не подмога, и не помеха. Улетай прочь, зря только время теряешь. Так и сгинешь рядом со мной. Ты знаешь, я не стану сидеть и ждать, пока белоглазые нападут, если надо и лес сожгу, и царевну их Аглаю, пропади она в болотах, тварь бессердечная.

— Угу, — ответил филин и перелетел на другое дерево поближе к сыну кузнеца.

Луна освещала тропинку, по которой ступал юноша. Листья шуршали под ногами. Приближалась зима. Кроны деревьев уже совсем поредели. Там где заканчивалось Темнолесье, начиналась большая нетронутая равнина. От небес до самой земли спускалась великая стена, отделяющая родину сына кузнеца от земли белоглазых, что называли свой дом Белым лугом, хоть и жили у подножия скалистых гор. Ещё до наступления холодов сильные ветра смахивали снежные шапки с горных вершин и рассыпали их по лугам, превращая лёд в живительную росу, что питала землю и помогала взращивать диковинные цветы, чудодейственные травы и в последний раз перед наступлением морозов дарила урожай. Сын кузнеца слышал много преданий о белоглазых, но никогда не встречал их, ведь никто не приближался к Великой стене. Да и ему строго-настрого было запрещено идти к равнине. У самой кромки лес стал злее. Деревья плотно обступали его, давили тугими грозными стволами, кололи сучьями, ветвями, обсыпали жёсткими сухими листьями. Но юноша высекал искру прямо из рук, как учил его Археон, раздвигал горящими ладонями огромные стволы, извивался, точно змея, уклоняясь от ударов. Темнота сгущалась вокруг него, казалось, сам воздух чернеет и бьёт в лёгкие. Наконец, он встретил на пути древесную громадину, ветви исполина были перевиты ядовито-зелёным плющом. Юноша приложил к стволу полыхающие ладони, и листья разлетелись обугленные, обнажая надпись «Аглая». Он потрогал выжженную кору и тут же очутился на равнине.

— Да чтоб меня русалки защекотали до смерти, не может быть этого быть, — прошептал сын кузнеца, охваченный ужасом и восхищением. Посерди огромного поля, пересекая пространство с неба до самой земли, висела тонкая седая паутина в каплях росы. «И почему нам не разрешали на неё смотреть. Нет уж, я ближе подойду», — решил он и двинулся в сторону паутины.

Днём ей не спалось. Отец приказал спать, чтобы ночью проследить за ветром, ведь если вовремя не заметить перемену — можно остаться без урожая. Если снега станет слишком много — он не растает и погубит посевы, а ведь зима ещё не наступила. Маленькой девочкой Бела научилась летать. В её светлых просторных одеждах кутался ветер, как ласковый щенок. Он тёрся о белые ноги и ластился к ступням, иногда с такой силой, что отрывались они от земли, и можно было ступать прямо по воздуху на потеху дворовым мальчишкам. Тонкие губы, чуть подрумяненные, словно поцелованные морозным ветром щёчки и волосы цвета молока, заплетённые в тугую тяжёлую косу. Даже маленькой девочкой она была бела, что означало «чудо, как хороша» на языке народа, населявшего Белый луг. Отец украдкой улыбнулся, когда увидел её, первый раз порхающую над полем, посыпанным первым снегом, будто сахаром. Бела кружилась в вихре танца, полами одежд поднимая в воздух миллионы узорчатых снежинок, ловила их губами и звонко смеялась. «Бела!» — кричали ей в след мальчишки, и она улыбалась им, сверкая своими необыкновенными глазами. Они лучились светом, как горный хрусталь, лишь слегка отливая небесным.

Со временем Бела превратилась из озорной хохочущей девчонки в статную девушку, дочь правителя Белого луга. Но и теперь она часто кружилась в небе на потеху маленьким детям, срывая лепестки с самой макушки деревьев. Одежды её струились и закручивались, как русалочий хвост, закрывая ноги и тотчас разлетались, как крылья диковинной птицы, когда ступни в остроносых башмачках касались земли.

— Не к добру, Светлогор, чтобы дитя твоё резвилось на виду у всех. Все мы знаем, что не родная она тебе. Подкидыш. Только вот откуда взялась неизвестно, подумать могут всякое, — шептал на ухо правителю старший советник Беломир.

— Колдовство течёт в жилах девчонки. Что тут страшного и чудного? Будто первый раз с летуньями встретились.

— Последняя не продолжила род, да только может быть…

— Забываешь, с кем речи ведёшь, Беломир. Не смей упоминать даже имени Царевны. Она давно не покидала скалистых гор. Там ей самое место, а дочь мою не смей трогать.

— Как пожелает, светлейший. Да только девочка живёт праздно. Совет старейшин выбрал тебя правителем, но я помню слова Некраса перед смертью. Бела перевернёт небо и землю, если не держать её в узде, — осторожно сказал Беломир, перебирая серебряные кольца на узких длинных пальцах.

— Я не отдам её за тебя, рано ещё. Не время, — ответил Светлогор, нахмурив брови.

— Когда вы решитесь отпустить дитя своё неродное, неразумное, будет поздно, немало бед натворит женщина без мужа, Аглая хоть и была великой Светлой Царевной, а всё равно оступилась и заплатила самую высокую цену.

— Запрещаю тебе во веки веков произносить имя Царевны, — стиснув зубы, проскрежетал Светлогор, сжимая кулаки с такой силой, что острые большие костяшки побелели, — лежал бы уже в ледяной земли, кабы не подвиг её. Пойди прочь с моих глаз, пока не случилось страшное.

— С замиранием сердца слушаю и прислушиваюсь, светлейший, — нараспев произнёс Беломир своим гнусавым голосом да поспешил исчезнуть.

Светлогор коренастый и седобородый был на несколько тысяч лун старше Беломира и всё силился уразуметь, как тому в голову пришло свататься к его единственной дочке.

— Ты не выходишь из своей берлоги. Скоро станешь медведем, сосущим лапу. Не так ли давно мы с тобой бежали навстречу ветру, несущему снег? — под белоснежной вуалью улыбались губы, и удивленно приподнимались брови. Шурша длинными юбками, прямо из воздуха появилась Аглая. Она обогнула стол, за которым сидел правитель, и положила руки ему на плечи. Он вздрогнул и выпрямил спину.

— Я старая книга. Зачем ты пришла? — рассердился Светлогор, движением плеч стряхивая её руки. Аглая тут же постарела. Между аккуратными бровями и в уголках губ появились морщины.

— Ты о книге судеб, что написана нашими предками? Крутой, как горный обрыв. Холодный и мрачный как грот. Твоё имя и ты — полная противоположность. Мрачноземом буду тебя звать, — заговорила она еле слышно, голос её дрожал и срывался. Светлогор, не растерявший своей былой удали и красоты, могучий, как вековой дуб, Светлогор — высокий, статный и несокрушимый, вдруг стал ей противен.

— Аглая, быть здесь, да ещё и стоять за моей спиной в такой час, скоро стемнеет, дворовые придут свечи зажечь и растопить печь. Что я им скажу?

— Никто не увидит меня. А тебе неплохо бы вспомнить, — горько улыбнулась Царевна и щёлкнула пальцами перед самым его носом.

Светлогор тут же увидел, как под раскидистой вишней, на усыпанной белыми лепестками земле сидела царевна. В её пепельных волосах запутался ветер, и божья коровка неспешно брела по оголённому плечику. Аглая, поглощённая чтением книги судеб, не заметила юношу, который притаился в высоких кустах сирени. Светлогор вдыхал дурманящий запах крошечных цветков и искал заветный с четырьмя лепестками, чтобы загадать желание. Он, увлечённый своим занятием, упустил из виду царевну. И вздрогнул от неожиданности и испуга, когда увидел прямо перед собой тоненькие белые пальчики и узкое запястье, закованное в блестящие браслеты.

— Ты ищешь цветок желаний? — нараспев спросила она. И тот замер, не решаясь ответить, судорожно сглотнул, и его сознание поразила одна единственная мысль: « Аглая — почти божественная царевна». Девушка улыбнулась, смахнула божью коровку со своего плеча: крошечные крылышки затрепетали, и красный панцирик скрылся из виду, зарываясь в цветущую сирень.

— Загадывай желание.

Светлогор удивлённо вскинул брови, царевна, улыбаясь одними изумрудными глазами, коснулась его ладони. На грубой мозолистой коже невесть откуда оказался цветочек с четырьмя лепестками и божья коровка, перебирая тоненькими чёрными лапками, спешила занять своё место на плече у хозяйки. Светлогор зажмурился, представил своё желание, и тут же отправил в рот цветок сирени. С тех пор он не пробовал ничего вкуснее.

— Не мучай меня, Аглая, ни к чему, а ну-ка ворвётся снежный вихрь, сметая бумаги и перья, опрокидывая всё на своём пути.

— Бела? Она веселится. Такой же была и я, вспомни, как отец заставлял тебя бегать за мной по лугам, полям, лесам. А я раздвигала водную гладь и пряталась в озере. Или забиралась на белое пушистое облако и оттуда поливала тебя дождём или снегом, — Аглая закружилась по комнате, шелестя юбкой, — время, время, время, его будто бы нет.

— Не связывай себя с Белой. Я тебе запрещаю, — прошептал Светлогор, багровея.

Великая Царевна остановилась и, прищурившись, прошептала: «Если бы хватило смелости убить тебя. Убить всех, кто живёт в этом проклятом месте, возможно, я стала б счастливой! Почему я не зла на вас, ответь?»

Тяжёлый стеклянный гребень со звоном разбился о пол, волосы разлетелись, падая на плечи и спину. Чёрная прядь мелькнула и тут же растворилась в пепельном потоке. Аглая одним взглядом подняла осколки и бросила их в сторону Светлогора. Тысяча прозрачных острых, как бритва, стеклянных осколков замерли в сантиметре от его серых безучастных глаз. Женщина закрыла лицо руками и выбежала прочь. Светлогор зачерпнул их прямо из воздуха, эти острые сверкающие в лучах закатного солнца частицы, и приложил к лицу, растирая по глазам и щекам. Словно умываясь холодной ключевой водой.

Конец ознакомительного фрагмента.