Дневники черного копателя. Часть I. Мои 6 сезонов. Эпизоды 2002—2005

Павел Горбачев

«Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф 6:19—6:21).

Иклинское

Лето стояло в самом разгаре, в городе было очень душно, несмотря на частые дожди. Мы с Зямой договорились поехать копать не меньше, чем на несколько дней. Предполагалось, что мы в нашем уже привычном формате доберемся до интересующего района на электричке, а оттуда сколько-то километров будем идти пешком до самого района поисков.

Так и случилось. Мы себе запланировали эту экспедицию на четыре дня, но условились, что, если место окажется неинтересным, уедем раньше времени. Если же нам попадется что-то стоящее, то мы останемся копать еще на 1—2 дня. То есть нас не связывали никакие временные ограничения.

От Киевского вокзала мы на электричке добрались до станции «Ворсино». Она находится недалеко от границы Московской и Калужской областей, уже на территории Калужской. Следующая станция — Балабаново. Город, известный на всю страну своим спичечным заводом.

Итак, мы вышли на станции «Ворсино». От нее до района поисков в окрестностях деревни Иклинское было около 7 километров. День был ясный, мы были полны сил. На одном дыхании прошли через поле и пересекли оживленное Киевское шоссе. Тут же находился перекресток, и по асфальтированной дороге мы пошли к ближайшей деревне Добрино. На входе в деревню нас встретил памятник на братской могиле бойцов Красной Армии. Это знак того, что мы идем в правильном направлении. После деревни хорошая дорога закончилась, и мы пошли по обычной грунтовой. Нам по пути встретились дачи и местное деревенское кладбище. За ним была маленькая деревенька Шилово, а на пригорке виднелась деревня Иклинское. Еще на Киевском шоссе я отметил про себя, что Иклинское стоит на высоте — крыши домой были видны еще оттуда. Красивые места и довольно глухие, по сравнению с весьма населенными нарскими берегами выше Наро-Фоминска. Ах да, это же Калужская область со всеми вытекающими административными последствиями. Тут уже совершеннейшая провинция, причем она начинается очень резко. Уклад жизни совсем иной, это сразу бросается в глаза. Даже мобильный телефон Зямы показывал уже контакт с калужской вышкой, а не с подмосковной. От Иклинского нам предстояло пойти в лес на северо-восток в сторону реки Нары и села Каменское. Административная граница областей, судя по карте, в этом месте проходила ровно посередине леса.

Потихоньку мы добрались до Иклинского, миновали его и подошли к опушке леса. Рядом был довольно большой и по форме вытянутый пруд, на берегу которого спали два местных алкаша. Их склонность к употреблению спиртного можно было легко вычислить по лежащим возле них пустым бутылкам и недоеденной закуске, разложенной на полотенце. Мы спокойно прошли мимо них, перешли поле и вошли в лес.

Сверились с часами, и оказалось, что от станции до этого места мы шли два часа. Солнце постепенно опускалось к горизонту, наступал вечер. У нас было немного времени, чтобы походить по лесу, а затем нужно было искать место для лагеря.

В лесу мы сразу переоделись из гражданкой одежды в более удобную копательскую. Я надел пятнистую хэбэшку, которую обновил на первых майских праздниках, а Зяма облачился в тот самый прорезиненный непромокаемый комплект, о котором я рассказывал раньше. Все, мы на месте. Экспедиция началась!

Небольшое отступление про наш новый металлоискатель. Его и тот старый ИМП даже и сравнивать не хочется — настолько это были различные приборы. Они различались, прежде всего, по задумке проектировщиков. ИМП нужен был для того, чтобы работать в любое время года в любой климатической зоне, проверять дорогу и прилежащую к ней территорию на предмет фугасов и неразорвавшихся снарядом, мин и бомб. Предполагалось, что солдат-сапер после использования не будет сам носить этот комплект на себе, а сложит его в ящик и сдаст на хранение прапорщику.

Современный пользовательский металлоискатель изначально должен обладать совершенно иными свойствами. Он должен быть легким, портативным складным, иметь низкое энергопотребление. Его принцип работы должен быть понятен, и работать с ним должно быть легко. Например, на купленном нами Tesoro Compadre был всего один тумблер, который еще и являлся дискриминатором по типу металлов. Шкала настройки была отмечена простыми и понятными обозначениями «Все металлы», «Железо», «Фольга», «5 центов», «Пивная крышка», «1 цент или Цинк» и «Максимальная дискриминация». По сути это был пляжный металлоискатель, которым можно было находить заданные предметы на небольшой глубине. Однако практика показала, что большие и объемные металлические предметы он «видит» на приличной глубине. Единственное неудобство в тихом лесу доставлял достаточно громкий динамик: так и хотелось прижать его свободным большим пальцем правой руки, чтобы он звучал тише. Но постепенно мы привыкли к нему, и впоследствии по этому пиканью легко могли найти друг друга в густом лесу.

Так вот, с новым металлоискателем мы практически не уставали. Практически уже на опушке возле Иклинского мы наткнулись на огромные артиллерийские капониры и небольшие одиночные стрелковые ячейки. К сожалению, они все были перелопачены: на земле валялись выкопанные укупорки от снарядов, снарядные гильзы, консервные банки. Интересное дело, здесь мы впервые столкнулись с небольшими алюминиевыми консервными баночками. На верхних крышках по-английски было написано «Aluminium Improves Quality» — что в переводе означает «Алюминий сохраняет качество». А на дне мелкими буквами выбито «Made in Norway». Немного подумав, мы с Зямой пришли к выводу, что это, скорее всего, экспортный вариант упаковки норвежской селедки, которую Норвегия поставляла своему союзнику Германии. Советский союз вряд ли бы стал закупать у Норвегии селедку для гражданских, а уж тем более, военных нужд. Значит, если мы в дальнейшем будем находить эти алюминиевые баночки, то это будет сигналом к тому, чтобы быть внимательнее к находкам — мы на немецких позициях.

Мы углубились в лес, и буквально через 100 метров наткнулись на несколько оплывших блиндажей. Стали ходить с металлоискателем, и за полтора часа, проведенные там, мы нашли советскую саперную лопатку, остатки советского противогаза с резиновым шлангом и с пожелтевшими стеклами, и неплохо сохранившийся штык от винтовки Мосина. Этих находок уже было достаточно. Как минимум, штык мы еще не находили, и я считал, мы уже не зря сюда приехали. А впереди у нас были еще 3 дня.

Однако начинало темнеть. Мы решили зайти подальше в чащу, чтобы в уютном месте поставить палатку и переночевать. Не помню, сколько прошли по времени, но вдруг поднялся ветер, с неба стал накрапывать дождь. А мы двигались по какой-то просеке или заросшей дороге. Слева и справа был густой ельник, там не было никаких условий для того, чтобы разбить лагерь. Тут дождь стал лить сильнее.

— Зяма, мне кажется, что нам нужно сейчас остановиться и достать тент. Растянем его и так хотя бы не промокнем. Если дождь закончится, то пойдем дальше, а если нет…

— Да, давай скорее тент доставай!

Мы остановились прямо на этой дороге — это оказалась именно заросшая старая дорога. Ногами явственно ощущались две колеи. Сначала растянули тент, поставили туда рюкзаки и разместились сами. Дождь не прекращался, начал грохотать гром.

— Давай здесь переночуем, никуда не пойдем! — кричал мне Зяма через шум дождя, — мы уже далеко от деревни и дачи, нас никто в принципе в такую погоду не потревожит!

— Хорошо, — кричу в ответ, — только все надо делать быстро, чтобы не промокнуть!

Минут пять мы под тентом распределяли порядок действий, кто вяжет какой конец тента к какому дереву и как сильно его натягивает. Под тентом действительно было совершенно сухо, а вот снаружи и листва на деревьях, и трава, и земля — все было совершенно мокрым. Более того, неподалеку от нас в колее стала образовываться лужа.

— Отлично, — говорит напарник, — как раз будет на чем завтра чай вскипятить.

Действительно, у нас с собой был большой котелок, но воды мы с собой из города не взяли. Как сказал Зяма, лишнюю воду тащить все это время на себе совершенно ни к чему, ведь в лесу мы найдем речки, ручьи. Я тогда с ним согласился, и это действительно было мудрое решение. Ближайшие 12 часов нам предстояло обходиться дождевой водой.

— Доставай все емкости, котелки, бутылки, фляжки — все это поставим на улице, и пусть туда вода набирается, — распорядился Зяма.

Так и сделали. Затем молниеносно натянули тент за веревки к ближайшим деревьям, и у нас получилось что-то похожее на палатку. Нижние концы тента мы подоткнули внутрь. Получилось достаточно уютное спальное место для двоих, защищенное от дождя и от ветра. Впервые такой вариант использования тента был испытан на Наре в мае.

Закусив последним «Сникерсом», поделенным пополам, мы улеглись спать. Перед тем как уснуть, Зяма покурил в палатке. Как он сказал, для того чтобы на всякий случай комаров распугать.

Утром мы проснулись в сыром лесу, наш тент прогнулся под тяжестью накапавшей за ночь воды. Мы оба не выспались, потому что в спальном мешке было очень жарко, а стоило немного приоткрыться, как тут же начинали досаждать комары. Это было очень мучительно.

Воду из тента мы аккуратно слили в котелок, и у нас теперь было на чем сварить завтрак и попить чай. Через верхушки деревьев светило солнце, от веток шел пар. Я оглядел наш лагерь. Привязанный кое-как веревками к деревьям тент, брошенные на земле лопатки, разложенные вокруг емкости для воды и воткнутый в березу найденный вчера штык. Это и есть становище «черных» копателей. Понемногу расходившись, мы позавтракали кашей и тушенкой, не спеша собрали лагерь, сверились с компасом и пошли дальше.

Вокруг по всему лесу пели птицы, воздух сам так и просился в легкие. Мы шли в сторону Каменского, искали глазами следы войны, но очень долго ничего не попадалось.

— Слушай, может, нам нужно было остаться на том месте, где мы вчера уже кое-что нашли? — спросил Зяма.

— А что мы там найдем? Там уже все хожено-перехожено. Надо идти вглубь, искать такие места, где до нас либо еще никого не было, либо еще не успели все забрать. Весь этот лес был в зоне боев, надо по нему ходить.

Зяма нехотя согласился, и мы шли дальше. По пути нам попадались просеки, вполне проезжие лесные дороги, заросшие высокой травой поляны. Но нигде не было траншей, окопов, блиндажей. Не было ничего, что бы напоминало полосу боевых действий. Только изредка попадались стрелковые ячейки. При обследовании металлоискателем они оказывались пустыми.

Вот мы уже где-то на середине пути, прямо посреди лесного массива. Вышли на старую вырубку, нашли среди пней малину и стали ее собирать. Побросали рюкзаки, позабыли обо всем и просто ели малину. Настало время обеда. Прямо на этой вырубке собрали старых щепок, соорудили костер и сделали макароны по-флотски. За эти сутки мы уже прилично вымотались, поскольку были все время в движении. Как такового копания еще и не было — мы все еще были в поиске места для раскопок.

После обеда мы обследовали вырубку, походили немного по ней, и стало ясно — дорога к ней ведет уже не из Иклинского, а из Каменского. То есть мы уже снова номинально находимся на территории Московской области. Сверились с картой — так и есть. Раз уж в середине леса не удалось обнаружить позиций, то остается теперь дойти до берега Нары и обследовать его. Ведь именно с Нарского рубежа началось движение советских войск на запад, освобождение всего этого района. А поскольку мы шли как бы из немецкого тыла, то, подходя к Наре, мы неминуемо должны были наткнуться на немецкие позиции.

Мы снова пошли вперед. Постепенно местность стала идти вниз, и мы поняли, что сейчас находимся на высоте. Значит, дальше мы будем постепенно спускаться, пока в конечном итоге не придем к берегу. А вот уже и до нашего слуха в этой глуши стал доноситься стук топора где-то за лесом. Мы все ближе и ближе к жилью, но сил у нас почему-то все меньше и меньше. Еще через полчаса движения по вырубкам силы окончательно покинули нас, и Зяма предложил сделать привал и логическую паузу.

Мы выбрали место покрасивее, посуше и сняли рюкзаки. Стоило лишь остановиться, как ноги подкосились, и мы устало повалились на землю. Только теперь можно было оглядеться. Стояла прекрасная летняя погода, вокруг было настолько спокойно и умиротворенно, что хотелось слушать природу вечно. Хоть и чувствовалась определенная усталость, но мы ощущали, что потраченная недавно энергия тут же возвращается обратно в виде чистого лесного воздуха с ароматами трав. Это был заслуженный отдых. Сняли ботинки, носки и легли отдыхать на туристических ковриках. Не заметили мы, как и день прошел. Снова захотелось есть, и мы развели костер прямо здесь, где лежали. Воду для ужина взяли в ближайшей рытвине от колеса — на дне были еле видны следы от широкого протектора грузовика. Было заметно, что по этой дороге ездили уже в этом году, но это было достаточно давно, чтобы колея превратилась в обычную замытую ливнями яму. Вода была свежая, дождевая, без разводов масла или какой-либо другой технической жидкости.

Каким-то шестым или седьмым чувством мы оба понимали, что на всем этом пространстве мы сейчас одни. Ощущалось спокойное единение с природой, мы окончательно входили в ее ритм. Соответственно, уже отключившись от бешеного темпа жизни в городе. Земля, трава, деревья, пение птиц и небо над головой — вот и все, что есть в этом мире. Вместе с тем как-то отчетливо я понимал, что мы сейчас проходим по местам, где когда-то шла война. Жестокая, беспощадная война. Кому-то довелось умереть в окружении всей этой красоты. Наверняка где-то в лесу еще сохранились те старые деревья, которые в декабре 1941 года были молодыми, они помнят то время, они несут в себе эту информацию о прошлом.

Мы топали и топали по набросанным на дорогу поверх глубоких колей жердям, а вокруг все длилась эта большая вырубка. Наконец, она закончилась, колея сворачивала куда-то вбок, а мы по компасу пошли вперед. Дальше пошло мелколесье, которое внезапно закончилось полем. Вот недавно скошенная трава лежит, вот накатанная полевая дорога, там, вдали на пригорке, видны телеграфные провода. Я оставил Зяму отдыхать, а сам снял рюкзак и пошел налегке вперед. Через 200 метров открывалась живописная картина: на противоположном берегу Нары слева и справа были повсюду разбросаны дачные участки с аккуратными домиками. Чуть левее была видна высота, на которой в гуще деревьев стояли основательные деревенские дома, чуть приземистые, с многочисленными надворными постройками. Это было село Каменское.

Все, после суток ходьбы по лесу мы уткнулись носом в цивилизацию. И что-то вдруг захотелось обратно в лес — там было гораздо уютнее. Я вернулся к Зяме, доложил обстановку и мы стали решать, куда пойдем дальше. На ту сторону идти не было смысла, потому что там был рубеж, с которого Красная Армия начала свое движение. Мы пришли из леса, в котором по ходу движения никаких следов не обнаружили. Оставалось два варианте: либо идти направо, в сторону деревни Романово, либо свернуть налево к деревне Чичково. Сверившись с картой, решили идти налево, где лес вплотную примыкал к Наре. Тогда как Романово стояло на поле, и от реки до леса было довольно далеко.

По пыльной дороге прошли какое-то расстояние, и вдруг из-под пригорка вынырнули домики, и мы неожиданно оказались на деревенской улице. В деревне жизнь шла своим ходом, мирно себе паслись гуси и утки, бабушки сидели на лавочках возле своих домиков. Мы спокойно, чинно-благородно прошли всю улицу. За ней уже начиналась опушка того самого леса, который нам был интересен. Мы снова остановились и снова решили передохнуть. Недалеко стоял сарай, возле которого дед косил сено. Зяма остался курить возле рюкзаков, а я пошел к деду.

— Здравствуйте! А как называется эта деревня? — спросил я, решив сделать вид, что не знаю.

— Каменское. А вы откуда? — дед прекратил свое занятие и стал с интересом смотреть на меня.

— Мы из турклуба, маршрут прокладываем, — ответил за меня Зяма, который незаметно оказался за моей спиной.

— А я думал — копатели. Тут же война была! — немного огорченно сказал дед.

— Да нет, мы не копатели! — вырвалось у меня эта ложь вместе с каким-то фальшивым смешком.

Дед все сразу понял. Он недоверчиво поглядел на меня, поглядел на Зяму и стал дальше косить траву.

— А что, здесь и правда война была? — пытался я вернуть разговор в нужное мне русло.

— Да еще какая! Сюда постоянно поисковики ездят, братские могилы раскапывают, солдат находят. А вон, видите, поле, — дед махнул рукой на то место, с которого мы спустились, — на том поле после войны много лет трактористы подрывались на снарядах. Зацепит, бывало, плугом случайно, и все. Многие потом отказывались там работать, а ему бутылку поставишь — только тогда садится и едет. А вы точно не копатели? — с искоркой надежды напоследок спросил дед.

Что ему ответить? Я уже соврал, и признаться теперь было неудобно. А зачем он спрашивал? Вдруг он относится к добровольным помощникам милиции, и тогда нас тоже могут ждать неприятности. Наподобие тех, когда менты у нас отобрали прибор в Тверской области. Но если он спрашивает из любопытства, что тогда? Может, он знает интересные места и покажет нам их? Нет, вряд ли. Ну, вот вы бы стали рассказывать кладоискателям о том месте, где, как вам кажется, зарыт клад. Нет, лучше мы сохраним свое инкогнито и прикинемся туристами. Меньше знаешь — лучше спишь.

— Да нет, у нас и этих, как они называются… И металлоискателей нет, — совсем уж безбожно врал я, — сейчас отметимся на карте, а потом назад пойдем через лес к Иклинскому.

— К Иклинскому? А это где такое? — искренне удивился дед.

— Да это на юго-запад через весь лес, уже в Калужской области.

— Да? А я не помню, какие там деревни есть. Это же далеко, — изумлялся дед.

— Не очень, всего километров 5—7 по лесу.

— Ну, давайте, туристы, успехов вам. Не заблудитесь!

— У нас компас есть, — бросил я напоследок.

Мы подхватили рюкзаки и с новыми силами пошли вдоль Нары. В этом месте она была гораздо шире, чем у Больших Семенычей. Это уже была серьезная река с хорошим течением. Правда, и вода тут была гораздо более мутная. Мы еще немного прошли вдоль берега, оглянулись — деревня уже скрылась из вида. И теперь можно было сворачивать в лес.

Внезапно в лесу перед нами открылась непривычная картина — овраги. Склон начинался прямо у наших ног, а дальше он шел вверх. Параллельно этому оврагу слева и справа шли такие же, и не было им числа. Очень живописное место, но не будем забывать о том, что это места боев. Именно в таких глубоких оврагах есть больше шансов найти что-то стоящее, чем на поле или в лесу.

Подойдем к этим оврагам с точки зрения военного искусства и истории войны. Здесь была немецкая линия обороны, точнее, на этом рубеже советские войска остановили немцев, и те были вынуждены здесь окопаться. Непосредственно оборона Красной Армии была на противоположной стороне Нары. Итак, немцы здесь остановились и окопались. Давайте подумаем, где лучше всего расположить огневые точки, чтобы при внезапном наступлении можно было бы успешно отразить атаку? Ответ напрашивается сам собой — примерно на середине гребня оврага. Мы с Зямой прошли немного по гребню, и, действительно, нам стали попадаться аккуратные Г-образные ямы.

— Это пулеметные ячейки гансов, — объясняю я Зяме, — в расчет пулемета входили 3 человека. Такая форма ячейки позволяет вести огонь чуть ли не на 360 градусов. Но основное направление огня в данном случае — в сторону реки и вдоль дна самого оврага. Чтобы, если вдруг наши достигнут подножья, они не смогли просочиться незамеченными по низине. Кстати, и внизу нужно будет походить с металлоискателем. Кто знает, сколько здесь людей постреляно?

Мы поднимались выше по оврагу, а я про себя отметил, что в лесу натоптаны тропинки, в кустах встречаются пустые бутылки и другой мусор, бычки. Вышли на относительно ровное место. Здесь можно ставить лагерь.

И опять внезапно стало темнеть. А поскольку мы оказались на северо-восточной стороне оврага, то темнеть стало гораздо быстрее. Уже привычными действиями за короткое время поставили палатку и развели костер. Зяма, как заядлый грибник, весь день собирал все, что видел съедобного. К вечеру у него набрался целый пакет грибов. Поскольку на природе аппетит разыгрывается всегда, то мы решили сэкономить плановую еду и сварить грибной суп. Просто и со вкусом. Зяма взял шефство над приготовлением супа, и он получился очень вкусным. Надо отдать должное его опыту в приготовлении грибов. Если бы у нас была с собой картошка, то мы бы могли побаловать себя и печеной картошкой с жареными грибами. Но и суп тоже прошел на ура, и, пока мы его готовили, стемнело окончательно. Легли спать и заснули моментально.

Утром, пока Зяма спал, я проверил несколько ближайших ячеек и воронок. Везде было практически пусто, за исключением пары-тройки хвостовиков от советских минометных мин. Старые знакомые!

Вскоре проснулся Зяма, и еще спустя какое-то время мы уже ходили вокруг палатки с металлоискателем и лопатой. Результат — все те же хвостовики и ни одной гильзы. Абсолютно пусто, как будто этот лес лихорадочно забрасывали летучками в надежде кого-нибудь зацепить осколком. Мы бросили это дело и вернулись к палатке. Доели вчерашний грибной суп, свернули лагерь и пошли проверять овраги.

Ничего, ровным счетом ничего интересного! На середине гребней оврагов то там, то тут попадались ячейки, были немецкие гильзы, ржавые железные консервные банки и уже знакомые нам алюминиевые «Aluminium Improves Quality», хвостовики от мин и осколки. И больше ничего. Пока мы ныряли вверх-вниз это этим оврагам, силы постепенно покидали нас. Это было настолько изнуряющее занятие, что хотелось наткнуться хоть какое-нибудь мало-мальски интересное место с находками, чтобы спокойно поковыряться в земле, не отходя от одной ямы. Но нет, нашим мечтам в этот день не суждено было сбыться. До обеда мы вот так впустую тратили силы, а после обеда решил рвануть назад через лес в сторону Иклинского. Там-то хоть нам что-то попалось!

Уже знакомой дорогой, все время сверяясь с картой и с компасом, мы пошли на юго-запад. Вот знакомые уже вырубки, вот место от костра, где мы сушили носки, а вот земляничная поляна. Чтобы не ломиться через завалы в лесу, мы решили обогнуть это место по карте. Благо, что лесовозная дорога и так шла в ту сторону, куда нам было нужно. Протопав энное количество километров, мы, наконец, вышли из леса. Перед нами через поле была незнакомая деревня. Это точно не Иклинское — пейзаж не тот. Смотрим карту, оказывается, что это деревня Аристово, соседняя с Иклинским. Мы дали влево примерно с километр. Что ж, неплохая точность для людей, которые идут по компасу всего второй раз в жизни. Тогда я твердо поверил в возможности компаса и карты, и еще больше в собственные силы. Мы с Зямой совершенно смотрели на лес как на дом, на убежище и на собственную территорию. Фактически мы стали партизанами, и, если раньше я просто не мог себе представить, как выжить в лесу, и зачем вообще туда нужно идти, то сейчас я относился к лесу с почтением и признанием.

Итак, посмотрев на Аристово с опушки, мы повернули направо и пошли искать в лесу наши позавчерашние позиции. Вот те самые развороченные недавно конкурентами артиллерийские капониры, вот одиночные стрелковые ячейки. А это что такое? В прошлый раз я сюда не заходил. У самой кромки леса была выкопана большая прямоугольная яма, глубиной больше двух метров. С одной стороны у нее был приступочек — чтоб удобнее стоять. Рядом с ямой аккуратно сложена куча земли из нее.

— Братская могила была, — догадался я.

— Такая глубокая? — недоверчиво спросил Зяма.

— Да, какая есть. Это «красные» следопыты сделали. Было неучтенное, или, наоборот, учтенное в местном военкомате захоронение, они его подняли и перенесли останки куда-нибудь в другое место, может, на большое воинское кладбище.

— А зачем переносить? Можно же ведь памятник сюда привезти, тут поставить его, ограду рядом и все.

— Да нет, если до конца неизвестно, кто там похоронен поименно и сколько вообще там лежит солдат, то такие могилы переносят. В любом случае, это их работа — искать медальоны и восстанавливать имена, искать потом родственников. В некоторых случаях находят. А в основном… Помнишь, как в прошлом году в Черленково нам местные показывали обелиск на братской могиле? Всего десять процентов от числа похороненных в табличке названы поименно. Остальные — неизвестные.

— Никак не пойму, ну как только такое могло произойти? Они же идут в атаку одним подразделением, все друг друга в лицо знают. Потом, документы же у них есть, красноармейские книжки, медальоны. Почему так? — все не успокаивался Зяма. Тогда мне нечего было ему ответить. А, действительно, почему так? Я войну не видел и не знал, почему все так.

Мы постояли возле ямы и двинулись к уже разведанным советским блиндажам. Снова наступал вечер, на этот раз солнце светило прямо в лицо нам, и заливало своими лучами лежащий перед нами в низине Иклинский пруд.

Выбрали место поглуше, специально недалеко от ручья, чтобы недалеко было ходить умываться и набирать воду. Поставили палатку, развели костер. Ужин традиционно прошел на ура, хотя к тушенке уже начало появляться отторжение.

На следующее утро мы стали ходить с металлоискателем вокруг тех самых блиндажей, на которые наткнулись в первый день. И здесь Зяма нашел штык от винтовки Мосина — недалеко от того места, где 3 дня назад нашел такой же. Мы еще немного походили, повыкапывали осколков, целых патронов и стреляных гильз, вынули из-под земли несколько ржавых ящиков непонятного назначения. И, может быть, еще поискали бы в этом квадрате, да на нас вышел местный грибник с плетеной корзинкой. Он не стал подходить к нам и общаться, лишь обошел стороной. Походил рядом, да и пошел вглубь леса. Отчего-то мы стали немного волноваться за сохранность нашего лагеря, оставили активные поиски на позициях и вернулись к палатке. А тут как назло стало накрапывать. Мы с Зямой спрятались в палатке и часа полтора пережидали мелкий дождь. Когда он закончился, мы решили завершить этот поход и потихоньку выбираться из леса. По мокрой траве ходить в лесу — не самое приятное занятие. К тому же, мы уже хоть что-то нашли. Каждый взял по штыку, и мы этим были довольны. К сожалению, первый раз на неизвестном месте всегда так: ходишь в поисках всегда больше времени, чем копаешь и находишь.

Мы собрали вещи, «похоронили» по заведенному обычаю закопченные пустые банки от тушенки, сожгли весь мусор и двинулись в обратную дорогу. У Зямы было с собой расписание электричек, и мы подсчитали, что, если будем идти в среднем темпе, то успеем прямо на электричку. Если же нет, то следующую придется ждать около часа. Мы взяли темп и потопали. В Иклинском, когда мы проходили по улице, местный мужик бросил нам с крыльца своего дома издевку:

— Ну что, походнички, нашли что-нибудь?

— Нет, — коротко огрызнулся я ему в ответ, и мы пошли дальше не останавливаясь.

Разговаривать по теме с ним не было времени, да и как-то побаивались мы тогда незапланированных знакомств и бесед. Мы тогда были только начинающими в «черной» археологии, и не знали еще очень многого. Я догадывался, что мы мало знаем о реальной жизни и о том, как правильно разводить местных жителей на разговор. Нам все это еще предстояло узнать. Точнее, мне одному.