Позволь реке течь. Роман для тех, кто хочет быть счастливым

Павел Владимирович Шалагин

Уставший от однообразного быта программист Руслан случайно сталкивается со старым приятелем, который предлагает ему поехать к общим знакомым. Руслан соглашается, и это путешествие кардинально меняет его взгляды. Всего за один день ему предстоит обнаружить многогранность жизни и полностью переосмыслить прошлое. Руслан заново откроет для себя значения слов «благодарность» и «счастье», после чего перестанет зацикливаться на мелочах. И всё это произойдёт на берегу моря под лучами крымского солнца.

* * *

Однажды я где-то прочитал весьма неплохую мысль, которой проникся фактически до самого мозга костей. А звучала она примерно следующим образом: «Бывает, ты возвращаешься домой с работы, делаешь себе горячий чай с лимоном, забираешься с ногами в кресло и укрываешься теплым пледом. А вокруг — тишина… И в этот самый момент ты, и только ты для себя решаешь, что это — одиночество или свобода…»

Черт меня побери со всеми моими планами, но там, позади, в прошлой уютно-домашней жизни, я, ни на секунду не колеблясь, ответил бы, что это свобода. И только здесь, в компании людей, которые теперь стали мне ближе, чем собственная кожа, я безоговорочно поменял свое мнение на противоположное.

И это вовсе не значит, что я перебежчик или предатель своих идеалов. Просто тот дом перестал быть таковым, когда я познал «Дом» этот. Более того, я склонен думать, что прежний никогда на самом-то деле и не был им: скорее являлся прибежищем; обжитой раковиной моллюска; коралловым рифом рыбы-клоуна; местом, где можно было бы спрятаться и под одеялом переждать ураган жизни, несущейся за окнами. Это был склеп, в котором я собирался похоронить себя заживо; поместье графа Дракулы со всеми удобствами — полы с подогревом, терабайт софт-порно и пельмени из морозилки на ужин. Эта размеренная устаканенность бытия засасывала, как болото, как дурман-трава отнимала волю и желание что-либо менять в своей жизни. И если бы не совершенно случайное совпадение неких фактов, я бы, пожалуй, до сих пор просиживал штаны, любуясь красотками на постановочных отфотошопленных снимках в социальных сетях. Но, хвала небесам, случайностей в этом мире нет, и Авалокитешвара не зря распростер свои большие уши и внемлет голосам, звучащим вне моего сознания. И значит всё, что должно произойти, сбудется. Ибо всё предначертано в Великой «Книге Судеб». И даже то, что ты читаешь сейчас эти строки…

Я помню, в тот день шел дождь. Нет, не дождь это был, а настоящий потоп, стена воды, смывающая все на своем пути, жутчайший ливень, к которому я оказался совершенно не готов. Ещё вчера встроенный в браузер плагин премиленько показывал мне иконку солнышка и циферку «+21», а сегодня днем с оттягом вдарила самая что ни на есть натуральная гроза. Первая за этот год.

Перескакивая стремительно разрастающиеся лужи и водные запруды, неуклюже лавируя между потоков, с ревом вырывающихся из водосточных труб, я, стараясь не наткнуться на хищно растопыренные спицы слепых зонтиков, спешил в свой обеденный перерыв за шавермой. Честно признаюсь, желания вылезать из офиса в такую погоду не было никакого — снаружи было слишком мокро, слишком противно, слишком гадко и мерзко. Но сидеть и с урчащим желудком слушать, как коллеги обсуждают бизнес-ланч, хотелось ещё меньше. Все-таки мою тушку весом в добрую сотню килограмм надо снабжать соответствующим питанием.

Именно поэтому я с видом ужаленного пчелой оленя несся к знакомой будке с призывными лозунгами «Хычины. Беляши», где буквально нос к носу столкнулся с Элом. Он стоял, низко наклонив голову, скрытую под капюшоном, с которого стекали несколько плотных струек воды, и безнадежно пытался прикурить. А я же его попросту не заметил. Потревоженный таким абсолютно не галантным способом, Эл выдал трехэтажное выражение, и в тот момент, когда мой куда более изощренный ответ был уже готов сорваться у меня с языка, наши взгляды встретились.

— Старик, — Эл выплюнул сигарету и схватил меня за рукав. — Сколько лет, сколько зим…

— Здаров, — сказал я, несколько глупо улыбнувшись. Вода лилась по лицу, попадала в глаза, мне постоянно приходилось вытирать ее с губ и стряхивать нависающие капли с носа, и совершенно не грела мысль провести ещё несколько минут под дождем пусть в дружеской, но всё же лишенной всякого смысла беседе.

— Ты куда так летишь? Чуть было меня не растоптал… — осклабился Эл.

— Ты извини, у меня обед… — развел я руками.

— Понимаю… — согласился Эл. — Слушай, а давай вместе пообедаем. Я, кстати, ничего с утра не ел. Тут рядом есть какие-нибудь местечки прикольные?

Во мне тут же не на жизнь, а на смерть сцепились два желания. Первым было — послать Эла куда подальше, потому что меня не радовала мысль плестись с ним по ливню до какого-нибудь кафе, пить там чай втридорога, а потом ещё раз промокнуть по дороге назад. С другой стороны, поговорить нам, в принципе, было о чем. Мы с ним не виделись лет шесть — с тех самых пор, когда он торговал пиратскими дисками в одном полуподвальном помещении, а я терся в канцелярском магазинчике наверху, добывая себе лишнюю копейку в роли продавца-консультанта.

Тогда рабочий день Эла был длиннее моего на час, и я, закрыв магазин, спускался к нему и проводил этот час за бутылочкой—другой пенного напитка, болтая о всяческих пустяках. Потом Эл подбивал кассу, и мы вместе шли до метро, где наши пути расходились.

Однажды (в небе тогда светило теплое осеннее солнце, пахло прелой листвой и веяло какой-то особенной свежестью), я под характерные звуки, доносящиеся из полиэтиленового пакета с незатейливой надписью «пиво», спустился в подземное царство своего друга.

— А мне жутко фартит, — заявил он, отхлебнув солидную часть из тары зеленого стекла. — Представляешь, приходит сегодня один мужик. Весь такой в костюме, с барсеткой… Деловой, короче. И просит он фильмы для взрослых. Ну, и чтоб там… и тут… и вот тут было… — Эл наглядно показал руками, что имел в виду покупатель. — Значит, даю я ему несколько коробок, он выбирает три диска и сует мне купюру. А у меня как назло сдачи нет. Я ему говорю: «Извините, Вы не сходите разменять?». А он рукой махнул, сказал: «Не надо», — и ушел. Так что теперь у меня хороший бонус к окладу.

Однако когда Эл стал считаться, касса начала безбожно минусовать. Он посчитал один раз, потом другой. На третий раз он ударил себя по лбу:

— Твою мать! Ну что ж за лажа… Ты прикинь, я ему порево как обычный диск продал — не по той цене… Теперь я не то что не в плюсе, так ещё из своих добавлять придется!

У него тогда был настолько жалкий и растерянный вид, что я с трудом удержался от смеха.

Я улыбнулся, вспомнив то происшествие… В сущности, Эл был хорошим человеком. Да и перефразируя одного литературного мученика, мне хочется сказать, что плохих людей не бывает… Секунду поколебавшись, я всё-таки принял его предложение, ограничившись лишь одним условием — мы сядем обедать в ближайшем месте.

Этим местом оказалась закусочная сети быстрого питания. Что, в общем, меня устраивало по всем параметрам — кормили довольно сытно и, самое главное, недорого. Эл заказал себе солянку и кофе, а я — полноценный обед из маленькой порции невозможно острого супа харчо и тефтелек с макарошками, залитыми восхитительной ароматной подливкой. Проводив взглядом официантку, мой приятель достал мятую пачку сигарет и закурил. Я предпочел отвернуться. Свободно бросать курить мог позволить себе лишь такой гений, как Марк Твен.

— Нет ничего лучше, чем сытно пообедать, — глубокомысленно изрек Эл. — Ну, разве что только трах. Но тогда это должен быть хороший, отменный трах.

Я ничего ему не ответил. Не то что отменного, но даже обычного траха, у меня не было уже довольно давно. Но Эл, как назло, продолжил развивать свою мысль:

— А такой трах случается только по любви… Вот ты знаешь, ни с кем мне в жизни так не было хорошо, как с Ликой. Ты себе и представить не можешь, что мы с ней вытворяли в постели, — Эл присвистнул. — Закачаешься… Жаль, конечно, что ей вожжа под хвост попала. Вынь да положь, давай поженимся… Как же все эти бабы бывают тупы, правда?

— Ну… — протянул я. — Это с какой стороны посмотреть. Вот, если ты, к примеру…

— Я, кстати, через пару недель к ней собираюсь, — перебил меня Эл, не дав мне закончить мысль. — Она сейчас там живет. На юге, — он махнул рукой. — Вышла всё-таки замуж за Шкипера… Да и правильно! А я поеду, расслаблюсь, отдохну… Сама, между прочим, предложила, — подмигнул он мне, ехидно хохотнув.

Я пристально посмотрел на Эла. Несмотря на исполнившиеся двадцать семь, он был совершенной копей себя самого шестилетней давности: та же легкая щетина с налетом откровенной маргинальности; те же хитрые глаза; те же малюсенькие, словно оспинки, шрамы на лице — результат автомобильной аварии, когда разлетевшееся боковое стекло впилось сотнями острющих когтей в его щеки, лоб, подбородок и нос. Из сильных изменений я бы назвал лишь наличие дредов — его некогда коротко стриженые ярко-рыжие волосы теперь представляли собой фонтан кирпичных экскрементов, растущих из головы. Но, по понятным причинам, я ему этого, конечно же, не сказал. В остальном, Эл оставался все тем же. Но только внешне…

Как мне показалось, его внутренний мир претерпел большие перемены: поменялась жестикуляция, появились незнакомые интонации в голосе… Он перестал быть мальчиком, но нет — не повзрослел. Он просто изменился. Похоже, наркотики оставили в его душе глубокий след.

Зачем же судьба так сильно испытывает нас? Почему человек не в состоянии прожить свою жизнь без потрясений и печали?

К слову, насчет испытаний: проснувшись в тот день утром, я понял, что у меня никак не получится избежать всяческого рода проблем и неурядиц — будильник по какой-то лишь ему одному ведомой причине не зазвонил. И, когда мама с вопросом: «Сынок, ты часом не заболел? Чего на работу не встаешь?», — зашла в мою комнату, до выхода мне оставалось около трех минут. Я вскочил как ошпаренный, начал метаться по квартире, мигом оделся и выскочил на улицу, даже не успев позавтракать, не говоря уже о том, чтобы собрать еды с собой, и поэтому мне пришлось идти на обед. А отсутствие зонтика заставило бежать бегом, что привело меня к встрече с Элом.

Получается, что все эти неудачи существовали лишь в моем сознании. А на самом деле у них была совершенно ясная и определенная цель: в нужное время я должен был оказаться в нужном месте. И мне достаточно было посмотреть на происходящее со стороны и спросить себя: «Что я смог вынести из того, что творилось вокруг? Чему я смог научиться?». Конечно, я понял, что будильник надо непременно дублировать, еду собирать заранее, а второй зонтик хранить на работе. Но это то, что лежит на поверхности. Остальная часть айсберга доступна лишь тем, кто умеет нырять — и это Эл. Получается, мир гораздо добрее ко мне, чем я привык думать…

И, взглянув на случившееся под новым углом, я вижу, что нет ничего более правильного и позитивного, чем происходящее со мной по жизни; понимаю — всё то, что я раньше принимал за негатив, в действительности есть не что иное, как испытание, задание или ребус, который я обязан решить именно для того, чтобы стать счастливым.

И первая головоломка была мною разгадана. Наступала пора переходить к следующей!

— Если б ты видел, какая там растет алыча, — краем уха я слушал все доводы Эла относительно неоспоримых плюсов проживания на юге. — Не фрукт, а мутант какой-то! Размером с кулак — вот такая! — и он сунул мне под нос свою руку. — А солнце… Солнце там теплее раз, наверное, в пять. И море под боком… Там настоящий рай на земле. Вот, где стоит жить! Вот, куда надо переселяться, чтобы спокойно встречать старость! Ты и представить себе не можешь, как приятно кувыркаться в прибрежных волнах…

Он бы продолжал молоть чепуху ещё долго, но его перебила подошедшая официантка.

— Ваш заказ, — выдав каждому из нас по порции дежурной хорошо поставленной улыбки, она сняла с подноса приборы. — Приятного аппетита.

— Простите, — в голосе Эла зазвучала до боли знакомая тональность. Он разве что руками не схватился за девушку, — у нас тут с другом маленькая дискуссия. Скажите, Вы…

Он сделал движение, выдавшее попытку прочесть ее бейджик, и она, поняв это, повернулась непосредственно к нему, позволив насладиться всей красотой своего третьего номера, упакованного в кружева тесного лифчика, соблазнительно выглядывавшего через вырез блузки.

— Таня, да?

— Да, — она кивнула.

— Тань, ты давно была на юге? — я удивился, насколько быстро Эл перешел к атакующим действиям. У него было, чему поучиться.

— Давно.

— А не хочешь туда съездить?

Она вопросительно посмотрела на Эла, и он поспешил продолжить:

— Видишь ли, получилось так, что мой друг, — при этих словах он показал на меня, — оказался ужасно занят на работе, и, к сожалению, никак не может составить мне компанию. А уже все оплачено и забронировано… — он вздохнул. — И теперь, чтобы все не сорвалось, я ищу надежного и, самое главное, верного попутчика, способного радоваться жизни и веселиться, предаваясь беспечному отдыху. Как ты на это смотришь?

— На что?!

— На то, чтобы съездить, отдохнуть, насладиться морем и всеми сопутствующими прелестями…

— С тобой, что ли?

— Естественно, — он радостно кивнул.

На лице девушки появилось выражение изумления:

— Нет, спасибо, — ответила она и, развернувшись, пошла прочь от нашего столика.

— Погоди, — закричал ей Эл вдогонку, — если ты думаешь, что мы с тобой для этого недостаточно близко знакомы, то давай проведем сегодняшний вечер вместе. Посидим, пообщаемся! Ты сумеешь узнать меня получше. Ты во сколько заканчиваешь?

Но девушка даже не обернулась.

— Ну и дура! — махнул рукой Эл. — Не представляет, от чего отказывается. Разве можно переоценить всю прелесть траха в набегающих на берег волнах посреди уютной бухточки, начисто скрытой от постороннего взгляда? — нельзя! А купание голышом ночью? А возможность намазывать друг друга маслом? Или вечерами баловаться с фруктами — как в «Девять с половиной недель»… эх… А ведь как могло хорошо выйти… Нет, ты только послушай, — и он толкнул меня в плечо, — я и она, вся такая в обтягивающем купальнике…

Это был старый Эл: он мог болтать по нескольку часов кряду на любую тему, хотя, в принципе, было заранее известно, что ничего удивительного или нового в его речах не прозвучит. Вероятно, за подобными разговорами таилось его желание не замечать проблемы и трудности — всего лишь очередной способ отгородиться от жизни. Хотя, чему здесь удивляться? К каким только уловкам порой не прибегают люди, чтобы не брать на себя ответственность за свою собственную судьбу.

Но жизнь не крест, который нужно нести из последних сил. Тяжесть ее существует только в голове. Это не хищник, нацеливший свои клыки прямо в глотку, от которого необходимо отбиться. Она не загрызёт. А если и укусит разочек, так только потому, что сам ей позволил! Меж тем как выход из любой ситуации лежит буквально под носом. Достаточно прислушаться к зову сердца, настежь открыть завинченные и наглухо заваренные люки, и в следующий раз уже сам покажешь жизни зубы. Уверяю, она завоет, заскулит и послушно свернется калачиком у ног, лелея одну мысль — как бы получше услужить тебе.

Мы, и только мы сами кузнецы своих судеб. Перекуйте мечи на орала, а щиты на серпы. Затем сейте, взращивайте и пожинайте. Наслаждайтесь плодами трудов своих, но оставайтесь голодными до новых. И никогда не останавливайтесь на достигнутом — все время идите вперед, при этом ни под каким предлогом не подписывая сделок со своей совестью и не становясь рабами своих желаний. Потому как это очередная ловушка, очередной маневр для того, чтобы заставить нас затормозить на полдороги, в то время как самое интересное и волнующее в жизни приключение дожидается за тем холмом у горизонта.

— Слу-у-у-у-ушай… — внезапно прервав свой, казалось, бесконечный монолог протянул Эл. — А у меня идея!.. А давай рванем туда вместе… А что? Это ж круто будет, а?..

Я задумался. И, смею доложить, задумался не на шутку. Было над чем: отпуск в этом году мне не предвиделся, к тому же денежные затруднения стояли прямо у моего порога горами Тибета. И если на вопрос «зачем ехать?», я мог ответить волне конкретно: «Дабы отдохнуть, ибо не был на юге уже добрые лет десять», — то вопрос «на что ехать?» видился мне непреодолимой стеной… Нет, конечно, можно было бы изыскать скрытые резервы: взять в долг, снять все, что ещё могло оставаться на карточке, в конце концов, разбить свою любимую копилку в виде мамонта Феди, в которого деньги, по хитрой прихоти дизайнера, почему-то приходилось засовывать прямо под хвост…

А время обеда таяло, как оставленный летом кусок масла на подоконнике, и часы сообщали мне, что через пять минут я должен был быть в офисе. Надо было решаться! А Эл, прикончивший уже вторую чашку кофе и сигарету восьмую, всё продолжал разглагольствовать. Собственно, в данный момент он был подобен любому лентяю, которого хлебом не корми, дай языком почесать. Причем желательно поболтать о чем-нибудь метафизическом, несбыточном; построить планы на триста, четыреста лет вперед. И плевать, что к этому времени ни его самого, ни его внуков уже не будет на свете… Главное — это болтать. И речь, словно отлично выдрессированный питомец, послушно следует за мыслью, которая, плавно переливаясь из пустого в порожнее, огибает одну тему за другой… Я не раз замечал, что заговариваясь с кем-нибудь на добрых полчаса, потом не могу вспомнить, с чего началась беседа. Скажем, можно начать говорить о ценах на бензин в этом месяце, а закончить различиями в построении микропроцессорной архитектуры. И ведь ничего полезного из такого трепа никогда не выносится. Разве что эмоции — неповторимое ощущение того, что твое мнение кто-то выслушал, что твои знания хранятся в черепной коробке не просто так, а могут сослужить хорошую службу, вырываясь на свет павлиньим хвостом эрудита.

— Будем купаться, жрать фрукты по самое мама не балуй, бухать, телочек клёвых снимем, — тем временем на ходу строил планы Эл.

Ну да, так прям всё и будет… Хрена лысого! Уж в том, что ничего и отдаленно напоминающего слова Эла ни за что не произойдет, я не сомневался. Сама жизнь научила меня никогда не поддаваться фантазиям и принимать любые иллюзии скептически, сколь бы они ни походили на правду — как бы близки к воплощению ни казались планы, не надо делить шкуру неубитого медведя. В таком случае, вероятность того, что ты будешь разочарован, резко снижается… К этой мысли я пришел опытным путем ещё в детстве и с тех самых пор придерживаюсь её неукоснительно, чем, должно быть, сэкономил себе массу нервных клеток — не питая несбыточных надежд и не строя воздушных замков.

И, вообще, какой смысл в построении всех этих планов, если завтра мне на голову может упасть кирпич? Живи сейчас! Живи тут! Наполняй жизнью до самых краев каждую секунду, не откладывая принятие решений в дальний ящик на какое-то неопределенное «завтра». А если кто-то все ещё ищет знак свыше для старта, то вот он: «ЗНАК». Доволен? А теперь иди, и действуй. Давай! Ну?! Какого хрена ты ждешь? Беги, Форрест, беги, твою мать!

— Я поеду… — должно быть, я произнес это слишком тихо или как-то неуверенно, потому что Эл не расслышал и переспросил:

— Чего?

— Я ПОЕДУ! — уже громче повторил я. — Да! Я еду. Стопудово еду! И мне плевать на работу, на завтра и все свои нерешенные проблемы. Я ЕДУ И ВСЕ!

Я уже орал во все горло, войдя в какое-то совершенно мне не свойственное состояние экстаза. Элу даже пришлось меня успокаивать… хотя это следует лишь из его слов, так как я решительно ничего не помню. С того момента, когда внутри меня внезапным просветлением взорвалась настоящая бомба решимости, я словно оказался в тумане, абсолютно не участвуя в том, что происходило вокруг, словно моей жизнью жил некто другой, а я был сторонним и крайне невнимательным наблюдателем. Вот, хоть убейте, а в памяти вовсе не отложилось ни то, как я подавал заявление об уходе, ни то, как паковал чемоданы и покупал билет. Действуя на автомате, я ел, не чувствуя вкуса, дышал, не ощущая запахов, и смотрел по сторонам, не замечая ровным счетом ничего, чем, наверняка, ни на шутку испугал свою маму. Боже, она у меня такая ранимая и заботливая, что зачастую принимает близко к сердцу вещи, о которых и упоминать смешно. Так что уж говорить про те моменты, когда речь заходит о моем здоровье… Но в этот раз все, вроде, обошлось мирно — без докторов и таблеток.

Очнулся я только через две с лишним недели, вечером в вагоне, когда поезд отошел от города на добрую сотню километров и Эл разливал остатки первой бутылки водки по чайным стаканам.

— За нас! — провозгласил он тост.

— За нас, — поддержал его я.

Стекло звякнуло, но перед тем, как разделаться со своей процией, я подумал о том, как это странно — вырваться на волю из собственноручно построенной клетки, когда просто-напросто на все двести процентов уверен, что никакой клетки не существует и в помине. Вздохнуть полной грудью, в первый раз в жизни понять, что такое НАСТОЯЩАЯ свобода, свергнуть с постаментов все старые идеалы и стремления для того, чтобы… Да черт с ним со всем! Колеса стучат, шпалы бегут, а водка греется. Живем, брат!