Русь Эзотерическая. Учителя и М-ученики

Ольга Манскова

Книга о духовном поиске в конце 90-х – начале нулевых. Посвящается тем, кто искал смысл… И не нашёл. О когнитивном диссонансе нашего времени.

Глава 5. Наталья и Светлана

«Тоже мне, художница. Бросай кисточку и бери в руки швабру! И будет тебе на кусок хлеба».

(из наставлений горничной Нины)

В детстве, отрочестве и юности мы обычно являем собой то, что мы есть. Потом, постепенно, становимся тем, что сотворяют из нас люди и время, пока не разрушаемся полностью и не превращаемся в пыль. Потому, в детстве Наталья никогда не мечтала стать «большой». Ей страшно было взрослеть. Взрослые люди ей не нравились.

Она знала, что была не такой, неправильной и не нужной — и потому, в результате, попала на Поляну. Здесь все были не такими. Будто, с иных планет. Может быть, здесь отыщет она понимание?

После Магнита, дождя и долгого сидения в палатке, Наталья снова пошла на речку. Там она просто сидела и смотрела, как течёт река. Вместе с её потоками, куда-то вдаль, тихо и незаметно, уносились мысли. Наверное, она размышляла о многом — но, при этом, ни о чем конкретно.

С каких-то пор, она сознавала вполне отчётливо, что теряет интерес к так называемой жизни. Она — чужая на этом празднике. Окончив университет, Наталья была вынуждена вернуться в свой родной, богом забытый городишко. Вначале у неё хоть интересная была работа: в местной редакции газеты. Но потом там сменился редактор, и с новым шефом у Натальи сразу не сложились отношения. Все её материалы он залихватски отправлял в мусорную корзину. В своём молодёжном максимализме, Наталья не стала это терпеть; хотя, никто её не выгонял, быстро уволилась. После чего, ей пришлось устроиться на первую попавшуюся работу, причём, совсем не по специальности. Оказалось, что не так-то легко найти хоть какую-нибудь работу. Хорошие времена миновали, экономику скрутили, безработица процветала. И молодая девушка в полном расцвете сил пополнила ряды тех, чья жизнь навсегда не заладилась и не удалась. К тому же, примерно с этого времени, литература, рисование, иностранные языки — то есть, всё, что она раньше любила, — перестали её интересовать. С книжных страниц, как ей казалось, исчезло что-то нужное и важное; книги стали лишь развлечением, забавой, напрасной потерей времени. Пустышкой. К тому же, в книгах было одно, в жизни — совсем другое. Ответов на свои вопросы она не находила. «Распалась связь времён…»

Именно тогда, она и «подсела» на так называемую эзотерику. Из любопытства, читала поначалу всё подряд и намеренно решила допустить всё, о чём бы ни говорилось. Ради эксперимента, попытаться изменить взгляд на жизнь, начать с чистого листа. А ещё, открыла для себя восточные учения с глубочайшей мыслью и развитыми философскими системами. Кроме того, ей казалось, что нужно найти знающих, практикующих людей, которые подвигнут её на духовные подвиги. Вместе с ними будет легче выжить в этом враждебном и зверином мире.

Внешне весёлая, спокойная, независимая… Она ходила по краю пропасти, возможного падения в полную депрессию, когда нашла эту группу и влилась в стройные ряды эзотериков. Неожиданно, в стенах городской библиотеки, Наталья отыскала своих, нужных ей людей. Казалось, в группе происходило духовное развитие, и не было рутинного болота навязшей повседневности. Здесь она познакомилась со многими книгами по эзотерике, а также, обрела новых знакомых. Наладилась её связь с другими людьми, а на Поляне, что вероятно — наладится связь даже с людьми из других городов. И, как вещала Вера Николаевна, вскоре состоится связь с другими мирами, и чудесная, непостижимая Вселенная раскроет свои тайны.

«Вместе, всей группой — прорвёмся, соединимся с энергиями Вселенной! Вот, все силы мои — пожалуйста. Нерастраченная, пылкая душа моя — вся, без остатка, только возьмите… Для Вселенской работы! Для общего блага! Для трансмутации! Для создания шестой расы человечества!» — Наталья была готова посвятить всю себя, целиком и полностью, работе в Магнитах.

«…Вы пойдёте по водам, аки посуху, и разверзнутся перед вами надвое зыби водной глади, вы будете летать, как птицы, читать мысли людей и говорить с животными. Высокие сущности будут идти среди вас, их дух будет впереди освещать дорогу. Вы исцелитесь и обрадуетесь, и воскликнете: „Господи! Как хорошо!“ Великий Боже, даруй нам свои земли, воды, реки и леса! Мы — народ шестой расы, племя избранное, мы населили очищенную от скверны Землю, мы те, кто не покинет её до конца времён, до её вознесения. Мы — дети атлантов, потомки великих лемурийцев, мы — те, кто пришёл к вам с Венеры, оставив родную стихию, устремляясь на зов о спасении. Мы помогаем тебе, о матерь — святая земля. Ты прекрасна душой, как в первый день творения. Ты — жемчужина и сияние наших снов, и лёгкие тела наши своими энергиями тянутся, как растения, к свету, к солнцу, и поют тебе песнь хвалебную. Тонкий мир, красота чувств, ментальные построения добра, вы — как глоток чистого воздуха, что будет незримо пойман когда-то и где-то, быть может, далёким существом иной планеты, тем, кто усилит и донесёт нашу песнь как откровение, прозревая от искреннего голоса тайного слова, что изливается по каналам наших светящихся тел от высших пластов мироздания до недр земли и вливает в костную материю красоту, силу, свет, любовь… Счастья тебе, человек шестой расы! Аминь», — наверное, что-то такое проворачивалось в голове Натальи.

С такими мыслями и в таком настроении, она ехала на Поляну.

Да, это — своего рода крен, вывих ума… Так скажут многие. Но, всё же, для Натальи это было лучше, чем прыгать вниз с девятиэтажки или резать себе вены. Лучше быть человеком со странностями, чем мёртвым трупом. Потому, прежде чем критиковать «религиозно ушибленных», «сектантов» — а именно такие прозвища, вместе с камнями, летели ей вслед со стороны игнорируемых ею городских отморозков, лидеров подворотен, желающих общаться — вы подумайте, что взамен может дать маленький провинциальный, умирающий городок мятущемуся духу. Какой такой заряд исцеления и силы… Не будет у вас ответа, не только, как оградить молодых от депрессии, но даже, как одеть и накормить… Не даёт ответа птица-тройка, падая клювом в землю.

Быть может, Наталья и сейчас продолжала бы витать в эзотерических облаках, с прежним энтузиазмом. Но, недавно она познакомилась с Сергеем, человеком более критическим и недоверчивым. Быть может, благодаря ему, а может, так сложились звёзды — но вдруг Наталья стала прозревать череду промахов и ляпов возлюбленной братии. Причём, именно на Поляне…

«Быть может, нет здесь никакого единения? Но, что же тогда происходит, для чего люди едут сюда? Неужели, вовсе не духовный поиск — цель многих? А что — тогда? Пока не поздно, надо во всем разобраться. Понять, что здесь происходит. Так всё запутанно», — размышляла она теперь.

Началась ругань из-за немытой посуды. Появились, откуда ни возьмись, «Матушки» и «Батюшки». Здесь крестятся при виде остатков дольменов… Покрытых мхом, старых камней. Обнимают деревья. Советуют, чтобы излечиться от болезней — к примеру, убрать опухоль — пойти, обнять дольмен и попросить у него излечения… Чтобы получить канал, советуют обращаться к какому-то Евграфию. Говорят, он скоро спустится с местной Шамбалы… Так называется особое место где-то поблизости, где есть дольмены. Предположительно, там сильная энергетика.

Вдобавок, отношения между собой большинства людей на Поляне — ну, за исключением, например, Вадима, Дианы, Сан Саныча — были какие-то детсадовские. В лучшем случае, как в школьном лагере… Кроме того, Наталья почувствовала, что постоянно, так или иначе, уже раздражает многих братьев-эзотериков своим присутствием, без всяких негативных действий с её стороны. И не только она: например, ещё красивая девочка Настя, Володя с бусами из желудей, некоторые другие молодые девчонки и парни. А «отрывались» на них «возлюбленные братья» злостно… Ментал в районе костра вообще был тяжеловатый. Начинали там с выяснений, кто тарелки за собой не помыл, а заканчивали обвинением тех, кто на дольмен ушёл один, без коллектива. В общем, «По бороде — апостол, а по зубам — собака». Хорошая такая пословица из Даля. Душевная. И много что-то появилось на Поляне у костра апостолов…

«Неужели, как считает Матушка Мария, это мы карму свою здесь таким образом отрабатываем? Так сколько тогда, получается, я её уже отработала: в общежитии на кухне… И — сколько же у меня, бедной, этой кармы? На всех ли желающих меня обхамить её хватит? И — факт ли, что от подобной „отработки“ её становится меньше? А может, книжку тут громко, вслух почитать — про психологию коллектива? Или — самой написать, на основе наблюдений? С советами, как ужрать ближнего своего так, чтобы никто этого не заметил и все тебя же поддержали?» — размышляла Наталья.

«Несомненно, что и людей интересных здесь я уже повидала много, и со многими ещё хочется познакомиться и поговорить… Хотя, по большей части, именно они и не занимают никакой руководящей роли, теряются в толпе… Как и в обычной жизни», — подумала она.

«Хорошо, что Сергей сейчас здесь, рядом, что он тоже поехал. А то бы, взяли меня ещё больше в оборот, и совсем бы крыша у меня улетела», — Наталья улыбнулась.

С Сергеем, как ни странно, ей сейчас было просто и легко. Она считала себя человеком замкнутым, не разговорчивым. Хотя, этого никто не замечал: такой вот парадокс. В любых компаниях и группах её принимали за свою, к ней хорошо относились. Но при этом, никогда не понимали и не считались с её мнением. Она была для всех просто милой и простой девушкой, и никто и никогда не знал, что происходит в её голове и с её чувствами. Только с Сергеем она могла теперь серьёзно и долго беседовать на любые темы.

«Впрочем, наверное, это из-за крайней разговорчивости Сергея. Ему со всеми просто общаться, — подумала Наталья. — Главное, это не сдурить и не влюбиться. Вот уж будет глупо! Пропадёт откровенность и дружба… В общем, дребедень одна выйдет».

Была уже в её жизни подобная нескладная дребедень. Отчаянная, болезненная любовь. Существующая только в воображении, за пределом яви и даже снов. В лучшем случае, увидеть его издали, когда сердце ухнет куда-то вниз, а потом пройти мимо, не поднимая глаз. И рыдать ночью, носом в подушку. А вначале ведь были друзьями. В одной «шутовской толпе»; беседовали, бродили по Фонтанке…

В то время как Наталья по-прежнему одиноко сидела, не решаясь раздеться и прыгнуть в воду, а занимаясь, вместо этого, странным перепросмотром своей не менее странной жизни, сюда же, на берег, вышла женщина из местных — и остановилась неподалёку. Наталья сегодня уже видала её у костра и запомнила. Эта женщина тогда подошла и поздоровалась:

— Здравствуйте! На Поляну приехали? Милости просим. Отдыхайте, места здесь хорошие. Я сама с утра к серебряному роднику сходила, воды целебной набрала. Вот, увидела новых людей, с палатками. Ну, и зашла к вам на огонёк…

Поговаривали, что она частенько, и не первый год, заворачивает к эзотерикам. А звали её Светланой.

Светлана была для местных, как рассказал Сан Саныч, белой вороной. Те люди, что продавали ему молоко, считали её женщиной со странностями: в отличие от них самих, она в лес ходила, на речку, в поле за травами… Сами они в лес не ногой, а у этой была, мол, такая странная блажь.

— Думаю, и за то они на неё косятся, что с нами Светлана ладит. Костерят, что «прибилась» к эзотерикам. Но, дух у неё сильный, своевольная она. Выдюжит насмешки, — усмехнулся тогда Сан Саныч.

Впрочем, и некоторые бывалые эзотерики, как и «местные», тоже зубоскалили на её счёт. «Под Анастасию работает», — хихикали одни. «Чайка хочет попить у костерка на халяву», — ехидничали другие.

А если и чайка? Что, жалко стало? Впрочем, что же она, воды бы в котелок не набрала, травы не нарвала да костерок сама бы не запалила, такая крепкая и сильная? Чаёк… Без заварки и сахара. А что ещё возьмёшь от небогатой братвы — эзотериков? Миллионеры по лесам не ходят. Какой правды им здесь искать?

Посидеть, погреться… Разговоры послушать. Самой что-нибудь рассказать: про травы, про камни. Лес — как книга, читаемая с детства. Под Анастасию? — а ведь что-то в ней такое и правда есть: крепкая, сильная, своенравная…

Тем временем, местная «Анастасия» искупалась. Вышла из реки и стала отжимать широким полотенцем длинные тёмно-русые волосы. Озорно глянула на Наталью чуть раскосыми, смеющимися, с лукавинкой, «ведьминскими» смелыми глазами и спросила шутливо:

— Что не купаешься? Али какая дума сердце гложет?

И Наталью, неожиданно даже для неё самой, вдруг как прорвало, и она заговорила сбивчиво:

— Думаю иногда, что, может, ерундой мы все — ну, кто на Поляну приехал — занимаемся… Ну, в лучшем случае, отдыхом на свежем воздухе… А для остального мира наша так называемая «работа» — просто смешна. Ну, а что иначе нужно делать? Идти деньги зашибать? Увы, не умею. Читаешь о том беспределе, который сейчас творится… Мурашки по коже. Мир чужой, холодный и страшный. Правда такова, что мы все стремительно катимся в пропасть. Одни — жируют, издеваясь над теми, кто беден, они — хозяева жизни. А бедные — голодают, умирают, и не в состоянии этому противостоять. И никто и никому не нужен. Бедным — потому что они и хотели бы, но не могут никому помочь, а у богатых — совсем не те желания. Не знаю, есть ли смысл прикладывать силы, чтобы выжить, не вижу в этом смысла… Ненавижу! Иногда — и себя, и всех ненавижу. И надо всем тем, что происходит, как фон, стелется — на радио, по телевидению, в газетах — какой-то апофеоз оскотинивания.

Светлана поначалу растерялась. Потом с минуту молча смотрела Наталье в глаза. Наконец, будто озаряясь неким внутренним светом, тихо заговорила:

— Вот что, милая! Ты, наверное, сама чувствуешь, я истину тебе не открою… Сама это знаешь: борьба идёт повсюду, страшная борьба. И не только физическая, за выживание, а ещё и на других планах. Да, могут, конечно, нас убить, могут — сено заставить жевать с голодухи. Но хуже смерти ничего не будет. А для верующего она — освобождение. Главное — не быть такими, как они, ведь именно этого они хотят. Если продашь душу — тебе сразу и колбаса на стол будет, и «Мерседес» в придачу. Очень мало сейчас можно честно заработать, разве что — мужчине сильному, работая с утра до вечера, не покладая рук. И то — если с работой повезёт. Ещё меньше можно заработать «головой»: мыслительным трудом, если он с бизнесом или другим надувательством не связан. А потому, бедный и честный сейчас — синонимы. А значит, и не горюй, что на Руси мало богатых и много бедных… Конечно, есть и среди бедных такие, что с удовольствием и душу бы продали, да не покупает никто… Нечего покупать там. Те пьют, воруют, снова пьют. Отребье. Но нищих и честных — их большинство. И умных много, и талантливых. Но не нужны сейчас ни умные, ни талантливые, ни работящие.

Особенность страны такова, что супостаты и без рабочего люда, и без крестьян, и без учёных и учителей — без всех нас, словом — преспокойно проживут, даже если мы вымрем все. Останется, что продать: леса, земли, полезные ископаемые, иконы старинные… Богатство страны — только беда для простого люда. А ещё, ядерные отходы со всей Европы можно ввозить для захоронения — тоже деньги будут. Только вот что я тебе скажу… Видишь меня? Мне уже далеко за тридцать, а кто этого не знает, не дают и двадцати. Это — от Бога. Только наше тело и наша душа — Богом дадены. Думаешь, каждая богачка, что делает косметические операции и на Канары катается, сможет так выглядеть? Понятно, что с точки зрения людей её круга я не привлекательна: сила моя таких отталкивает, а не притягивает. Я не смазлива, и разные мы, и наши жизни в разных мирах пролегают. Богачка мне не позавидует, но и я ей — тоже. Они ведь всего боятся, эти богатые. Живут и дрожат. Впрочем, мне их не жалко: сами это выбрали. «Хорошую жизнь» свою. Девиз которой: хапай побольше и неси подальше, тешь во всем свою ненасытную утробу. Это сейчас называется коммерческой жилкой. Совсем без совести надо быть, проматывая большие богатства и зная, что рядом люди всю свою жизнь впроголодь живут. Одно только знаю: их деньги ни на минуту не отсрочат их, богатых, часа смертного. А туда — ничего с собой не захватишь. И за всё, в этой ли жизни, или после неё — но придётся заплатить. Не только и не столько деньгами. Не везде они в ходу…

Знаешь, была я как-то в нашем районном центре. Шла по улице. Остановилась машина. Такая, как говорится… Крутая. Вышел, как говорится, мальчик. Смазливый такой. В костюмчике с иголочки. С лоском. И вдруг — меня останавливает. Сказал что-то вроде: «Поехали со мной». А я молчу, смотрю на него в упор. У него глазки сразу так и забегали. Ни взгляда не поймать, ни… человека. Знаешь, будто пустая оболочка передо мной стоит. А сущности там — совсем нет. Не ощущаю человека. Пустота. Кажется, задень его случайно — и растает. Или — пройди сквозь него, как сквозь облако пыли. Не человек это… Так, структура, как здесь говорят: слышала я такое понятие. Мне тогда и страшно стало, и противно. Ну, и пошла я дальше, как мимо пустого места, не оборачиваясь. А — что их бояться? Пусть эти структуры, нелюди — сами нас боятся…

Скажу ещё так. Вот много ли взрослому человеку, в сущности, надо? Из еды мне, например, летом хватает двух яблок и полбуханки хлеба в день. И так — неделями. Вот чаю я много пью, воды родниковой. И — будто от леса какую энергию получаю. Хожу по лесу: то за грибами, то за ягодами, запасаюсь на зиму. А вот деток малых жаль. Им больше кушать надобно, организм растёт. Потому, мало деток у нас рождается: боятся люди, что на голодную и страшную жизнь их обрекут. В будущем-то просвета никакого не предвидится.

А вообще, знаешь что, лучше всего — приезжай, поселяйся здесь, если будет возможность. Здесь хотя бы — лес, горы. Ягоды, грибы, орехи — всё есть. Сюда супостаты всякие не скоро доберутся, хотя и сюда уже их жирная лапа тянется: то с грязевого источника удумали всю грязь вычерпать, то лагерь для школьников организовать, чтобы большие деньги взять за то, что даром даётся… Живут-то дети в палатках, под открытым небом, за едой в посёлок ходят, а пьют воду родниковую… Были даже умники, что эту самую воду собирались в бутылки разливать да продавать потом… Да что-то у них у всех пока не заладилось. Конечно, они рано или поздно сюда доберутся — это так. Но, думаю, горы — места сильные. И здесь, всё же, не пробыть им долго, и всё в карман не захапать. Скинут горы чужаков со своего горба, взбунтует стихия — смерчи, дожди начнутся, и смоет их всех, окаянных, долой отсюда. Пересохнут реки, вода станет горькой и грязной, пропадут душистые травы… Вот только восстанавливается потом всё это природное богатство долго. Разрушать всегда легче, чем созидать. Впрочем, пока ещё мы, местные, легко выживаем, не город здесь, есть ещё природа, она и спасает. У неё есть душа. Которая и поддержит, и поможет, коли плохо. Я часто в лес хожу, порой просто погулять — силы восстановить.

А что ещё делать остаётся? Только силой духа и продержишься. Уповать можно только на Господа, и сопротивляться до конца. А уж тут, в этом деле, как кому удобнее и лучше: с группой, без группы… Я, честно говоря, не знаю, строят ли здесь что-нибудь на тонком плане, и про все эти переходы в шестую расу ничего не скажу. Иногда кажется, что есть в этом что-то, а иногда — что муть и заблуждение. В любом случае, важнее то, что здесь, в этих местах, с тобой внутри происходит. Но и внутреннему иногда нужен внешний толчок, и некоторые его здесь получают. Многим здесь, на Поляне, открывается что-то. Я, конечно, не каналы в виду имею, которые здесь всем Евграфий открывает. Вроде бы, всем желающим — а они отыскиваются постоянно. Не видала ты ещё Отца всей Эзотерической Поляны — Евграфия? — спросила Светлана.

— Нет, — растерялась Наталья.

— Ещё увидишь. Так вот, иду я как-то, к примеру, через поляну, которую ваши Ромашковой прозвали, и стоит на солнцепёке женщина, в самый полдень. Вся уже совсем красная, ошпарилась. Руки к солнцу вверх тянет и проговаривает что-то. Я ей: «Ты что, получить тепловой удар хочешь? У тебя завтра вся кожа слезет!» А она в ответ, гордо: «Евграфий мне сказал, что я сегодня непременно получу канал». А солнечные лучи, мол, полезны для организма. Это — чистая энергия… «Зарядилась» она этой чистой энергией так, что неделю потом мучилась и из палатки не вылезала. Вся кожа у неё покраснела и волдырями пошла… Да, от таких контактов, конечно, никакой пользы нет…

А в общем, поживи здесь с недельку, и сама поймёшь, что к чему. Больше у природы учись. Слейся с ней. Природа излечивает, а дальше — организм начинает сам восстанавливаться, и способности начинают открываться, если кому дано. Поваляйся на травке, походи по горам… А сейчас — пошли купаться, что сиднем на берегу сидеть! В лесу от дум тяжёлых и проблем городских отдыхать нужно. Давай, смелее! Вода — она очищает и силы придаёт, — и с этими словами, Светлана, которая уже согрелась и обсохла на солнце, бодро зашагала к воде. Скинула прочь, на куст, полотенце — и погрузилась в воду.

— Давай, иди за мной, — крикнула она Наталье.

А та была сильно озадачена горькой мудростью и отповедью простой деревенской женщины. Прослушала весь этот длинный, ничем не прерываемый монолог — и впала в ступор. Но вот, наконец, она пришла в себя, тоже — быстро разделась, и вслед за Светланой вошла в холодную реку. Стремительно поплыла, всем телом резко ощутив ледяную воду. Проплыла туда, обратно; хотела уже выходить, но Светлана вдруг настойчиво сказала:

— Нет, этого мало! Давай — ещё. Вода негатив снимает, прочь его уносит. Ты с головой нырни, обязательно — с головой. И — давай ещё здесь поплавай, вперёд — назад!

И они ещё долго плавали вместе вдоль глубокой лагуны, туда и обратно. Пока Наталья, наконец, не перестала мёрзнуть в холодной воде, внутренне съёживаться, и не почувствовала, как каждая клеточка её тела радуется, освежается, и всё оно теперь становится лёгким, чистым, искрящимся. И вот уже не холодно ей больше, только приятно. И видит она теперь, как солнечные блики играют на воде, сквозь которую просматриваются на дне речные камни, и как близко-близко подлетают к воде птицы и стрекозы. Вот теперь она — живая… Воспринимает, что творится вокруг. Слышит, как листья деревьев шумят, шелестят от ветра. То, что раньше будто и не замечалось, ощущается теперь каждой клеточкой тела: чистая вода, яркое солнце, запах листвы и далёкого костра. И будто бы, действительно, все проблемы вдруг разом ушли, унеслись на время куда-то далеко-далеко, за горизонт… Туда, где остался нелюбимый, неуютный, пыльный и душный город…