Там, где всё настоящее. Рассказы

Петр Давыдов, 2018

Первый авторский сборник вологодского журналиста Петра Давыдова объединил лучшие его рассказы, опубликованнные на сайте «Православие.ру». Они получили наибольшее количество положительных откликов от читателей сайта. Герои рассказов – это в основном жители российской глубинки, миряне и священники. Истории, в которые они попадают или рассказывают сами, проникнуты истинно христианским духом, юмором и примерами побед – больших и малых. Нет унынию места в сердце христианина. Трудности есть, бывают даже беды, суровые испытания, но уныние христианам чуждо. Для широкого круга читателей.

Наш человек

Он правда крякнул: сперва хорхнул, как вальдшнеп, а потом крякнул. Но сначала приехал. На охоту. Сельский люд с восхищением смотрел на его амуницию, спрашивали, не навсегда ли приехал, — вещей-то и оружия с добрый вагон столыпинский с собой приволок. Наши егеря помогали — разгружали-носили всякие чемоданы, рюкзаки, пакеты, свертки. Как — всего на две недели приехал?! С таким-то скарбом? Ну, брат ты мой!

Насчет братьев немец сразу все разъяснил, едва ступив на сельскую землю и окинув пристальным взором лесной океан. «Белые негры» — так он назвал жителей старого русского села и заржал, как лошадь. «Што он там смеется, кажись, про негров каких-то заговорил?» — спросили в селе. «Дак это он пошутил, кажись», — пояснил егерь Валера, статный парень, оставивший службу в спецназе очень серьезного нашего ведомства после кавказской кампании и владевший немного немецким. Его и обозначили переводчиком на всякий случай.

Хотя с немцами наши сходились легко и просто — много их на охоту приезжает, вот и вспомнили еще с детства, а кто и с военного детства, усвоенные слова-выражения. В дом приглашали — чаем поили. Однажды приехал старичок, на ногах держится, но в лес не стремится — что и за охотник. Оказалось, потратил кучу денег на путевку именно сюда, в наше именно село, потому что сидел здесь в лагере для военнопленных. Был у нас такой сразу после войны, старшие рассказывали. Даже могилы пленных где-то были, но заросли все. Дед приехал, ходил, вздыхал, а то и плакал. Вдруг как заорет — бабу Нюру увидел. Та и ведра уронила, от испуга присела. Он к ней кинулся — целует, обнимает. Оказалось, вспомнил ее: она его и его друзей хлебом тайком кормила, как-то умудрялась передавать то ли во время их работ, то ли через «колючку» кидала, когда те гуляли. Баба Нюра его тоже признала, заплакала: «Это ты, что ли? Гюнтер?» Ну, тут уж все село обрадовалось, больше года и говорили про их встречу. Хорошая была встреча. На охоту он так и не сходил ни разу — все у бабы Нюры потом дома сидел. Наши егеря поняли.

А тут не поняли — хамить немец начал. Типично так, по-немецки, с придыханием и присвистом, — то «белые негры» ему спать мешают, то по свистку в 06:12 кофий не несут, а несут на три минуты позже или раньше, то небо не такого цвета, каким обязано быть в 05:45, то еще что-нибудь выдумает. «Минус ахт евро к вашим чаевым», — подсчитывал на калькуляторе. «Да понеси его леший с его чаевыми!» — согласились егеря. Те, кто постарше, просто молчали.

Ему бы товарища, чтобы скуку развеять, но немца подходящего не нашлось в запасе — может, потому один и приехал, что другие от него отказались. Старшие, было, думали посидеть с ним, но когда прочухали про «белых негров», предусмотрительно оставляли оружие дома, а в покои немца не заходили вообще. Сельской фантазии долго не потребовалось напрягаться — назвали дорогого гостя Гитлерюгендом, и все тут. Одно дело бабыНюрин Гюнтер — тут все понятно и с уважением. Другое дело Гитлерюгенд — тут тоже все понятно и без уважения.

Но контракт есть контракт, раз договорились, надо выполнять. Что ему там надо: кабана, медведя? Сходи с ним, Валера, на засидку. Моросит сегодня, и хорошо — зверь хуже чует. Валера, вздохнув, подчинился: такая работа, да и привык он. В 03:14 был добыт медведь, очень неплохой по здешним меркам. В 03:30 следующей ночи добыли кабана. Ошалели даже опытные егеря — успех серьезный что для охотника, что для проводника: в такой короткий срок выполнить всю программу!

Расчувствовался и Гитлерюгенд: в 12:00 попросил всех участников и организаторов его великолепной охоты (штук сто фотографий сделал с каждым своим трофеем) собраться в его домике — хочет-де отблагодарить напоследок. «Неужто очнулся?» — обрадовались мужики и собрались ровно в 18:10 в назначенном месте.

Описывать охотничьи застолья — дело неинтересное, к тому же результат всегда известен заранее. Но наши-то, вишь, или не пьют вообще (главный егерь — зверь дисциплинарный) — кто из принципа, кто из страха, кто «закодировамши», — или, как главный егерь, пьют, но в меру — так, на человека посмотреть. Всякое видали.

А Гитлерюгенд напился вдрызг. Хорхнул, как вальдшнеп, и крякнул. Посинел, упал — черный язык вывалился. Тут даже самые патриотично настроенные мужики забеспокоились — этого еще не хватало. Давай его откачивать — по щекам хлестать, по грудной клетке, трясти беднягу что есть силы, кто в «скорую» райцентра звонит, кто валидол в аптечке перебирает. «Помираешь ведь, гад, — орут, — а нам за тебя отвечать?!» Валера перекрестился. Третий раз в жизни, как оказалось потом. Краска прилила к лицу немца, язык втянулся, глаза открылись. Испуганные: «Что это было со мной?» — «Так, ничего. Чуть не помер просто. Пить меньше надо», — ответили мужики. Ответ немца озадачил всех: «Нет! Я по плану должен прожить до 95 лет! У меня план!»

Пока немец не крякнет, русский егерь не перекрестится. Все ж таки испугались мужики сильно — пошли утром к батюшке, жившему у церкви, недавно открытой. То, се — рассказали ему: «Нам бы, батюшка, свечку поставить о здравии… немца одного» — чуть не сказали «о здравии Гитлерюгенда», но вовремя спохватились. Священник говорит: об инославных молятся дома, в частной молитве, а свечки поставьте лучше о здравии своих родных и о упокоении тех, кто скончался. «А что с немцем-то вашим?» — переспросил.

— Да-а у него тут чуть план не сорвался, — не выдержал Валера. — План у него такой — прожить он должен до девяноста пяти, а если раньше помрет, то не считается. А сейчас ему под пятьдесят годков, и пьет как лошадь!

— Так ведь не доживет до плана-то!

— А мы о чем!

— Можно мне на него хоть глазком глянуть?

— Ради Бога.

Гитлерюгенд, когда увидел православного священника, как-то весь поджался, в кресло втиснулся. О чем они говорили, не знаю. Сначала просто спокойная речь была — и ломаная русская, и ломаная немецкая, а потом и смех начался.

Вышел батюшка, улыбаясь:

— Хорошо поговорили.

— О чем?!

— А я знаю?

Вышел и немец, и — о чудо! — тоже улыбается: «Кирхе — там?» — пальцем показывает, спрашивает. «Сто метров. Каждый день мимо ведь проезжали». Пошел. Не было его полчаса примерно, мужики опять забеспокоились: «И не отпоешь ведь, если не православный, — батюшка сказал! Сходи, глянь, как он там!» Валера поднялся в храм, вышел, ответил ожидавшим егерям и священнику: «Он там на коленях стоит перед налоем. Не буду ему мешать». — «Ого! Значит, все-таки поняли друг друга», — сказал священник.

С тех пор Гитлерюгендом немца никто больше не называл, а он перестал хамить и нарываться. Наш человек.