Колыбельная

Полина Бунас

«И до нашего мира дошла легенда о камне, что все желания на свете способен исполнить… В старом парке, под лестницей бесполезной и неприметной, под пятнадцатой ступенью, спрятан целый мир. Мир, где скрывается волшебный камень. Но охраняет тот камень страшное проклятье и чудовище, что голосом усыпляет, да людей ест. коль кто-то больше десяти лет желать всего будет или сломает редкий самоцвет, то поглотит его змея огромная, волшебная и не видать ему впредь жизни спокойной…»– То, что нужно…

Глава номер 4

Я просыпаюсь от непонятного звука. Что-то, что напоминает писклявый детский голос, противный такой:

— Колыбельная… Колыбельная… Лови её… Лови её… Украла девчонку… лови её…

«Что там происходит?»

Я по привычке хотела вскочить, но грохнулась на стену, забыв, что у меня больше нет ног. В итоге я, противясь, выползаю из здания и нервно оглядываюсь по сторонам: никого нет. Вообще никого.

— Колыбельная… Колыбельная, — звук идёт от винограда.

На одной из веток сидит синичка. Обычная такая синичка, точь-в-точь, как наши, только больше.

— Сара, — говорящая синица. — Сара.

Птица вдруг срывает одну виноградинку и улетает, зажав камешек в клюве.

«Говорящая синица, которая носит драгоценные камни… Куда я попала?»

От мыслей меня отрывает урчание в животе — я, ведь, можно сказать, три дня ничего не ела. А вот жажды я, как не странно, совсем не чувствую.

— Найди кого-нибудь и съешь, — прозвучало у меня в голове. — Ты же змея. Хищница!

Я оглядываюсь вокруг — мало ли ещё кто-то говорит, но нет… Это мои мысли…

«Что за мысли у меня пошли? Я же не змея, а девчонка… Просто девчонка».

У меня какое-то странное чувство…

— Убей кого-нибудь, — эти мысли…

«Откуда во мне это взялось?! Как будто камень мне инстинкты подбросил… Инстинкты… О нет… нет, нет, нет, нет…»

Почти час я пыталась успокоиться, но эта противная штука становится только сильнее. И… какое странное чувство во рту… болит где-то за дёснами…

— У тебя уже клыки чешутся укусить кого-нибудь. Ты уже сама яд вырабатываешь… так найди же себе жертву и выпусти яд в неё…

«Сопротивляйся… а ведь с ядом и в правду проблемы…»

Я открываю рот, боясь, что у меня начнёт что-то капать с зубов.

«Нужно выпускать эту дрянь…»

— Нужно укусить кого-нибудь…

«Нет! Держись! Держи себя в руках!»

— Найди кого укусить…

«Так тихо… хватит об этом думать…»

— Ну же, ты же не выживешь, если не найдёшь себе жертву»

«Спокойно… Нужно выбираться отсюда, пока я ещё окончательно не сошла с ума…»

Я ползу в сторону туннеля с лестницей и кучу раз останавливаюсь по дороге. Мне жутко больно, я хочу есть и у меня клыки медленно заполняются ядом… Скорее бы отсюда выбраться…

Наконец-то я оказываюсь у входа в туннель.

«Спокойно… Всё в порядке… Я сейчас вернусь домой… но с лестницей придётся помучаться…»

Я набираюсь сил и, закрыв глаза, ползу вперёд, но не могу пройти. У меня не получается. Я будто бы врезаюсь в невидимую стену. Руки проходят, одна и вторая, а всю меня не пускает! Проходит и голова, и хвост, но вся не прохожу. Не пускает камень… Этот чёртов камень, который и так испортил мне жизнь!

«Выйти не получается! Превратиться в человека не получается! Камень достать не получается! Ещё и инстинкты навалились! Инстинкты…»

— Ой, ой, — я не могу сдержать всхлипы: больно, внутри всё сжалось… — Ой… Да ш-ш-что проис-с-сходит?!

Я уже конкретно яд чувствую… Жутко больно… И… что за чувство? Я будто пьянею… перед глазами всё плывёт, и голова кружится…

***

Я открываю глаза уже в совершенно другом месте: тут большое озеро и много маленьких узких водопадов. А по берегам растут небольшие кусты с синими и лиловыми листьями.

«Где я? Я, видимо, потеряла сознание…»

Я вся в крови. Липкой и уже засохшей… И голода больше не чувствую…

«Я кого-то убила… я съела кого-то… нет… не может этого быть…»

— Так… тихо… Мало ли ш-ш-что могло с-с-случиться… Может это на тебя напали?

«Да кого я обманываю? С этими инстинктами и с моим характером я точно что-то натворила… Так! Нужно успокаиваться и не думать об этом… Тише… тише… всё хорошо… Ладно, вода здесь есть, хотя бы умоюсь. Всё ещё жутко непривычно ползать…»

— Твою ж… — у меня жёлтые глаза и чешуя под ними.

Я наклоняюсь над водой и мне в нос бьёт знакомый запах. Пахнет, как мамино лавандовое мыло… И, если я не ошибаюсь, запах идёт от этих необычных кустов… Да, это они так пахнут. Никогда бы не подумала, что у лаванды синие листья. Но на кустах нет ни единого цветка. И листья твёрдые и выпуклые. Я отламываю один листок — они ещё и достаточно тяжёлые. Руки-крюки, как говорит мама, роняю лист в воду. На поверхности вдруг всплывают пузыри.

«Так это мыло…»

***

Никогда бы не подумала, что так обрадуюсь простому душу. Но вот только у меня нет другого топа, да и в принципе нет никакой другой одежды.

«Неужели мне придётся стирать? Да ещё и без машинки…»

Я совершенно не имею никакого понятия, как это делается. Помню только, что, когда я в прошлом году вылила сок Наташе на юбку — она тогда застирала, а потом два урока сидела в мокрой юбке. Блин, объяснила бы она мне сейчас, как это делается! Хотя… я бы всё равно не слушала…

«Ну, раз я всё равно не знаю, что делать, то буду делать хоть какую-нибудь фигню… У нас же так и работают…»

Будем рассуждать логически: всё должно быть мыльным, я заворачиваю в топ мыло, и мокрым, опускаю эту конструкцию в воду. Но мало того, что кровь не отмывается, так ещё и топ местами мыльный!

«Тупая стирка! Ладно… Хоть как, но сделать надо. Мама стиралку всегда ставила на „полоскание“, может и тут нужно попробовать?»

Я опять оборачиваю мыло тканью и, сжимаю в кулаке, вожу под водой то в одну, то в другую сторону. Вроде бы сжимала крепко, а мыло всё равно выпало. Я пытаюсь поднять, а оно, чёрт тебя возьми, не берётся и ускользает ещё дальше… ненавижу!

Я пытаюсь нагнуться чуть-чуть ниже, но, блин, не получается ещё у меня нормально двигаться в этом дурацком теле, и я оказываюсь в воде всей человеческой частью!

— Чёрт! — да почему это так сложно?

«Опять выжимать волосы… ладно… А топ я хоть выполощу».

После возни с волосами я возвращаюсь к «стирке». На этот раз мыло достать получилось с первого раза.

«Когда уже пофиг — всё получается, как хотел сначала…»

Я нехотя поласкаю топик и… он вымывается? Я достаю одежду из воды и намыливаю её по всей поверхности, а затем проскрёбываю ногтем большие участки засохшей крови.

«Хоть бы получилось…»

Я резким движением опускаю ткань обратно в воду и хорошенько выполаскиваю. М-да, вымылось, конечно, не полностью, но большая часть… Ай, и так сойдёт! Жалко только, что придётся в мокром ходить.

«Ладно, с этим разобралась. Теперь бы ещё понять, где я вообще нахожусь. Так, ориентироваться я не умею. И где эта каморка тоже не знаю. Кошмар…»

— Колыбельная, — знакомый голос. — Колыбельная… Лови её…

Та самая синичка. Она вертит головой и рассматривает меня. птичка сидит на стенках какого-то бетонного канала.

— Сара, — восклицает она и улетает в сторону, откуда идёт этот канал.

«Если я правильно помню, канал для воды был в том непонятном здании. Может быть он и выведет меня к той каморке? Или к людям?»

Я, с частыми остановками, проползаю вдоль канала. Через минут сорок я добираюсь до густого виноградника, растущего на стене.

«Ну, теперь я хотя бы знаю, где я…»

Надо мной, совсем близко, пролетает моя знакомая, опять с камнем в клюве.

«Ждала, значит меня. Интересно, куда она всё таскает эти…камни?»

Ладно, завтра ещё раз попробую сбежать, а пока буду считать, что эта «кладовка» и есть мой дом. Всё равно больше жить негде.

***

Длинная бессонная ночь. В прошлый раз я хоть уставшая была. Это даже не кладовка — это тюремная камера или комната для пыток. Здесь ужасно неуютно и даже немного страшно. Тесные серые стены. Даже мебели нету.

«Не хочу больше здесь задерживаться…»

Заснуть не получается. Через пару минут я от скуки начинаю придумывать всякие узоры на стенах. Была бы возможность, я бы залипла в телефон и до самого обеда листала бы соцсети. Но мало того, что он разрядился и зарядить его здесь негде, так ещё и под дождём намок. Ненавижу это дурацкое место!

Тут я ещё и понимаю, что потеряла сигареты и зажигалку. Вообще супер…

«Хотя может оно и к лучшему: я, можно сказать, бросила пить и курить, потому что здесь этого нету, выучила номер скорой и кое-как научилась стирать…. Но всё равно домой хочется. Уже плевать на всё, просто стать человеком и вернуться домой…»

***

Утром я снова слышу эту синицу:

— Колыбельная… Сара…

Я медленно выползаю к ней. Птица сидит на винограднике, прыгает по веточкам и насвистывает свою обычную песню.

— И зачем ты пос-с-стоянно прилетаеш-ш-шь? — тихонько бурчу я под нос.

— Сара… Сара любит блестяшки, — надо же, мне ответили. — Блестяшки.

— А зачем ей с-с-столько? — не замечаю, как действительно начинаю разговор.

— Сара жадная. Сара любит блестяшки, — птичка срывает ещё один камень и, кивнув, улетает прочь.

«Я тоже в каком-то смысле Сара… Ладно, скучно до жути… Хоть какое-нибудь занятие здесь найдётся?»

В итоге я отправляюсь смотреть, где что ещё есть. Про водопад же я не знала, а он есть. Может я ещё что-то интересное найду.

«Может найду свои сигареты…»

В первую очередь хочу лучше рассмотреть виноградник за зданием: там есть не только зелёные, но и красные, синие, фиолетовые и, как не странно, даже почти чёрные камни. А рядом с гроздями растут большие цветы того же цвета, что и камни. Я никогда не видела, как цветёт виноград, но явно не так, как здесь. В открытых цветках торчат маленькие веточки с совсем крохотными камешками. А есть ещё и закрытые цветки.

«Интересно, а цвет цветов и камней всегда одинаковый?»

Я раскрываю пальцами свёрнутый бутон. Длинный и вытянутый, с пятью лепестками, он чем-то напоминает сложенный зонтик. Все камни внутри оказываются совершенно прозрачными, зато мои пальцы все в цветном порошке. Я не помню, как называется эта штука в цветах, но это точь-в-точь как краски.

«Цвет прямо как сирень у нашей школы…»

Я вытираю руки о листья. На них тоже хорошо видна эта «сухая краска» (пыльца).

«Ну всё, решено: буду украшать каморку. Места на стенах там много… Я уже давно не рисовала. По-моему, со второго или третьего класса…»

Вот только есть одна маленькая проблемка: этот порошок очень сильно пачкается, а мне так не хочется опять мыть голову.

«А когда я была маленькой, в классе первом-втором, и мама могла мне ещё что-то запрещать, мне каждый день заплетали всякие хвостики и косички… А после я обрезала, а потом и перекрасила волосы. А сама я ни разу в жизни не заплеталась».

Я придумала, как можно сделать так, чтобы держалось. Хвостик без резинки держатся не будет.

Я срываю самый большой из чистых листьев, а затем закручиваю волосы: вначале по длине, после — в гульку. Накрываю сверху листом и завязываю этой длинной веточкой, вот этой мягкой вьющейся ниткой, названия которой я не знаю (усики винограда).

Да, получается не с первого раза, да и не с пятого, но вроде бы держится, хоть мне и приходится взять ещё одну веточку.

«Прекрасно… Главное теперь, чтобы это всё не развалилось…»

Но не тут-то было. Закон подлости; стоило мне нагнуться, как вся причёска разбурилась.

«Спокойно. Мнение своё я же твёрдо отстаиваю, значит и здесь справлюсь!»

Я пробую ещё раз семь-восемь, но всё равно не выходит. А после я уже додумываюсь просунуть через гульку крепкую тоненькую палочку. На этот раз всё держится идеально. И я возвращаюсь к цветам.

Я нарываю по несколько бутонов разных цветов отламываю от листа нижнюю часть, твёрдую веточку. Это всё-таки удобней, чем рисовать пальцами.

В каморке я первым делом нарисовала сирень, которая росла перед парадным входом школы. Это не кусты, а большие деревья и с фиолетовыми, и с розовыми, и иногда с голубоватыми цветками. Тонковатый коричневый ствол. Густая верхушка с цветами и листьями, а снизу всё обломано — ни одной, даже самой маленькой веточки. А рядом с сиренью клумбы. А между этими двумя деревьями лестница, широкая, с деревянными перилами и с железным подъёмом. Красиво…

Я много раз переделывала. Мне очень хочется нарисовать точно такую же сирень, какую я запомнила. Я рисовала каждый цветок отдельно и много раз стирала всё. Мне даже пришлось взять ещё один лиловый бутон и смешивать фиолетовый с красным для нужного цвета.

А к сирени я нарисовала и площадку перед школой, и клумбы, и даже школу для вида. Много «красок» пришлось смешать.

«Я с третьего класса металась по школам. Нигде не хотели меня терпеть… А здесь я даже подружку нашла… Вроде и неплохая школа. За исключением уроков…»

С рисунком я провозилась до самого вечера. А засыпала довольная, пристально глядя на свою работу.

«Завтра надо будет ещё что-нибудь нарисовать…»

***

Я провела здесь ещё почти месяц. За это время я научилась нормально стирать, заплетать косички, нашла недалеко от водопада цветы с жёлтой и оранжевой пыльцой (да, я вспомнила как это называется), раскрасила все стены в каморке… в общем всё здорово… Но мне очень не хватает общения: я больше пятидесяти раз безуспешно пыталась выбраться отсюда, много раз исцарапала руки от нервов и, кажется, потихоньку начала сходить с ума.

Я больше месяца не видела людей — моим единственным собеседником была та самая говорящая синица. Каждое утро я просыпалась от её оклика, а иногда вставала раньше и с нетерпеньем ждала её прилёта.

Правда, я так и не поняла, куда она носит камни. Не поняла ни кто такая Сара, ни кто я сама. И много раз пыталась выпытать у птички, что это за Колыбельная, о которой она постоянно говорит.

Но я поняла, что я очень редко чувствую голод: за весь месяц я побыла голодной только один раз, и опять потеряла сознание от инстинктов. И опять же я проснулась вся в крови.

Я уже привыкла к этому телу, но в последнее время мне ужасно стала давить моя собственная кожа. В человеческой части нормально, а вот в змеиной… Больно до жути. Я не могу нормально ползать, да и в принципе двигаться.

— Колыбельная, — вот это будильник.

Я с болью выползаю на улицу. В лапках у синицы свёрнутая бумажка.

— Ира, — выдаёт птичка и кидает бумажку на землю.

«Ира? А кто это?»

— А кто такая Ира? — я давно не слышала, чтобы синица говорила новые слова.

— Ира тоже любит блестяшки. Ира — маленькая жадина.

«Ира… Сара… Стоп, это же человеческие имена. Неужели здесь тоже есть люди?»

— А где живёт Ира? — с надеждой спрашиваю я.

— Ира — маленькая жадина.

— А живёт она где?

— Маленькая жадина.

— А с-с-Сара где живёт?

— Сара жадная. Сара любит блестяшки.

— А живут они где?

— Сара. Ира.

— У-ух! Тупая птица! — раздражённо выкрикиваю я.

Со мной мало кто церемонился, так и тут: синичка просто срывает камень и улетает.

«Никто не желает меня терпеть… ни там, ни тут…»

Взглядом я вдруг цепляюсь за ту самую бумажку. Это смятый детский рисунок: неровно нарисованный синий домик с трубой и несколькими окнами, рядом забор, а на заборе большой рыжий кот.

«Здесь точно есть люди! Домик, рисунок, бумага… Это точно сделал человек… И имена здесь звучат человеческие….

Я обязана их найти!»

Я ужасно хочу увидеть людей: мне нужен собеседник. Я должна пообщаться с кем-то, пока не сошла с ума. Мне не чуждо ничего человеческое, да, я перестала выглядеть по-человечески, но всё же! Я обычная девчонка, такая же, как сто тысяч других. Я такой же человек…

— Вс-с-сё, реш-ш-шено! Я буду ис-с-скать людей!

Я здесь достаточно долго и давно запомнила, что синичка прилетает со стороны водопада. Я приползаю туда с ужасной болью. Много раз оглядываюсь и всматриваюсь во всё, что только можно. Никаких следов синицы и уж тем более людей нет. Куда нужно — не понятно.

И тут срабатывает закон подлости: всё плохое появляется именно тогда, когда и так всё плохо. У меня вдруг появляется какое-то очень противное чувство. Чем-то напоминает то, что я чувствую перед тем, как потерять сознание. Это не голод — это что-то близкое к… не знаю… к ещё каким-то инстинктам что ли…

Мне очень больно. Кожа стала давить просто невыносимо. Весь хвост ужасно чешется… И как назло, внутри что-то тянет ползти… И так больно, а меня ещё и ползти тянет! Да ещё как! Невозможно хочется извиваться.

Я не справляюсь с этим чувством: начинаю ползать по кругу, много раз останавливаясь через силу, сворачиваюсь кольцами и торможу, уговаривая себя, что должна подчиняться разуму, а не каким-то неизвестным чувствам внутри, но всё равно продолжаю.

— С-с-спокойно… Это пройдёт… — очередной раз останавливаюсь, стиснув зубы и разглядывая дрожащие руки. — Ш-ш-ш, Алина, ш-ш-ш…

Мой голос постепенно переходит в сплошное шипение. Тело не слушается — я опять начинаю извиваться и сворачиваться кольцами. Я вдруг даже почувствовала, что уменьшаюсь.

«Хватит! Алина, что ты творишь?! Нужно просто прекратить. Просто прекратить и всё! Ты же людей собиралась искать, а не заниматься этой фигнёй! Тело не слушается! А-а-а… больно!»

Я невольно прижимаю руки к груди и закрываю глаза. Я чувствую, что со смой что-то происходит. Я точно уменьшаюсь.

«О, Боже, что происходит?!»

Я полностью прижимаюсь к земле и неподвижно лежу. По всему телу пробегает какой-то ток. Я не могу ни пошевелиться, ни глаза открыть. Мне становится трудно дышать. Давить и чесаться начинает абсолютно везде.

«Я сейчас умру!»

Я лежу неподвижно, всем телом прислонившись к земле. Ток проходит. Дышать становится легче. Да и боль вроде утихает понемногу. Легче… Отпускает уже… Но всё равно жутко давит по всему телу.

Я медленно открываю глаза.

«Я и в правду уменьшилась — всё больше кажется…»

Я лежу на земле абсолютно ровно, будто мне руки оторвало…

«Я… нет… Нет, нет, нет, нет! Я стала обычной змеёй! Обычной! Голова, хвост и только!»

— Ш-ш-ш, — я даже говорить не могу, одно шипенье получается.

«Я что совсем не могу больше разговаривать? А как, блин, обратно превратиться?! Я не хочу быть змеёй!»

Давит! Я опять, сама того не желая, начинаю извиваться. Инстинктам не получается противится вообще! Мне больно. Очень больно. Но я всё равно продолжаю извиваться. Вдруг кожа… рвётся…

«Я что… сбрасываю кожу? Я сбрасываю кожу… как змея. Не думала, что это может быть больно, тем более настолько… Поверить не могу… Я сбрасываю кожу…»

Я осторожно, очень сильно боясь. Вылезаю из старой кожи. Мне и вправду стало легче. Больше нет ни этой тесноты, ни инстинктов. Я будто заново родилась.

«Один только вопрос: а как обратно превратится?! Я не собираюсь оставаться вот такой. Живая верёвка! Да, возможно, я стала нечистью, но с человеческой частью всё же привычнее!»

Мне жутко страшно. Я вся напрягаюсь и внутри начинает сильно колоть. Я превращаюсь обратно: снова с человеческой частью… но только частью.

«Было бы здорово снова стать человеком…»

Опять есть хочется — в животе урчит. И чувство такое… Тянет куда-то. Я не понимаю куда, но очень сильно тянет. Ну просто невозможно куда-то хочется.

«Меня всё равно никто нигде не ждёт, никто ничего не требует от меня, а значит я могу творить всё, что угодно. И идти куда вздумается!»

Я подчиняюсь этому чувству и через какое-то время натыкаюсь на храм…