В следующем году в Иерусалиме?

Ольга Марголина, 2021

В новой книге Ольга Марголина, нетипичный представитель «серебряного возраста», активный путешественник и почетный энергетик России, собрала свои впечатления от поездок в Иерусалим, которые она совершала в течение 27 лет. За эти годы множество событий произошло в жизни автора и ее израильских друзей, на ее глазах расцветала страна и хорошел удивительный город Иерусалим, древний и вместе очень современный. Что видела и узнавала нового во время прогулок и экскурсий, как она проводила будни и праздники с друзьями, обо всем этом автор живо и увлекательно рассказывает, привлекая исторические ссылки и документы. Евреи и арабы, иудеи и мусульмане как они сосуществуют на маленькой территории, не намного большей по площади ее родного Санкт-Петербурга с окрестностями? Автор верит, что все граждане страны смогут жить мирно и быть терпимы к религиозным и культурным отличиям друг друга. Тогда ее любимая прощальная фраза «В следующем году в Иерусалиме!» будет вдохновлять жителей и гостей города и страны еще много лет. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Апрель 2000 года

А почему бы мне не посмотреть Израиль весной, когда там все цветет и пахнет?! Хотя там почти круглый год цветут деревья и цветы (цветут цветы — как ужасно!), но, кажется, не пахнут. Я весной до наступления жары еще не была, надо исправлять ситуацию.

За эти годы из регулярной переписки и длинных разговоров по телефону мы были в курсе динамичной жизни в наших семействах и конечно, интересных путешествий по миру (в США два месяца Элла и Мира, и несколько раз в Германию — я). Все это шло на фоне международных, в основном нерадостных событий. Мы обе переживали внезапную смерть принцессы Дианы, но еще больше расстраивались, когда видели, как погибают люди во время террористических актов, они продолжались в Израиле и стали довольно регулярными в России. Элла негодовала по поводу ливанских событий и «наезда» из-за палестинцев на Натаньяху, а я не могла успокоиться после проигрыша на выборах Собчака и особенно после его неожиданной смерти. Число командировок в эти годы у меня сократилось, поскольку в энергетике продолжался полный застой. Элла в эти годы поняла, что не может больше водить машину. У нее появился страх, кошмары, и только одна мысль о том, что надо сесть в машину, вызывала перебои в сердце.

Я по вечерам, когда домочадцы расходились по комнатам, и наступала тишина, садилась за стол и начинала вспоминать свою жизнь. Вдохновила на это занятие моя однокашница, она дала мне прочитать книгу, выпущенную ею в самиздате о семье — родителях, бабушках — дедушках. Читалось с интересом, и я подумала: а чем моя семья хуже? Неужели родители не достойны того, чтобы я о них рассказала не только детям — внукам, но и знакомым и вообще людям?

Видимо, мы с Эллой вдохновляли друг друга на творчество. Она в это же время задумала рассказать внукам о судьбе своей репрессированной семьи. Но ее задача осложнялась тем, что текст для внуков необходимо было в дальнейшем перевести на иврит. Будучи человеком организованным, она ежедневно с утра садилась за письменный стол, не отвечала на телефонные звонки, напрягала память и заполняла большие листы бумаги своим крупным красивым почерком.

Цветущую страну весной я наблюдала буквально в первые дни после приезда, когда навестила в Кфар Сабе свою школьную подругу Мару. Это тоже один из городов — спутников Тель-Авива, эдакий южный городок из белых разноэтажных домов, утопающих в зелени. Здесь же рядом с обжитыми зданиями в окружении прудов и фонтанов возводятся многоэтажные здания новые, ничем не хуже. Семья Мары живет в стране уже довольно давно, а приехали они в Израиль из Канады, она им не приглянулась. Решающее слово было за их юной дочерью, заскучавшей в университете с нудными англоязычными студентами. В Израиле она почувствовала себя комфортно, нашла симпатичного умного мужа, родители устроились на работу по своим основным специальностям, к тому же рядом проживала Марина сестра с семейством и мама.

Мара и ее муж Аркаша, оба полные, приветливые и улыбчивые, встречали меня на конечной остановке автобуса в Кфар Сабе. В соответствии с их культурно-оздоровительной программой расслабляться нам предстояло на природе, в country club (загородном клубе). Клуб содержится на деньги профсоюза, а мои друзья состоят его активными членами — и профсоюза и клуба. На небольшой парковой территории есть сауна, два бассейна, тренажерный зал, площадки для спортивных игр, и все это в окружении цветов и лужаек с разбросанными шезлонгами и столиками. Пользоваться услугами таких клубов, а их множество в стране, члены профсоюза могут хоть каждый день.

По пути друзья мне рассказали, как вообще израильские фирмы заботятся о своих сотрудниках. Авиационная компания, в которой работает муж Мары, каждому, кто четыре месяца не брал больничный лист, к отпуску прибавляет еще один день. Если не болел год, получаешь три дня. Каждый год инженеры имеют возможность поехать на три дня совершенствоваться за границу. Сам Аркаша накопил за три года девять дней и в прошлом году ездил в Россию.

Мы с Марой поплавали в бассейне, поболтали ногами, сидя на бортике джакузи, и поболтали языками, сидя в шезлонгах. А в это время наш мужчина в тренажерном зале под наблюдением инструктора бегал на движущейся ленте и выжимал гири. Потом мы все переоделись, сели в машину и вернулись домой, чтобы с аппетитом пообедать.

— Если гистадрут заботится о своих членах так же, как в этом замечательном клубе, я верю, что вам живется под его крылом неплохо.

Вечером мы были приглашены на чай к Мариной сестре, которую я помнила еще маленькой девочкой. Нынче девочка стала уверенной деловой женщиной, матерью семейства. Ее двадцатичетырехлетний сын седьмой год служит в армии в ракетных войсках и одновременно учится в университете на биофаке (это, наверное, только у них так можно — служить и учиться). Мама сестер в возрасте восьмидесяти лет, ее я тоже отлично помнила, выглядит вполне светской дамой. Она дни проводит дома, а вечерами, когда не жарко, выходит на воздух и сидит на лавочке с такими же старушками, ну совсем как у нас на Гражданке или в Купчино. Несколько лет назад ее разбил паралич, но усилиями дочерей и силой воли она встала и потихоньку передвигается. В этом открытом доме постоянно кто-то гостит, семейство очень хлебосольное и жизнерадостное.

На обратном пути мы шли с сестрами по южной благоухающей Кфар Сабе и под звон цикад вспоминали ленинградское детство.

Утром Мара пригласила меня на прогулку по парку. Там в тени эвкалиптов, громадных с ободранными стволами и причудливо торчащими из земли корнями, мы продолжали нескончаемую беседу. Наболевший вопрос был об интефаде, она продолжалась в стране уже пять лет. Семейство непосредственно страдало от осложнения отношений.

— Рядом с Кфар Сабой находятся арабские деревушки, мы еженедельно ездили к ним отовариваться, особенно в субботу. Были у нас постоянные продавцы, дружили с ними много лет. А теперь туда нельзя — кордоны, да и просто опасно, камнями закидают.

На мои намерения съездить в Вифлеем Аркаша резко отреагировал:

— И не думай, не рекомендую. Арабы относятся к нам неплохо. Но их настраивают.

Вечером после прогулки мы трогательно прощались с сестрами. В ответ на мои скромные сувениры Мара надела мне на шею серебряную цепочку с «хамсой», рукой Всевышнего, от сглаза. Ее сестричка, зная нашу бедность и полное отсутствие в обращении «зелененьких», подарила конверт с бумажкой в сто долларов, вызвав у меня чувство неполноценности и робкого протеста.

Конец ознакомительного фрагмента.