Рыжая 5. Пропавшее Рождество

Полина Дельвиг (2025)

Загадать новогоднее или рождественское желание в уютном отеле в заснеженных горах — что может быть романтичнее! Морозный воздух, лёгкий аромат глинтвейна, чарующая природа и красивые спортивные люди вокруг. Что может пойти не так? Только одно: ваше желание начнет сбываться. И изменить уже ничего нельзя…

Глава 2

Обнаженный по пояс танцор фламенко, гибкий как пантера, медленно выходил на коду. Слепящий луч света следовал за ним раздвигая темноту, и та отзывалась едва слышным трепетом гитарных струн.

Они пока еще существовали отдельно: человек и звук. Но вот музыка становится громче, четче, и чувственное тело танцора медленно, словно нехотя, начинает вливаться в рваный, пульсирующий ритм гитар. Густые вьющиеся волосы откинуты назад, полуприкрытые глаза еще скрывают чувства, но тело уже напряженно вибрирует, словно дернутая гитарная струна. Он плавно ведет рукой, перебирая пальцами воздух, будто проверяя пространство на готовность его принять, рывком изгибает спину и с кончиков напряженных пальцев срываются искры зарождающейся страсти. Черные остроносые ботинки каблуками дробят дощатый пол. Они стучат все громче и громче, звук становится нестерпимым, кажется, еще чуть-чуть, и они разорвут этот мир своим грохотом…

Хватая ртом воздух, Даша вскочила на кровати. Дверь содрогалась под ударами снаружи.

— Кто там? — беззвучно прошептала она пересохшими губами.

Те, кто были снаружи, ее очевидно не слышали. Грохот только усиливался. Молодая женщина попыталась встать на ноги и сделать хотя бы пару шагов, но от слабости ее швырнуло к стене. Ухватившись руками за косяк, она с трудом удержала равновесие. Постояв несколько секунд, она продолжила путь, придерживаясь за стену. Не меньше минуты ей понадобилось, чтобы добраться до входной двери и повернуть ключ. В ту же секунду дверь больно ударила ее по плечу и, застонав, она медленно сползла на пол.

В номер ворвались несколько человек.

— Что с вами, мадемуазель, вы живы? — Жан-Жак, последний из вошедших и единственный, кто заметил ее в темноте коридора, тут же опустился рядом, пытаясь помочь. — Слава богу, мы думали, что с вами что-то случилось, хотели уже ломать дверь.

— Что вам от меня надо? — еле слышно прошептала Даша, отталкивая его руку. — Который сейчас час?

— Половина двенадцатого.

— Утра или ночи?

— Ночи, разумеется.

— Ночи? Боже правый… Кто вам дал право меня будить?

— Простите, мадемуазель, но у нас не было другого выхода.

Даша ничего не понимала, она испытывала злость, досаду, жалость к себе, но больше всего ей хотелось закрыть глаза и продолжать спать.

— Какого еще выхода? О чем вы говорите?

— Вы не отвечали ни на телефонные звонки, ни на стук в дверь.

— Да неужели нельзя было подождать до утра?! — Пот катил по лицу градом. — Вы же знали, что я больна…

И хоть упрек был обращен к Жан-Жаку, но ответил на него один из полицейских, судя по возрасту и уверенной осанке, самый главный.

— Увы, мадемуазель, но больше мы не могли ждать. Дело в том, что…

— Немедленно оставьте эту женщину в покое! — вдруг прогремел откуда-то сверху мощный голос.

Присутствующие, как по команде, обернулись ко входу. Голос звучал так грозно и величественно, словно сам Создатель оповещал о конце света. Но почему он говорит по-немецки?

Цепляясь за стену, Даша попыталась подняться.

«…Неужели о конце света надо непременно сообщать на немецком языке?..»

Прямо перед ней стоял пастор Хахенникен.

— Простите, святой отец, — довольно почтительно ответил старший полицейский, — но нам необходимо побеседовать с этой дамой.

— Это невозможно. Вы же видите, что она тяжело больна. Она практически без чувств.

Вопреки заявлению, Даша испытывала целую гамму чувств. Во-первых, недоумение — она все еще никак не могла понять, что понадобилось от нее полудюжине полицейских посреди ночи; во-вторых, злость — ей плохо, а они настаивают на какой-то беседе; и, наконец, благодарность — хоть кто-то пытается ее защитить. Хотя прослыть тяжелобольной в присутствии молодых и симпатичных мужчин, к тому же французов, совершенно не хотелось.

— Я, конечно, не совсем в форме, — попробовала пошутить она, — но, в общем, в ближайшее время умирать не собираюсь. Просто в голове все время что-то шумит.

— Глотните коньяку, — Жан-Жак по-хозяйски прошел в комнату, вынул из бара маленькую бутылочку коньяка и почти силком заставил больную сделать пару глотков.

Округлым теплом ароматная жидкость растеклась по измученной душе. Сразу стало легче. И дышать и воспринимать окружающее.

Встряхнув рыжими кудрями, Даша закинула голову и одним махом допила все остальное. Полицейские молча ждали реакции. К их сожалению, ничего особенного не произошло. Разве, что веснушчатые щеки стали чуть розовее.

— Дочь моя, вы желаете, чтобы я увел этих людей? — спросил пастор.

Отдав пустую бутылочку бармену, Даша взглянула на окружавших ее мужчин. Конечно, было бы неплохо их отсюда всех выставить, но тогда она не узнает, зачем они приходили. Какой же сон после этого?

— Спасибо, — бледные губы дрогнули в слабой улыбке. — Однако, полагаю, что у этих джентльменов существует достаточно веская причина для визита в столь поздний час.

Пастор неодобрительно покачал головой.

— Тогда, может быть, вы хотите, чтобы я остался?

— О, нет! — Еще один гость в первом часу ночи — это явный перебор. — Я постараюсь справиться сама. Спасибо и извините, что потревожила вас.

С явным неудовольствием финн отступил.

— Хорошо. Но если вам понадобится моя помощь, помните, я рядом. — После чего удалился так же бесшумно, как и возник.

Полицейские перевели дух. Им тоже не улыбалось вступать в перепалку с духовной особой.

— Итак, кто объяснит, что происходит? — спросила Даша у незванных гостей.

— Мадемуазель, нам необходимо с вами поговорить, — решительно заявил тот, кто походил на старшего, и указал ей рукой на кресло.

— Ну, если больше во всем отеле не с кем… — жест Даша проигнорировала, желая показать, что долго беседовать не намерена.

— Но, может, вы хотите что-нибудь накинуть? — он сделал выразительные глаза: — Здесь прохладно.

Сначала Даша не поняла, о чем он говорит, холодно ей не было, но, глянув вниз, увидела, что стоит посередине номера в одной сорочке. Очень короткой и очень прозрачной. Настолько прозрачной, что не стоило даже с криком «Ой!» попытаться прикрыться — на все рук явно не хватило бы. Следовало или переодеться, или немедленно лечь обратно в постель.

Даша выбрала последнее. Решение оправдывалось ее болезнью, кроме того, возможно, сократило бы визит нежданных гостей до минимума.

— Вы не против, если я буду разговаривать с вами лежа?

— Как вам будет угодно, мадемуазель.

Судя по настрою, полицейский готов был с ней беседовать, даже сидя на потолке.

Даша подошла к кровати и потянула одеяло.

— В таком случае попрошу всех посторонних удалиться.

Как и следовало ожидать никто не тронулся с места. Очевидно, еще не родился француз, ощущавший себя посторонним в дамской спальне. Пришлось выбрать промежуточный вариант: завернуться в одеяло и присесть на краешек кровати.

— В последний раз: что вам от меня надо?

— Для начала давайте познакомимся. — Начальник жандармов сделал вид, что не замечает ее недовольства, и улыбнулся так, что кончики черных напомаженных усов указали на потолок. — С вашего позволения, меня зовут Буже. Инспектор Себастьян Буже.

Даша пожала плечами. Как правило, в подобных случаях отвечают: «очень приятно» и называют свое имя, но в данной ситуации это было совершенно бессмысленно: ничего приятного в беседе с полицейским нет, а ее имя он и так знает.

— Я слушаю вас, инспектор Буже, — сухо обронила она.

— Месье Серро сказал, что вы расспрашивали его о некой женщине в желтом комбинезоне…

— Кто это — месье Серро?

Инспектор кивнул на Жан-Жака.

Даша укоризненно посмотрела на бармена, стоявшего тут же у двери. Но тот только руками развел: мол, от меня это не зависело.

— Допустим. Ну и что с того?

— Вы знали ее?

— Если бы знала, то зачем бы спрашивала? — вяло удивилась допрашиваемая.

Она принялась шарить правой ногой вдоль кровати, пытаясь нащупать домашние сапожки.

— Но вы сказали, что узнали ее.

— Мне так показалось. Издали.

— А где и когда вы ее видели?

Допрос начинал нервировать. К тому же сапожок так и не находился. Но почему ей задают все эти странные вопросы?

— А какое это имеет значение? Разве что-нибудь случилось?

— Случилось. — Инспектор присел на колено и залез рукой под кровать.

Даша настороженно следила за его действиями. Достав запихнутые под кровать сапожки, он любезно помог их надеть. — Этим утром женщину в желтом комбинезоне нашли мертвой.

— Утром? — вскрикнула Даша, и сразу же облегченно перевела дыхание: — Господи, как вы меня напугали! Значит, речь идет о совпадении.

— Совпадении?

— Конечно. Потому, что свою даму в желтом я видела сегодня днем.

— Вы уверены в этом? — полицейские переглянулись.

— Абсолютно.

— А где вы ее видели?

— Ну… Вообще.

— Как понять «вообще»?

Даше показалось неудобным признаться, что из-за простуды она не выходила на улицу и потому подглядывала за людьми сквозь шторы, словно скучающая старушка.

— Скажем так, я видела эту даму издали. На прогулке. Она каталась на лыжах, а я прогуливалась мимо без лыж, пешком. Мне она напомнила одну мою давнюю знакомую. Но, наверное, я ошиблась. — Здесь молодая женщина замолчала и вопросительно посмотрела на инспектора.

— Наверное.

Полицейский встал и пересел в кресло. Сняв фуражку, он оттер лоб большим носовым платком, на лице застыло недовольное выражение.

— Особенно учитывая то обстоятельство, что сегодня вы целый день не выходили из номера.

— Как это не выходила? — Даша нервно рассмеялась. — Разумеется, я выходила. Вы можете спросить у Жан-Жака… То бишь у месье Серро. Он угощал меня превосходным глинтвейном…

— Это было вчера, мадемуазель, — с вежливой улыбкой возразил бармен.

— Что было вчера?

— Превосходный глинтвейн.

— Как вчера? — испуганным шепотом переспросила Даша и беспомощно огляделась по сторонам, словно ища часы или календарь.

— Вы проспали всю ночь и целый день. Счастливого Рождества!

Дашу бросило в жар. Она даже не поняла, чего испугалась сильнее: того, что провела без сознания сутки, или того, что, судя по всему, стала свидетелем убийства.

— Спасибо, но православная церковь празднует Рождество в январе, — пробормотала она. — А вы… уверены в этом?

Полицейские переглянулись.

— В том, что православные празднуют Рождество в январе?

— Да… То есть нет. Я хотела сказать, вы уверены в том, что эта дама погибла?

Инспектор Буже чуть прищурил глаз и с едва ощутимой иронией ответил:

— Мадемуазель Быстрофф, в нашей стране смерть констатируют соответствующие службы. И уж если они решили, что кто-то мертв, то так оно и есть. Даже если сам покойник против.

«Покойник…»

Даша почувствовала, как ее снова охватывает озноб. Неужели она действительно видела убийство? Какой кошмар…

— И в связи с этим у меня к вам вопрос: вы хорошо запомнили лицо женщины в желтом комбинезоне?

— Совсем не запомнила. — Она быстро-быстро помотала головой. — Я ничего не помню.

— Как понимать ваши слова?

— Как хотите, так и понимайте.

— Но вы только что сказали нам, что узнали в ней свою знакомую!

— Я сказала не так. Я сказала, мне показалось, что я узнала свою знакомую. Поэтому-то и спрашивала месье Серро.

— Но раз она вам кого-то напомнила, значит вы все-таки видели ее лицо?

Даша закусила губу, она не понимала, как выйти из сложившейся ситуации. Наверное, самым правильным было признаться в том, что она, мягко говоря, сказала бармену не совсем правду. Однако возникала опасность, что полицейские ей все равно не поверят, а если и поверят, то тут же поинтересуются, что же такого необычного было в поведении женщины, катающейся по ту сторону реки, что она тут же побежала узнавать ее имя, несмотря на болезнь. И тогда придется рассказать обо всем. А вот этого делать совсем не хотелось — став свидетелем убийства, она немедленно потеряет свое право на отдых. И как только вылечит свои сопли, будет вынуждена общаться с полицией настолько плотно, что на личную жизнь времени совсем не останется: если потенциальных женихов не разгонит ее насморк, то полицейский околыш их всяко добьет. А для нее этот отдых, быть может, последний шанс.

— Мадемуазель?

— Простите, господин инспектор, я думаю. — Вспотевшей ладонью Даша крутила уголок одеяла. — Мне трудно сейчас говорить о чем-либо с полной уверенностью. Они находились на очень большом расстоянии…

— Они? Кто они? — моментально оживился полицейский.

Проклиная себя за необдуманную поспешность, Даша потянулась за бумажными салфетками и долго сморкалась. Дернул же черт ее за язык! Вот еще одна причина, по которой ей нельзя сейчас ни о чем говорить, — она не контролирует свои слова. Что же тогда делать? Может, потребовать консула? И сразу же представила, как отреагирует человек, вытащенный ночью из кровати после праздничного банкета.

А что если попросить вызвать адвоката? Глупости, зачем ей адвокат… Тогда, может, поклясться на Библии, что она ничего не помнит и ничего не знает?

Даша украдкой посмотрела на тумбочку возле кровати. В каждом гостиничном номере должна быть Библия.

— Мадемуазель, — инспектор Буже все еще говорил мягко, но это была мягкость, с которой тигр подкрадывается к своей жертве. — Я понимаю, в каком вы состоянии и, поверьте, если бы не чрезвычайные обстоятельства, коими безусловно является смерть, то…

Губы под черными усами двигались неспешно, плавно выговаривая слова, в округлых складках рта не было жесткости, свойственной людям, наделенным властью, но глаза! — глаза смотрели холодно и прямо, будто перед прочтением смертного приговора.

И тогда Даша поняла — ей не отвертеться.

— Хорошо. — Она с трудом сглотнула набежавшую слюну.

Болело горло, болела голова и ей хотелось одного — чтобы они все исчезли за тем же холмом, что и дама в желтом.

— Я расскажу вам всю правду. Но только при одном условии: если пообещаете немедленно от меня отстать.

Полицейские оживились, обрадовались и придвинулись поближе.

— Говорите, мадемуазель. Все останется между нами.

Даша посмотрела на пятерых крепко сложенных мужчин, ни один из которых не годился на роль задушевной подруги, но выбора у нее не оставалось.

— Сегодня… Простите — вчера… Да, вчера. Так вот, весь день вчера я чувствовала себя очень плохо и потому лежала в кровати. Где-то около полудня я подошла к окну и увидела, как вон там, — она указала в сторону окна, — оживленно беседуют два человека…

Инспектор Буже немедленно встал, подошел к окну и отдернул штору. Даша продолжала свой рассказ, обращая его то к спине инспектора, то к радостно-благодушным лицам остальных полицейских.

–…Один из беседующих был высоким, широкоплечим, в серо-синем комбинезоне, а второй выглядел довольно хрупким, и комбинезон был ярко-желтого цвета. Естественно, я предположила, что первый — это мужчина, а второй, соответственно, — женщина. Женщина явно пыталась от мужчины чего-то добиться, но он оттолкнул ее, она упала и… больше я ее не видела. Мужчина постоял на краю и пошел в сторону подъемника. Это не было преднамеренным убийством, скорее, речь шла о несчастном случае. Вот и все, пожалуй.

— Все?! — вскричал инспектор.

Он еще раз посмотрел в окно, а затем, повернувшись к своим коллегам, принялся что-то быстро говорить по-французски.

Те кивали головами и тоже поглядывали на молодую женщину с явным неодобрением. Даша французский знала весьма поверхностно, но из стремительных фраз все же поняла, что ей не поверили. Практически они все выглядывали в окно и, вглядываясь сквозь холодное черное стекло куда-то вдаль, категорично заявляли: «C’est impossible». И не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это означает.

— Увы, мадемуазель, но боюсь, что это невозможно.

— Что именно?

— Все. Весь ваш рассказ мне представляется не более чем… выдумкой.

— Но почему?! — Дашу настолько потрясло подобное заявление, что она даже не оскорбилась.

Можно было по пальцам пересчитать случаи, когда она говорила органам правоохранения правду. И вот теперь, когда она чиста, как горный снег, — ей не верят!

— Потому, что это невозможно. За тем холмом, который виден из вашего окна, очень пологий спуск, и там находится детский съезд — лягушатник. В худшем случае потерпевшая кубарем бы скатилась до заградительных щитов. В то время как ее тело было найдено за следующим холмом, после которого действительно крутой обрыв. — Жандарм выдержал многозначительную паузу. — Но из вашего окна этот холм не виден. Вы, конечно, могли его видеть из отеля, но только с самого верхнего этажа.

Даша растерянно молчала. Бред какой-то. В каком бы тяжелом состоянии она ни находилась все это время, но перепутать свой номер с номером на два этажа выше не могла.

— И все же я говорю правду. — Она упрямо сжала губы. — Я была в своем номере и видела то, что видела.

Инспектор еще раз пристально посмотрел на собеседницу и, не придумав нового вопроса, обратился к коллегам. Французы снова стали с жаром обсуждать происходящее, кивая головами и поглядывая на нее уже сочувственно. Даша догадалась, что они хотят вызвать врача. Вероятно, они решили, что у нее бредовое состояние и оттого в температурной голове все перемешалось.

В самый разгар оживленной дискуссии один из молодых жандармов вдруг выскочил из номера, а вслед за ним устремились сотоварищи и бармен, исчезли все, кроме инспектора.

— Что происходит? — без особого интереса спросила Даша.

— Сейчас мои коллеги проверят все номера на верхнем этаже. Может, вы были у кого-то в гостях, но из-за вашей болезни просто не помните этого…

Но Даша не дала ему договорить.

— Месье… простите не помню вашего имени, но подобной постановкой вопроса вы меня просто оскорбляете!

— О, мадемуазель, я бы никогда…

Но Даша остановила его раздраженным жестом.

— Повторяю: я лежала в ночной сорочке, одна, в кровати, когда за окном что-то грохнуло. Я встала и подошла к окну. Неужели вы думаете, что я могла перепутать не только комнату, но и кровать?! Или вы думаете, что я как сомнамбула разгуливаю по отелю в пижаме?

— В ночной сорочке или в пижаме?

— Какая разница! — Она закашлялась. — В любом случае вечерним платьем это не было.

Начальник жандармов поспешил налить ей воды.

— И все-таки давайте еще раз выясним, что именно вы видели.

Только сейчас Даша поняла, как хотела пить. Несколькими жадными глотками она выпила весь стакан. С трудом перевела дух.

— Кажется, я уже вам говорила, что именно я видела. Не думайте, что за пять минут с моей памятью произойдут чудеса и я вспомню то, чего не видела.

— И все-таки я попрошу вас повторить рассказ еще раз.

— Да, пожалуйста! — От возмущения ее бросило в жар, но скинуть одеяло она все-таки не решилась. — Перед моими окнами играли в снежки. Один из снежков попал в мою форточку, и та раскрылась. Пока я встала — в тот момент я ужасно себя чувствовала, пока дошла, все уже разбежались. Форточку я закрыла, но раз уж дошла до окна, то решила хотя бы на мир посмотреть, коли сама не могу веселиться. Под окном уже никого не было, а в поле зрения оказалась эта парочка. На весьма приличном расстоянии.

— Хорошо. — Полицейский встал. — Не могли бы вы точно мне показать в каком именно месте они стояли.

— Во-о-он там, — Даша указала рукой на самый близкий холм, освещенный фонарями подъемника.

Полицейский качал головой.

— Нет, мадемуазель, с того места, куда вы показываете, просто невозможно упасть в пропасть, где мы нашли мадам Бредли…

— Тогда не знаю. — Даша хотела попросить налить себе еще воды, но передумала. Ей необходимо было обдумать свое дальнейшее поведение, а для этого нужно время. — Простите, инспектор, но я очень плохо себя чувствую. Мы можем перенести наш разговор?

Полицейский нехотя поднялся.

— Не смею настаивать, мадемуазель. Но напоследок позвольте еще один вопрос. Как вы оказались в этом отеле?

— В смысле каким транспортом сюда добралась?

— Нет, меня интересует почему вы решили приехать именно сюда.

— Да собственно… — она замялась. — Случайно.

— Случайно?

— Изначально я забронировала номер в совершенно другом отеле, но в турагентстве произошла какая-то накладка, и буквально в последний день мне пришлось выбирать: либо забирать обратно деньги, либо отдыхать в другом месте. И вот я здесь.

Полицейский недоверчиво хмурил бровь.

— Хотите сказать, что оказались здесь против своей воли?

— Инспектор, как можно заставить взрослую женщину отдыхать силком?

— Но вы только что сказали…

— Я сказала, что оказалась в этом отеле случайно. Но приехала сюда вполне добровольно. Не оставаться же мне дома. Еще вопросы есть?

— Как называлось ваше туристическое агентство?

Даша протянула руку к сумке и вытащила рекламный буклет.

— Здесь телефон и адрес. Если для вас это так важно, разбирайтесь с ними.

Инспектор Буже внимательно осмотрел буклет с двух сторон.

— Благодарю за сотрудничество, мадемуазель. И очень надеюсь, что завтра мы сможем вернуться к начатой беседе.

Чтобы не возвращаться к ней прямо сейчас, Даша откинулась на подушки и демонстративно прикрыла глаза.

— Будете уходить — захлопните, пожалуйста, дверь.