Игра судьбы

Пётр Бем (2024)

Будучи подростком Эрих часто ссорился с отчимом. После каждой ссоры он убегал из дома, что часто приводило его к неприятным ситуациям. Однако отчим не желал Эриху вреда; наоборот, он стремился помочь ему стать добропорядочным человеком. Позже, когда Эрих вырос, он встретил девушку, с которой познакомился во время полёта на самолёте домой. Сможет ли Эрих поступиться своими интересами и заставить себя жить по-другому? В этом любовном романе с элементами криминала читатель следует за жизнью Эриха, погружаясь в его душевные переживания; без откровенных любовных сцен, история происходит на показе внутреннего мира и роста героя.

4

Был уже поздний вечер, когда старенький автомобиль «УАЗ-469» въехал в глухую деревушку и свернул на грязную улицу, где все дома, а их чуть более десяти, казались ужасно убогими. Эрих не имел ни малейшего понятия о том, что это за местность. Рассудок грызла мысль о кошмарной монотонности его проживания здесь: день за днём, месяц за месяцем — и всё это будет тянуться невыносимо медленно.

Вальтер Мейер, который совершенно не нервничал, а всю дорогу смеялся над тем, что ему рассказывал водитель, пытался подбодрить Эриха, но его старания оказались напрасными.

— Да что с тобой такое, парень?! — в конце концов спросил Вальтер на немецком. — Что ты всё время молчишь?! Тебе выпало большое счастье побывать за границей, а ты грустишь! Что случилось?

— Ничего не случилось, если не считать того, что я из вашей дружеской беседы, кроме слова «Сибирь», других слов не понял.

Вальтер Мейер перевёл их с Эрихом разговор на русский язык, водитель засмеялся и, потерев запотевшее лобовое стекло, притормозил.

— Эрих, приехали, — сказал Вальтер, открывая дверь. — Давай быстрей выходи из машины!

— Да я и так быстро, — под нос себе пробормотал Эрих.

Высадив пассажиров, водитель вывернул руль, затем нажал на газ — так, что из-под колёс брызнула грязь, и уехал.

Беспородная дворовая собака с белым пятном во весь лоб, услышав скрип калитки, выбежала из-за угла веранды и остановилась; у неё было сосредоточенное выражение, как будто старалась что-то вспомнить и сердилась на свою память. Когда гости подошли к крыльцу, она наклонила голову набок и зарычала, однако, услышав голос Мейера, завиляла хвостом и подбежала к нему.

— Знакомься, Эрих! Хозяйка двора — Найда! — представил Вальтер собаку.

Дверь избушки отворилась, и из неё выглянула голова пожилого человека. Увидев гостей, хозяин улыбнулся и, немного прихрамывая на левую ногу, стал спускаться по ступеням крыльца.

— Господин Мейер! Вальтер Мейер! — восклицал он шепелявым голосом. — Я так рад тебя видеть!

— Да благословит бог ваш дом, Семён Петрович, — улыбаясь, приветствовал его Вальтер.

Пожав руку Мейера, старик остановился перед мальчиком, а тот стоял, опустив аккуратно причёсанную голову и уныло молчал.

— Ты на родителей-то не обижайся, — обратился он к Эриху на непонятном тому языке. — Чего там! Ты уж потерпи. Люди у нас хорошие: и душа есть, и совесть тоже. — Потом спросил: — Как звать тебя, сынок?

— Эрих Вебер, — ответил Вальтер за него.

— А я дед Семён, — представился ему старик. — Язык наш не знаешь, так это не беда! Условия жизни здесь такие, что быстро разных слов нахватаешься. Поверь, я знаю, что говорю. — Он повернулся к Мейеру: — Вы, заходите, — пригласил он в дом, кивая на дверь. — А я пойду в баньку и подброшу дровишек в топку. С дорожки попаритесь и спать уляжетесь. Оно, конечно, тут не рай: удобства во дворе, колодец и того дальше будет. Однако, как видите, и в Сибири люди живут! — бросил хозяин, уходя.

— Не знаю, как вас благодарить, Семён Петрович, — крикнул Вальтер вдогонку ему.

Старик обернулся.

— Мне она ни к чему, эта благодарность, — махнул он рукой и скрылся за дверью бревенчатой бани.

Гости взяли свои чемоданы и поспешили в дом.

Пересекая холодное помещение между жилой частью дома и крыльцом, именуемое сенями, Эрих немного задержался. С минуту он осматривал полутёмную пристройку с прогнившим полом и косыми стенами, открыто выражая своё недоумение.

— Хозяин непривередливый человек, — улыбнулся Вальтер Мейер. — Дом, конечно, не новый, тем не менее жить в нём можно.

Эрих зачем-то пожал плечами и поплёлся за своим опекуном; лицо у него всё так же выражало недоумение, как будто он всё ещё не понимал, зачем он здесь в захолустье, около чужих людей.

Сам Вальтер Мейер только пять лет назад эмигрировал из России. Он привычный. Да и знает, что по окончании сибирской «вахты» вернётся обратно на родину. А пока он будет жить, как и его подопечный Эрих Вебер, в обычной деревенской избе в небольшой деревушке, севернее города Омска. Именно сюда добропорядочные граждане Германии ссылают трудных подростков на перевоспитание, чтобы в сибирской глуши они осознали бесценность благополучия сытой Европы. Кстати, немецких подростков отправляют на перевоспитание не только в Россию, но и в Киргизию, Испанию, Грецию, Турцию, Италию, Норвегию, Австралию и другие страны. В год за границу отправляются около ста человек.

В деревянном доме Семёна Петровича Морозова три комнаты. Две из них — с окнами на улицу, — старик держал для гостей из Германии; а они у него частенько проживали. В комнате, что предназначалась для Вальтера Мейера, стоял круглый стол, кровать и два стула. В другой — для Эриха Вебера — письменный стол, кровать и табурет. А в комнате с видом на тайгу, жил сам хозяин. Кухня небольшая по размеру и с малым количеством мебели: стол, три табурета и шкаф для посуды. Потолок изрядно закопчён, ясно, что здесь зимой дымит печь и бывает угарно.

Семён Петрович был вдов. Он невысокого роста, но крепкого телосложения, так что, несмотря на свои семьдесят пят лет и глубокие морщины, всё ещё имел вид здорового, сильного человека. Говорил он шепелявым, гудящим басом, оттого что почти не имел зубов, и видно было, что он очень доволен своей жизнью и совсем не думает о том, сколько ему лет.

Послышались шаги и тяжёлое дыхание: это в дом входил хозяин.

— Ну, господин Мейер, бери своего подопечного, и идите в баню, — произнёс он с порога.

— Спасибо, Семён Петрович. Я ваш должник до гробовой доски!

— Живи долго, — отозвался старик, разуваясь у порога. — А благодарить надо не меня, а таких вот хулиганов, как он. Если бы не они, жить тебе в твоей Германии безвыездно.

— Вы правы.

Через минуту опекун и его подопечный уже спустились с крыльца и шли в баню, которая находилась в нескольких метрах от дома. Вокруг было темно, грязно и скользко, моросил дождь.

Этот день казался самым длинным в жизни Эриха. И в мозгу его, утомлённом этим длинным суетным днём, промелькнула мысль: неужели ему предстоит прожить здесь до лета? Это ужасно! Мало-помалу им овладело равнодушие, не хотелось соображать, и он на всё махнул рукой.

После бани их ждал обильный ужин. На столе стояло блюдо с мясом, приготовленным в масле, другое блюдо — с толчёным картофелем, несколько очищенных луковиц, хлеб и кувшин молока.

Хозяин пригласил гостей сесть за стол и сам накладывал каждому на тарелку вкусное кушанье. Пока ели, старик рассказывал о нелёгкой доле сельских тружеников, а Вальтер Мейер переводил своему подопечному на его родной язык. Услышанное Эрихом заставило его призадуматься: а стоит ли ему исправляться? Зачем? Всё равно никто не скажет спасибо, если он, как дед Семён, будет всю жизнь честно трудиться. А вот промышлять карманным воровством — это интересное дело, да и сколько денег можно добыть таким лёгким ремеслом!

Тем временем наступила ночь. Семён Петрович поднялся с места и тихо сказал:

— Ну, добрые люди, покушали, а теперь давайте спать укладываться будем.

Мысли у Эриха прервались, он допил чай и, пожелав им спокойной ночи, ушёл в свою комнату. Там он подошёл к окну, минут десять задумчиво всматривался в темноту и более не в силах бороться с усталостью лёг спать. И сон унёс его на своих крыльях.

Стенные часы пробили час ночи, два…

Эрих вздрогнул и проснулся. Сердце его бешено колотилось от ночных кошмаров. Будто сидит он на холме, а кругом — вода. Она подбирается к нему. Ближе… ближе…

В ужасе Эрих открыл глаза. Осмотревшись по сторонам, он облегчённо вздохнул: слава Богу, это лишь сон! И, сомкнув веки, повернулся на бок.

Ветер гулял по крыше, о стену стучали ставни — раз, другой, третий… Что-то ударилось о пол и зазвенело: должно быть, дед Семён уронил стакан. Под самым окном раздался лай хозяйской собаки Найды. Послышались голоса; кто-то прошёл мимо… И опять наступила тишина. В глазах резь, туман… Наконец он засыпает и спит до утра.

Разбудил Эриха надоедливый монотонный скрип. Он не слышал, как Семён Петрович растапливал печь и готовил завтрак, но теперь слышал скрип его сапог — казалось, скрипел весь дом. Эрих лежал на кровати и думал, вставать ему или ещё полежать немного, как вдруг к нему в комнату вошёл Вальтер Мейер.

— Ну, Эрих, сегодня первый день твоей учёбы за границей. Поздравляю! — Видя его замешательство, он ободряюще улыбнулся: — Выше нос, парень! А теперь, одевайся и выходи завтракать.

На всё Эриху понадобилось не больше пятнадцати минут. Потом он в сопровождении Мейера отправился в школу.

С утра шёл дождь со снегом, и не было никакой надежды, что небо прояснится. Сапоги то и дело вязли в грязи, идти по бездорожью было очень неприятно. И тут в мозгу Эриха сверкнула мысль: что будет, если он упадёт? Вернутся обратно домой?

Слегка повернув голову, Вальтер Мейер искоса посмотрел на него.

— Не вздумай упасть в грязь, Эрих! — предупредил он с улыбкой на лице, словно прочитал его мысли. — Одноклассники выставят тебя на посмешище.

— Чего тут смешного! Со всяким может случиться!

— Это верно.

В школе нового ученика встретили не приветливо, но и не враждебно, на него смотрели, как на инопланетянина, прилетевшего из чуждой им цивилизации, и посмеивались: мол, родителям некуда девать деньги, они и отправили своего озорника людям на горе.

Первое время на уроках Эрих тупо озирался по сторонам, пытаясь понять, о чём говорят окружающие. Тщетно. Чтобы хоть чем-то занять себя, он мастерил бумажные самолётики и поочерёдно отправлял их в полёт — до тех пор, пока один из его истребителей не сделал посадку на учительский стол. После чего получил устное замечание.

По поведению Эриха его одноклассники отметили, что нравы в немецких школах куда более вольные, чем у них. Но как бы то ни было, а первый день учёбы подошёл к концу, за ним последует второй, за вторым — третий…

Подопечный Вальтера Мейера жил как в тумане, точно проживал чужую жизнь и делал многое такое, чего не делал раньше: он рубил дрова, стаскивал их и складывал в поленницу, носил воду из колодца, чистил двор… И, ко всему прочему, учил русский язык. Недели складывались в месяц — наступила зима, самая холодная за все годы жизни Эриха. Первый снег укрыл землю, деревья и крыши домов, над которыми, не переставая, дымили печные трубы. Дни постепенно шли на убыль, крепчали морозы, и всё чаще завывали метели. Становилось ясно, что до конца зимы ещё далеко-далеко и самое трудное только начинается.

В будни Эрих был занят учёбой. А в выходные дни, в хорошую погоду, брал лыжи и с местными ребятами шёл кататься с горы, откуда всегда возвращался весь в снегу, озябший, но довольный. Иногда, по большим праздникам, всем классом выезжали в город; там они посещали музеи, кинотеатры и другие заслуживающие особого внимания места.

За эти два месяца учёбы Эрих научился сносно говорить по-русски, чтобы понимать учителей и общаться с одноклассниками. У него появились друзья, с которыми он с удовольствием играл в волейбол в школьном спортзале, там же увлёкся боксом, а в перерыве между уроками вместе с ними шутил, смеялся и дразнил девочек. Если бы друзья не знали, из-за чего он приехал, вряд ли бы догадались! Такой же парень, как и они.