Отголоски. Часть вторая

Павел Патлусов

Вторая часть «Отголосков», как и первая рассказывает о жизни провинциальной интеллигенции в советское время, и о смерти уже в эпоху «развитого» капитализма. Каждый читатель отметит особую ментальность людей. которые обрисованы в этих произведениях, объединенных единым замыслом автора..

Первая встреча

Я не видел своего наставника почти двадцать лет после увольнения из Кунгурской межрайонной СЭС в феврале 1982 года. Но, когда узнал, что он серьезно болен, приехал к нему. Встретил он меня на улице Ситникова. Был месяц май. Поднимаясь на четвертый этаж, он дважды останавливался, — была тяжелая одышка.

— Сердце? — осведомился я.

— Да.

В квартире он вначале отдохнул минут десять, а затем спросил:

«Рыбу жарить или отварить?»

— Отварить.

— Что так долго не давал о себе весточки? — поинтересовался он.

— Во-первых, я имел определённые сведения о твоей деятельности, а во-вторых, мне не хотелось ехать к тебе, не имея собственных успехов.

Здесь я выставил на стол бутылку самогона и выложил три книги, три повести, которые издал в последние годы.

— А я знал, Паша, что ты не потеряешься в этом мире. Был уверен, что будет у тебя успех. Подпиши…

— Хорошо. Давай ручку.

Шариковая ручка у него всегда была под рукой, ибо он все знаковые события и памятки отмечал в календаре на стене. Рядом с календарем была приколота вырезка из газеты или журнала. Пока отваривалась рыба, он успел два раза покурить, а потреблял он исключительно сигареты «Прима» или «Беломор-канал».

— Тебе бы бросить курить, — отметил я, хотя определенно знал, что этого не будет.

— Ты же со студенчества знаешь: курю постоянно. На гарнир что будем делать?

— Хорошо бы картофельное пюре, — выразил я желание.

— Будет.

Он достал с полки трехлитровую банку с белым порошком, насыпал в кастрюлю, залил кипятком, разбил туда пару яиц и посолив, выставил на стол и тут же пояснил, — Картошка в порошке… Сухой порошок. Сам на даче делаю…

Вскоре была готова и рыба. Мы пропустили по стопке самогона и начали поглощать нехитрую закуску. Здесь он достал из ящика стола письмо, — Это письмо от Борьки, из Камышлова… Мы с ним уже около сорока лет друг друга не видели… Братан!

— Я думал: у тебя только Юра числится в этой категории родственников? — выразил я недоумение.

— А не только этот еврей, но ещё одного нашел. На поиски потратил целый год. Надо будет к нему съездить и побывать на могиле отца…

— Так, что у Вас с Юрой разные отцы?

— Как видишь с Юрой я брат по матери, а с Борькой по отцу. Мать рассказывала, что нас с Борькой в бане перепутали. Его мать унесла домой меня, мы были очень похожими друг на друга.

— Ну, чего сидишь? Наливай! Вот ещё овощные консервы!

Виктор пил крепкие напитки всегда запивая водой. Мне это казалось странным, но эта привычка у него была со студенческой поры. Здесь он и спросил моего разрешения прочитать письмо от брата.

— Читай! У нас времени много.

— Всему п….ц! — воскликнул Кичигин, — Борька женился годом позже, но тоже 30 декабря. О-о — о! И бабу у него тоже Лидией зовут, — полный п…ц!

Здесь он обращается ко мне, — Между нами разница в возрасте один месяц.

Через несколько мгновений добавил: «Наливай, пока рыба горячая… Ты смотри и у него вторая группа инвалидности и даже причина одна: сердечно — сосудистая… И работали мы в одном направлении, по радиотехнике, а позднее — электронике, — абсолютный п…ц!

Выпив стопку водки, отхватив кусок рыбы, он продолжил чтение письма, — у Борьки одна дочь, как и у меня. Если мы имеем одни болезни — понятно: общая наследственность, а вот судьбы оказались родственными, — о чем это говорит?

Сворачивая письмо, он продолжил рассуждение: « Судьба закладывается отцом, а тело матерью. У нас с ним один отец. А вот с Юрой — братом у нас одна мать, а судьбы — то разные… Понял?»

— Изучить бы статистику этого явления, чтобы сделать вывод, — высказал я сомнение.

Виктор закурил, задумался, встал, — Я пойду прилягу немного, а ты посиди…

— Хорошо.

Он ушел с кухни в комнату. Я же обратил вновь внимание на газетную вырезку, в которой прочитал заглавие: Подвиг уральца. В тексте отмечалось, что командир роты 836 стрелкового полка, 240 стрелковой дивизии, 38-ой армии при форсировании Днепра у Киева совершил подвиг и посмертно ему присвоено звание Героя Советского Союза. Это был уроженец города Камышлова Семенов Борис Самуилович.

У меня моментально возникла догадка, что этот человек был отцом брата Кичигина Юрия. Вот почему он называл брата евреем.

После того, как Виктор вернулся, я вновь наполнил стопки и спросил про отца.

— Сложная история. Мой отец жил фактически на две семьи. В законном браке с Борькиной матерью и гражданским с моей мамой. Это тянулось долго, пока не дошли разборки до парткомов, и товарищеских судов. Когда Юрка после техникума ушел в Армию, то мать вместе со мной решила уехать куда глаза глядят. Так мы оказались в Глухаре.

— Ну, я помню, что она там жила с Гаджи Лабазановым.

— Ну, да не вредный был мужик и любил её. Трудно ей было одной, когда Юра в Армии, а я в Питере. Когда меня распределили в Горнозаводск, то мама приехала ко мне. Комнату мне дали маленькую. А тут ещё Стас Григорович привязался… Он спал под столом. И вот приехал к нам Лабазанов. Три ночи спал в бане, и уехал без мамы. Хотя дочь Майя бабушке говорила: « Ну, полюби бабушка Гаджи, — он страдает…» Не ответила на его чувства.

— Почему?

— Она узнала, что мой отец покончил самоубийством из-за тоски по ней и сыну. Видимо очень любила… С тех пор она мужчин уже к себе не допускала. Впрочем, чего ждешь? Наливай!

Мы выпили, закусили. Он закурил.

— Его похоронили за стеной кладбища…