Россия Делает Сама

Павлов Сергей (2024)

Июнь 1941 года. Двое молодых физиков исследуют свойства урана и делают интересное открытие. Но начинается война, их лабораторию закрывают за ненадобностью, а их самих отправляют на фронт. Институт, где они работали, эвакуируется в Казань. Один из физиков, теперь лейтенант, решает бороться за возобновление работ с ураном, подозревая, что в Германии разрабатывают атомную бомбу. Одновременно НКВД получает сведения из Лондона о работах по обогащению урана. Как довести до Сталина информацию об угрозе атомного оружия для страны?

Глава 2

В коридоре раздались голоса и приглушенный смех, послышался звук шагов, идущий ближе, ближе, наконец старенькая дверь скрипнула в тишине и в духоту сумеречной, пыльной комнаты ворвалась свежесть ночного воздуха с тонкой нотой женских духов. Молодой мужчина склонившийся над тетрадью с записями за старенькими письменным столом обернулся к вошедшим и с напускным упреком сказал:

— Ну наконец то! Петя тебя только за смертью посылать. Куда ты запропастился?

— Не ворчи коллега! У нас гости, посмотри с кем я. Давай-ка, освобождай генеральское кресло.

Вслед за Петей в комнату аккуратно проскользнула Нина и с интересом осматривалась по сторонам в этом просторном помещении с голыми, крашеными стенами и с большим количеством массивного оборудования, странного вида, отсвечивающего в темноте блеском железа. Роскошные локоны волос Нины были изящно уложены на голове двойным валиком, плотно затянуты и прихвачены бантами по бокам головы, и свободно опускались сзади на затылке едва касаясь спины. В строгом и простом темном платье, с белоснежно белым накладным воротничком она походила на учительницу из учебника для младших классов. Леша поспешно поднялся, уступая девушке свое кресло, сильно потертое и обшарпанное, да так и застыл, любуясь ею.

— Почему оно генеральское? — удивленно спросила Нина, поворачивая свою красивую голову из стороны в сторону, привычно не придавая никакого внимания тому впечатлению, которое она производит на окружающих.

— Наш начальник лаборатории, Игорь Васильевич, мы его называем между собой «генералом», когда он приходит, это кресло должно быть немедленно освобождено для него.

— А вы на чем будете сидеть? — спросила Нина, аккуратно устраиваясь в кресле.

— У меня есть дежурный табурет, а Леша, наверное, уже и насиделся уже за сегодня, да? — Петя с грохотом вытащил откуда-то из-под стола здоровенный деревянный табурет и с довольным видом устроился рядом с Ниной.

— Как тебе наша лаборатория? Этот, хм, храм науки!

— Трудно сказать. Я еще не разобрала. На самом деле, я представляла себе это несколько иначе.

— Конечно у писателей фантастов лаборатории ученых выглядят иначе, более впечатляюще, но зато у нас здесь все по-настоящему. Когда-то раньше в этом здании была больница для душевнобольных, теперь здесь обитают физики, но в стенах и во всей атмосфере возможно осталось что-то странное, загадочное. Ты не находишь?

— У нас в университете, на факультете журналистики, физиков с математиками все считают странными, не от мира сего, так что такая атмосфера вполне соответствует моим ожиданиям.

— Нина, я сделаю вид, что не заметил этой твоей колкости. Кстати, Леша, ты покормил Эйнштейна?

— Да. Я покрошил ему хлеб на ужин.

— Кто такой Эйнштейн?

— Эйнштейн, это наша домашняя мышь. Он живет здесь в лаборатории. Поскольку когда он появился нам пришло вдохновение в решении одной сложной проблемы, мы и назвали его Эйнштейном.

— Какой ужас, Петя, ты же знаешь, что я очень боюсь мышей.

— Ладно, мы прикажем ему сидеть у себя в домике и не появляться. Между прочим, наш директор института, до войны работал в Германии и лично знаком с Альбертом Эйнштейном. Алексей, а не включить ли нам радиоприемник? Давайте послушаем музыку.

— Я отключил его, чтобы не создавать помех в эксперименте. Но я уже закончил измерения, так что, можешь включить радио. Я, кстати, уже собирался уходить, меня давно дома ждут.

Петя включил приемник, поймал волну и из репродуктора мягко и мелодично зазвучала музыка, звучал рояль с флейтой, их звуки сплетаясь друг с другом взлетали, затем начинали угасать, распадались и совсем затихали.

— Какой он забавный. — сказала Нина, когда Леша, поспешно сложил все свои бумаги в старенький портфель, прихватил его под мышку, нацепил кепку и быстро попрощавшись ушел.

— Он очень скромный, особенно с девушками, но на самом деле Леша у нас большая умница и у него золотые руки. Мы смастерили с ним вот эту уникальную камеру для регистрации событий происходящих в атоме, она сверхчувствительная, в десять раз более чувствительная чем в лабораториях в Америке. Петя сам, вручную, наносил кисточкой на пластины слои краски с ураном, а затем еще покрыл их сверху тончайшим слоем золота, чтобы исключить помехи. Художник в своем роде.

— Это и есть та самая камера, с помощью которой вы проникли в тайны материи, недоступные пониманию академика Капицы? С виду так просто перевернутая кверху дном кастрюлька. Ты покажешь мне как это работает?

— Сейчас все будет. Только сначала Нина, поскольку мы наконец остались с тобой вдвоем, я бы хотел… — Петя вплотную придвинулся к девушке и взял ее за руки пытаясь заглянуть ей в глаза. Она игриво ускользала от него.

— Я так и знала Петя, что в этой ночной прогулке в лабораторию был какой-то подвох. Какой ты оказывается обманщик. И совсем не научные темы у тебя были на уме.

— Неправда. Загадку природы мы сейчас увидим своими глазами. Удивительную тайну природы, открытую нами. Но это ведь пока всего лишь крохотная щелочка, в которую можно подсматривать за той огромной тайной ядерной энергии материи, которую мы собираемся отвоевать у природы. Однако Нина… сначала я должен признаться, что я, я безумно люблю тебя, и любовь к тебе сейчас заслоняет собой все…

— Все, и даже физику?

Изловчившись, он успел поцеловать ее губы, но она тут же аккуратно, но решительно, отстранилась от него и строго взглянув ему в глаза сказала — Петя не будь обманщиком, я же сказала тебе, мы пришли сюда не за этим.

— Хорошо, прекрасно Нина. Итак! — он вскочил на ноги, глаза его горели от возбуждения, голос его звучал вдохновенно, на него нельзя было смотреть без восхищения.

— Перед нами самая чувствительная, совершеннейшая в мире камера, способная заметить даже мельчайшую заряженную частичку, вылетевшую из атома. Сначала, когда мы начинали опыт, мы подносили к ней источник радиации, лучи которого выбивали частицы из ядер урана, нанесенного на пластины. Однако позднее мы заметили, что частицы продолжают вылетать даже без источника радиации, пусть и значительно реже. Это было как гром среди ясного неба — представляешь, значит ядра тяжелого металла сами разваливаются на части. Пусть мы не умеем пока управлять этим, но раз распад ядра в принципе происходит, то мы обязательно научимся управлять освобождающейся при этом энергией.

— Так просто, и это все открытие?

— Нет, конечно нет. Генерал задал нам тысячу вопросов, на которые нам пришлось ответить чтобы доказать, что ядро действительно распадается самостоятельно, а не от какой то залетной частицы. Мы спускались с камерой в метро, глубоко под землю, чтобы защитить ее от космического излучения. Мы преодолели все препятствия, сняли все вопросы и мы доказали.

— Я хочу видеть, как вылетает частица!

— Вот. Ты начинаешь понимать азарт экспериментатора. Смотри, я подаю электричество на разъемы камеры. Она сейчас под высоким напряжением, ни в коем случае не касайся ее руками. И теперь смотрим сюда.

— Здесь светящаяся зеленая полоска.

— Давай ждать. Когда в камеру попадет частица мы это заметим.

— Так и сидеть, смотреть напрягая глаза? И сколько нам ждать?

— Точно не могу сказать, это случайный процесс, минут десять, может быть пятнадцать.

— И долго вы так сидите здесь в ожидании?

— Бывает, что и целую ночь на пролет.

— Это же ужасно скучно!

— Смотри, вот она! Камера зарегистрировала вылет частицы.

— Серьезно? Ну вот, а я ничего не заметила! Когда будет следующая?

— Теперь еще минут десять.

Он обнял ее за плечи и целовал ее в губы, чему она теперь уже не сопротивлялась, отвалившись всем телом к спинке кресла, запрокинув назад голову и давясь от смеха. Вверху под потолком горела потемневшая от налета лампочка, тускло освещая комнату, а в углу в тени от большого железного шкафа большая мышь деловито грызла крошки хлебного сухаря, иногда останавливаясь, поднимая голову и прислушиваясь к тому как по черному ночному небу над Ленинградом катилась вниз звезда, и, пропадая из видимости за верхушками деревьев Сосновки, падала в спокойную и безмолвную воду залива.