По ту сторону сказки. И далеко, и близко

Ольга Назарова, 2020

В девятой книге серии Катерине приходится столкнуться с коварством ведьмы, на время лишившей её возможности быть с друзьями. Сказочница отправляется на дальний остров, чтобы найти последнее змеиное кольцо раньше злодейки. Кир вынужден принять одно из самых сложных решений в жизни, чтобы спаси близкого человека. Катерина близко знакомится с Великим Вороном, находит упырьи сказки и разгадывает загадку зелья неведомой зверушки. Она должна вернуть зрение Степану, ослепшему из-за происков Кащея, узнать, как проникнуть в Причудье, побывать в отпуске вместе с Бурым Волком, спешить северный ветер и решить, что же важно для неё самой, не только в Лукоморье, но и в реальной жизни.

Глава 5. Дева под вязом

Кир был в откровенно поганом настроении. Они получили письмо от царя и царицы Златогорного царства, которые приглашали своих названных сыновей, сказочницу и её спутников на праздник. Решили ехать, и закрутилось… Их встретили как самых долгожданных гостей! Но, как-то так получалось, что из них двоих первым везде шел Степан, естественно с Катериной, а позади Кир. И нельзя сказать, чтобы Кира обделяли вниманием или подарками, или вообще хоть чем-то, но какая-то ядовитая мыслишка проскальзывала. И чем дальше, тем больше. А потом он забрёл в дальний угол сада, а сад при царских палатах был знатный, огромный, и там нашел старые-престарые качели около заболоченного ручейка. И почему-то словно тянуть его туда стало. Всё стало скучным, неинтересным, и каждое событие стало видеться только в одном свете — он, Кир, всегда на заднем плане, на задворках! Нет, понятно, что Катька в Лукоморье — звезда. Единственная сказочница, тут всё ясно! Но, они-то оба со Степаном царевичи и сделали для царства поровну, а может он и вообще больше смогов убил! Не считал он тогда, казалось пустяком. А вот надо было посчитать! А то, что такое… Опять Степану первому чащу подали, и Катька с ним говорит, а не с Киром! Ясно, что они типа, сговорены, и Степан в неё влюблен, но она-то в любви Стёпке не признавалась вовсе даже, так почему на Кира внимания не обращает? Разумеется, что в романтическом плане ему это сто лет не надо, но они же, вроде как друзья!? Или уже нет? Почему он для них так, словно довесок какой-то? Получается, что нужен, как собаке пятая нога?

Кир от скуки и раздражения смылся с ужина и отправился в дальний угол сада к качелям. На них он не садился, какими-то ненадёжными, древними казались верёвки, на которых качели висели. Нет, он устраивался рядом на корне дерева. И просто сидел, прислонившись к стволу, мрачно глядя на мутную застоявшуюся воду.

Первый раз, когда он увидел девушку, он вскочил и чуть бежать не бросился. Очень уж она напомнила ему русалку.

— Ты меня испугался? Забавно. А я сначала тебя испугалась, — девушка вышла из-за дерева, не из воды, и это Кира немного успокоило.

— Я не испугался. Чего мне бояться? — буркнул Кир.

— Вот и правильно. Ты, как видно, чем-то расстроен? — девушка подошла к качелям, села на них и легонько оттолкнулась босой ногой.

— Нет, ничем я не расстроен, — Кир поднялся на ноги, собираясь уходить, и вдруг она спросила:

— Тебя тоже не ценят?

— Почему? С чего ты взяла? Да тут я младший названный царевич! — Кир постарался, чтобы это звучало солидно.

Девушка сочувственно покивала головой. — Оно и понятно. Там же родной есть, и ещё один, старший названный. А ты всего лишь названный, да самый распоследний. Да и девушка не с тобой вовсе. И остальные часто ли тебя ценят по заслугам?

Киру заинтересоваться бы, а откуда эта босая девица в белой рубахе так много про него знает? Но слова очень красивой девушки так участливо, так вовремя прозвучали, и, чего уж там, так совпадали с его мыслями, что он только недовольно что-то буркнул. И остался и слушал дальше. После того, первого раза, он каждый вечер начал пробираться к качелям, и каждый раз из-за дерева выходила красавица с пышными каштановыми волосами и голубыми печальными глазами. Кир попытался было уточнить, кто же она?

— Я? Меня зовут Улита. Я тут недалеко живу, а прихожу сюда, когда всю работу переделаю. Я, как и ты… Отдыхаю тут. Здесь мало кто бывает. Но это не интересно, давай лучше о тебе поговорим. Так как ты сказал? Степан выбрал коня первым? Ну, конечно, он-то себя считает самым-самым!

Неладное заметила Катерина. Кира она знала дольше всех, да и лучше всех. Раньше-то приходилось к нему присматриваться из чувства самосохранения. А потом… От изумления и недоверчивого восторга. Он стал действительно близким и надёжным другом, а вот сейчас… Словно уходит от них куда-то далеко, в какую-то муть. Катя решила с вопросами не лезть, мало ли они Стёпкой поругались, или не нравится ему что-то. С мальчишками сложно! А потом вскользь спросила у Степана.

— Да чего-то смурной такой. Косится исподлобья, ворчливый стал, как дед старый, хотя, он всегда ворчит, — отмахнулся Степан, находящийся в счастливом ожидании предстоящей поездки на соколиную охоту с Вячко.

— Смурной… Это такое правильное слово… — пробормотала Катерина и уже начала попристальнее за Киром следить. И увидела многое. И то, как он мрачно глянул на побратима, когда Степан первым лошадь себе взял, да ведь обе одинаково хорошие были! Но вышло, что Киру осталась та, которую Степан не захотел. И то, как он косился на слуг, обносящих их за столами едой. Вот уж чего за Киром раньше никогда в жизни не водилось! И то, как он скрипел зубами от сдерживаемой ярости после удачного выстрела Стёпки по мишеням.

— Да что с ним? Он что, завидует? Но чему? — Катерина призадумалась и вспомнила, что каждый вечер Кир куда-то пропадает. И как только начало смеркаться, она сослалась на усталость и удалилась к себе. Там достала зеркальце и…

— Это ещё что за глиста бледная? И почему не одета? Здесь в одних рубашках девушки не ходят. И что за глупости она Киру в уши льёт? — Катерина только глазами хлопала, слушая вкрадчивый голос странной девицы, которую Кир называл Улитой, и хмурые рассказы самого Кира. Потом, когда окончательно стемнело, девушка сослалась на то, что ей пора и ускользнула за дерево, а Кир медленно и нехотя отправился в терем.

— Зеркальце, покажи мне Улиту, — попросила Катерина и рот зажала, чтобы не заорать! Девка оказалась сидящей на ветке того самого дерева. Она злобно и жадно смотрела вслед Киру, небрежно придерживаясь за ствол дерева рукой с острыми, сверкнувшими в темноте когтями.

— Да что же за нечисть такая на беднягу свалилась? — Катерина осторожно прокралась к Баюну и, разбудив его от сладкого сна, рассказала, что только что увидела.

— Чтоооо? Девушка в ветвях? У ручья? Улита? — Кот вздыбил шерсть и решительно отправился к Киру. Тот как раз улёгся на кровать, теперь он даже не раздевался! И это аккуратист Кир! Катерина сама слышала, как он буркнул, что, мол, Степан-то так делает, и ничего, а чем он хуже?

Кот замурлыкал под дверью, и через минуту зашел в светлицу к глубоко спящему Киру. — Ну-ка, глянем, что у нас тут? — он махнул лапой, и начал вдумчиво рассматривать сонные картины. — Ой, как плохо! Ой, плохо-то как!

— Котик, что? — Катя думала, что Баюн просто прогонит девицу, и всё!

— Пойдём, радость моя, поговорим, — Кот поманил Катерину и вышел из светлицы, где в тяжелом, мучительном сне девица вкладывала в руку Кира нож.

Они устроились у Катерины на кровати, и Баюн начал рассказывать:

— Эта самая Улита — царская дочка. Младшая. Нет, она не сестра Веселины, и даже не сестра её отца. Она царю, как бы это… Бабушка двоюродная.

— Так она же выглядит… — Катерина начала подозревать истину.

— Выглядит так, как и выглядела, когда жива была. Ты про древесных русалок что знаешь?

— Русалка на ветвях сидит… — машинально ответила Катерина.

— Правильно! Самое известное. А кто они знаешь?

— Ну, удавленницы. То есть, повесившиеся девушки, — Катерине стало внезапно холодно.

— Именно. Вот эта Улита и повесилась. От зависти. С малолетства она подмечала, что старшей её сестре всего больше, да лучше дают. И то краше и это богаче. На самом-то деле вовсе ничего уж такого и не было. Просто странно малышке шить чрезмерно роскошные наряды. А уж девушке на выданье, завсегда полагаются и наряды, и украшения, и венцы жемчугами да лалами выложенные. И всё-то Улита считала, да маялась. А уж как жених нашелся старшенькой, чуть и вовсе ума не лишилась, так её зависть жгла. И ладно бы косой да кривой, Улита бы хоть этим утешилась, так нет, парень хоть куда, царевич соседний! Улита что только не делала, чтобы свадьбу разрушить! Но не вышло. Только завистью жила, даже не заметила, что она сама уже девушка и ей тоже и наряды дорогие шьют, и уборы. Нет, теперь ей именно что жениха старшей сестры хотелось! Она даже собиралась его ножом ударить, чтоб и у сестры счастья не было, раз ей, Улите, такого не досталось, но не решилась. И придумала она хотя бы день свадьбы сестре испортить. Взяла, да и повесилась от зависти!

— Да разве такое бывает? — ахнула Катерина.

— А то! Ты вспомни-ка, — Кот сходу назвал несколько сказок, где вешались сестры от зависти, что одна из них замуж удачно выходит!

— И что дальше? — Катерина была уверена, что дело этим не закончилось, и была права.

— А дальше, увёз муж молодой жену свою к себе в царство, и думать они забыли про Улиту. Разве что жалела её сестра, вспоминая. А вот сама Улита вернулась русалкой древесной. Обитает теперь в вязе, на котором и повесилась. Ручей заболотила. И ведь раньше-то часто люди ходили к ручью, он звонкий был, радостный. А теперь Улиту опасаются, не смотрят даже в ту сторону. Она как была завистливая, так и осталась. Да и растравляет любого, кто ей попадается. Кир попался, Катюша. Его можно увезти отсюда, да только то, что она ему наговорила, теперь с ним и останется. И вишь, уже до ножа дошло. Она во сне ему нож протягивает, помнишь? Она так жалела, что не решилась убить, что теперь людей на это подбивает. Было уже…

— Что, кто-то поддался? — c ужасом спросила Катерина.

— Да, и не один, — вздохнул Кот. — Лет-то много прошло, у Улиты времени поболе, чем жизнь человеческая… Сначала девушка-чернавка повесилась. Но она русалкой не стала. Потом конюх с ножом на брата родного кинулся, чуть не убил! И тоже к вязу этому примчался вешаться, едва остановили. Он-то и рассказал о девушке, что одна-единственная его понимает и завсегда тут появляется. Дальше, молодой боярин Улите попался. Он как раз погиб. Только погиб, спасая старшего брата. Сначала подрезал ему подпругу, чтоб, значит, тот разбился, а потом, словно очнулся, успел перехватить братнего коня, а тот его копытом с перепугу и ударил, но перед смертью боярин про девицу Улиту рассказал. Ну, тут уж всё все поняли, да и запретили к ручью ходить. Да, видать, так привыкли, что туда никто не ходит, что вам-то сказать и позабыли.

— Котик, а что же теперь будет? — Катерина сжалась в комок от страха за Кира.

— Это уж как он справится. Или не справится. Я мог бы попробовать заставить его забыть, но кроме того, что Улита ему нашептывала, есть и его сердце. Понимаешь? Зависть уже проросла там, её не выдрать извне.

— Так что же делать? — Катерину начал бить озноб.

— Наблюдать будем. Пускать его туда не будем. Может, историю про Улиту расскажем невзначай. Только это ему самому не сильно поможет. Выбор-то его. Ему и делать.

Кир сидел за обедом и косился на Катьку. Такая она хмурая! Небось, опять Стёпка что-то ляпнул! Так ей и надо, нечего было такого придурка выбирать!

— Я ходила гулять сегодня. Такой ручеёк нашла. Медленный такой. И качели. На них качаться можно? — вдруг спросила Катерина, дождавшись условного знака от Баюна.

На неё с ужасом оглянулись все, кто был в трапезной. — Куда? — ахнула царица. — Нет, милая, туда нельзя! Там… Там…

На Катерину посыпались восклицания и вопросы, не видала ли она кого… Особенно девушку молоденькую…

— Нет, а кто она? — Катерина умело вела расспросы и увидела, как Кир смертельно побледнел и схватился рукой за горло, словно на нём уже затягивалась петля, когда услышал, кем именно стала та девушка.

Вечером он не пошел в сад. Заперся у себя, но вскоре к нему пришла Катерина.

— Можно к тебе?

— Чего ты хочешь? — нелюбезно спросил Кир, погруженный в свои мысли.

— Да что-то мне не по себе, — поёжилась Катька. — Всё мерещится та девица.

— Какая ещё девица? — Кир медленно поднял голову.

— Я её видела на самом-то деле, — Катька села рядом с Киром и обхватила руками плечи. — Она на дереве сидит.

— Да чего ты мелешь-то? Не сидит она ни на каком дереве. Как бы она туда залезла в своей рубашке? Наслушалась бреда всякого и сама болтаешь непонятно что! Иди уже, я погулять пойду! — Кир хмуро покосился на Катьку.

— Нет! Не уходи. Я боюсь! — Катерина говорила чистую правду. Ей действительно было очень страшно. Как-то разом стало ясно, что если сейчас Кир уйдёт, то они его потеряют. Совсем и навсегда! Слёзы хлынули таким градом, что Кир смутился и растерялся.

— Кать, да ты чего? Что ты плачешь, глупенькая? Чего испугалась? Враньё это всё. А! Да ты же сама можешь убедиться. Пойдём со мной и увидишь, что нет там на дереве никаких девушек. Ой, ну, да, темнеет уже. А, у тебя же зеркало есть! Посмотри и успокойся.

Катерина чуть «ура» не закричала на радостях, что Кир сам это предложил! Торопливо достала зеркальце и попросила показать старое дерево у ручья в конце сада. В полусумраке дерево было видно вполне ясно, и очень отчётливо было видно белое пятно в ветвях вяза.

— Что это? — Кир отчаянно жалел, что у зеркальца нет такой функции, как у смартфонов: развёл пальцы по поверхности и изображение приблизилось. Но Катька и так справилась. Попросила показать, что там, на ветвях, и зеркальце тут же исполнило её просьбу. У него, у Кира, так никогда не выходило! Только вот, глянув на получившееся изображение, Кир мигом забыл и про смартфоны и про прочее.

— Улита? — да! И она и не она. Острые когти сжимаются и разжимаются на древесной ветке, словно на чьём-то горле. И взгляд такой… Голодный, хищный. — Кого это она так ждёт? — против воли спросил Кир, и вдруг сообразил, кого! А сообразив, похолодел от ужаса.

— Кир? Что ты? Ты бледный стал как бумага, — Катерина сочувственно погладила его по плечу. И тут Кира как прорвало! Они и сам не ожидал, что сможет всё это рассказать. Но, Катька умела слушать и, что ещё важнее, чувствовалось, что он для неё важен и дорог, и рядом с ней именно от этого немудрящего сочувствия вдруг стало тепло. Никогда бы он не сумел сказать это Степану, а Катьке — выложил. А потом словно дышать стало легче, когда она разбивала вдребезги все его завистливые и мучительные воспоминания. И оказалось, что Степану первому подносят всё просто из-за того, что он на полгода старше — обычай такой. И лошадь он выбирает первым, потому что на это внимания не обращает. Первым подошел, да и протянул руку к поводу.

— Кир, это же ты разведчик, ты можешь такое замечать, а он-то приличная растяпа. Вот попроси его вспомнить, кто первый лошадь выбрал — нипочем не вспомнит. А тут ещё девица эта… Она же мается там, и для неё это уже не закончится. Никогда. Ужас-то в чём? Это навеки. И раз ей так плохо, она злится, что другим хорошо, и получается, что единственной радостью для неё становиться что?

— Сделать ещё кого-то похожим на неё? Погубить? Чтобы не одной ей плохо было? — Кир чувствовал себя как после высоченной температуры. Словно ушел мучительный жар, а с ним и бред.

— Да, именно! Вот ты… Ты бы захотел убить Степана? А она бы непременно пыталась бы тебя к этому вынудить.

Киру стало так нехорошо, что аж затошнило! Он действительно видел последнее время жуткие сны про себя, Улиту и нож. Именно для побратима. Он тяжело задышал, стараясь избавиться от мерзкого ощущения.

— Тише, тише, — Катерина легонько погладила его по волосам. Так его бабуля делала. И Катькина рука словно смахнула морок, его давивший. — Давай-ка ты отдохни. Хватит себя мучить.

— Не, я спать не могу, — заплетающимся языком пытался проговорить Кир.

— Можешь, конечно. Всё, всё, спи, — Катерина посмотрела на приоткрывающуюся под лапой Баюна дверь.

— Отлично! И он, вроде, правильно себя повёл. Ну, будем смотреть, как дальше сложится, — Баюн махнул лапой, проявил сон Кира и удовлетворенно хмыкнул. — У тебя есть одно важно качество, радость моя. Ты если уж сочувствуешь, то от души и по-настоящему. Вот он и согрелся. Глядишь, и сумеет прогнать свой морок.

Утром Кир проснулся, словно после болезни. Даже голова кружилась. Катерина чуть не силой вытянула его позавтракать.

— Степан сто раз к тебе заходил, всё надеялся, что на соколиную охоту выманит. Но ты так крепко спал, что он не решился будить, — сказала Катерина. О том, что Степан как раз очень даже собирался будить почему-то вдруг заспавшегося жаворонка-Кира и всерьёз собирался вылить на побратима ведро холодной воды, Катерина предпочла не упоминать!

А в мыслях Кира снова шевельнулся ядовитый червячок:

— Дааа, хотел он как же! Он сам хотел поехать, а от тебя избавиться! — подумалось Киру, но он решительно отогнал глупую мысль подальше! И вдруг сообразил, что даже как-то соскучился по Степану! Он же в последнее время, даже если и был рядом, то в голову всё мерзость какая-то лезла, а самого побратима он не слушал, да и не слышал толком.

— Наверное, поеду я его догоню! Они же вряд ли давно уехали? Как ты думаешь, меня Сивка подвезёт?

— Давай я тебя подвезу. На Воронко. Он как раз хотел меня покатать. А там лишних коней брали, я видела, как сокольничьи собирались. Ссадим тебя у них. А сами полетаем подальше от людей.

— Хорошо! Давай! — Кир быстро собрался и уже совсем скоро они подлетали к всадникам, неспешно едущим по дороге.

— Кир! Как я рад, что ты приехал! — Степан так обрадовался побратиму и тому, что тот не мрачный, а напротив, улыбается и шутит! — Ну, наконец-то! А то без тебя всё не так, — сказал он Киру уже потише, чтобы Вячко не обидеть.

Катерина охоту не любила, поэтому быстро уехала, но в зеркальце посматривала, как Кир справляется. Именно поэтому и увидела, как охотники, проезжая между быстрой, бурной речкой и каменным холмом, попали под небольшой камнепад. Как Степанов конь оступился и сбросил седока в реку, и тот, ударившись виском о камень, беззвучно ушел под воду.

— Воронко, назад! — Катерина крепко сжимала зеркальце, опасаясь выронить на такой скорости, всё просила его показать Степана, но зеркальце показывало только воду, как вдруг над поверхностью возникла поникшая голова Степана, которого удерживал Кир! Катя сообразила, что прошло не так уж и много времени, это ей показалось, что чуть ли не час!

Киру приходилось туго, стремительное течение и торчащие из воды камни не давали ему подобраться к берегу. Нет, сам-то он плавал как выдра и смог бы выплыть даже в такой ледяной каменной мешанине, но надо было во что бы то ни стало вытянуть Степана! В конце концов, ценой рассеченного об острый камень предплечья и кучи ушибов и ссадин, Киру удалось подобраться к берегу.

— Давай! Немного ещё! Подтолкни его! — кричали ему с высоковатого берега. Кир удерживал одной рукой Степана, а второй из последних сил вцепился в каменистый выступ, не давая течению их унести. Он отлично понимал, что если и сможет подтолкнуть Стёпку вверх, то при этом его самого уже перехватить не смогут. Силы были на исходе, разбитые о камни руки онемели, предплечье залито кровью, которая слизывается ледяными языками воды.

— Оставь его. Ты не сможешь его спасти, спасайся сам, — зашумело в ушах. — Разожми правую руку, отпусти его, он, может, уже мёртв, может, даже живой водой его не спасти. А ты жив, хватайся за выступ обеими руками и тебя вытащат! И никто не обвинит тебя! Ты сделал всё, всё что мог! Разожми правую руку! Ты ранен, ты окоченел, ты не можешь больше… Разожми правую руку… Отпусти его…

— Я не могу! Я не могу его бросить! — простонал Кир, и из последних сил подтолкнул вверх ставшее немыслимо тяжелым в мокрой одежде тело Степана. Того сразу же подхватило множество рук, а Кира унесло течением дальше, туда, где берег становился совсем крутым, а вода ревела, словно загнанный дикий зверь.

— Нет! Кир! — царевич Вячко гнал коня, пока перед ним не возникла отвесная скала. — Нет!!!

Катерина видела всё, что случилось и даже больше, она увидела, как закашлялся Степан, когда его положили на берег и перевернули лицом вниз, видела, как пытается удержаться на поверхности Кир, но сил у него всё меньше и меньше. Темноволосая голова погружалась в воду, и Катерина непроизвольно задерживала дыхание, пока он не выныривал вновь, но было понятно, что долго ему не продержаться! Воронко ринулся вниз и летел, почти касаясь воды. Конь увидел Кира, снова уходящего под воду, рванул вперёд, зубами успел прихватить его одежду и выдернуть вверх, закинув себе на спину. Катерина вцепилась в мокрый и ледяной кафтан Кира обеими руками, обняла его, удерживая на конской спине! Воронко в три прыжка достиг плоской скалы, где можно было расположиться, и бережно спустил Кира на землю под высоченными соснами.

— Кир, как ты? — Катерина осторожно снимала с него кафтан, превратившийся в драную тряпку от ударов об острые камни, потом поняла, что снять, так чтобы не потревожить друга, она не сумеет, выудила ножницы из сумки, и попросту срезала эти лохмотья, бережно отстегнув пёрышко-пряжку. — Кир!

— Катька? Ты? Откуда ты тут взялась? Да, и вообще, где мы? — Кир попытался голову поднять, но она сильно кружилась, да и руки не очень-то слушались. Тут же подвернулся локоть, и он чуть с не грянулся затылком о камень. Хорошо, что Катерина успела поймать его за плечи.

— А тебе не кажется, что ты сегодня уже достаточно об камни бился? — она пыталась не заплакать, старательно изображая деловитость. — Не волнуйся, Степан жив. Я видела.

— Слава Богу! — Кир закрыл глаза.

— Да. И ты его спас! — Катя потянулась было к приготовленным флаконам живой и мёртвой воды, но Воронко фыркнул:

— Люди видели, что он поранился. Будет очень странно, если вернётся он абсолютно целый и невредимый. Тем более, что царь и царица точно пошлют лекарей, чтобы его осмотреть.

— Да, Воронко прав. Спасибо тебе большое за совет, а главное, за то, что вытащил. Если бы не ты, я бы уже рыб кормил! — Кир повёл плечами, определяя, где не болит. Не нашел такого места, вздохнул и с трудом сел. Замёрз в ледяной воде так, что зуб на зуб не попадал. Катька тут же набросила на него тёплый плащ.

— Ладно, тогда тебе придётся выдержать мою перевязку. Ты даже переодеться сразу не можешь — рука ранена.

— Потерплю, — Кир поднял голову и прижмурился. Солнце пробивалось сквозь сосновую хвою, слепило короткими яркими лучиками глаза, и, несмотря на то, что болело всё, и чудачка Катька, буквально не дыша, бинтовала ему руку, он себя давно так хорошо не чувствовал. Словно страшный поток внизу отшелушил с него все его мучения, метания, глупые мысли, зависть, а вдобавок ещё и дикое чувство вины перед Степаном. Он покосился на Катьку. Старается, аккуратно заматывая его предплечье длинной полосой ткани.

— Кать!

— А? Что? Больно? — Катя осторожно завязывала бинт.

— Нет, что ты! Всё отлично. Я это… Я хотел сказать… Спасибо!

— Да ладно тебе, я-то что, это всё Воронко.

— Нет, я сейчас не про это. Я о том, что у ручья было… — Кир помялся. — Я не знаю, понял бы я сам, что она такое? Скорее всего, нет. Мне погано очень было. А что со мной, не соображал. Кать, пока тут Степана нет, я хотел тебе сказать, что ты мне стала не просто другом. Я всегда мечтал иметь сестру. Нет, я знаю, что у нас есть родство, ну отдаленное… Но это очень уж отдаленное, — он запутался, замолк.

Катерина слушала, слушала. — Кир, ты понимаешь, что ты сейчас делаешь? — наконец не выдержала она. — Ты начал говорить слова побратимства. Ты в них уверен?

— Я? Да! А ты? Может, тебе не хочется? — он бы никогда не решился с Катькой заговорить на эту тему, если бы не то, что он пережил только что в реке. Адреналин пьянил, словно настоявшийся мёд, но Кир вдруг перепугался, что навязывается. Он всю жизнь страшно боялся собственной ненужности, боялся, когда ругались и расходились в разные стороны родители, а он оставался один. И когда они развелись окончательно, тоже боялся. Это немного поутихло, когда он попал в Лукоморье и подружился со Степаном и Катькой, но после того, как Степан стал официальным Катькиным спутником, нахлынуло снова. Опять он получается лишним! К тому же он вспомнил, что Катька говорила, когда они со Степаном надумали побрататься. Что это очень серьёзный шаг и навсегда! Он совсем смутился, сообразив, что она точно не захочет! Зачем ей это?

— Вот дурень-то! — Катерина обняла его за плечи, сказала чётко и ясно. — Ты мне брат! Настоящий брат и близкий мне человек! Я хотела это сказать уже давно, но боялась, что тебе это не нужно.

— Мне? — Кир чуть отстранился и с таким изумлением на неё посмотрел, что она рассмеялась. — Мне не нужно? Я так хотел это услышать! Мне так нужно! Ты мне сестра… — что-то изменилось, он это понял. В его жизни ясно и определенно возникло абсолютно четкое понятие «сестра»! Катька.

Воронко кивнул головой. — Я давно видел, что дело к этому идет. Правильно сделали!

— Ой! Степан! — вскинулась Катерина. — Он же не знает, что ты жив!

— Ёлки-палки! — Кир попытался было вскочить, и взвыл. Болело всё!

— Нет, братец, ты так не скачи, раз уж тебя сказочной водой не обрабатывали. Давай-ка потихоньку, — Катька приобняла его и помогла дойти до камня, с которого Кир забрался на спину Воронко. Пряжка, пристёгнутая к поясу, уже заменила на нём одежду, Катерина села за ним, решив, что так лучше Кира придерживать, если что, и Воронко взвился в воздух, унося брата и сестру прочь.

Степан сидел, прислонившись спиной к камню, и тупо смотрел на реку. Он никак не мог уяснить, что Кира нет в живых. Поначалу он попытался было рвануться за ним, но его не пустили силой. Куда там! Голова раскалывается от боли, на виске рана, сам весь битый о камни! Да, никуда бы он не доплыл, разве что сразу на дно. Но как же так? Кир! Побратим, только что спасший ему жизнь! Он не может быть мёртв. Он, Степан, точно бы чувствовал это! Или нет? Может, Киру и не было больно? Он просто перестал бороться, ушел на дно и всё? Степан схватился за голову. Он вспоминал, как тонул сам, вспоминал холод, охватывающий тело, пузыри воздуха, уходящие вверх…

— Степан, мы его ищем. Отряд поехал в объезд к… — Вячко замялся. Степан выглядел плохо, и то, что ему предстояло услышать, его уж точно не порадует!

— Куда?

— К водопадам. Они не очень высокие. Но…

— Ты можешь мне по-человечески сказать? — Степан сердился. Он чувствовал, что у него хотят отнять последнюю надежду.

— Ну, могу. Короче, там никто не выплывал ещё живым, прости. Под водопадами на дне камни, — Вячко выпалил это одним духом и замер, глядя на Степана. Тот и так бледный был, а сейчас вовсе стал словно снег! И тут заорали оставшиеся с ними люди! Заорали и радостно стали тыкать пальцами в небо.

Степан с трудом поднял голову и увидел вороного сказочного коня, который легко нёс Кира и Катьку! — Кир! Живой! — только и смог сказать средний царевич Златогорного царства.

Баюн только за голову хватался. — У меня нет слов, а это о чём-то да говорит! Что бы у меня их не было, это надо или их все исчерпать, или так меня изумить… Нет, даже ТАК меня изумить, что ни в сказке сказать, ни пером, знаете ли, описать. Вы же поехали на соколиную охоту! Это птички такие, да? Как можно было угораздиться рухнуть в Смертельный поток? Да счастье, что живы остались! И правильно, Воронко не дал вас живой водой лечить. Чтобы побольнее было! Может, запомните, что надо осторожнее?

— Это он собирался за вами присматривать и уснул. А уснул он, потому что обожрался, а обожрался, потому как по жизни обжора и лакомка, а ему икры два ведра презентовали! И он их почти что целиком оприходовал! — доверительно сообщил Бурый мальчишкам и Катерине.

— Да ты! Ты! — Баюн зашипел на Волка и выскочил из светлицы, которую временно превратили в лазарет.

— Вот именно! А слова у тебя закончились под слоем икры, им просто негде развернуться, — вслед Коту насмешливо крикнул Бурый.

Он странновато поглядывал на Кира и даже как-то принюхивался к нему, а потом шепнул на ухо, пока Степан что — то рассказывал Катерине. — Добро пожаловать в семью.

— Ты что, в зеркальце видел? — удивился Кир.

— Нет. Запах изменился.

— У кого? — не понял тот.

— Ну, не у меня же… У тебя, у кого ещё-то? Побратимство тут реально многое меняет. И это навсегда, — Волк покосился на Катерину. — Братья бывают разные… Будешь плохим братом, убью, — буднично пообещал Волк.

— Да ну тебя! — не испугался Кир. — Мне знаешь, как важно, чтобы это было? — как вот сформулировать, что попав в Катькин дом, он не завидовал, нет. Он мечтал. И не о том, чтобы стать частью этой семьи, глупо мечтать о том, что невозможно. Он же тогда не знал о том, что невозможного тут почти не бывает. Нет, он мечтал об уверенности в том, что для него двери этого дома не закроются.

— Знаю, — Бурый вздохнул. — Ещё как знаю! Можешь не пытаться объяснить. Отогреваешься там, где тепло. Правда? — он покосился желтыми глазами на паренька.

— Правда, — тот кивнул с облегчением. И постарался запомнить фразу.

Степан злился и не понимал, что происходит. Катька и Кир вели себя странно. Очень странно! Причем, похоже, что на это никто кроме него и внимания никакого не обращал! Cловно, это нормально, что Кир может обнять за плечи Катерину. Что она шутливо гладит его по волосам, а он укладывает ей на колени голову, и так валяется на траве. Последнее Степана взбесило не на шутку.

— Ладно, он ранен! И ранен, потому что меня спасал, следовательно, морду ему начистить не могу! Но, куда Волк-то смотрит? Мне, значит, и подойти лишний раз нельзя, он глазами сверкает, как светофор, рррраз и уже красный цвет, уноси ноги, да подальше! А Кир тут… Что только не делает. А что изменилось-то?

— Подразнить его ещё, что ли? — лениво рассуждал Кир, безмятежно глядя в небо. — А? Как ты думаешь, сестрица? — ему давно не было так дивно хорошо!

— Думаю, что я-то ладно, а вот тебя он поколотит скоро, — рассмеялась Катерина. — Как только у тебя рука заживёт, так и будет тебе справедливое возмездие за твое легкомысленное поведение.

— Бабушка ещё надвое сказала, кто кого поколотит, — хмыкнул Кир, покосился на сердитого Степана, и махнул ему рукой. Мол, подойди поближе.

— Чего тебе? — Cтепан тащился нога за ногу, мрачно разглядывая Катьку, облокотившуюся о дерево, и Кира, голова которого удобно расположилась на Катькиных коленях.

— Да вот всё думаю, когда же ты меня поздравишь? — Кир наслаждался гаммой разнообразных чувств, которая явственно отразилась на лице побратима. С трудом сдерживаемый гнев, недоумение, догадка и откровенная ярость.

— И с чем же, если не секрет? — Степан из последних сил держался, чтобы не ударить этого паразита!

— Да с тем, что у меня такая клёвая сестра! — Кир наслаждался. Ясно же, что пришло в голову этому чудаку-Степану! Надо же, глупости-то какие! Но он так роскошно ведётся, что аж хочется ещё поприкалываться!

— Шестиюродная? — прошипел сквозь стиснутые зубы Степан.

— Нет, названная, — Кир перестал улыбаться, приподнялся на локте здоровой руки и уже серьёзно смотрел на побратима. То того дошло не сразу, а когда дошло, он расплылся в облегченной улыбке.

— Да ладно? Чего, серьёзно? А когда? И почему мне сразу не сказали?

— Хотели! Но, не поверишь, вредность пересилила! Ты такой забавный, когда пытаешься мне не врезать! И, да, так ревновать вредно для здоровья… — Кир хихикал над дивными изменениями на Степановой физиономии.

— Ну, погоди! Пусть только у тебя рука заживёт… Я тебе отвечу должным образом! Я уж думал… Ну, ладно, замнём, что я думал! — Степан улёгся поотдаль в траву и раскинул руки. — Вот же свинтусы! Кать, ну, ладно, этот вредный тип, но ты-то как могла так надо мной издеваться? Я же переживал!

— Да кто ж тебя просил так переживать? Спросил бы, — Катерина посмеивалась. — Я не Баюн, я мысли читать не умею, и что ты там себе изобрел, и не знаю, и знать не хочу, а то, по-моему, ничего хорошего ты не придумал.

— Это да! Чуть не свихнулся, — счастливо улыбался Степан. — Жду подробностей. Колитесь уже! Я же тоже вроде как не посторонний.

Он долго обдумывал новости, а потом довольно хмурый и озадаченный, отправился к Волку.

— Можно спросить?

— Валяй, — Бурый лениво поднял на него глаза.

— Я побратим Киру, а они с Катькой… Это что, получается, она мне теперь тоже сестра что ли? — он сморщился.

— Нет. Успокойся, так это не работает, — Бурый фыркнул. — Мне, кстати, Кир тоже по-прежнему только ученик. Так что ты ему передай, что пусть сильно не расслабляется, гонять буду даже больше. Потому что раз принял на себя такую ответственность, то должен соответствовать!

Кира переданное предупреждение ничуть не напугало! С его точки зрения, дело того стоило!

Веселина никак не могла понять, почему Катерина выспрашивает у неё все подробности истории с Улитой. Но решила, что сказочнице просто любопытно, и сильно бы удивилась, увидев, как вечером, когда лёгкие сумерки уже сменялись ночной темнотой, Катя осторожно прокралась из своей светлицы в сад, а там торопливо и беззвучно побежала по дорожкам к отдаленному ручью.

— Царевна Улита! Я знаю, что ты здесь! Выходи! — Катя не удивилась, когда из-за дерева осторожно выступила девица, кротко потупившая взгляд.

— Кто ты, дева? Ты тоже расстроена? — прошелестел сочувственный шепоток.

— Я? Нет. А вот ты сейчас расстроишься.

— Почему? — удавленница — древесная русалка подняла глаза, сверкнувшие неживым голубым отсветом в лунном свете.

— Слова её мёд, в словах её яд,

Поверишь и трудно вернуться назад,

Туда, где ты нужен, туда, где любим,

Затянет дорогу из зависти дым.

Слова околдуют, утянут на дно,

Совьется травы водяной полотно,

Сплетётся веревка у вяза в ветвях,

Заманит туда, где лишь холод и страх.

В словах её — ложь, в них горечь и яд.

Поддашься и сгинешь, пути нет назад.

Услышь и запомни несбывшийся сон,

Не будешь бороться, и ты обречен!

Катерина это произнесла нараспев, и её слова словно впитались в воды ручья, плеснули там, волночками, закружились небольшими водоворотами, зашумели в листве дерева, зазвенели сиреневыми колокольчиками в траве вокруг.

— Что ты сделала? — Улита отдернула руку от ствола старого вяза и с ужасом посмотрела на сказочницу.

— Как только ты попытаешься ещё кого-то отравить своим ядом, вода в ручье, деревья вокруг, травы, цветы, всё, что тебя окружает, будет напевать эту мелодию, и твоя жертва услышит мои слова, они разрушат все твои сети и замыслы!

— За что? Я не сделала тебе ничего плохого! — кроткие глаза Улиты как по команде наполнялись слезами.

— Как раз сделала. Ты попыталась отравить моего брата! Но больше у тебя это не получится ни с кем! — Катерина отступила, увидев, как сквозь маску кротости и красоты проявляются истинные черты завистливой и злобной царевны Улиты. — Даже не пытайся. Силой тоже не выйдет!

Ноги Улиты захлестнула высокая трава, остановив её рывок, а скрюченные тоненькие пальцы, на которых появились длиннющие когти, хлестнула гибкая ветка вяза.

— Уходи отсюда! Или сиди так, чтобы тебя было ни слышно, и не видно, и главное, что бы вреда никому от тебя не было! Поняла? — Катерина пожала плечами, наблюдая переход от кидающейся на жертву фурии, обратно к кроткой, обиженной злыми людьми, девицы-красавицы. Развернулась, и спокойно удалилась к терему. А утром царские садовники с огромным удивлением обнаружили, что заболоченный ручей в конце сада вновь потёк быстро, весело и задорно звеня на россыпях камней.

Кот насмешливо выслушал все новости. — Ещё бы! Катерина той немочи бледной никакого шанса не оставила. И вообще, была грозна!

— Как ты мог её одну отпустить? — удивлялся Сивка.

— Почему одну? С неё и Волк был и Жаруся. Я осуществлял общее руководство операцией из терема, — надулся Баюн, — Катюшенька сама мне предложила не ходить.

— Ну, конечно! Что ей ещё оставалось, если ты раз десять намекнул, что страсть как не любишь по мокрой от росы травке ходить? А если на Волке ехать, так это тебя кусты задевать будут, — Жаруся плеснула крыльями, отчего Кот стал походить на новогоднюю ёлку.

— Уй, до чего ты вредная! — фыркнул Баюн, косясь на разноцветные блики, скачущие по его шёрстке. — Хорошо, что радость моя не такая!