07'92

Павел Корнев, 2020

Год девяносто второй. Июль. На голове подживает свежий рубец, в карманах гуляет ветер. Есть друзья и работа, а ещё – проблемы. Да и как иначе, ведь пацан сказал – пацан сделал, а вход рубль, выход – два? Если уж хватило ума связаться не с теми людьми, придётся из кожи вон вылезти, лишь бы только не угодить за решётку или того хуже – в пластиковые пакеты. По частям. А ведь просто собирался немного подзаработать…

05 07 1992

утро

Рассвет я встретил на берегу озера. Нет, не проснулся там пьяным. И нет, не продолжал пить. Просто накануне Андрею пришла гениальная мысль пойти на рыбалку, вот он и припёрся за мной ни свет, ни заря. Ладно хоть я ещё более-менее выспался, поскольку вчера из-за разболевшейся головы особо на пиво не налегал и ушёл домой раньше остальных. Ну и с утра цитрамоном закинулся, а то при каждом резком движении в правый висок стреляло, да и переносицу ощутимо ломило.

Мы наскоро попили чая и отправились копать червей, а потом расположились на «камнях» в компании ещё полудюжины рыбаков-любителей. Между насыпью и стеной камышей оставался зазор метров в десять чистой воды, туда и забросили удочки. Утро выдалось тёплым, погода радовала, но вот клёва не было никакого. За всё время отправили в садок лишь несколько окуньков и чебаков, да ещё мне удалось вытянуть неожиданно крупного ерша.

А в остальном — красота. Солнце над горизонтом малиновым шаром в пелене облаков вспухает, тишь да гладь. Иногда разве что чайки покрикивали, да от дороги изредка доносились лязг троллейбусных штанг и гул электромоторов, а от вокзала гудки поездов и стук вагонов при стыковке. Нормальная, спокойная, привычная звуковая картинка. И думать ни о чём не нужно, можно просто за дрожанием поплавка из гусиного пера на водной глади наблюдать.

— С Графом не говорил ещё, так понимаю? — спросил я.

Андрей покачал головой.

— Когда бы? Ему нужно будет, сам подойдёт.

Я вздохнул в надежде, что такой необходимости в ближайшее время не возникнет. Очень неприятно себя должником ощущать, но ещё неприятней эти самые долги отрабатывать. Чует сердце, будет это совсем непросто. И ведь не послать…

В голове лениво ворохнулась мысль о помповом ружье, но всерьёз её рассматривать не стал. Не из-за внезапного пацифизма, просто нельзя людей налево и направо валить. И просто нельзя, и в тюрьму лет на пятнадцать заехать желания нет. Ладно, выкрутимся…

Андрея, как оказалось, волновало совсем другое.

— Похоже, скоро папой стану, — сказал он вдруг.

— Чего это? — удивился я.

— Вытаскивать влом.

— Хорош ерундой болтать.

— Серьёзно!

Тут я и вовсе дар речи потерял.

— Погоди, ты Аньку без презервативов шпилишь?

Фролов только фыркнул.

— Серый, гонишь, что ли? Я б на одних гондонах разорился!

— Вот ты сексуальный террорист! — покачал я головой. — Так у вас всё серьёзно?

— Ну да.

— А ей сколько лет-то?

— Двадцать два.

Я покрутил рукой.

— Ну два года разницы — ещё туда-сюда…

— Год, — поправил меня Андрей. — Я ж семьдесят первого.

— А, точно! Дитё октября, блин!

Андрей Фролов родился в конце октября и в первый класс пошёл на год позже большинства своих ровесников.

— Ну, год — это нормально, — решил я. — Как говорится: совет да любовь.

— Иди в жопу, — пробурчал Андрей. — Денег вообще ни на что не хватает, ещё в отпуск на заводе выпихивают.

— Ну ты же теперь бригадир!

— Только это и успокаивает. Но, если и у Гуревича бизнес звездой накроется, вообще кисло будет. Хотя жаловаться грех. Руки-ноги есть, куда приложить их найду.

— У Гуревича и накроется? — фыркнул я. — Брось!

Фролов заржал.

— Ну да, такой не прогорит. — Он вдруг прищёлкнул пальцами. — Кстати! Женька Зинчук письмо прислал, у него дембель в конце сентября.

Женька учился с нами в параллели, и были они с Андреем и в школе, и во дворе, что называется, не разлей вода. Это я до армии больше с Буньковым общался.

— Чего-то рано, нет? — удивился я.

— Да не, он же на Дальнем Востоке погранцом служит. В отпуск после года не отпустили — до нас оттуда только ехать неделю, а то и дней десять, — вот и уйдёт на месяц раньше остальных.

Мы ещё немного потрепались, потом просто сидели молча, а ближе к десяти начали сворачивать снасти. Свой улов я пожертвовал на пропитание Андрюхиного кота и домой пошёл налегке, с одной только разобранной на колена удочкой. У подъезда встретил тётю Софью — стройную миловидную женщину лет тридцати пяти, которую не портил даже излишне крупный нос; в этом отношении курносая Зинка уродилась в папеньку.

Соседка ходила выхлопывать коврик, и я вежливо придержал открытой подъездную дверь, а после вызвал лифт.

— Зина уже встала? — спросил, когда мы начали подниматься. — Она вчера просила сказать, когда можно будет зайти кабельное посмотреть.

— Они отцу все уши кабельным уже прожужжали, — пожаловалась тётя Софья и предложила: — Лучше сам спроси. В этом возрасте семь пятниц на неделе, сразу и узнаешь, какие у неё планы на день.

Фраза «в этом возрасте» была заметно выделена интонацией, поэтому даже пожалел, что затеял разговор, но отнекиваться не стал и вслед за соседкой вышел на седьмом этаже. Тётя Софья, открыла дверь и с порога объявила:

— Зина! К тебе Сергей пришёл! — А после сообщила мне: — В детской она.

Я прислонил в углу бамбуковую удочку, разулся и двинулся к Зинке. Та сидела за письменным столом спиной к двери, но сразу оглянулась и разрешила:

— Серёжа, заходи!

В комнате стоял запах чего-то химического, я потянул носом воздух и спросил:

— Чем пахнет?

— Ногти крашу, — сообщила Зинка, развернулась на стуле, вытянула ногу и закинула её на диван. — Нравится?

— Красиво, — честно признал я, но высказывание это относилось отнюдь не к нежно-розовому цвету ногтей. Просто после легкомысленного движения девичье бедро оказалось едва-едва прикрыто полой коротенького халатика, и вид стройной ноги вызвал в организме вполне оправданные в этой ситуации позывы. А как иначе? Всё же третья неделя пошла, как с Алёной переспал…

Миг Зинка помедлила, довольная произведённым эффектом, потом встала из-за стола и выдвинула верхний ящик, который оказался заполнен магнитофонными кассетами.

— Ничего себе! — произнёс я, радуясь хоть какой-то возможности отвлечься, и полюбопытствовал: — И откуда такая коллекция?

— Серёжу помнишь ведь? — спросила девчонка, сосредоточенно водя острым ноготком по футлярам где с печатными, а где и с рукописными наименованиями групп и альбомов.

— Патлатого? — уточнил я.

— Ага, — подтвердила Зинка. — Пытался за мной ухаживать, музыку разную давал слушать. Что нравилось или он переписывал, или я сама потом кассеты в звукозаписи покупала.

— А что же ухаживать перестал? — спросил я и с усмешкой предположил: — Ксюша-разлучница отбила?

Зинка забавно наморщила вздёрнутый носик, стрельнула на меня серыми глазищами и покачала головой.

— Не угадал. Я просто тебя из армии ждала, так ему об этом и сказала.

— Ой, да не заливай!

Девчонка передёрнула плечами, но на этой своей версии настаивать не стала.

— Его Фил пригрозил поколотить, — со вздохом признала она. — А Фил здоровый, сто сорок от груди жмёт, если не врёт.

— А Фил — это… — начал я и закончил с вопросительной интонацией.

— Филипп Зимин, одноклассник мой, — пояснила Зинка. — Да ты его видел! Помнишь ещё с этажа прогнал?

— А! — сообразил я. — Бычок!

Девчонка хихикнула и принялась разглядывать ногти.

— И вот Филу я сказала, что жду парня из армии, и ему ничего не светит, — объявила она и протянула две кассеты. — Держи! Это «Наутилус».

Подкассетники были подписаны как «Князь тишины» и «Чужая земля», я повертел их в руках и сказал:

— Да я вообще зашёл узнать, когда придёшь кабельное смотреть.

Зинка ненадолго задумалась.

— Сегодня воскресенье, так? — уточнила она. — В два дома будешь? Яша «Чудеса на виражах» смотреть останется, а Нинка с подружкой гулять умотает. Хоть мешать не будут.

Лично я понятия не имел, когда по выходным на кабельном канале трансляция спутникового «Super channel» сменяется показом видеофильмов, но вслух высказывать свои сомнения не стал. Если что — музыку послушаем.

— Буду, — уверил я девчонку. — Заходи.

— Пока-пока!

Уже у себя я запоздало посмотрелся в зеркало, но волновался по поводу внешнего вида напрасно. Нос если и казался припухшим, то лишь самую малость, да и ссадина на лбу нисколько не бросалась в глаза. Тогда заглянул на кухню к дядьке, который сидел за столом и читал газету.

— Что пишут?

— Пишут, в городе-герое Москве прошёл первый конкурс стриптиза! — просветил меня дядя Петя и покачал головой. — Срамота!

— «О, времена! О, нравы!» ещё скажи! — усмехнулся я, открыл холодильник и сразу его закрыл, поскольку смотреть внутри было абсолютно не на что.

Конец ознакомительного фрагмента.