Снег в августе

Пит Хэмилл, 1997

Этой книге суждено стать классикой, и она представляет собой путешествие в мир, полный чудес. Одиннадцатилетний ирландский подросток и пожилой еврейский раввин, бежавший из Праги, встречаются в послевоенном Бруклине. Магия их отношений пронзительна и захватывающе трогательна, несмотря на то, что жизнь и того и другого находится под угрозой.

6

Утром после мессы снизу позвонили Сонни и Джимми — и Майкл вприпрыжку понесся по лестнице, чтобы с ними встретиться. В подъезде Сонни его обнял.

— Мы тебя не бросили, Майкл, — сказал Сонни. — Этот урод Фрэнки Маккарти повсюду рыскал со своими парнями, долбаными «соколами», нам пришлось спрятаться.

— Сидели дома, — сказал Джимми. — Радио слушали.

— Я так и подумал, — сказал Майкл, ему не терпелось поверить в то, что его не бросили в лавке мистера Джи. Он не рассказал им о том, чтó он пережил, и не упомянул, что вызвал скорую. Это было вчера, а сегодня — это сегодня. Они пошли в направлении парка. Воздух был холодным и чистым. Майкл решил, что придорожные кучи снега напоминают горные хребты, и ребята принялись давать названия кучам, громоздившимся на углах, куда их сваливали снегоуборочные машины. Гора Коллинз. Гора Мак-Артур.

— Долбаные горы будут тут до лета торчать, — сказал Сонни. Они посмеялись и остановились посмотреть, как малыши роют ходы в снежных горах. Майкл с трудом пытался представить себе, как выглядят эти улицы в летнюю жару.

Они дошли до парка, следуя за другими детьми — те тащили санки или придерживали болтающиеся на шее связанные ботинки с коньками. В киоске, что у входа в зоопарк, Сонни купил какао и дал отпить Джимми и Майклу. Из зверей были видны только белые медведи, и Майкл подумал, что никогда не видел их такими счастливыми.

— Интересно, как себя чувствует мистер Джи? — в конце концов выдал Сонни.

— А как ему себя чувствовать? — ответил Майкл. — Фрэнки шарахнул его чертовым кассовым аппаратом.

Сонни покачал головой и уставился на заснеженный лес позади зоопарка.

— А вот как себя чувствую я, — сказал он. — Отвратительно. Он ведь за меня вступился, помнишь?

Майкл все прекрасно помнил.

— Хватит, проехали, — сказал он.

— Да уж, — сказал Сонни.

Лавка сладостей мистера Джи оставалась закрытой еще два дня. По заснеженным улицам разъезжали туда-сюда два сыщика в полицейской машине без маркировки. Они прозвали этих копов Эбботт и Костелло, поскольку один был длинным и тощим, а второй коротеньким и толстым, как веселая парочка из кино. Но комиками они не были. Почти все дети в округе знали, чтó они делают с плохими парнями в своем кабинете на третьем этаже полицейского участка на Макгайр-авеню, и не хотели, чтобы такое проделали с ними самими.

На следующий день около полудня Эбботт и Костелло остановили авто перед входом в заведение Непобедимого Джо, зашли внутрь, выпили пива у стойки и вышли. Машину вел Костелло. Затем они остановились перед входом в бильярдную «Звезда», что через улицу от «Венеры», и поспешили внутрь. Вышли они, оживленно беседуя и кивая головами. Костелло вразвалочку направился в «Венеру», а Эбботт остался снаружи, держа правую руку во внутреннем кармане серого пальто. Майкл видел, как он сплевывает в кучу снега. Вскоре Костелло вышел из кинотеатра, они сели в машину и уехали.

— Ищут Фрэнки, — сказал Сонни. — За избиение мистера Джи.

Мальчики стояли перед входом в галантерею рядом с конфетной лавкой Словацки, переминаясь с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть.

— Они к нему домой тоже заходили, я видел, — сказал Джимми.

— Надеюсь, они его поймают, — сказал Майкл. — И упрячут в чертову тюрягу.

— Что? — удивился Сонни. — Ты хочешь, чтобы его схватили?

— То, что он сделал с мистером Джи, отвратительно, — ответил Майкл. — Он урод. Он трус, Сонни, он чертов отморозок — так избить старика. Который, между прочим, защищал тебя.

Сонни помолчал.

— Ну да, — сказал он в конце концов. — Но тебе лучше помалкивать. Иначе тебя могут заклеймить как стукача.

— Это как еще заклеймить? — спросил Джимми. Разговаривая, они выпускали изо рта маленькие облачка пара.

— Возьмут нож и воткнут вот в это место, — сказал Сонни, вдавив указательный палец в щеку возле уха. — Сделают дырку вот тут, видишь? А потом, — он провел пальцем по щеке до угла рта, — потом прорежут от нее до рта. И все будут знать, что у тебя большой рот. До конца твоей долбаной жизни.

— Господи Иисусе, — сказал Джимми.

Майкл содрогнулся.

— Это очень плохо, — сказал Сонни. — Очень плохо носить такое клеймо.

— Но все-таки… — начал было Майкл.

— Копы придут к тебе с вопросами, Майкл, но ты ничего не видел, — сказал Сонни. — Только так. Ради тебя же. Ради всех троих.

Майкл вспомнил, что ему сказал Фрэнки Маккарти, забирая с собой из лавки пачку «Лаки страйк». Ты ничего не видел. Такие правила.

— Ладно, — сказал Майкл. — А что будет с Фрэнки?

— Скорее всего, ничего.

— Это неправильно, Сонни.

— Неправильно, но что поделаешь.

— Ты хочешь сказать, что он может вот так сделать — и ему ничего за это не будет? Он старику едва мозги не вышиб. Он мог это сделать и с нами. Кто его за это накажет?

— Не знаю. Может, Бог.

Джимми Кабински улыбнулся:

— Мой дядя сказал, что мистер Джи получил по заслугам.

— Ты о чем? — спросил Майкл.

— Так он же жид, — сказал Джимми. — Дядя говорит, что на старой родине он уже был бы покойником.

— Почему? — спросил Сонни. — В партизаны бы пошел?

— Нет, типа — просто бы убили.

— Твой дядя чертов псих, — сказал Майкл.

— Почему это псих? Он же…

— Эй, хорош, завязывайте, — сказал Сонни. — Не хватало нам еще спорить насчет евреев. Господи Иисусе.

— А дядя говорит, что евреи убили Иисуса и поплатятся за это.

— Убили Иисуса? Пять тысяч чертовых лет назад? — сказал Сонни. — Могу гарантировать, что мистера Джи тогда среди них не было.

— Ну да, но…

— Без «ну», Джимми. У меня нет какой-то особенной любви к евреям. Но какого хрена избивать мистера Джи, если он не имеет к этому никакого отношения?

— Правильно, — сказал Майкл. — Это не из-за Иисуса. А из-за нас.

— Ну…

— Хорош, — сказал Сонни. — Пошли снег разгребать.

Они пробирались через снежные кряжи и ледяные холмы Эллисон-авеню. Травили анекдоты, подслушанные в школе до рождественских каникул, обсуждали возможность хотя бы одного такого же снегопада — тогда уж точно в школу возвращаться не придется, спорили о том, кто изобрел телефон, и жалели, что ни у кого из них дома нет телефона, останавливались у магазинов, где им обычно поручали разгрести снег. У лавочников были свои лопаты, но у некоторых были и свои дети, которые справлялись с этой работой. Тем не менее они заработали шестьдесят центов и отправились к Словацки, где уселись перед прилавком и заказали три чашки какао.

— Мне надо вам кое-что рассказать, — сказал Майкл.

— Что это ты избил мистера Джи, — сказал Сонни, смеясь.

— Нет, — сказал Майкл. — Про другое.

Он рассказал им о своем визите в синагогу на Келли-стрит и о том, как рабби возник посреди метели, позвал его и попросил включить свет. Он не смог точно описать, как звучал голос этого человека, и не стал признаваться в том, что испытал страх, когда вошел в прихожую. Но он сказал, что рабби показался ему вполне хорошим человеком.

— А, вот что тебя так разъярило, — сказал Джимми. — Ты с ними дела водишь.

— Все, что я сделал, — включил этот чертов свет, — сказал Майкл, отхлебывая густой сладкий какао. Миссис Словацки была занята другими покупателями; когда лавка мистера Джи закрылась, работы ей основательно прибавилось: продавала конфеты детям и сигареты взрослым.

— Вот, значит, как они тебя поймали, — сказал Джимми.

— Ага, обманули и заманили в ловушку. Джимми, я здесь, и я живой.

— Откуда ты знаешь, может, он тебя загипнотизировал.

Сонни поднял руки ладонями наружу.

— Минуточку, погодите, — сказал он, останавливая их спор. — Это может оказаться кстати.

Майкл повернулся к нему:

— Ты о чем?

— Сокровища.

— Какие сокровища?

— Только не говори мне, что не слышал о сокровищах, Майкл. О них знают все.

— Никогда ничего не слышал о сокровищах, — сказал Джимми.

Сонни понизил голос и склонился к Майклу и Джимми:

— Евреи отдают своим раввинам деньги, драгоценные камни, рубины, золото и всякую такую фигню. Но раввины не кладут все это в банк. Берут и закапывают. Прячут. Они держат все при себе, потому что, если вдруг однажды придется сниматься с места, они смогут упаковать все в сумку и сделать ноги.

Майкл подумал о драном пальто рабби, его грязных руках и облупившейся краске в прихожей.

— Все говорят: в синагоге на Келли-стрит лежат сокровища, — продолжил Сонни. — Мои дяди, тетя Стефани — все про это слышали. Там полно всего спрятано. Камни, алмазы, золото, все такое. Моя кузина Лефти однажды ночью с друзьями туда проникла, давно было дело, до войны еще. Но они ничего не нашли, раввин все надежно спрятал.

Он остановился и глазами, выдававшими возбуждение, принялся обшаривать помещение конфетной лавки: никто посторонний не должен был этого слышать.

— Ну и?.. — спросил Майкл.

— Так что, Майкл, ты уже просунул ногу в дверь. Войди в нее. Найди долбаные сокровища.

Сердце Майкла подпрыгнуло.

— Ты хочешь сказать, чтобы мы их украли? — прошептал он.

Сонни повернул голову в его сторону, косясь на стенд с комиксами и дешевыми журналами.

— Не-а. Не украли. Вернули — вот как я думаю. Все эти деньги они получают за аренду и за то, что у них так все дорого в магазинах, ну и всякое такое.

— Да ладно, Сонни, — сказал Майкл. — Это обычное воровство.

— Ну, даже если и так, то в чем проблема? Ты же хочешь купить своей маме дом? Во Флэтбуше или еще где-нибудь. Такой, чтобы и дворик, и дерево росло, и гараж с машиной там же. Что — слабо ей заявить: все, матушка, я сорвал куш, и теперь тебе не надо работать в этой долбаной больнице!

— Она меня засмеет. Или вызовет чертовых копов.

— Фигня. И ты это знаешь, Майкл, — сказал Сонни. — Деньги не пахнут. Ты придумаешь, что соврать, и она поверит. Никто не будет вызывать полицию, чтобы сдать собственного ребенка.

— Не хочешь брать свою долю, — сказал Джимми Кабински, — так отдай ее мне. Мой дядя не станет вызывать копов.

— Я видел рабби, раввина, — сказал Майкл. — Он бедный. У него одежда вся обтрепанная. Верх ботинок похож на жареный чертов бекон. Если у него там сокровища, почему он не может купить себе пальто?

— Он может и не знать о сокровищах, — сказал Сонни. — Он ведь там недавно, да? Ты же в первый раз видел? Может быть, прежний помер и не успел сказать этому парню о сокровищах.

— А может, сокровищ там нет.

— Ну так проверь.

Вошел толстяк-полицейский Костелло и, покряхтывая, приобрел у миссис Словацки пачку сигарет «Пэлл-Мэлл». Мальчики примолкли. Сыщик взглянул на них и вышел, сдирая целлофановую обертку с пачки. Эбботт сидел в машине, накренившейся на куче слежалого снега. Он кивнул толстяку, когда тот садился за руль.

— Бочка с дерьмом, — сказал Сонни.

— Большой суровый мужик, — сказал Джимми.

— Ну так как, Майкл? — спросил Сонни.

— Я не верю в эту историю, — сказал Майкл, уже жалея, что рассказал о своем визите в синагогу.

— Ты веришь в Капитана Марвела, а в это не веришь? — возмутился Сонни.

— А кто тебе сказал, что я верю в Капитана Марвела?

— Ты мне говорил в том году, что он, возможно, жил на самом деле.

— Это было в том году.

— Ну, так в этом году изволь пробраться в долбаную синагогу и посмотреть, что у них там есть.

Майкл допил какао.

— Надо подумать, — сказал он.