Каюсь. Том 1

Полина Александровна Раевская, 2018

Все мы грешны перед Богом – неоспоримая истина. Но сегодня я каюсь не перед Ним, а перед человеком, которого люблю больше этой проклятой жизни. Жаль, что я поняла это слишком поздно, ибо запоздалые раскаяния не вдохнут жизнь в засохший цветок. Но мне ничего не остается, кроме как поведать эту историю глупой, наивной девчонки, сумевшей влюбить в себя взрослого мужчину, но… не сумевшей удержать. Содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 5

«В жизни есть только две трагедии: не получить того, чего хочешь или же напротив — получить. Причем вторая страшнее первой».

Исходя из собственных наблюдений, я склонен согласиться со стариной Уайльдом. В особенности это касается разбогатевшего быдляка. Страшное дело, когда бедолага заползает на вершину социальной лестницы. Философию нищего из него никакими деньгами не вытравишь, стань он даже самым богатым человеком в мире. Всегда будет мало, потому что скотина меры не знает ни в естественных нуждах, ни в удовольствиях, ни в чем бы то ни было.

И вроде бы да и хер с ним. Заработал, имею право на сибаритство и гедонизм, никому ничем не обязан! Только это на первых порах кружит голову, а потом начинается «в деньгах счастья нет, все осточертело, ничего не радует…» — налицо та самая Уайльдовская трагедия. И если она случилась в жизни, то есть только два пути: либо отказываться от всего и в глушь, либо пускаться во все тяжкие и извращаться, пока выворачивать не начнет.

Мне повезло в юношестве уяснил простую истину: знание меры — основа довольства жизни.

Умение жить так, чтобы наслаждаться — это особое искусство, точнее, даже труд.

Такие мысли проносились в моей голове, пока я стоял в пробке, направляясь в клуб моего знакомого. Он сейчас кислым голосом толкал пьяные речи о том, как все осточертело: Монте-Карло — херня, мисс «90-60-90» — херня, Ламборджини — херня, мидии — херня, жизнь — херня.

— Саныч, ты понимаешь, ни в чем не вижу смысла. Вот даже в бабах, — хохотнул он. Я хмыкнул. Уж если Диман разочаровался в бабах, то это действительно серьезно.

— Вроде красивая, все при ней, — продолжал он, — а я понимаю, что мне похер. Ну, вообще никак. Ты представь, до чего дожил?! Смотрю, а все на одно лицо и такие суки. Вот че это? Кризис среднего возраста или как?

–Это п*здец, дружище, — хохотнул я.

–Че ты ржешь, я те серьезно?!

— Да не ржу я, Диман, — заверил я его, давясь хохотом. — Понял, что тебя конкретно долбануло, — постарался я придать голосу серьезности, маневрируя в потоке машин и постукивая по рулю в такт тихо играющего инструментального джаза.

—Хер ты меня поймешь. Заведешь свою шарманку, что я быдляк или кто там… и баста. Знаю я тебя. Предупреждаю, сегодня я на эту философскую х*йню не расположен, — заплетающимся голосом сообщил друг. Видимо, решил, не дожидаясь никого, начать «вечер». Я подавил смешок и, вырвавшись, наконец, из гусиного строя, прибавил скорость.

— Ладно, сегодня без х*йни, расскажу случай из жизни.

— О, вот это интересно! — оживился Диман, решив, наверное, что сейчас тоже начну трепаться, в какой момент женщины стали для меня все на одно лицо и почему. Хорошенький облом его ждет.

— Лет в двенадцать я гостил у бабки летом в деревне. Мы с пацанами лазали по садам. Ну а там яблоки: антоновка, белый налив, ранетки. Красивущие, кисло-сладкие, вкусные. Короче, нарвешь сколько в карманы влезет, нажрешься от пуза и так каждый день. Мы как купаться на речку идем, так рвем полный пакетище. К концу лета я обожрался этих яблок, они мне уже поперек горла стояли. И думаю: все, в жизни к ним не притронусь. А потом иду на речку, смотрю — вот они весят, глянцевые такие, красно-желтые, форма ровная, красивая, пахнут так аж слюней полный рот. Лезешь опять, срываешь. Идешь потом по дороге, в руках эти яблоки. Вертишь их так и сяк. Вроде и не голодный, а есть их привык. Но суть даже и не в этом. Кусаешь одно, а оно какое-то, как резина, ну, и выкидываешь. Уже настолько зажрался, что тебе и не жаль. А чего их жалеть, когда вон, на каждом углу яблоки?! Выбирай, какое хочешь и сколько. И ведь до дурака не доходит, что кто-то душу в них вкладывал и немалый труд. А если уж совсем скотина, то и до этого дела нет. Я хочу и точка! Значит, второе надкусываешь — та же песня. И так пока все не перепотрошишь — уже просто из вредности — не останавливаешься. Пусть я лучше лопну, но раз уж сорвал, все равно хотя бы надкушу. Потом хуже: мы стали этими яблоками кидаться. Часто так баловались, пока дед мой не увидел. О, как он отхерачил меня тогда, до сих пор помню. А потом лекцию прочитал, посадил на голодный паек и под замок. Вот так я все оставшееся лето сидел и думал, как себя вести. Ну, и в общем-то, осознал, что непотребство не приносит ни удовольствия, ни пользы. Один сплошной вред. Абсолютно верно говорят: чтобы чувствовать вкус, нужно оставаться чуточку голодным и это применимо не только к пище. Тяжеловато, конечно, когда все в избытке, но зато получаешь удовольствие оттого, что имеешь, а не рассуждаешь о «кризисе среднего возраста».

Я замолчал, концентрируя внимание на дороге. Диман тоже некоторое время сохранял тишину. Впрочем, я и не ждал ответ. Мне было все равно, слушает он меня или же нет. Делать в дороге все равно нечего, так почему бы и не порассуждать, пока есть свободное время?

— Вот ты знаешь, Гладышев, — серьезным голосом начал Дима. Я сосредоточился, удивленный. Обычно от этого «темного» ничего путного не дождешься.

— Я все думаю, кто из нас пил: ты или я? — засмеялся Вторников. Я подхватил его смех, качая головой. Горбатому только могила в помощь. — Ты когда уже приедешь? Миха с Викусей подъехали, Костян с Танюхой тоже, тебя да Борьку с Аленкой ждем.

— Минут через десять.

— Давай, ждем. Вспомним старые добрые, передохнем.

Я неопределенно хмыкнул и отключил телефон. Честно говоря, вспоминать «старые добрые» особенно под долбящее по ушам дерьмо (да простят меня поклонники техно) не было никакого желания. С удовольствием бы сейчас просто лег спать и наконец-то выспался, если это вообще возможно. Но нет же, клинануло меня согласиться на этот сабантуй со старыми друзьями. Хотя друзьями из них являются только Борька, Миха да Аленка, остальные так — хорошие знакомые и то в силу жизненных обстоятельств, а не по интересам.

С Борькой мы друзья с детства, с Михой и Аленкой уже позже зацепились, а Костян с Диманом в девяностые стали опорой. Лихие годы мы пережили сообща: крутились, как могли, выживали, а, точнее, наживали. Каждый урвал себе по куску. Затем расползлись в разные стороны, кто куда, но хорошие отношения сохранили. Сейчас каждый свой кусь пристроил по собственному усмотрению: кто-то выиграл больше, кто-то — меньше, но тут уж у кого как мозги заточены. Были, конечно, те, которые все похерили, но их мы оставили позади. А наш состав, как пятнадцать лет назад образовался, так больше и не меняется. Ну, не считая женщин у некоторых, в том числе и у меня. Миха с Борькой еще пацанами нашли свои половины, но я бы сказал, что повезло только Борьке с его Аленкой, Миха же… Памятник бедному мужику надо. Вика его — та еще дура. У меня же, как и у Костяна в свое время не сложилось, а Диман не пробовал и не горит желанием.

Впрочем, глядя на Миху, да и из личного опыта, я Димку поддерживаю. Но с другой стороны — посмотришь на Борьку с Аленкой и понимаешь, что все в жизни относительно.

Пока думал о друзьях, раздражение прошло и я почувствовал, что желание выспаться становится второстепенным, а вот увидеться с этими, порой «темными», но такими привычными обалдуями, очень даже хочется.

Я иной раз удивляюсь, как мы еще не поубивали друг друга. Настолько у нас разные взгляды на многие вещи, как впрочем, и интересы. Но жизнь-старушка полна сюрпризов и неожиданных встреч.

Убедиться в этом еще раз мне пришлось спустя десять минут.

Подъезжаю к клубу, навстречу едут Борька с Аленкой. Аленка радостно машет. Глядя на нее, в который раз повторяю, что Шувалову крупно повезло — отхватил себе золотую женщину и забот не знает. Пропускаю их, а затем припарковываюсь следом. Выхожу из машины, ребята уже меня ждут. Прохладный ветер вызывает мороз по коже. Кутаюсь в пиджак, думая, что надо было пальто надеть. Схватить очередное воспаление не хотелось бы.

— Олег Саныч, здравствуйте! — улыбнулась Аленка. Я притянул ее к себе и поцеловал в макушку, одновременно протягивая руку Борьке.

— Здорова! — засмеялся друг, — Че-то вообще исхудал, оброс…

— Ага, не говори, — поддакнула Аленка, высвобождаясь из моих объятий.

— Ну зато вы вон, молодцы: добреете, хорошеете, — ухмыльнулся я, окидывая их взглядом. Впрочем, мои слова относились только к потолстевшему Борьке. Алена, конечно, не была тростинкой, но фигура у нее что надо. После моих слов на ее лице проскользнула тень страха, и она обеспокоенно спросила:

— Олеж, я поправилась что ли?

Черт, вот зачем я про это заикнулся?

— Тебе и надо поправляться в твоем положении, — строго заявил Боря. Аленка зыркнула на него исподлобья.

— Шувалов, ты язык вообще умеешь за зубами держать?

— О, так вас поздравлять можно? — прервал я разгорающуюся перепалку между супругами. Они еще пару мгновений переглядывались, как будто вели какой-то немой диалог, который мне было не понять. Затем, видимо, придя к какому-то консенсусу, посмотрели на меня и заулыбались. Борька — гордо, Аленка — счастливо. Я был рад за друзей, рад, что в счастье этой семьи есть и моя заслуга. Я их познакомил, в трудные времена вправлял мозги Шувалову, а иной раз и Аленке. Всякое было в их жизни, но они справились. И главное — ни разу не пожалели.

— У нас уже третий месяц, — призналась Аленка и захихикала.

Я заулыбался, пихнул Борьку в бок.

— Шувалов, а кто кричал, когда Темка родился, что больше никогда и ни за что?

— Так ты попробуй ей возрази, — усмехнулся друг. Алена закатила глаза. Мы подошли к охране и тут я услышал смутно знакомый голос:

— Эй, блондин.

Поднимаю голову и оглядываюсь. Аленка ошарашенно смотрит куда-то в толпу. Я прослеживаю ее взгляд, и через мгновение передо мной открывается самое настоящее шоу: официантка из кафе, где я иногда завтракаю, лыбиться во все свои тридцать два и машет мне. Мои брови ползут вверх от изумления и, надо признать, шока.

Смотрю искоса на своих друзей, а потом на эту девчонку, которая уже вторую неделю не дает мне покоя. И хочется либо самому повеситься, либо ее придушить за такую наглость. Это что за представление? Что эта идиотка себе позволяет?

— Олеж, ты знаком с этим «чудом»? — спрашивает Аленка, находясь в оцепенении и недоверчиво взирая то на меня, то на официантку. Борька же едва сдерживает смех. Я ухмыляюсь и неопределенно пожимаю плечами. А что тут еще скажешь?

— Идите, я сейчас, — улыбаюсь, точнее, скалюсь, предвкушая нескучный вечер. Борька подмигивает мне, а Алена до сих пор непонимающе хлопает ресницами.

— Гладышев, я в шоке! Уж от кого… от кого… — пробормотала Аленка перед тем, как Шувалов утащил ее внутрь.

Я и сам не ожидал, но как уже говорил — жизнь полна сюрпризов и порой, не совсем ясно приятных ли.

Вроде живешь себе спокойно и кажется, что твоя жизнь отлажена до мелочей, а потом в один прекрасный день случается нечто странное, и ты уже ничего не понимаешь, в том числе и себя.

На прошлой неделе у меня возникла подобная ситуация и я не знал, и до сих пор не знаю, в чем ее причина. Конечно, можно махнуть рукой, но я привык контролировать свою жизнь. Иначе как? Если бы я не мог управлять собой, то другими и подавно. Бардак всегда идет изнутри, поэтому нужно четко следить. Стоит чуть упустить и хана всему. Мне бы этого не хотелось, поэтому эта ситуация напрягала.

Вот я полчаса назад с умным видом разглагольствовал насчет «дремучести» Димана и примитивности во многих отношениях, в частности с женщинами, а сам ведь тоже отличился. Утешает только одно — со мной такое уже очень давно не происходило. Это по молодости увидеть бабу и лишиться покоя, пока не трахнешь ее — нормально, а в моем нынешнем возрасте подобные порывы уже говорят об определенном уровне развития.

Я не моралист, но не люблю и не уважаю быдляк. Распустить себя много ума не надо — дурное дело нехитрое, а вот держать в руках — попробуй-ка.

В моей жизни были разные женщины и взаимоотношения с ними: серьезные и на одну ночь. Хотя шлюшки и беспорядочный секс давно потеряли свое очарование, поэтому сейчас красивым личиком и обалденной фигурой заинтересовать меня крайне сложно. Будоражит игра и процесс «завоевания». Спать с умной, привлекательной женщиной — это удовольствие, не только на физическом уровне. Когда же она по первому щелчку раздвигает ноги, то собственно, от такой победы никакого удовлетворения не испытываешь. Поэтому, уже лет семь как, свое внимание я обращал исключительно на самодостаточных женщин под стать себе, пока не встретил вон ту наглую девку, продолжающую махать мне так, будто всю жизнь только меня и ждала.

Не знаю, что это. Может, тот самый пресловутый кризис среднего возраста, но когда на прошлой неделе это «чудо» предстало передо мной, поминутно краснея и поправляя наэлектризованные волосы, я испытал интерес на самом примитивном уровне. Мне было плевать кто эта девица и что она из себя представляет. Меня интересовало только то, что было между ее ног. И эти скотские желания вызывали у меня удивление.

Смотрел на эту дурочку и не понимал самого себя. Уже то, что я ее заметил, являлось странным. Она ведь мне запомнилась с самой первой встречи, поразила, можно сказать, но не грубостью — дебилок в своей жизни повидал достаточно, а красотой: черты все правильные, четкие, симметричные. В общем, лицо с картинки. Нечасто можно встретить таких красивых от природы людей.

Поэтому когда увидел ее вблизи, несколько минут взгляд оторвать не мог, любуясь совершенным творением природы. Но дело было не только в этом. Что я красивых девок не видел что ли?! В этой же что-то манило, взгляд у нее был такой… цепляющий, обещающий.

И меня цепануло, поэтому я позволил себе немного развлечься, потихонечку прощупывая ее. Девица оказалась не робкого десятка, но все же пыталась сохранить субординацию и маску холодного официоза. Но стоило мне сделать вид, что я занят, как с нее тут же слетала вся шелуха и она откровенно пожирала меня заинтересованным взглядом. Я иногда давал понять, что поймал ее, тогда она, как спичка, вспыхивала и начинала суетиться. Я же с трудом сдерживал смех. Боже, когда в последний раз я играл в такие детские игры? Кажется, лет двадцать назад.

Смешно, глупо, но заводило не слабо. За час я испытал целый спектр противоположных эмоций. Официанточка и веселила своей наивностью, хотя это слово не очень-то вязалось с этой девицей, но что-то такое проскальзывало. Затем раздражала нагловатыми выходками, которые я сразу же пресекал. Я на многое готов закрыть глаза, но не на наглость. И все же удовольствие я получил, хотя пошлость ситуации зашкаливала.

После, некоторое время обдумывал, что за херня со мной приключилась. На такое «добро» я никогда не клевал. Но так и не найдя ответов, посчитал — лучше забыть и сменить ресторан от греха подальше.

Но, видимо, от судьбы не уйдешь. Впрочем, «судьба», конечно, громко сказано. Смотрю на эту официантку — пьяную, размалеванную, похожую на шалабуду в этом дешманском платье и позорных чулках, и не знаю: то ли смеяться над такой пещерной выходкой, то ли преподать хорошенький урок. Дать ей понять, что наглость — не второе счастье, а дебилизм ума и сердца, и необходимо это запомнить на всю жизнь.

Тут девушка опускает руку и прячет стыдливо глаза, переминаясь с ноги на ногу. Стоит отметить — роскошные ножки. И у меня духу не хватает унизить ее сверх того, как она уже это сделала сама. Что с нее взять? Глупая девчонка. Пыжится привлечь внимание. Стоит себя вспомнить в ее возрасте, хотя конечно, наглецом я не был.

По сути, какая разница, зачем сравнивать? Не хочу грузиться весь вечер, с меня не убудет, если спущу ей все на тормозах. К тому же сам где-то оплошал, раз она решила, что ко мне можно вот так запросто. Не хочется верить, что девушка законченная идиотка. Конечно, можно поставить ее на место, но у меня слишком хорошее настроение — этой дурехе сегодня повезло.

Взглянув на нее перед тем, как зайти в клуб, почувствовал удовлетворение и веселье. Официантка была смущена, и с мольбой смотрела на меня. А заметив, что я собираюсь уйти, прикусила губу. В ее глазах промелькнули слезы-это решило все. Я повелся, сдался, забив на принципы и прочие заморочки.

Кивнув Димкиным парням из охраны в сторону девчонки, вошел в клуб, зная, что через пять минут она и ее подружки войдут следом, но решил не думать об этом. Ни к чему мне этот геморрой. Будем считать, что у моего поступка нет никакой подоплеки, кроме порыва в духе «я когда-то тоже был молодым».

Я направлялся к ВИП-зоне и морщился — музыка била по ушам, сигаретный дым вызывал удушье, а пьяные рожи — отвращение.

— О, Гладышев!

— Здорово, друг!

— Привет.

— Как похудел.

Посыпалось со всех сторон, как только я подошел к друзьям. Минут десять мы обменивались приветствиями, делились новостями. Но потом все расселись по местам и выпили за встречу. Друзья, как обычно, прошлись по своей любимой теме — содержимом моего бокала. Хотя каждому было прекрасно известно, что алкоголь я не переношу, поэтому чаще всего во время таких встреч предпочитаю кокосовое молоко.

— Гладышев, вот если бы не знала твой сволочной характер, то недоумевала, как ты еще без нимба ходишь, — прогнусавила Вика со столь модным «московским акцентом». Меня передернуло. Твою же маму, ну неужели нельзя нормально говорить? И почему Антропова всегда цепляет какую-нибудь дрянь? В мире столько всего модного и одновременно полезного, но нет, все что негоже — все ее.

— Викуль, ты еще не в полной мере прочувствовала мой «сволочной» характер, а то бы держалась подальше, — иронично сделал я недвусмысленный намек. Аленка усмехнулась, наблюдая за нашим обменом любезностей, остальные даже не обратили внимания, занятые беседой. Впрочем, зная нашу взаимную «любовь» с Антроповой, не удивились бы. Терпим мы друг друга исключительно из-за Михи.

— Да уж, наслышана от Ленуси, — кольнула она. Я посмотрел на нее хмуро, желая при этом, чтобы она подавилась своим ядом.

— Как же ей повезло бедной — одни сволочи кругом, — сыронизировал я. Вика покосилась, почувствовав камень в свой огород, поджала губенки и кинула на меня убийственный взгляд. Я ухмыльнулся и отсалютовал бокалом:

— За нас, Виктория Викторовна — сволочей!

Аленка толкнула меня в бок и со смешком попросила:

— Гладышев, ну не заводи ты ее.

— Слышь, Гладышев, а что там, у входа произошло? — вдруг спросил Диман.

А я-то думал, пронесло. Хрен там, если уж застукали на месте преступления, не отвертишься.

— Да, да, мне тоже интересно, что это за шалашовка? Это же надо такое отмочить! — оживилась Аленка. А меня почему-то это ее «шалашовка» неприятно кольнуло, поэтому я шутливо напомнил:

— А ты не помнишь себя лет так восемнадцать назад? В оранжевых лосинах, мини-юбке, на губах у тебя еще была такая морковная помада, ты стояла на Бии нашей и ловила тачку.

— Точно! И еще волосы были у нее неясного оттенка, — поддакнул Борька, захохотав. Все подхватили его смех. Аленка вздернула подбородок и закатила глаза.

— Я в очередной раз повторяю, что я не «ловила тачку», а ждала отца — он должен был меня забрать, — процедила она, — И одета я была по последней моде, а не как эта… Ужас. Вырядилась как будто только что с Тверской!

— Да с такой фигурой и мордашкой можно вообще не заморачиваться. Девка — огонь! — одобрил Боря, подмигнув мне. Аленка переглянувшись с Танюшкой, покачала головой и высокомерно парировала:

— Она и не заморачивается.

— Гладышев, тебя че, на молодое мясцо потянуло? — ухмыльнулся Костян.

— На такую любого бы потянуло, — хмыкнул Боря.

— И как это понимать? — наехала сразу же на него Аленка. Но он притянул ее к себе и поцеловал. На меня уставилось шесть пар глаз, я же в своей невозмутимой манере продолжал попивать кокосовое молоко. Интересно, с чего они решили, что я вдруг начну трепаться, если никогда раньше этого не делал? Да и говорить, собственно, не о чем.

— Да ты, Саныч, развратник. Нам тут, значит, такое втирал, а сам с молодыми шлюшками отжигаешь, — засмеялся Димка.

— Каждый судит в меру своей испорченности, Диман, — глубокомысленно изрек я, а друзья засмеялись.

—Это не разврат, Димка, — поддержал меня Миха, искоса взглянув на жену. Она вскинула бровь, а он иронично пояснил, — возраст такой наступает, когда приходится выбирать — либо стареть, либо искать новую «молодость».

Вика хмыкнула, закатив глаза, но, как не странно, не стала отвечать на Антроповскую провокацию. Я же усмехнулся, наблюдая за этим немым диалогом Антроповых, не понимая, что заставляет Миху «стареть» рядом с такой отвратительной бабой. Но развить эту мысль не получается из-за возгласа Борьки.

—А вон и звезда сегодняшнего вечера, — кивнул он в сторону танцпола внизу. Все сразу же обратили свои взоры к окну. Я же прикрыл глаза, отсчитывая до десяти.

— Которая? Вон та брюнетка?

— Ух, вот это конфетка!

—Хороша.

–Огонь-девка.

Слышалось со всех сторон. Взглянув же на меня, друзья захохотали.

— А вот ты над нами издевался, теперь наша очередь! — со смехом утешали они меня. Я кивнул и взглянул на невозмутимого Борьку. Друг тут же поднял руки вверх, я показал ему кулак и осушил бокал.

Через десять минут все забыли об инциденте у входа и переключились на другую тему.

Я же из последних сил сдерживал себя, чтобы не посмотреть вниз. Сидел как на иголках, нервно постукивая пальцами по спинке кресла. Друзья о чем-то спорили, я даже не вслушивался, хоть и вставлял в нужный момент какие-то фразы. А потом не выдержал и начал осматривать зал в поисках девки. Долго не мог найти. А спустя полчаса, еще раз пробежавшись глазами по танцующим, наткнулся на нее. Она находилась в объятиях какого-то обдолбыша, которого, похоже, даже не замечала.

Девушка двигалась в такт музыки: грациозно изгибаясь, прикрыв глаза. Казалось, она где-то очень далеко отсюда, в собственной нирване. Танцевала красиво и профессионально. Видно, что любительница покрутить задницей. На лице у девушки играла чувственная улыбка, от которой у меня запершило в горле. Кожа ее блестела от пота, волосы растрепались, тушь размазалась под глазами. Выглядела, действительно, как шалашовка: как будто ее только что трахнули где-то в темном закутке. А может, уже кто-то и поимел в туалете.

Я почувствовал раздражение и злость на самого себя. Нашел на кого пялиться.

Она же продолжала сексуально извиваться, скользя по груди руками, языком по пухлым, красным губам, отчего у меня перехватило дыхание. Парень положил ладони на ее бедра, она прогнулась — платье задралось, оголяя бедра едва ли не до трусиков. Но девушку это, казалось, не волновало. Она погладила себя по ногам, прикусив нижнюю губу.

Я отворачиваюсь, откидываюсь на спинку кресла, закрыв глаза, но перед мысленным взором девчонка продолжает танцевать.

Хочу ее дико. Каждую клетку разрывает от бешеного желания. Стискиваю челюсти до зубного скрежета. Стояк вызывает дискомфорт, в висках пульсирует, а в голове шумит. Ни о чем не могу думать, кроме нее, стоящей возле стены с задранным до пояса платьем и широко разведенными ногами в этих проклятущих чулках…

Бл*дство! Свалилась же на мою голову, зараза!

Надо отправляться домой, а то до добра эти фантазии не доведут. Это же надо?! Седины еще у себя не замечал, но бес крутит по жесткому.

Друзья в это время разошлись не на шутку и веселились во всю, только Миха пристально смотрел на меня, не говоря ни слова. Антропов всегда был проницательным и видел то, чего не замечают другие. Его внимательность, порой, вызывала неловкость, словно он тебя насквозь видит. Поэтому я отвернулся, не считая нужным обсуждать свою озадаченность.

Перекрикивая музыку, сообщил, что еду домой, отдыхать. Никто не стал возражать, зная, что я недавно оклемался после пневмонии. Пятнадцать минут все же пришлось потратить на прощания.

— Олеж, я приеду к вам на выходные, нормально? С Олеськой пообщаюсь. — сказала Аленка, целуя меня в щеку.

— Ленка что ли попросила? — грубо поинтересовался, все еще заведенный. Шувалова отстранилась.

— Гладышев, ты чего, молока перепил? — возмутилась она.

— Походу, — примирительно улыбнулся, приобняв ее. Она улыбнулась в ответ.

— Ты вымотался, Олеж, тебе бы отдохнуть, как проклятый пашешь.

—Да я же вот только приехал с Лазурного берега.

— Ой, знаю я, как вы отдыхаете. Только обстановка меняется, а также по уши в работе, — отмахнулась подруга.

— Смена обстановки тоже отдых, — усмехнулся я. Мы подошли к выходу из ВИП-зоны, договорились о ее визите и попрощались.

Как только я спустился в общий зал, передо мной встала дилемма: идти сразу к выходу или пройти мимо девчонки. Желание увидеть ее было нестерпимым, и я решил себе в нем не отказывать. Нашел ее не сразу, а когда увидел, то передо мной разыгралась следующая сцена: тот обдолбыш с каким-то еще одним наркоманом что-то на повышенных тонах ей говорили, а девушка со слезами пыталась вырвать руку из захвата. Она оглядывалась по сторонам и видела, что никто помогать ей не собирается.

Если честно, я почувствовал удовлетворение — будет знать, как задницей крутить. Для абсолютной эффективности урока можно было оставить ее на растерзание этим ублюдкам, но мне подобная идея пришлась не по вкусу. Можно проучить и не столь радикальными методами.

Странно, что меня вообще интересует воспитательная часть данной ситуации. Зачем, спрашивается, мне возиться с этой дурехой? Как будто и без того проблем мало. А с ней определенно будут проблемы. Такие сначала ведут себя, как проститутки, а потом обижаются.

Нужен тебе, Гладышев, этот гемор? Ведь потом не огребешься, да и с Де Марко придется распрощаться. А жаль — стейки там вкусные.

Но взвесить все не получается, встречаюсь с затравленным взглядом девушки и понимаю — готов немного пожертвовать комфортом. Другой вопрос: ради чего? Но не за спасибо это точно. Благотворительностью не занимаюсь.

Лезть в разборки с наркоманами я, естественно, не собирался. Зачем мне это надо? Вызвал охрану и направился к выходу. Проходя мимо моей официанточки, на ходу бросил:

— Вещи забирай. Жду тебя в машине.

Она непонимающе уставилась на меня. Наркоманы осеклись и хотели что-то возразить, но тут подоспела охрана.

Я вышел на улицу, холодный ветер сразу же принял меня в свои мерзкие объятия, проникая под рубашку. Меня зазнобило, и я поторопился к машине, где сразу же включил печь на полную мощность.

Прошло десять минут, я уже успел согреться, а девицы все не было. Буря во мне понемногу утихала, и я подумывал уехать, но тут увидел ее, выходящую из клуба. Обхватив себя руками, девушка замерла на крыльце и осмотрелась по сторонам. Я посигналил, она устремила взгляд в мою сторону, и приглядевшись, начала спускаться. Шла девчонка неуверенно: то ли меня боялась, то ли еще не протрезвела, а может и то, и другое.

Открыв дверь машины, застыла, не зная, что делать.

Выглядела она ужасно: лицо бледное, макияж растекся, губы искусаны в кровь. Да уж! И что с ней делать?

— Садись, — устало произнес я. Салон стал заполнять холодный воздух, меня вновь зазнобило.

— Я хотела… хотела поблагодарить, — замялась она, отводя взгляд.

— Садись! — раздраженно скомандовал я.