Я – гитарист. Воспоминания Петра Полухина. Издание доработанное и дополненное

Петр Иванович Полухин

Без души – нет музыки. Эти слова автора стали девизом и основой исполнения всей его музыки и творческой деятельности.В своей книге автор вполне объективно, с присущим ему только стилем юмора, описывает свой жизненный и творческий путь… Это и путь развития гитары.Сотни концертов, огромный репертуар переложений для гитары классических и народных произведений, музыка к кинофильмам, собственные произведения, вариации на известные темы и множество другого музыкального творчества…

Киевская консерватория

Приехал я в Киев сдавать экзамены в консерваторию. По специальности «гитара» на одно место было одиннадцать претендентов. Вместе со мной сдавала экзамены и Галина Ларичева — жена известного гитариста Евгения Ларичева, но она шла на заочное отделение.

Играл то же самое, что на выпускных экзаменах в музучилище.

Когда начал перестраивать гитару на итальянский строй, профессор Марк Моисеевич Гелис поинтересовался: «Что это за строй?». Но узнав, что Никколо Паганини написал в этом строе две сонаты, очень удивился. Когда я закончил программу, он спросил: «А вы, голубчик, играете „Астурию“ Исаака Альбениса?». Я сыграл.

Узнал позже, что мой будущий преподаватель, гитарист — Ян Генрихович Пухальский на выпускном экзамене в аспирантуре тоже играл «Астурию».

Те абитуриенты, которые сдали экзамен по специальности на отлично, вносились в привилегированный список. Им двойки на других экзаменах не ставили. Так вышло и со мной на экзаменах по английскому языку и истории. На экзамене по украинскому языку написал сочинение о Платоне Кречете, конечно, без шпаргалки не обошлось.

Вернулся я в Луганск. По воскресеньям вечером играю танцы в парке на электрогитаре в оркестре. Днём с ребятами ездим на речной пляж. И грянул гром! В августе прислали мне повестку из военкомата — меня призвали в армию. Сильно огорчился. Ведь это крушение всей моей мечты. От воинской повинности никто не освобождался. Только по болезни можно было получить отсрочку.

— Мама, вызывай скорую помощь. У меня в правом боку сильные боли, наверное, аппендицит?..

Увезли в больницу и сделали операцию. В военкомате дали освобождение на шесть месяцев. Надо сказать, что у меня на самом деле был аппендицит, но в хронической форме. Я разыгрывал роль умирающего и это мне удалось. К огромному моему сожалению, мой отец не разыгрывал умирающего, а умер от инсульта в Луганске, когда я начал учиться в консерватории.

Приехал я в Киев на занятия. Иду по коридору консерватории и вижу: сидит гитарист в очках, играет, как молодой Бог. Познакомились. Его зовут Виталий, фамилия Дерун. Договорились встретиться вечером и обмыть знакомство. Вечером купили две бутылки белого портвейна и закуски. В автомате для газированной воды взяли два стакана и пошли к «Золотым воротам». Тогда они ещё не были реставрированными, всё вокруг заросло кустарниками и деревьями. Нашли укромное место. Только налили вино в стаканы — подходит милиционер и говорит: «Здесь пить запрещено!». Насилу уговорили. Разрешил, но только чтобы быстро ушли.

Виталий оказался очень порядочным человеком. Когда ему на киностудии предложили запись музыки с оркестром, он заявил, что для полноты звучания нужны две гитары. Дал возможность и мне заработать.

На необходимость подработки меня толкала сама жизнь. Стипендия была очень маленькой. Отец по состоянию здоровья работать не смог и по достижению пенсионного возраста оставил работу. Помогать мне деньгами ему было трудно. Дал мне на дорогу тридцать рублей — половину своей пенсии.

В Киеве я познакомился с гитаристом Константином Смагой и разговоре с ним я рассказал о своём бедственном положении. Он помог мне устроиться преподавателем гитары в третью вечернюю музыкальную школу для взрослых. Там как раз гитаристка Ванда Вильгельми уходила в декретный отпуск, и мне предложили временно преподавать её ученикам.

Преподавать гитару взрослым мне понравилось. Некоторые из моих учеников были старше меня. Как-то я одной девушке объяснял, какими пальцами правой руки защипывать струны — первую вторую и третью струну указательным средним и безымянным пальцами, а басы большим пальцем. Когда она играла упражнение на открытых струнах я спросил» каким пальцем будешь играть басовые струны?» Она ответила — « толстым». «Он тебе и ночью снится?». Больше я её не видел. Киевской девушке мой грубый донбасский юмор не понравился.

Мои ученики пришли научится игре на гитаре сами, в отличие от детей, которых родители за ручку водят в школу против их желания. В школе для взрослых у меня были ученики, имеющие разные профессии. Были и студенты вузов. Два студента университета из Индонезии, студентка института иностранных языков — красавица с голубыми глазами. Вышла впоследствии замуж за посла Буркина Фасо. Преподавал я в школе гитару до самого своего призыва в Армию, и в это время закончился декретный отпуск Ванды Вильгельми.

Когда я с семьёй жил в Хьюстоне — я ей звонил в Чикаго и она мне рассказала, что её муж скрипач — концертмейстер оркестра Балета на льду погиб на пляже от солнечного удара, но она меня уверяла, что ему помогли умереть. Вышла замуж за театрального фотографа Михаила, моего ученика и улетели в США, получив Грин карт.

Когда пришёл на первое занятие к преподавателю Пухальскому, он предложил мне перейти на семиструнную с металлическими струнами. Я онемел, а в голове у меня пронеслось: «Вам конец, Пётр Иванович. Этот заучит до смерти». Позже мне рассказал Виталий, что другой гитарист — Мамонтов, учившийся у Пухальского, написал письмо ректору консерватории о том, что преподаватель играть не умеет, у него нечему научиться и потребовал вернуть документы.

Однажды, проходя мимо магазина «НОТЫ» на Крещатике, я зашёл посмотреть новинки. Один сборник мне понравился — там были пьесы классической музыки в переложении для гитары Андреса Сеговии. Я купил два экземпляра. Были случаи, когда сборники у меня исчезали. По доброте своей, я давал для копирования другим гитаристам, а они не возвращали.

Пришёл к Яну Пухальскому на урок. Показал сборник. Он сказал, что будешь играть «Сарабанду» Баха, и цветным двухсторонним карандашом — половина красного цвета, половина синего, начал разрисовывать динамические оттенки «Сарабанды». Усиление громкости, и уменьшение красным цветом, а нюансы — громко, тихо — синим.

На следующий урок я пришёл, захватив случайно другой сборник, чистый от пометок. Ян Генрихович также разрисовал «Сарабанду». Придя домой, я сравнил сборники. Увидел большие различия в его трактовке динамики. В первом сборнике в четвёртом такте было усиление громкости, а во втором, наоборот, там же, ослабление. На третий урок я пришёл с двумя сборниками. Начал играть по первому сборнику, но он мне сделал замечание: «Почему ты усиливаешь звучание там, где надо уменьшать?». Я ему говорю: «Извините, Ян Генрихович, не тот сборник открыл, и достаю из портфеля второй. Он побелел, ушёл с урока. Дорого мне обошлась эта выходка. Мне он этого не простил.

На зимние каникулы я не поехал к родителям, а в составе эстрадной группы поехал зарабатывать деньги. Опоздал на занятия на две недели. Вызвали к ректору консерватории композитору Штогаренко. Войдя в кабинет я увидел Виталия Деруна. Оказалось, что он подал заявление — что не хочет заниматься у Пухальского. Кроме ректора в кабинете находились: Ян Пухальский, Марк Гелис и другие, все уговаривали Виталия не покидать консерваторию — подумать о своём будущем. Виталий твердил одно — отдайте документы. Я воспрянул духом — за прогулы не выгонят.

Когда Виталий Дерун ушёл, принялись за меня. Я им объяснил причину прогулов: — отец на пенсии, получает 60 рублей в месяц и помогать мне он не в состоянии. — «За прогулы мы вас лишаем стипендии». — «Тогда и мне придётся забрать документы». Стипендии меня не лишили, и я продолжил занятия в консерватории. Виталий Дерун уехал в Свердловск, его приняли в консерваторию в класс Минеева, которую он закончил в 1968 году. Виталий подготовил 70 специалистов, среди них знаменитый гитарист и композитор профессор Виктор Козлов, лауреат международных конкурсов Александр Фраучи.

Я стал посещать уроки гитары Пухальского регулярно. Поняв, что ученики от него бегут, стал не так свирепствовать. Я получил от него некоторое послабление. Но мы с ним очень расходились в способах звукоизвлечения пальцами правой руки. Он требовал бить струну с размаха сверху, а я освоил современный и более экономный способ звукоизвлечения со струны — с маленькой амплитудой.

Тихая «война» с преподавателем у нас продолжалась очень долго. Но чувствительное поражение я ему нанёс, когда его ученик, гитарист — который играл на семиструнной гитаре, цыган Играф Йошка приехал на весеннюю сессию и, увидев мою игру, попросил переучить его на шестиструнную. Я с удовольствием выполнил его просьбу. Он закончил консерваторию, играя на выпускном экзамене «Чакону» Баха в аранжировке Андреса Сеговии. Позже Йошка организовал трио «Ромэн». Как волка не корми… родное цыганское победило.

Консерваторское общежитие находилось на улице Свердлова — бывшая Прорезная, где на углу Крещатика и Прорезной стоял Паниковский, изображая слепого и вытаскивал кошельки у сердобольных, которые помогали ему перейти на другую сторону улицы. На первом этаже были служебные помещения, кухня, душевые.

Как-то вечером я пошёл помыться. Открыл дверь душевой, а там стоит обнажённая вокалистка Дуся под струями воды. Вылитая Венера Милосская! У меня и челюсть отвисла. Я такой красоты не видел. «Петро, чуэшь, закрый двэри», — услышал я и это вывело меня из оцепенения.

Встретил её в консерватории, увидел её, улыбнулся. «Петро, ты мэнэ бачив голою, — сказала она. — „Зараз ты повынэн мэнэ взяты замиж“». Но меня забрали в армию, а она закончила консерваторию и стала солисткой театра оперы и балета. Позже, ей присвоили звание народной артистки УССР. Она стала лучшей исполнительницей Екатерины Измайловой в опере Шостаковича.

На втором этаже здания располагались комнаты для девушек, а на третьем — парни. Я и ещё семеро парней жили в большой комнате. Называлась она «Не плачьте дети». Почти каждый вечер у нас застолья с вином и водкой. Я принимал активное участие в этих застольях, но часто после них уходил на свидания со своим чемоданчиком — «балеткой». Там находились предметы личной гигиены: зубная щётка, паста, небольшое полотенце и другие, необходимые на свидании принадлежности. Его ребята называли: «чемоданчик дона Педро».

Мне повезло что я не ночевал в общежитии, в десять часов утра пришла комиссия — проректор, преподаватели и увидели такую картину: студенты спят, стоит оглушительный храп, такой, что им можно было глушить радиостанцию «Голос Америки». На столе куски хлеба, хвосты и головы селёдок, лук, картошка. К люстре привязан презерватив, наполненный водой.

Мне повезло, что я был на свидании с женщиной, которая была в разводе и любила гитару и немного гитариста, который приходил с конфетами и вином.

Приказом всех лишили общежития, а меня перевели в другое общежитие, на улице Владимирской, напротив моей работы, музыкальной школы для взрослых.

Это общежитие находилось в старом доме, построенном, наверное, в начале двадцатого века, последний четвёртый этаж был отдан под общежитие консерватории. Высокие потолки, просторные комнаты, большая кухня. Туалет, и ванная без горячей воды.

В комнате нас было четверо: Я из Луганска, валторнист из Закарпатья, Роман Иванский со Львова, баянист Юрий Воеводин из Луганска. Валторнисту часто передавали поездом четырёхлитровый бутыль вина, копчёное сало и колбасу. Когда мы спали, он вставал и пил вино, заедая хлебом с салом, или колбасой. В комнате стоял такой чесночный запах, что мне хотелось встать и задушить валторниста. Я привык делиться, и не смог этого терпеть.

Когда он занимался на валторне в консерватории, я гвоздём открыл навесной замок тумбочки, где он хранил продукты. Втроём мы выпили около двух литров вина. Продукты мы не трогали — закусывали своими. Вино было отменное, мадьяры мастера по изготовлению вин. Я долил в бутыль воду. Потушили свет, делаем вид, что спим в ожидании взрыва негодования. Слышим — скрипнула дверь. Валторнист зашёл и, не включая свет, открыл тумбочку. Начал смачно чавкать и вдруг закричал: «Сволочи, воры!». Включил свет. Я спрашиваю: «В чём дело?». Он в ответ: «Вы воры, выпили моё вино!». Тогда я возмутился — «Ребята, вы видите у него этот бутыль? — завтра напишем проректору заявление и предоставим вещественное доказательство»… Он как — то сник, замолчал и лёг спать. Это ему был хороший урок. Когда приходила очередная посылка, он предлагал с ним выпить, и мы в долгу не оставались.

Весной, к нам приехал студенческий хор из американского штата Кентукки. На другой день после выступления хора в малом зале консерватории была организована встреча советских и американских студентов. Я думаю, что агенты КГБ тоже здесь были. Одна американская студентка пела песни и аккомпанировала себе на гитаре. Я занимался на четвёртом этаже далеко от зала. Подбегает ко мне знакомый студент и говорит, что в малом зале на встрече играет и поёт американка. «Пойдём, пусть послушает, как надо играть».

Я пошёл и увидел красивую девушку с длинными ногами и длинными вьющимися волосами. Гитара у неё была с металлическими струнами. На таких играют музыку кантри. Мне предложили сыграть. Я сыграл вариации Высотского на русскую народную песню «Пряха» и тут же следом «Арагонскую хоту». Что тут было!.. Крики восторга, топанье ногами (у нас так было не принято реагировать на выступление). И вдруг эта студентка через переводчика говорит, что влюбилась в меня с первого взгляда и хочет, чтобы я уехал с нею в Америку.

Я ответил, что она очень красивая и мне нравится, но я студент, мне надо закончить консерваторию и сделать карьеру. И вдруг она заявляет, что не уедет без меня.

На другой день меня вызывает ректор и спрашивает:

— Почему американская студентка говорит, что без тебя не уедет в Америку?

— Не знаю. Я только играл на гитаре, — отвечаю.

— Тебя вызывают в КГБ. Иди и там объясняйся.

Дал мне номер кабинета и адрес. КГБ находилось в десяти минутах ходьбы от консерватории. Подхожу. Двери массивные с бронзовыми отполированными ручками. Почему — то только с улицы, а изнутри — намного тускней. Мне так показалось. Охрана указала путь.

Нашёл кабинет и постучал.

— Войдите, — послышалось изнутри.

Сотрудник, сидевший за столом, что-то писал. Усадил меня на стул и продолжил писать.

Минут тридцать писал, поднял голову от бумаг и спросил:

— Что было у тебя с американкой, сколько раз и где?

— Ничего не было, — отвечаю.

— Почему она говорит, что не уедет без тебя?

— Спросите у неё, — начинаю злиться я. — Разве девушке не может понравиться парень за игру на гитаре?

Долго он задавал мне разные каверзные вопросы, а мне почему то хотелось ему пропеть: «Чёрный ворон, чёрный ворон, что ты вьёшься надо мной?». На другой день мне студентка передала свой адрес. Я долго его хранил. Запомнил имя — Барбара, но писем не писал. Хватило одного только похода в КГБ.

Комендантша нашего общежития студенткам разрешала приводить своих кавалеров в общежитие, а нам — девушек — ни в коем случае. Она почему-то была злая на мужской род. Наверное, потому, что была молодая, красивая женщина, но не имела жениха. Я не робкого десятка, но и то бы подумал: «А справлюсь ли?». Высокая, крепкого телосложения украинка, короче, — эталон украинской красоты. Как сказал какой-то поэт:

«Люблю украинську природу,

горячий борщ, холодну воду,

бабу товсту як колоду,

лiс, i поле, i ставок,

i повну пазуху цицьок…».

Это было почти про неё. Но вскоре всё изменилось. Вечерами мы часто собирались на кухне. Я был мастер приготовления чая. Покупал ромовые и коньячные эссенции, добавлял в чай, и кухня наполнялась чудесным ароматом. Попив чаю, я обратился к студентам: «Ребята надо решить вопрос с комендантшей. Есть ли доброволец удовлетворить её сексуальные потребности, пожертвовать собой ради коллектива?». Михаил, вокалист своё согласие дал, но поставил условие

— чтобы мы его обеспечивали водкой для храбрости. Вскоре комендантша подобрела, даже чаем нас обеспечивала. Жизнь у нас пошла замечательная — утром, собираясь на лекции, мы имели чай на столе. Мы к ней по-человечески, и она к нам так же. Михаил так понравился ей, что она предложила ему жить у неё.

Много лет спустя, когда я был уже артистом и играл дуэтом со скрипачом Богодаром Которовичем, мы приехали в Кишинёв играть концерт. После выступления в зале филармонии, ректор консерватории друг Богодара Которовича, устроил нам приём в своём гараже. Это только с виду гараж. По ступенькам спускаешься в подвал, а там шикарные две комнаты, облицованные деревом.

Пришедший с нами виолончелист, заслуженный артист Досен и ректор наливали нам каждый своё вино, и мы должны были оценить — чьё лучше. Для нас это было как-то не корректно — кому-то отдать предпочтение Я спросил ректора: «Слышал, что Михаил (называю фамилию) работает в Кишинёвской опере?». Он сказал: «Да, он народный артист Молдавии». К сожалению, с ним я не встретился — утром мы улетали. Но вернусь к общежитию. Вечерами мы собирались на кухне, пили чай и более крепкие напитки. Пели песни, изрядно шумели и к нам зашла певица Лилия в халате, и нежным голосом попросила: «Ребята, ведите себя потише, вы мне мешаете выходить замуж». Действительно, в конце концов, она вышла замуж за пианиста. Уехала с мужем в Днепропетровск. Работала солисткой оперы. Позже — народная артистка УССР.

Мои приключения в общежитии продолжались. Я не был паинькой, тихоней. Вёл себя, как многие мои сверстники. Познакомился с девушкой Жанной. Небольшого роста, миловидная, ну, просто прелесть. Как говорила моя мать: «Маленькая женщина для любви, а большая для работы». Как-то засиделись мы с ней в привокзальном ресторане. Было около двенадцати ночи. Сели в такси, и я её отвёз домой. Общежитие в двенадцать ночи закрывали на ключ. Стучать было бесполезно. Недалеко от её дома находилось старое заброшенное кладбище, и я пошёл искать приюта. Нашёл подходящую лавку, было прохладно, но я был в плаще, прилёг и быстро заснул. Проснулся от холода. Я закоченел и дрожал. Посмотрел, вокруг — кресты, могилы… потом всё вспомнил и успокоился. Было около 5 утра. Пошёл на трамвайную остановку, сел на первый трамвай и поехал в общежитие.

Был ещё такой случай. Весной моего друга баяниста Николая Куца призвали в армию, и он в ресторане на вокзале устроил прощальный ужин.

Было много пожеланий, много было выпито. Когда я вышел на привокзальную площадь, то подумал, что в таком состоянии в трамвае ехать опасно. Рядом была остановка такси. Я сел, назвал адрес, и заснул. Проснулся от толчка в плечо и услышал: «Выходи — приехали». Вышел, смотрю: отделение милиции… Пришлось с таксистом подраться. Прибежали милиционеры, схватили и потащили в отделение. Поместили в обезьянник, утром привели меня к офицеру. «Ну, студент, благодари Бога, что у тебя повестка в военкомат в кармане оказалась, а так бы загремел по статье от трёх до пяти». Уплатил штраф и был отпущен.