Коломба

Проспер Мериме, 1840

«… Единственная дочь полковника, мисс Лидия, принадлежала именно к этому разряду ничем не довольных путешественников. Преображение Рафаэля показалось ей посредственным произведением, Везувий во время извержения – немногим лучше, чем трубы бирмингемских фабрик. Вообще она обвиняла Италию в отсутствии местного колорита, в отсутствии характера. Пусть, кто может, объяснит мне смысл этих слов; несколько лет тому назад я прекрасно понимал его, а теперь совсем не понимаю. Сначала мисс Лидия льстила себя надеждою увидеть по ту сторону Альп что-нибудь такое, чего до нее никто не видел и о чем она могла бы говорить с порядочными людьми. Но скоро, видя, что соотечественники везде предупредили ее, и отчаявшись встретить что-нибудь неизвестное, она бросилась на сторону оппозиции. … Так как видеть все было бы слишком долго, то проще бранить все с предвзятым намерением. …»

Глава 4

Побывав в комнате, где родился Наполеон, достав себе более или менее безгрешными средствами клочок от обоев из этой комнаты, мисс Лидия на другой день после приезда на Корсику почувствовала себя в самом печальном настроении духа, как и должно быть со всяким чужеземцем, приехавшим в страну, необщительность жителей которой как будто осуждает его на полное одиночество. Она пожалела о своей затее, но уехать сейчас же значило уронить свою репутацию неустрашимой путешественницы, и мисс Лидия решилась терпеть и как можно лучше убивать время. Утвердившись в этом благородном решении, она вынула карандаши и краски, набросала виды залива и сделала портрет загорелого мужика, продававшего дыни, как огородник на континенте, но имевшего белую бороду и вид самого свирепого негодяя в мире. Так как все это не могло развлечь ее, то она решилась вскружить голову потомку капралов, а сделать это было нетрудно, потому что Орсо совсем не торопился ехать в свою деревню и, казалось, с большим удовольствием оставался в Аяччо, несмотря на то что ни с кем здесь не встречался. Кроме того, мисс Лидия задалась благородной целью, а именно: цивилизовать этого дикаря и заставить его отказаться от мрачных намерений, которые привели его на родной остров. С тех пор, как она узнала его ближе, она решила, что было бы жаль пустить этого молодого человека навстречу гибели и что для нее было бы делом чести обратить корсиканца на путь истинный.

Дни проходили у наших путешественников следующим образом: утром полковник и Орсо шли на охоту; мисс Лидия рисовала или писала подругам, для того чтобы иметь возможность помечать письма «Аяччо». К шести часам мужчины возвращались, обремененные дичью; обедали, мисс Лидия пела, полковник засыпал, а молодые люди разговаривали до поздней ночи.

Какая-то формальность относительно паспорта принудила полковника Невиля сделать визит префекту. Страшно скучавший, как и большинство его сослуживцев, префект был в восторге, узнав о приезде англичанина, богача, светского человека и отца хорошенькой дочери. Он прекрасно принял его, осыпал предложениями услуг и очень скоро отдал ему визит. Полковник, только что выйдя из-за стола, удобно растянулся на софе и уже почти засыпал; дочь его пела у раскрытого фортепьяно; Орсо переворачивал ей ноты и смотрел на плечи и белокурые волосы певицы. Доложили о г-не префекте; фортепьяно смолкло, полковник встал, протер себе глаза и представил префекта дочери.

— Я не представляю вам господина делла Реббиа, — сказал он префекту, — потому что вы, без сомнения, знаете его.

— Вы сын полковника делла Реббиа? — спросил префект с несколько смущенным видом.

— Да, господин префект, — ответил Орсо.

— Я имел честь быть знакомым с вашим батюшкой.

Общие места разговора скоро истощились. Полковник не мог удержать зевоту; Орсо в качестве либерала не хотел говорить с представителем власти. Мисс Лидия старалась поддержать разговор. Префект ей в этом помогал и, очевидно, находил большое удовольствие в разговоре о Париже и о свете с женщиной, знакомой со всей европейскою знатью. Говоря, он время от времени со странным любопытством взглядывал на Орсо.

— Вы познакомились с господином Реббиа на континенте? — спросил он мисс Лидию.

Мисс Лидия несколько смущенно ответила, что они познакомились на галиоте, на котором приехали на Корсику.

— Вполне порядочный молодой человек, — заметил префект вполголоса. — А сказал он вам, — продолжал он еще тише, — с каким намерением он возвращается на Корсику?

Мисс Лидия приняла величественный вид.

— Я не спрашивала его об этом, можете спросить его сами.

Префект помолчал, но минуту спустя, слыша, что Орсо сказал полковнику несколько слов по-английски, он обратился к нему:

— Вы, оказывается, много путешествовали. Вы должны были забыть Корсику… и ее обычаи.

— Правда, я оставил ее еще очень молодым.

— Вы все еще служите в армии?

— Я на половинном жалованье, господин префект.

— Вы так долго были во французской армии, что — я не сомневаюсь в этом — сделались совершенным французом.

Напомнить корсиканцу, что он принадлежит к великой нации, вовсе не значит особенно польстить ему. Корсиканцы хотят быть особым народом и так хорошо оправдывают это притязание, что с ними нельзя не согласиться. Немного уязвленный, Орсо ответил:

— Вы думаете, господин префект, что корсиканцу, чтобы сделаться порядочным человеком, необходимо служить во французской армии?

— Конечно, нет, — сказал префект, — я этого нисколько не думаю; я говорю только о некоторых обычаях этой страны, из которых иные совершенно нежелательно было бы наблюдать администратору.

Он сделал ударение на слове «обычаях» и принял самое важное выражение, на какое только была способна его физиономия. Вскоре он поднялся и ушел, взяв с мисс Лидии обещание навестить его жену в префектуре.

— Надо мне было ехать на Корсику, чтобы узнать, что такое префект! — сказала мисс Лидия, когда он вышел. — Впрочем, он показался мне довольно любезным.

— Что касается до меня, то я не могу сказать того же, — заметил Орсо. — Мне он кажется очень странным, вид у него надутый и таинственный.

Полковник заснул; мисс Лидия мельком взглянула на него и сказала, понизив голос:

— А я нахожу, что он вовсе не так таинствен, как вы думаете; мне кажется, я поняла его.

— Вы очень прозорливы, мисс Невиль; и если вы видите какой-нибудь смысл в словах, которые он только что сказал, то вы, наверно, сами вложили его в них.

— Эта фраза достойна маркиза Маскариля, господин делла Реббиа; но… хотите, я дам вам доказательство моей проницательности? Я немножко колдунья и знаю, что думают люди, хотя видела их всего раза два.

— Боже мой, вы пугаете меня! Если вы умеете читать чужие мысли, я не знаю, радоваться мне этому или печалиться…

— Господин делла Реббиа! — продолжала мисс Лидия, краснея. — Мы знаем друг друга всего несколько дней; но на море и в дикой стране — я надеюсь, вы извините меня… — в дикой стране люди сходятся скорее, чем в свете. Поэтому не удивляйтесь, если я стану говорить с вами, как друг, о довольно интимных вещах, которых, может быть, не должен касаться посторонний.

— О, не говорите этого слова, мисс Невиль! Другое нравится мне гораздо больше.

— Итак, я должна сказать вам, что, не стараясь узнать вашу тайну, я узнала о ней кое-что, что́ меня огорчает. Я знаю горе, постигшее ваше семейство; мне много говорили о мстительном характере ваших земляков и их манере мстить… Не на это ли намекал префект?

— Мисс Лидия, как могли вы подумать!.. — И Орсо побледнел, как мертвец.

— Нет, — перебила она его, — я знаю, что вы человек чести. Вы сами сказали мне, что в вашей стране только простой народ применяет вендетту… которую вам было угодно назвать формой дуэли.

— Вы думаете, я способен стать убийцей?

— Из того, что я говорю с вами об этом, вы должны заключить, что я не сомневаюсь в вас. Если я об этом говорю, — продолжала она, опустив глаза, — то это потому, что я понимаю, что, вернувшись на родину, окруженный, может быть, варварскими предрассудками, вы… вам отрадно будет сознавать, что есть существо, уважающее вас за твердость в сопротивлении им. Не будем говорить об этих скверных вещах, — сказала она, вставая. — От них у меня болит голова, да и поздно. Вы не сердитесь на меня? Покойной ночи, по-английски.

И она протянула ему руку.

Орсо пожал ее с серьезным и растроганным видом.

— Мисс Лидия, — сказал он, — знаете ли, что есть минуты, когда во мне пробуждаются инстинкты родной страны? Иногда, когда я думаю о своем бедном отце, меня преследуют ужасные мысли. Благодаря вам я навсегда освободился от них. Благодарю вас, благодарю.

Он хотел продолжать, но мисс Лидия уронила чайную ложку, и звон ее разбудил полковника.

— Делла Реббиа, завтра в пять часов на охоту. Будьте точны.

— Хорошо, полковник.