Поваренные книги пауков-людоедов

Патрик Эллис, 2023

Бинг и Ригби – эдинбургские шеф-повара, живущие в мире эстетов, мороженого, ресторанов и сект. Лишний раз лучше не ввязываться в проблемы. Ведь мир полон опасностей… Однако болезненные воспоминания одного из них вынуждают поваров провернуть безумную авантюру, которая не обойдется без мести, отрубленных конечностей, пауков-людоедов и… Курта Кобейна?

2. Повар

«Повар-убийца отправляется в город, детка! И пока он встает и одевает штаны, не уходи далеко, лады…»

Бинг медленно поднялся с испачканного в лютой смеси порошка и вина дивана. Он искал свои штаны. Пропажа их — странная штуку! — стала своего рода традицией. Бинг с присущей поварам хладнокровием рылся в кабинете в поисках брюк. Черная PRADA, синоним, некогда подобранный его женой. Рядом — клетка с дохлой чайкой. Кажись, Бинг оторвал ей голову.

Хаотично растущие волосы придавали Бингу «бесшабашный» вид, а сломанный нос, прямо как у Оуэна Уилсона, напоминал о его прошлом при всяком взгляде в зеркало. Два задних зуба почернели от кариеса, уж простите, шеф-повар, он и есть шеф-повар. Ногти выпирали из пальцев рук и, к сожалению поваров, были изгажены слоновьим калом, любезно предоставленным поставщиком «Жирного зайца». Правое веко прикрывало зеленый глаз Бинга, из-за чего он выглядел старше своих лет — по крайней мере, ровесники обращались к нему на «вы».

Бинг пошерудил под ковром — чистым! — и, стремясь побыстрее выйти из кабинета, дабы избавиться от похмелья, натянул голубые шортики, шортики, некогда принадлежавшие его отцу. Портрет отца висел над входом. Бинг, бывало, разговаривал со своим отцом. Ну, вернее, с его изображением. Плеснет виски, сигарку закурит — пых-пых — на кресло упадет и давай голосить, про жизнь повара рассказывать. Про блюда разных стран. Про омара под соусом Бешамель, про классическую итальянскую пиццу. Но не про мороженое.

Когда Бинг, прогуливаясь по улице, встречал фургоны с мороженым, стоящие на перекрестке и зазывающие веселой музыкой народ, он чувствовал учащенное биение своего сердца, всплеск адреналина. Задыхался, бежал прочь. Ибо каждый раз видел перед собой отца, отлетающего на десять метров при столкновении с фургоном с мороженым.

Настоящая травма. Он не стал бы убирать из меню все виды мороженого. Не стал бы отговаривать встречных детей от употребления кисломолочного продукта. Не стал бы разрушать собственными руками баннеры мороженного. Не стал бы угрожать расправой несущим эти баннеры с той же гордостью, что несли крестные знамя рыцари, дабы освободить Иерусалим от вражеской веры. Не стал бы, в конце концов, ненавидеть мороженое, если бы мороженщик насмерть не сбил его отца. Пять лет тому назад.

Фиг с ними.

Бинг вышел из кабинета в таком виде. Прошел вдоль рядов приспособлений для готовки, вышел на улицу. Там, собрав скопище мух, лежал черный бомж, недавно обкурившийся у входа, начавший приставать хостес. Но, как вы уже поняли, Бинг разобрался. Не сам, разумеется, а с помощью полиции, разрешившей ситуацию через минут тридцать. Бомж, увидев Бинга, прокашлялся и, вскочив на ногу, подбежал к Бингу.

— Бхнг, Маса Бхнг, — его речь было практически не разобрать, — моя рада ты вид.

Бинг прошел мимо. Он шел к своей цели, находившейся в здании напротив.

— Маса Бхнг, Маса, Бхнг, — не унимался бомж, — моя ты любовь. Моя ты помощь.

Бинг, вечно грустный, прошел мимо, попутно отмахиваясь от чудовищной вони, исходивший от… аборигена? Повар испытывал невероятную гордость за свою культурную принадлежность. Он не выходец из Синегала, Нигерии, или как их там? Он — чистокровный шотландец, выходец из приличной семьи. И плевать, что Ригби настаивает на превосходстве потомственных дворян, носителей имени Бьюкеннонов или Лесли. Хотя он был бы не прочь породнится с Лесли. Роуз всегда казалась ему милой.

Но было не до шотландских кланов, ибо Бинг думал лишь об ярости воинов своей страны. Да поддержат они его в битве с несправедливостью. Да свершиться возмездие. Чистое и сладкое.

Бинг вошел в кабинет — на этот раз, принадлежащий врачу, знакомому Бинга. Врач, узнав пациента, отложил стопку еще свежих бумаг — только из принтера, — и, сделав приветственный жест рукой, сказал:

–Мистер Бьерсон…

Бинг не зря взял с собой терку для сыра. Ей было удобно бить — гораздо удобнее, чем скалкой, или же ножом. Он подошел к доктору и, приведя терку в горизонтальное положение, ударил доктора. В нос.

Кровь брызнула на стол. И потекла струйкой.

Удар.

Доктор упал. Ручеек, содержащий достаточно высокую консистенцию тромбоцитов, стал течь с большей силой, превратившись в ручей. А доктор молчал.

Бинг, напрягая правую руку насколько это возможно, бил доктора. Терка застряла, когда лезвия проткнули его щеку. Бинг дернул оружие, наносящее увечье врачу, забрав с ней кусочки кожи с кровью. Бинг размахнулся еще раз.

Месть за скрытый анализ.

Месть за не рожденных детей.

Месть. Чистая и сладкая.

Кровь текла и текла.

Еще раз.

Образовалось озеро.

Ещ…

Босая нога Бинга, издав крякающий звук, скользнула вперед. И попала под изящно обрамленную батарею, находящуюся так низко, насколько это вообще возможно. Ногти, словно отклеились, издав звук растягивающегося жидкого клея. Бинг опустился на ягодицы — хрясь! — стопа Бинга хрустнула.

Бинг опустился на спину, крича в агонии. И в кабинет вбежал персонал «Онкологической клиники имени Джонатана Керсти».