Пыль и Порох: Тильт

Полина Кафтанюк (2024)

Тильт — покерный термин, обозначающий состояние умственного или эмоционального замешательства, или разочарования, при котором игрок принимает неоптимальную стратегию, что обычно приводит к чрезмерной агрессии игрока. Первая часть цикла «Пыль и Порох». История о революции и ee последствиях, о громких словах, необдуманных поступках, трудных решениях, о содействии двух сословий и о том, что же получилось в итоге.

Глава 1

— Эй! Эй! — извозчик неохотно остановил повозку и повернулся к пареньку, бежавшему вслед. Лошадь приглушенно заржала, топнув копытом о сухую землю. — До столицы довезете? — выдохнул парень, кое-как пригладив волосы, и попытался отдышаться.

— Шуруй своей дорогой… — буркнул извозчик, — Или плати пятнадцать хейров.

— Пятнадцать?! — парнишка выпучил глаза, — Как пятнадцать?!

— Пятнадцать.

— Было же десять!

— Я тебе что, на торгаша похож? Либо плати, либо пешком…

— А… можно я пять хейров вам потом отдам? — извозчик поджал губы, — Я же не отстану! — предупредил парнишка, засунув руки в карманы потрепанных брюк и выудив оттуда смятую купюру, — Вот, нате! Только подвезите, меня там ждут… — и, не дожидаясь ответа, он запрыгнул в телегу, чудом не помяв мешки с фруктами, семенами и ящики, набитые всякой дребеденью…

Эрик никогда не жаловался на провинциальную жизнь. В чем-то она была даже лучше столичной жары, шума и ветра. Свобода мысли, еще зеленеющие равнины, невысокие домики и живописные клубы дыма, исходившие от немногочисленных заводов пусть и не могли заменить всполохи разноцветных фейерверков и красно-желтых флажков, развешанных на каждой улице в преддверии праздников, которые устраивала королевская семья, ничто не мешало семье Эрика каждые выходные приезжать в Дахан и веселиться. А так… городская суета не очень подходила бунтарскому духу парня — в его характере было скорее качаться на самодельных качелях возле дома, лазить по деревьям и свешиваться вниз головой, петь песни с соседями у костра и прочие радости жизни того, кому пошел шестнадцатый год. Вскоре, правда, веселья в жизни немного поубавилось — отец Эрика пообещал, что если сын не займётся каким-нибудь приносящим доход трудом, он его отправит на завод, как и старшего брата. Эрик не нашёл дела — но нашёл друзей, даром, что ради них ему приходилось мотаться в столицу, потратив больше двух часов на дорогу. А потом, побегав по улице и обсудив какие-то грандиозные мечты, возвращаться домой — а потом на завод, потому что со средним ребёнком редко кто что-то обсуждает…

— Так почему пятнадцать хейров-то? — спросил Эрик, почесав затылок и думая о том, что оставшиеся пять хейров ему все равно вряд ли отдать. Извозчик отвлёкся от насвистывания какой-то грустной мелодии про влюблённую из далеких краев и неодобрительно фыркнул, подстегнув лошадь поводьями.

— Налоги, парень, налоги… — буркнул он, — Неужто не слышал? Цены, вон, поднимаются… опять…

— Ну как поднимутся, так и спустятся? — усмехнулся Эрик, высунувшись из телеги и подставив растрепанную шевелюру прохладному ветру.

— Дай святые… — извозчик покачал головой.

— Дадут, не сомневайтесь! — Эрик махнул рукой. Его мало волновало повышение цен — пусть именно по жителям провинции это обычно било сильнее многих. Заработать-то всегда можно! Вон брат на заводе, отец на заводе, мать подшивает одежки, скоро сестрички вырастут — и, кто знает, может, землю обрабатывать будут… Сажать там яблоки, хурму, картошку, если приживется… А Эрик… Если бы можно было зарабатывать на веселье, он бы был Гальфретским миллионером. Но пока оставалось веселиться без денег… и быть должным пять хейров за быстрый путь до столицы.

Впереди показались круглые башенки сторожек с острыми шпилями и развевающимися флагами с изображением красно-желтого солнца с каким-то научным символом в центре, который ночью светился то ли из-за особой краски, то ли просто так. Невысокие дома песчаного цвета с покатым крышам и узорчатыми балкончиками отражали свет, исходящий из разноцветных витражных окон. Был слышен редкий и негромкий смех, гомон и веселое бряцание смешных блестяшек, которые висели на прилавках и частенько привлекали детское внимание. Эрик нередко восхищался ночной Астарией. Было в ней что-то магическое — как малиновое солнце медленно опускалось на горизонт, как светлые точечки звезд складывались в странные и необъяснимые фигуры — почему-то в деревне чистое ночное небо не вызывало предчувствия чего-то сказочного — просто смотрели на небо и говорили: завтра дождя не будет. Дождя действительно не предвещало — погода была на удивление хорошая, с лёгким ветерком, которые ерошил и без того непослушную русую шевелюру парня. Эрик выскочил из повозки, как только она выехала на улицу, мощеную ровными плитками, которые в их цветах создавали яркие волнистые узоры, бросил вслед извозчику бойкое «спасибо» и помчался вперед.

Пробежав мимо вордовского патруля, мимо пары высоких фигур в чёрных кожаных куртках, которые весело переговаривались о чем-то и, казалось, совершенно не вписывались в яркий и необычный вид столицы, Эрик свернул за угол и влетел в открытую дверь уже знакомого двухэтажного дома, который стал пунктом его встреч с приятелями, поздоровался с поседевшей женщиной в расписном платке, которая вечно либо вязала, либо рассказывала небылицы, либо продавала солдатам привезённый из, как она заверяла, торговых городков, где стоил немалых денег, алкоголь, либо кормила ребят пирожками с апельсином, проигнорировал ее ворчание о том, что, дескать, негоже детям бегать по городу в такое позднее время и, пробежав пару узких лестничных пролётов, остановился перед дверью, за который слышались высокопарные речи, произносимые деланно-гнусавым голосом, и постучался.

— А, явился! — дверь открыл Женсен, парень года на два старше Эрика, все в том же завязанном странным узлом цветастом галстуке, — Поздновато ты сегодня, друг мой… — он состроил осуждающую физиономию. Эрик рассмеялся и обнял приятеля за плечи. — Пароль?

— Смеёшься? «Умер король!» — дурацкий пароль придуманный клубом «Деятельная молодёжь», в которой все речи произносились нарочито серьезным голосом, а газеты читались «по-богатому» — сидя в поеденным молью коричневом кресле, накинув ногу на ногу и выкуривая длиннющую трубку, привезённой чьим-то дедом из далеких краев, как-то успел прижиться. И было плевать на то, что за такое могли всучить штраф или нажаловаться родителям — никто не слышал, о чем говорили члены клуба. Никто не разглашал их тайны. Эрик влился в эту компанию как-то спонтанно, почти не задумываясь. Но обсуждать происходящее в мире, подкрепляя все это смешными байками, от которых надрывались животы, ему понравилось куда больше, чем просто бесцельно бегать по улицам, скупая разноцветные леденцы и пряники для себя и своей семьи.

— Где тебя носило? — Женсен сдвинулся вбок, пропускная парня в просторную комнату, где стояло пара диванов, табуреток и кресел, в воздухе витал аромат цветов и табака, а оранжевые шторы были плотно задернуты.

— Долго повозку подобрать не мог… — Эрик виновато пожал плечами, — Так еще и когда подобрал, представь себе, до столицы за пятнадцать хейров подвезли! — он всплеснул руками, — Пятнадцать! Сказали, налоги… Но было же десять, ничего не понимаю…

— И это, друзья… — Женсен окинул взглядом комнату, — Будет темой сегодняшнего собрания и наших с вами бесед.

Все они были здесь — и Потрман, и Остин, и Барри и Каролл. И какой-то незнакомый мальчуган, робко сидящий на стуле рядом с окном, который, как выразился Женсен, «возымел честь вступить в сей клуб», который «еще не осчастливился познакомиться со всеми его участниками поближе», но «уже поклялся блюсти честь и законы сего клуба». Эрик в ответ на это представление только расхохотался — Женсен был прирождённым оратором, как утверждали и другие члены клуба, место ему было за городской трибуной, а не в этой комнате…

— Все ждали тебя… — Барри хлопнул севшего рядом Эрика, — Ладно, представься… — все внимание снова оказалось направлено на того мальчугана, ровесника Эрика, подметил тот, если не младше.

— И назови цель вступления в клуб! — поддакнул Женсен, скрестив руки на груди.

— Ну… эм… — мальчика замялся, — Я Мартин… и я… У меня родители… они в сфере управления работают, а мне не рассказывают… говорят, я еще маленький. — Эрик еле удержался от того, чтобы согласно кивнуть. Ему о всяких серьезных вещах тоже мало что говорили, но только не потому, что считали Эрика еще маленьким, а потому что сами не имели о том, что обычно обсуждалось в клубе «Деятельной молодёжи», ни малейшего представления.

— Значит, хочешь знать правду? — слово «правда» Каролл особенно выделил, возвысив тон.

— Да, хочу… — Мартин бодро кивнул.

— Слушай меня, отрок… — Остин и Барри захохотали, стоило Женсену комично расправить плечи и указать на мальчишку повелевающим, почти царским жестом, — Здесь обсуждаются проблемы и принимаются решения…

— А еще курится трубка дедушки Портмана, — вставил Эрик, вызвав волну смешков.

— И курится трубка дедушки Портмана, — Женсен кивнул, — Здесь, в этом необычайно дружественном коллективе мы… — он снова обвёл рукой всех присутствующих, — Чтим каждого и уважаем. Все то, что мы здесь обсуждаем, останется в пределах этих стен.

— Чего? — неуверенно переспросил Мартин.

— Еще не оценил твоего ораторского таланта, Жен, — усмехнулся Остин, — Это значит, что мы тут не лук чистим, а…

–…дискутируем!

— Вот-вот. Поэтому обо всем, о чем мы тут треплемся — рот на замок, а ключик в речку! — пригрозил Каролл.

— Даже взрослым?

— Особенно взрослым! — Женсен всплеснул руками, — Это строго секретная организация! — Эрик хмыкнул, вспоминая, как в этот клуб принимали его самого — с такой же серьезностью и высокопарностью речей, его это даже испугало. Но вскоре выяснилось, что несмотря на серьёзность обсуждаемого, все эти речи были просто смешной и комичной особенностью, которая зацепила каждого. Эрик сразу понял, что останется здесь и не только потому, что новые приятели оказались действительно веселыми ребятами, но и потому что… ему просто нравилось воображать себя героем на белом коне, спасающим город от грядущих бедствий, нравился разгорающийся азарт при одной лишь мысли о том, что он, его поступки и слова будут что-то значить. А Эрик не сомневался — будут. По крайней мере, Женсен так говорил, а ему верить можно.

— И уважать других членов сообщества! — вставил Барри, — Не оскорблять, а высказываться! Не ссориться, а ди-ску-ти-ро-вать! Понял? — Мартин бодро закивал. Женсен выудил из небольшой шкатулки под креслом старинную трубку, вытянутую и покрытую вырезанными на ней узорами, затолкал в напоминающее крохотную чашу окончание сухой табак и поднёс к горящей свече. Трубка спустя несколько секунд задымилась, разнося по комнате приятный аромат, который уже успел стать привычным для все присутствующих.

— И напоследок… — Женсен поднёс Мартину трубку на вытянутых руках, и тот сморщил нос, — Отведай, отрок, сего… нектара для лёгких! В знак членства в нашем клубе.

— Это безопасно вообще? — Мартин сморщил нос.

— Безопасно, безопасно, — заверил его Эрик, — Все у нас курят, и вроде никто не отравился. Так что не бойся.

— Да я… не боюсь… — буркнул мальчуган, принимая трубку из рук Женсена. Остальные парни с интересом уставились на Мартина, и тот, осторожно поднеся трубку к губам и зажмурившись, легонько затянулся, почти тут же закашлялся, чем вызвал добродушный смех и подбадривающий хлопок по плечу. Мартин робко улыбнулся. — Терпимо…

— Он принят! — обьявил Женсен, и это заявление было встречено негромкими аплодисментами и восторженными свистами, — Итак, революционеры, приходим в себя! Тема сегодняшнего обсуждения — налоги!