Нескончаемые поминки

Полина Охалова, 2023

Действие второй повести из детективной трилогии о Ксении Петровне Морозовой разворачивается в коттедже на морском острове недалеко от финского города Турку. Во время эпидемии ковида умирает один из российских ученых, работавший в Финляндии. Из-за санитарных ограничений поминки по покойному решено провести на островной даче, принадлежащей Ксении Морозовой. Разыгравшийся шторм полностью отрезает обитателей и гостей дачи от остального мира. А между тем на острове начинают разворачиваться события, заставляющие Ксению Петровну вспомнить детективные сюжеты Агаты Кристи. Одну гостью находят мертвой. Это несчастный случай, самоубийство или убийство? Будет ли эта смерть последней? Почему родственники, приехавшие на поминки, испытывают друг к другу не любовь, а скорее ненависть? Почему так странно ведут себя официанты из кейтеринговой фирмы?..

Глава третья

Утро пятницы опять выдалось безветренным и жарким, и больше всего хотелось упасть с книгой в шезлонг и иногда только вставать, чтобы нога за ногу добрести до небольшого пляжика возле причала и окунуться в прохладные морские воды. Но вместо этого надо было готовиться к встрече гостей — застилать постели, развешивать полотенца, искать скатерть для большого стола в гостиной, проверять, все ли в порядке в сауне, посылать Ваську искать березу, которую можно было бы «заломати».

Сев на крыльцо, чтобы связать пару-тройку свежих веников для бани из беспорядочной кучи березовых веток, притащенных внуком, Ксения Петровна подумала, как жутко для современных людей, особенно феминисток и зеленых, звучит народная песня, под которую в ее детстве плавали лебедушками однообразно-прекрасные девицы из ансамбля «Березка». «Некому березу заломати, некому кудряву заломати… Я пойду-пойду погуляю, белую березу заломаю, люли-люли погуляю, люли-люли заломаю». Ужас какой-то, прямо-таки песня о первом насилии и дефлорации. Вот как меняется восприятие, а раньше звучала нежно — и совсем не напрягала непросвещенное девичье сознание история о том, как заломают голубушку кудрявую, и сделают из нее три гудочка да балалайку». Ксения из любопытства полезла в Интернет посмотреть текст нежной песенки и оказалось, что речь-то в ней о другом, что это женщина поет и сначала она на балалаечке будет старому играть (мужу что ли?) и его будить: «Встань ты, мой старый, проснися. Вот тебе помои, умойся, Вот тебе рогожка, утрися, Вот тебе лопата, помолися!». А потом на той же березовой балалайке сыграет песенку милому, и ему, другу душевному, поднесет водицы, полотенчико и икону, а также башмачки и кафтанчик. «На словах «Вот тебе кафтанчик, оденься» песенка и кончается. Надо же, песенка-то оказывается вполне себе феминистская, чуть ли не «Леди Макбет Мценского уезда» — старому мужу лопата, а милому дружку кафтанчик на плечи и в бега. Сколько раз она в детстве и юности видела по телевизору хороводы красавиц сарафанных, мелко перебирающих ножками под эту музыку, но никогда песню до конца не пели, на изготовлении балалаечки все и кончалось.

Но у Ксении и до балалаек дело не дошло, она наплела из заломанной березки банальных безобидных веников, ровных, крепеньких, пахнущих зрелым летом, отнесла их в баню на берегу и замочила в деревянной шайке. Сауны на даче было две: одна в доме: небольшая, электрическая и одна на берегу, просторная, дровяная, от которой деревянные мостки вели в море, чтоб можно было нырнуть туда из парной.

За суетой незаметно прошла первая половина дня. Наскоро пообедав, они проверили хватит ли запасов пиццы и пива для гостей на сегодняшний вечер (кто знает, может, кейтеринг на сегодня и не заказан) и уселись в шезлонгах на террасе. Кажется, все было готово к приему гостей. Василий ушел на пляж и там не столько купался, сколько вел с кем-то бесконечные телефонные переговоры то почти шепотом, то на повышенных тонах. Ксения мечтала спокойно почитать и помолчать, но боялась, что Катя опять будет ее мучать критикой мужа, сына, русских властей, финских медиа, политики ВОЗ—критическое мышление у дочери было развито на пять с плюсом. Но, кажется, Катерина тоже устала, принялась слушать аудиокнигу, но быстро засопела, приоткрыв рот, и Ксения с умилением увидела, как во взрослой тетеньке проступили черты маленькой Катюшки, которая обладала в детстве удивительной способностью засыпать мгновенно в любой позе и вот так сладко посапывать, улыбаясь во сне.

Солнце готовилось уже потихоньку катиться к западу, когда послышался звук мотора, на горизонте показался белоснежный катер, вскоре приблизившийся настолько, что стало видно написанное на борту название Irene. Ксения крикнула внука, он побежал на причал, спустя несколько минут, принял брошенную отцом с катера веревку, которая называется как-то замысловато (швартовые? концы?) и надел петлю на столбик. Игорь слез с катера, закрепил мостки, и они с Василием стали помогать выходить приехавшим, а потом вместе с крепким молодым парнем, самостоятельно и лихо спрыгнувшим на причал, стали выгружать большие контейнеры—вероятно, с едой и посудой.

По дорожке гуськом потянулись к дому гости, все одетые в черное, и эта траурная процессия как будто перечеркнула картину звонкого и ясного летнего дня, полного света и синевы.

Ксения встречала гостей на террасе у входа в дом, называла каждому свое имя, пожимала руку, выражала соболезнование.

Первым шел очень высокий и какой-то мослатый пожилой мужчина. Он двигался немного шаркающей походкой. «Шаркающей кавалерийской походкой». Кстати, почему у Булгакова шаркающая походка названа кавалерийской? — все это мгновенно промелькнуло в мозгу Клавдии Петровны, пока мужчина приближался к ней. Руки мужчины тоже двигались немного странно, как будто были прикреплены к телу шарнирами. Седые волосы были коротко острижены, большие темные очки в солидной оправе крепко опирались на крупный нос, а тонкие губы были напряженно сжаты. Свое имя отчество он произнес, почти не разжимая рта, так что Ксения скорее догадалась, что это брат покойного — Николай Иванович. За ним шла довольно молодая полноватая женщина в брючном костюме и с кружевной косынкой на уложенных в замысловатую прическу волосах. Вид у нее был измученный, лицо казалось помятым и заплаканным. Наверное, племянница — видно, покойного дядю любила и горько оплакивает, — подумала Ксения, но дама, протянув вялую ручку, назвалась Натальей Иосифовной, в то время как брат усопшего только что представился Николаем. Племянницей оказалась не пухленькая блондинка, а стройная и поджарая брюнетка с ассиметричной прической и татуировкой на предплечье: из-под короткого рукава темного льняного платья высовывалась голова змеи с раздвоенным жалом. Брюнетка выглядела спортивно и моложаво, и имя Виктория сидело на ней, как влитое. Шедший следом мужчина средних лет, назвавшийся Валерием Николаевичем, был совсем не похож на сестру, но зато удивительно напоминал своего отца, хотя, казалось бы, все его черты лица по отдельности были совсем иными — и нос коротковат, и губы другой формы, и щеки как у хомячка, в то время как у батюшки они свисали бульдожьими складками. Но при этом в кровном родстве Николая Ивановича и Валерия Николаевича невозможно было сомневаться — та же шаркающая походка, та же посадка головы, то же ощущение, что человек тяготится вашим присутствием.

Шедшая за младшим барином (как мысленно Ксения Петровна окрестила Валерия), женщина в темно-синем платье с черной шалью — тяжеловатой для летнего дня — на плечах, назвалась Светланой или Светой — как пожелаете, но только без отчества. Хоть Светлана и улыбнулась светло, пожимая руку Ксении Петровны, было видно, что она изо всех сил удерживает слезы. После Натальи это был второй человек, по которому можно было догадаться, что вся компания едет с похорон.

Еще один коллега покойного Леонида Ивановича тоже оказался далеко не «возрастным», как сейчас деликатно выражаются, а вполне моложавым человеком лет сорока с небольшим, одетым несколько фривольно для поминок: в футболку и бермуды — правда то и другое антрацитово черного цвета. Он оглядывался вокруг с явным удовольствием, как бы предвкушая отдых на природе. Этот гость велел называть себя Митей и поцеловал Ксении ручку.

Завершали профессию мужчина и женщина, одетые в форменную одежду кейтеринговой фирмы (белый верх, черный низ), лица которых были почти полностью закрыты масками с респираторами. Женщина сказала что-то по-фински, и стоявшая рядом Катя перевела, что официантов зовут Лемпи и Райво и что по распоряжению своего начальства они обязаны в обществе клиентов постоянно находиться в масках, несмотря на то что они, разумеется, регулярно делают тест на ковид.

Игорь и Василий, несмотря на возражения, стали помогать носить на кухню контейнеры с едой и посудой, а Катя с Ксенией пошли размещать гостей. Ксения успела шепнуть Катерине: «А эта Иосифовна-то зареванная, кто покойному?» «Да я не знаю, как это называется, невестка что ли — ну она брата, Николая, жена». «Ого, — подумала, Ксения, брату-то на вид под семьдесят, а жене, несмотря на весь ее изможденный вид, вряд ли больше сорока». И уж, конечно, она не годится в матушки ни Валерию, ни Виктории» «Ей сорок лет, она третья жена Николая Ивановича, — успела прошептать всезнающая Катя».

Они проводили гостей в их комнаты: Николай с Натальей, Валерий, Виктория и Светлана разместились наверху в левом крыле. Митя и люди из кейтеринга там же внизу.

Игорь и Василий сгрузили на причал вещи приезжих. Митя, Светлана и Виктория вышли им помочь, а Валерий и Николай Иванович с Натальей остались ждать в своих комнатах. Ксения видела, как мрачнеет Игорь, а Васька откровенно злится — и понятно почему: вечная Катина услужливость, желание всем помочь и всех приютить превращало их сейчас невольно в обслугу — будто они были служащими в отеле «все включено», а не добрыми людьми согласившимися предоставить свою дачу для проведения поминок, так как ковид сделал практически невозможными все другие варианты. Но что теперь-то: «дело сделано, сказал слепой», тем более что Игорю грех на Катю сердиться — ведь это его коллегу завтра поминать собираются.

«Ксения Петровна, — окликнул тещу Игорь, — мне нужно ехать уже, чтоб успеть на поезд из Турку в Тампере. Вы спросите, пойдет ли кто-то в баню».

– — Спрошу сейчас, но мы-то с Катей в любом случае сходим.

– — Ну тогда я ее быстро раcтоплю и поеду. Дрова там рядом, в поленнице, так что дальше вы справитесь»

– — Да мы и растопим сами, невелика премудрость, ты поезжай!

Игорь кивнул, смотался в дом за сумкой, чмокнул Катю в щечку и побежал на пирс.

Ксения Петровна проводила взглядом уплывающий катер и отправилась к бане. Полюбовавшись, как весело заплясал огонь в печке, она пошла узнавать про желающих попариться. Митя и Виктория, сидевшие на пляже, с радостью согласились. Светлану Ксения нашла на причале. Та сидела, опустив ноги в воду и обернулась, испуганно вздрогнув, когда Ксения Петровна тронула ее за плечо и спросила, пойдет ли она в сауну. «Извините, я не слышала, как Вы подошли. Да, конечно, с удовольствием, Спасибо». Лицо ее было залито слезами.

«Надо же, как горюет по коллеге, — подумала Ксения.

Валерий, сидевший на диване в гостиной, уставившись в мобильник, от бани отказался. Николая Ивановича с Натальей нигде не было видно. Ксения поднялась по лестнице и уже собиралась постучать, как за дверью их комнаты послышался какой-то шум, резкий голос, потом, как ей показалось, раздался плач. Ксения хотела уже уйти, но потом все же решительно постучала. Шум за дверью затих. Она постучала еще раз. Дверь приоткрылась, и в проеме показалась голова Николая Ивановича. «Что? — сказал он резко и высокомерно, но потом, как будто опомнившись, улыбнулся и вполне светским тоном продолжил: «Добрый вечер, Ксения.._ээ Павловна!

— Петровна, Ксения Петровна

— Да, да, извините, у меня плохая память на имена и особенно на отчества. — Он снова улыбнулся. Улыбка совершенно преображала лицо Николая Ивановича, — делала его моложе и привлекательнее.

– — Я только хотела спросить, вы в баню хотите? Сначала женщины пойдут, где-то минут через сорок, потом мужчины.

– — Благодарю покорно, но мы не любители. Я не любитель, — поправился он.

– — А ты как, Натуся? — он, не открывая дверь шире, обратился к жене вглубь комнаты. Ксения не расслышала ответа Натальи Иосифовны, но Демченко заверил ее, что и жена тоже не парильщица.

– — Ну тогда часа через два спускайтесь на вечерний чай с пиццей. А если уже сейчас проголодались, то там на кухне первого этажа есть чай, кофе, бутерброды».

–-Да, да, благодарю вас, — Николай Иванович еще раз белозубо улыбнулся и закрыл дверь.

Надо же — зубы как у юноши и улыбка какая располагающая. А первое впечатление было совсем другим. Показалось, что он суровый, нелюдимый и высокомерный. И еще показалось, что лицо знакомое. Где я могла его видеть?

Ксения отправилась назад в баню, где Катя подкидывала дрова, а Васька носил ведром воду из моря в бочку, чтоб те, кто не решится нырять, могли бы окатиться холодненькой.

– — Так, нам нужны будут шесть полотенец. Сначала пойдем париться мы с тобой, Виктория и Света, потом Митя с Василием. Ой, а у Райво и Лемпи мы не спросили. Сходи к ним, Катя!

–-Мама, здесь это не принято. Они не гости, они здесь на работе, и круг обязанностей у них вполне определенный. Не надо искушать их своим русским гостеприимством.

– — Ну хоть спроси, ведь не по-людски это.

– — Все мама по-людски. Не ходи в чужой монастырь со своим уставом, пожалуйста!

– — Ну ладно. Слушай, а мне что-то лицо этого Николая показалось знакомым. Он кто вообще?

– — Мама! Я тебе битый час вчера про всех рассказывала, ты спала что ли?

== Спала, — виновато подумала Ксения, но вслух ничего не сказала, только неопределенно повела плечами.

– — Это же Демченко, Николай Иванович Демченко — ну, лингвист знаменитый из МГУ, корифей российской этнолингвистики. Он всем мире чуть ли не главным специалистом считается по русскому вопросу. «Язык и национальный менталитет» и все такое. Мам, ты же филолог, стыдно тебе таких людей не знать!

–-Да знаю я, знаю, и по телевизору его не раз видала, и на научных конференциях. Конечно. Господи, совсем я уже стала старухой беспамятной. И потом ты какую-то совсем другую фамилию называла, когда рассказывала об его умершем брате.

– — Да у Леонида Ивановича другая фамилия была, он Веретенников, они с Николаем сводные братья».

– — А, ну теперь понятно почему я не сложила два и два. Ладно, крикнешь, когда баня будет готова, я пойду за полотенцами, проверю, все ли в сауне есть необходимое.