Записки из сабвея, или Главный Человек моей жизни

Петя Шнякин (2012)

Попроси меня охарактеризовать автора одним словом, и я без колебаний выдам: бесхитростный. Многим подобная оценка покажется чуть ли не унизительной, но это совсем не так. Между здоровой простотой и беспомощностью лежит дистанция огромного размера. Петя Шнякин совершенно ясен. В этом его несомненное достоинство. Он не преумножает сущности без нужды, язык Шнякина универсален, манера изложения доходчива, а проблематика житейская, общая для всех. Да, до этих записок был Тургенев, был Довлатов, ехал с Курского вокзала взлохмаченный Богом Веничка. Вся русская литература выросла из маленького человека, выпавшего в мир из шинели. И явление Пети Шнякина, — не явление командора видавшего виды сластолюбцу читателю. Пафоса нет. Но явление это глубоко закономерно. Буду краток в перечислении характерных черт творчества Шнякина. Он пишет доступным языком всем понятные вещи. Подача классически проста, натура глубоко индивидуальна. Каждый узнаёт в нём частицу себя, и всякий сочувствует и сопереживает лирическому герою. Герой этот и впрямь лиричен, несмотря на пьяную слабость и грубоватую временами речь. “Не мы такие — жизнь такая”, — соглашается герой с другим популярным героем, но в отличии от того не столь задорен, да и поумней будет в силу опыта. Думаю, что нет смысла углубляться в словоблудие, автор этого не одобрит. Я бы советовал всем прочитать эту книгу, на что сам искренне надеюсь. Антон Чижов

Стелла

Не повезло мне в тот понедельник. В аптекоуправлении, где я работал в середине семидесятых инспектором-фармацевтом, поручила мне завотделом за неделю две аптеки проверить. Одна в Теряево, другая в Яропольце. Удружила начальница. В таких аптеках дефицитных лекарств днём с огнём не найдёшь. Копейки лишней не заработаешь.

Я уже документы у неё забрал, сходил, аванс получил, а тут Генка звонит. Мы с ним в институте вместе учились. Давай, говорит, встретимся где-нибудь в центре, винца попьём. Хорошо, отвечаю, давай у «Художественного», в двенадцать.

В гастрономе, как винный отдел открылся, два «огнетушителя» взял и в портфель их положил — бутылку в одно отделение, другую — во второе, чтобы не разбились. Добрался на метро, дошёл до кинотеатра. Дружок на ступеньках стоит, меня дожидается.

— Привет, Петь, куда пойдём?

— На Суворовский. Там мужики в шахматы на скамейках играют. Сядем рядом, ментам не так заметно будет.

Выпили, вроде нормально всё, но как-то неймётся нам. Генка и говорит:

— Петя, я тут с одной девкой познакомился. Любкой зовут. Живёт далеко, в Останкино, но телефон есть, может, звякнуть, чтобы с подружкой приехала?

— Звони. А твоя-то хоть хорошенькая?

— Увидишь.

Целый час с ней по телефону договаривались. Она подругам звонит, потом мы ей опять — этой дома нет, та на работе ещё…

— Слышь, Ген, ну её к чёрту! Пусть одна к тебе приезжает. Время четыре уже. Мне в Волоколамск завтра ехать, вставать рано. Но дождались всё-таки.

Явилась Генкина девица в шесть. Волосы длинные, огненно-рыжие, а груди и жопа — как у Лиз Тейлор. Только ростом Любка повыше и телом посытнее. И конопушки на лице. Деловая такая… Сразу на «ты».

— Не волнуйся, Петя, я тебе сегодня такую девчонку найду, закачаешься!

Водяры бутылку взяли и в «Саяны» пошли. Ей — водки побольше, а себе пива. Мы ссать бегаем, а она к телефону. Всё вызванивает кого-то. Я уже пьяный стал, желание от выпивки на второй план сместилось. Подошёл к автомату, по-дружески её за жопу потрогал, пока Генка не видит. Мягкая жопа, хорошая.

— Хватит тебе, Люба, звонить. Щас Гена вернётся — и по домам, мне до «Электрозаводской», потом на электричке час ещё…

Вышли, темно уже. И народу немного на улице. Мимо «Праги» проходим, вдруг Любка вправо как ломанётся!

Гляжу: баба пьяная винтами идёт. А Любка к ней наперерез. Остановила, и говорить о чём-то с ней стала. Мы с Генкой наблюдаем, что дальше будет. Минут пять они перетирали, потом вижу, Любка рукой замахала — идите, дескать, сюда.

Я бабу как следует не разглядел. Но понял, что в гости она приглашает, если литр водки найдём. И что она рядом на Арбате комнату у старушки снимает. Вчера только переехала.

Как быть? Всё закрыто, а в «Праге» на входе швейцар в фуражке, алкашей от себя отгоняет. Отдаю Генке деньги. Прошу:

— Соберись, ты же не пьяный совсем! Уговори его. Возьми водки.

А Гена подтянутый такой, в пиджаке, голос поставленный. Диктором мечтал стать, но конкурс не прошёл, заикался немного, особенно когда вмажет. Поговорил он с привратником, сунул ему в ладонь что-то и прошёл внутрь. Победа! Минут через десять вернулся и обратился к пьяной незнакомке:

— Ну вот… Взял я литр. Тебя к-как зовут?

— Стелла. Пойдёмте. Я рядом живу.

Стелла… «Звезда» по-латыни. Я внимательно посмотрел на неё. Бухая сильно, но одета из «Берёзки». Тоненькая, стройная. И красивая, кажись.

Тут же подхватил её под руку, она невольно прижалась ко мне. Трудно ей было идти без поддержки. Я ощутил зовущее тепло груди. Бля, как же всё здорово получается!

— Очень приятно. А меня Петя звать. Это — Гена и Люба. Мои старые друзья.

— Ага…

По дороге к дому Стелла молчала, лишь иногда напоминала, чтобы мы не шумели — она бабку-хозяйку ещё толком не знает.

Квартира, где она снимала комнату, находилась на втором этаже старого дома. Стелла тихо вошла в коридор и включила свет. Открыла свою комнату и указала на другую дверь, приложив палец к губам:

— Там бабуля спит.

Губы её были полные, безупречно очерченные. И тёмно-карие глаза, яркие, несмотря на количество принятого спиртного. А произнося «бабуля», она смешно сморщила носик и немного вытянула губы…

Да она же красавица! Я тут же предложил:

— Давай я плащ помогу тебе снять.

Сбрасывая плащ, Стелла чуть прогнулась назад. На ней была лёгкая маечка. Я уставился на её грудь. Она казалась крупноватой для столь хрупкого тела, но привлекательности от этого не теряла.

— Ну, чего ты встал, проходи в комнату, — подтолкнула меня сводница Любка.

Комната была просторной, посреди стояли два стула и большой стол, который мы тут же придвинули к дивану, чтобы всем разместиться. На полу валялись нераспакованные чемоданы, книги, перевязанные тесёмкой. В углу у шкафа сидел, раскинув лапы, большой плюшевый медведь.

Хозяйка принесла закуску: дефицитную колбасу, сыр и два апельсина. Странно как-то всё: на водку выпрашивает, а холодильник забит.

— Ну, за знакомство!

Любка весело заржала, и мы выпили по первой. Я — только половину. Сколько хороших баб я просрал по пьяни! Познакомишься где-нибудь на свадьбе, потанцуешь, поприжимаешься, потом — хлоп лишний стакан, и в ауте, а тёлку мою кто-нибудь другой в кустах окучивает!

А Стелла махнула до дна, в вещах порылась, пеньюар прозрачный достала, и из комнаты вышла.

— К-куда это она? — спросил Генка.

— А… Пьяная, — фыркнула Любка, придвинулась к дружку и, улыбаясь, что-то зашептала ему на ухо.

Вдруг Стелла заходит, волосы цвета вороного крыла, все мокрые. А пеньюар и так прозрачный, да ещё мокрый насквозь. Бля, как голая! Любка аж ахнула:

— Ты что, охуела, Стелка?

— А чего такого, я люблю голышом ходить! Вот!

И пеньюар с себя срывает! Смотрю я на нее и глаз отвести не могу от красоты такой! А она:

— Ну, кто ещё раздеться хочет?

— Я! — заявляет Гена и пиджак с себя начинает стягивать.

Мы, когда студентами были, летом под Тамбовом птицеферму строили. На солнце жарко было, раздевались. Так у него самая лучшая фигура в стройотряде была. Он с детства отцу помогал на работе — гранитные надгробия шлифовать. Накачался, понятное дело…

А Любка сразу поблекла и на поросёночка рыжего походить стала:

— Гена, ты с ума, что ли, сошёл? Ну-ка, давай, собирайся!

Во, это правильно она. Я ей в унисон:

— Действительно, Ген, тебе на работу завтра. Поздно уже…

— А тебе не на работу?

— Да я в командировке. С утра отосплюсь и в Волоколамск махну. Давай, Гена, отправляйся домой.

А сам на Стеллу смотрю, что она скажет. Нет, молчит.

Ребята выпили на посошок. Я их до двери проводил. Любка шепчет:

— Ты что, Петя? Поехали с нами, она же вольтанутая! Я тебе в Останкино знаешь, сколько таких найду?

— Ладно, Люб, устал я, отдохнуть надо. Счастливо, Ген…

Я вернулся в комнату. Она стелила на диване.

— Ну что, в ванную пойдёшь?

— Да… да… я быстро…

Стелла достала из шкафа полотенце:

— На, я жду.

После душа я оделся и тихонько приоткрыл дверь в коридор. Всё боялся, что бабка увидит и вытурит. Бесшумно прокрался в комнату и запер дверь на ключ.

Стелла сидела на диване, прикрывая грудь плюшевым медведем. Прикол, что ли, какой?

— Петя, у меня подушка только одна. Подержи. Я щас наволочку на него надену. И подглядывать не будет…

— А ты свет погаси, он не увидит.

— Нет, я при свете люблю… Тебя раздеть?

— Да я сам.

Сидя на диване, я расстегнул брюки, стащил с себя рубашку, бросил на пол. Потянулся к Стелле. Правой рукой водил по спине вверх и вниз, а левой трогал её бёдра. Потом мы поцеловались. Запомнил губы, мягкие и горячие. Бережно опрокинул её на диван, лаская тяжелые груди…

— Петя, подожди… подожди… — Она вывернулась из-под меня, лицом упёрлась в живот и, жарко дыша, начала сползать вниз…

В те далёкие годы бабы минетом нас не часто баловали. Когда в школе учился, это считалось постыдным, нехорошим делом.

— А знаешь, Серёга Васин Ленку-то завафлил!

— Врёшь ты…

— Ничего не вру, он мне сам вчера о ней болтал!

Вот такие разговоры доводилось слушать на большой перемене в туалете. А про куню вообще никто практически не слышал.

Я пару раз по пьяни пытался напрячь первую жену с оральным сексом, но, заполучив такой подарок, она толком не знала, что с ним делать — просто держала во рту, и всё… А тут ураган какой-то!

— Стелла, я уже не могу… Стел, я же щас…

Она, не отрываясь от дела, кивнула в такт головой и произнесла невнятно:

— У-гуу…

Наконец я не выдержал. И всё, что было во мне, — похоть, желание, любовь, блаженство — выплеснулось со стоном…

Я посмотрел на её лицо. Оно казалось каким-то страдальческим и приобрело багровый цвет. Я испугался. Может, подавилась?

— Стел, ты чего?

— Ничего… я трахаться люблю… мне приятно очень…. А кончаю только так.

Мы лежали на диване, курили дефицитную «Яву». Стелла казалась теперь близкой и родной.

— Ну что, Петь, вмажем за знакомство?

— А тебе что, на работу тоже можно не идти?

— Я не работаю. Я проститутка.

— Как… проститутка?..

— Мужиков богатых за деньги обслуживаю.

Я слышал о проститутках, но они должны были обитать где-то в недоступных для меня местах — «Интуристе» или «Космосе». А тут лежит рядом со мной. Женщина, в которую я уже успел влюбиться. Сели за стол. Выпили.

— Стел, а тебе нравится заниматься… вот… этим… со всеми?

— Ну, бывает, мужики нормальные попадаются, выпьешь — и ничего… А вчера… такой гад! Я из-за него потом в кафе нажралась. И сумочку мою с деньгами стырили. Я же вас-то позвала, чтобы выпить ещё. И справка в сумке была.

— Какая справка?

— Да для мусоров. Чтоб не доёкивались со своим тунеядством. У меня профессор один знакомый, ну, клиент мой, каждый семестр справки делает, что я студентка института культуры.

— И что теперь?

— Позвоню, ещё нарисует…

Я взглянул на Стеллу. Какая же обалденная женщина! Мне не хотелось думать ни о профессоре, ни об этом «гаде», из-за которого она вчера напилась… Я опять повалил её на диван…

— Стелла, а тебе сколько лет?

— Двадцать девять.

— А что ты потом будешь делать?

— Не знаю.

Мне стало очень жалко её. Но жалость эта была необычной. Раньше на Руси говорили: жалкий ты мой, то есть любимый…

— Стел, давай я женюсь на тебе? У меня денег немного, но я пить брошу, пахать на работе начну. Проживём.

— А ты что, холостой?

— Женатый. И сын есть. Я ему помогать буду.

— Петь, спать пора. Хороший ты… засыпай.

Проснулся в три дня. Денег ноль.

— Стел! У тебя телефон подключен?

— Да… — прошептала она сквозь сон.

Я стал набирать номер друга. Может, ещё на службе?

— Ген, здорово! У тебя денег от вчерашнего не осталось? Нет? Займи где-нибудь. Я завтра точно в Волоколамск еду, мне на билет рубля три надо. И водки купи похмелиться.

— И шампанского, жених! Цветов от тебя точно не дождёшься! — Стелла проснулась и, вытащив из наволочки медведя, махала мне его лапой.

— Гена, ты помнишь, куда ехать?.. Ага. На Арбат… Как не дадут? У вас там больных, что ли, нет? Отдам лекарствами без переплаты. Да, и шампанского купи.

— Полусладкого, — добавила Стелла.

— Ген, полусладкое возьми. Короче, ждём.

Стелла прибралась в комнате. Сходила на кухню. Принесла уже нарезанный сервелат, буженину, коробку конфет. По дому ходила в том же пеньюаре, прозрачном и очень сексуальном.

Генка через час примчался. Всё принёс. И ещё три бутылки «Жигулёвского». Сразу к Стелле:

— Вот, как просила, полусладкое. Классно выглядишь, а ночь-то, поди, не спали. — И как-то нехорошо засмеялся.

Выпили шампанского. Потом водки. О наших планах со Стелкой — ни-ни… Мы на диване сидим, а он на стуле. Говорили обо всём до его приезда — наговориться не могли. А тут пауза, вроде выпили, но молчим. Как в рот воды набрали. Вдруг Стелла:

— А что мы пиво в холодильник не убрали? Пойду на кухню отнесу.

— Давай помогу, — предложил Генка — и за ней…

Я сижу, курю. Что-то нет их долго.

Тут он в комнату заходит, лицо напряжённое.

— Случилось что? — спрашиваю.

— Да нет, всё нормально…

Вдруг слышу, как дверь на ключ снаружи запирают. А потом Стелкин голос:

— Это милиция? Алло, алло, это милиция?

— Ген, что случилось?

— Хули она голая ходит? Я ей на кухне предложил: пойдём в ванную, трахнемся. Она — ни в какую. Ну, ножик показал. Попугать хотел просто. А она, сука, к бабке в комнату ломанулась и дверь закрыла. Теперь нас тут и накроют! — И показывает складную «лисичку».

–…Милиция? Приезжайте по адресу…

— Петь, чё делать-то?

Говорить ему, что он мудак, было некогда. Вот попал, блять!

Генка попробовал плечом выбить дверь. Куда там! Из коридора донеслось:

–…Попытка изнасилования…

Он кинулся к окну, открыл его и выбросил нож.

–…Что?.. Групповая…

Я перегнулся через подоконник, поглядел вниз. Да, высоко раньше вторые этажи строили.

— Ты хуйню эту затеял — тебе и прыгать.

— Высоко!

— Скорее приезжайте!!!

— Прыгай, блять!

Генка залез на подоконник, свесил ноги и махнул вниз. Приземлился удачно. С парашютом, что ли, раньше прыгал? И мне кричит:

— Петь, давай, не бойся…

Я попытался скопировать его полёт. Но, коснувшись земли, ощутил резкую боль в коленях — и тут же в хребет ёбнуло. Я упал на спину. Так и лежал. Думал, не подняться мне больше. Генка рванул дворами сначала, но потом вернулся, подхватил меня под мышки:

— Петь, не ссы, щас пройдёт. Ничего не сломал?

— Вроде нет… Бля! Я портфель в квартире оставил. А там распоряжения — аптеки проверять!

— Пошли Петя, хуй с ними!

— Мудило! Меня же по бумагам найдут. Домой не успею вернуться… Стелла! Стелла!

Через несколько минут она подошла к окну.

— Кинь мой портфель, документы там…

— Да не звонила я никуда. Пусть этот козёл уходит, а ты ко мне поднимайся.

Пойти? Может, и вправду не звонила? Нет, девять вечера уже. Я точно тогда в Волоколамск не попаду.

— Стел, у меня только три дня на две аптеки осталось. С работы выгонят. Брось портфель!

— Ладно.

Вернулась не сразу.

— На! Я там телефоны записала. Сюда. И Юрия Александровича из института. Звони обязательно.

— Позвоню!

Генка медленно вёл меня к метро «Смоленская». Боль потихоньку уходила. На душе — чёрт-те что…

— Ген, ну ты и фуфел! Тебе чего, рыжей твоей не хватает?

— Тоже мне, сравнил!

— Дурак, я жениться на ней хотел…

— На ней? Как ты был ёбнутым, так им и остался!

— Да иди ты! Лекарства тебе возьму, приедешь в понедельник к обеду в управу. Расплачусь. Всё.

В Волоколамском районе я закрыл на учёт две аптеки в один день. Вопреки инструкциям. Но другого выхода не было. Проверку закончил только в субботу. Прямо с вокзала позвонил Стелле.

Старушечий голос ответил:

— Она здесь больше не живёт…

Я набрал номер профессора.

— Здравствуйте, можно Юрия Александровича?

— Кто говорит?

— Шнякин, Пётр Яковлевич.

— А, Петя… Не пошёл бы ты на хуй?

Я повесил трубку. И подумал: «Больше никогда её не увижу».

* * *

И до сих пор помнится мне та «звёздочка» Стелла — и ещё плюшевый мишка, которым она грудь свою прикрывала. Даже когда с Маринкой жил, думал о ней частенько, что греха таить.