Византийский двор

Петр Немировский

Влад – бывший киевлянин, историк по образованию, с женой и сыном живет в Чикаго. Работает библиотекарем, учится заочно в университете на степень Доктора истории. Все, казалось бы, в жизни Влада сложилось как нельзя лучше. Но воспоминание об одной истории юности, об одном юношеском баловстве, когда-то закончившемся большой бедой для его друзей, – не дает Владу покоя. Он решает поехать в Киев, чтобы встретиться с друзьями юности и расставить все точки над i. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 4

Все-таки Влад добился своего. Не сломался. Выдюжил. А мог-то и — буль-буль — опуститься на дно, на самое донышко.

Первое время по приезде в Штаты он, как и многие, страдал от иммигрантского шока. Жалел, что поддался на уговоры родных и уехал в Америку со всеми (Галя — еврейка). Кому в Чикаго нужен украинский историк? Никому не нужен. Вешай диплом на гвоздик.

Он и повесил, и пошел по славному пути многих мужчин-иммигрантов в Америке. Такси. Эх, прокачу.

Ничего другого придумать для себя не мог. И потихоньку начал выпивать. Заливать свое иммигрантское горе-горюшко, оплакивать неудавшуюся, потерянную жизнь. Конечно, обвинял не только себя, но и родителей, и Галю. Жена, как никак. Тоже должна нести ответственность за страдания мужа.

Но со временем поосмотрелся, пообвыкся к новой жизни в чужой стране. Слезами и водкой горю не поможешь, сколько ни лей. Закончил годичные курсы и получил специальность библиотекаря. Тут и диплом его пригодился. И работу нашел — в центральной публичной библиотеке Чикаго, там неплохая секция славянской литературы.

Работа библиотекаря в общем несложная, многие наверняка мечтают о такой: сносная зарплата, медстраховка, длительный отпуск, больничные. Государственная работа — островок коммунизма в бушующем океане рынка.

Одно плохо — скучно, неинтересно. Что должен делать библиотекарь? Вносить в компьютер информацию о новых поступлениях, помогать посетителям находить книги, CD — и DVD-диски, расставлять книги и кассеты на полках в конце рабочего дня. Посещать бесконечные рабочие заседания. Пожалуй, все. Еще выслушивать панические слухи коллег о грядущем сокращении.

И так день за днем. Спустя некоторое время на кухонном столе в доме Влада снова стала частенько появляться бутылка, правда, уже не дешевой водки, как несколько лет назад, когда нуждались в деньгах, а напитка поизысканней — рома или коньяка. Небольшие сверкающие бутылочки объемом полпинты, что в пересчете на русскую систему мер — в аккурат граненый стакан, под краешек.

И снова зазвучал ропот Влада и его жалобы на жизнь. Галя, конечно, к нему ближе всех остальных. Как и полагается любящей жене, ей первой и удары сносить.

Не пожирала Влада ностальгия, как прежде, и в Киев, вроде бы, уже не так сильно тянуло. Однако ничего не радовало. Рождение сына не укрепило семью, не помогло Владу обрести душевный покой, а наоборот, еще больше усугубило его тоску и гнев на себя и на весь мир. Смутно догадывался: все из-за того, что не может он жить без дела настоящего, достойного, чему бы стоило себя посвятить.

Так зашатало и затрусило его, так сдвинуло со всех опор, что начал пить едва ли не каждый день. Сложности в отношениях с Галей подошли к таким рубежам, что замаячил развод.

Галя и сама не ожидала, что Влад, по натуре спокойный, сдержанный, трезвомыслящий, так «выскочит из мерки» и пойдет вразнос.

Уже оба побывали у адвоката и проконсультировались насчет юридических деталей развода. Уже спали в разных комнатах и не разговаривали неделями.

Тогда-то появилась в жизни Влада церковь.

…В Киеве он к Православию пришел благодаря Стасу — приятелю-однокурснику, когда учился в Киево-Могилянской академии. Влад и прежде интересовался христианством, но, скорее из любопытства чем по потребности души. Крестился, когда учился в академии. Вместе со Стасом стал посещать церковные службы.

Стас тогда верой горел, подумывал даже бросить академию и пойти учиться в духовную семинарию — хотел стать священником. Вот и воспламенил он тогда приятеля Влада, поднес свою свечечку к его свечке, жаждавшей огня… Кстати, под влиянием Стаса и Галя — хоть еврейка — тоже покрестилась.

Тогда, в середине девяностых, Украина переживала религиозное возрождение, и студенческие годы Влада совпали с этим временем. Вместе со Стасом ходили и в Лавру, и в древнюю Китаеву пустынь, где новые монахи расчищали заваленные старые пещеры. И на Лукьяновское кладбище ходили, где один светлый душой иеромонах служил панихиды по всем киевским новомученикам сталинского лихолетья.

Стас рылся в архивах бывшего КГБ, встречался с детьми репрессированных священников и уцелевших очевидцев. Хотел собрать и составить летопись тех страшных лет.

Начиная с 1933-го года репрессии против киевского духовенства были поставлены на поток: расстрелы проводились в подвалах Лукьяновской тюрьмы, потом ночью из тюрьмы, будь она трижды проклята, трупы вывозили на телегах и закапывали во рвах Лукьяновского кладбища. Много тогда было загублено священников, монахов и профессоров Духовной академии. Много невинной крови впитала земля старого киевского кладбища…

Стас и бороду отпустил лопатой, как у священника. И прозвище у приятелей получил — Борода.

Влад бороду не отпускал, брился аккуратно и волосы стриг довольно коротко. Но душой тогда впервые прикоснулся к вере, ощутил тот страшный, сладкий холодок и тепло…

Конец ознакомительного фрагмента.