Проклятие египетской гробницы

Р. Л. Стайн (1993)

Гейб заблудился в… египетской пирамиде. Только что его сумасбродная кузина Сари была прямо перед ним. А через мгновение — исчезла. Но Гейб не один. Во мраке туннелей таится кто-то еще. Кто-то… или что-то. Гейб не верит в проклятие египетской гробницы. Но это не значит, что его не существует.

3

Я отступил на шаг. И еще на шаг. Сам того не осознавая, я воздел руку мумии перед собой, словно в надежде испугать ею незваного гостя.

Когда мумия, шаркая, вышла на свет, я заглянул в ее глубокие темные глаза.

И узнал их.

— Дядя Бен! — закричал я и сердито швырнул в него руку мумии. Та ударилась о его перебинтованную грудь и отскочила.

Бен привалился спиной к стене и расхохотался своим фирменным раскатистым смехом. Тут я увидел и Сари, просунувшую голову в дверь. Она тоже смеялась.

Они оба думали, что это жуть как смешно. Но мое сердце колотилось так сильно, что я думал — вот-вот выскочит из груди.

— Да ничего смешного! — завопил я сердито, стискивая кулаки и ловя ртом воздух в тщетной попытке унять сбившееся дыхание.

— Я ж говорила, он испугается, — сказала Сари, входя в комнату с широкой улыбкой превосходства на лице.

Дядя Бен так хохотал, что по его забинтованному лицу текли слезы. Он был крепким крупным мужчиной, высоким и широкоплечим, и от его смеха тряслись стены.

— Ты ведь не настолько испугался, правда же, Гейб?

— Да знал я, что это ты! — Мое сердце все еще колотилось, словно заводная игрушка, у которой кто-то перекрутил пружину. — Сразу тебя узнал!

— Да у тебя точно был испуганный вид, — заявила Сари.

— Не хотел портить вам веселье, — пробурчал я, гадая, видят ли они, как сильно я на самом деле напуган.

— Ох, видел бы ты свое лицо! — воскликнул дядя Бен и снова расхохотался.

— Я говорила папе, чтобы он этого не делал, — сказала Сари, присаживаясь на софу. — Как его только в лифт пустили в таком прикиде.

Дядя Бен наклонился и поднял руку мумии, которой я в него бросил.

— Ты ведь привык ко мне и моим розыгрышам, верно, Гейб?

— Верней некуда, — сказал я, избегая его взгляда.

Втайне я ругал себя за то, что попался на дядин дурацкий костюм. Я всегда попадаюсь на его дурацкие шутки. Всегда. Еще и Сари ухмылялась мне с края софы, явно понимая — меня так крепко пробрало, что я чуть язык не проглотил.

Дядя Бен, на ходу стягивая с лица бинты, протопал ко мне и вернул маленькую руку мумии.

— Где ты ее раздобыл? — поинтересовался он.

— На гаражной распродаже прибарахлился, — бросил я.

Я хотел спросить, настоящая ли эта штука, но он заключил меня в медвежьи объятья — и я сразу потерял дар речи, а заодно и добрую половину воздуха в легких. Бинты на его руках щекотали мне нос.

— Рад тебя видеть, Гейб! — возопил он, кружа меня по комнате. — Вон какой вымахал!

— Почти с меня ростом, да, — ухмыльнулась Сари ядовито.

— А теперь помогите мне кто-нибудь снять эти штуки.

— Тебе они к лицу, оставь!

— Ну-ну, Сари, не могу же я все время так ходить.

Надув щеки и отбросив прямые черные волосы за плечи, Сари подошла к отцу и принялась разматывать бинты.

— Я немного увлекся этой мумией, Гейб, — признался дядя Бен, положив руку мне на плечо. — Целыми днями пропадая в пирамидах, сам себя чувствуешь кем-то из их братии.

— Целыми днями? — присвистнул я. — Ты что-то нашел?

— Совершенно новую погребальную камеру, — встряла Сари, не давая Бену вставить слово. — Он исследует те части пирамиды, которые не тронуты с самой древности.

— Неужели? — воскликнул я. — Да это же жуть как круто!

Дядя Бен усмехнулся.

— Погоди, все своими глазами увидишь — тогда уж решишь, круто или нет.

— Увижу? — Я не сразу понял, о чем он. — Ты что, возьмешь меня в пирамиду?

Мой голос от счастья подскочил до таких высот, где слышать могут только собаки. Но мне было все равно — я попросту не верил своей удаче. Я побываю в пирамиде! В той ее части, что открыта совсем недавно!

— У меня нет выбора, — с наигранной сухостью ответил дядя Бен. — Куда вас двоих-то пристроить, если не туда?

— Там есть мумии? — спросил я. — Скажи, мы увидим мумии?

— Ты только что видел одну — успел соскучиться? — Такой уж у Сари юмор: дурацкий. Я пропустил ее шпильку мимо ушей.

— Бен, а там есть сокровища? Египетские реликвии, настенные росписи?

— Расскажу обо всем за обедом, — пообещал он, стягивая последнюю повязку. Под слоями марли на нем оказалась клетчатая рубашка-поло и мешковатые брюки. — Неплохо было бы сейчас что-нибудь перехватить — я такой голодный, что слона готов съесть.

— Бегом вниз, — сказала Сари и оттолкнула меня в сторону, чтобы дать себе фору.

Мы поели внизу, в гостиничном ресторане. На стенах были нарисованы пальмы, а по периметру зала в больших напольных кадках росли миниатюрные пальмы. У деревянного потолка лениво вращались лопасти огромных вентиляторов.

Нас усадили в укромном уголке с перегородкой, снабдив двумя огромными меню. Те были двуязычными — список на английском, список на арабском.

— Что будешь, Гейб, ляхм харуф или ляхм бакар^[3]? — спросила Сари с самодовольной улыбкой. Нет, ну нашла чем пощеголять — нахватанным по верхам арабским! Воображала!

Официант в белом костюме принес нам корзину плоского лаваша и миску с чем-то зеленым. Я заказал большой сэндвич и жареную картошку. Сари ограничилась салатом.

Пока мы обедали, дядя Бен еще немного рассказал о том, что нашел в пирамиде.

— Как вам, наверное, известно, — начал он, складывая лаваш в конвертик, — пирамида была построена примерно в две тысячи пятисотом году до нашей эры, во время правления фараона Хуфу.

— Гезундхайд^[4], — сказала Сари. Еще одна дурацкая шутка.

Бен хихикнул, я же скорчил ей рожу.

— Это было самое большое сооружение своего времени, — сказал Бен. — Знаешь, какой ширины основание пирамиды?

Сари покачала головой.

— Нет. Какой ширины? — спросила она с набитым салатом ртом.

— А я знаю, — усмехнулся я. — Тринадцать акров в ширину.

— Ого, правильно! — воскликнул дядя Бен, явно впечатленный.

Сари бросила на меня удивленный взгляд.

Знай наших, сурово подумал я. Спасибо, папин путеводитель.

— Пирамида была построена как последний приют царей, — продолжал дядя Бен с серьезным лицом. — Фараон велел сделать ее такой огромной, чтобы погребальную камеру можно было надежно спрятать. Египтяне боялись расхитителей гробниц. Они знали, что кто-нибудь непременно попытается вломиться и забрать все драгоценности и сокровища, что были похоронены рядом с их владельцами. Поэтому они построили десятки туннелей и камер внутри — настоящий запутанный лабиринт, чтобы грабители не нашли настоящую погребальную залу.

— Дай соус, — пихнула меня локтем под ребра Сари. Вздохнув, я повиновался.

— Сари все это уже слышала, — сказал дядя Бен, макая лаваш в темную подливку у себя на тарелке. — Так или иначе, мы, археологи, думали, что обнаружили все туннели и комнаты внутри этой пирамиды. Но несколько дней назад я с рабочей бригадой открыл проход, которого ни на одной карте не было. То есть совершенно неисследованный, незамеченный до сей поры! И мы думаем, что этот проход ведет к погребальной камере самого Хуфу!

— Замечательно! — воодушевился я. — И мы с Сари будем там, когда ты ее откроешь?

Дядя Бен усмехнулся.

— Осади лошадок, Гейб. Это может занять годы тщательных исследований. Но завтра я отведу вас в туннель. Тогда вы оба сможете сказать своим друзьям, что на самом деле побывали внутри древней пирамиды Хуфу.

— Я-то уже была там, — щегольнула Сари и перевела взгляд на меня. — Внутри очень темно, Гейб. Ты можешь от страха в обморок хлопнуться.

— Я-то? Да я никогда!.. — Моему возмущению не было предела. — Никогда, слышишь?

На ночь мы остались в номере родителей. Я заснул только через несколько часов — наверно, оттого, что все думал, как окажусь в пирамиде. Я воображал, как отыщу там мумии и огромные сундуки, полные сокровищ.

На следующее утро дядя Бен поднял нас рано, и мы поехали наконец к пирамиде в окрестностях Гизы. Воздух уже успел раскалиться и обволакивал нас удушливой вуалью. Солнце, оранжевый мяч небывалых размеров, зависло низко над барханами.

— Вон она! — крикнула Сари, высовываясь из окна, и я увидел Великую Пирамиду, восстающую из желтизны песков, словно мираж.

Дядя Бен показал особое разрешение охраннику в синей форме, и мы поехали по узкой спецдороге, что петляла в песке позади пирамиды. Потом припарковались рядом с несколькими другими машинами и фургонами в сине-серой тени древней громады.

Я выбежал из автомобиля, чувствуя, как захватывает дух. Передо мной — стоит только руку вытянуть — огромные истертые камни Великой Пирамиды!

Ей ведь больше четырех тысяч лет, подумал я. Я собираюсь войти внутрь чего-то, что было построено аж четыре тысячи лет назад!

— У тебя шнурки развязались, — указала Сари.

Уж она-то точно знала, как вернуть меня с небес на землю.

Я присел, чтобы завязать шнурки на кроссовке. Почему-то левый развязывался даже тогда, когда я пользовался двойным узлом.

— Моя команда уже внутри, — сказал нам дядя Бен. — Теперь держитесь вместе, о’кей? Не разделяйтесь. Когда я говорил, что туннели внутри — сущий лабиринт, я нисколько не преувеличивал. Заблудиться там — раз плюнуть.

— Не проблема, — ответил я, и дрожащий голосок выдал все мое волнение.

— Не волнуйся, пап, я присмотрю за Гейбом, — сказала Сари.

Она всего на два месяца старше меня — почему же тогда ведет себя так, будто ее мне в няньки назначили?

Дядя Бен протянул нам фонарики.

— Повесьте их себе на карманы, когда войдем, — пояснил он и пристально уставился на меня вдруг. — Гейб, ты веришь в проклятия древних египтян?

Не зная, что ответить, я неопределенно мотнул головой.

— Хорошо, если не веришь, — загадочно улыбнулся дядя. — Вот один из работников утверждает, что мы нарушили древнее табу, открыв тот новый туннель, и что на всех нас теперь лежит какое-то проклятие.

— Да не боимся мы, — сказала Сари, нетерпеливо подталкивая его к входу. — Пошли!

Через несколько секунд мы ступили в маленький квадратный проем, вырубленный в камне. Низко пригнувшись, я последовал за Беном по узкому туннелю, который, казалось, постепенно спускался вниз.

Бен шел впереди, освещая землю ярким галогенным фонариком. Пол пирамиды был мягким и песчаным, воздух — прохладным и влажным.

— Стены тут из гранита, — сказал дядя, встав вдруг и ткнув пальцем в низкий потолок. — А все туннели были сделаны из известняка.

Температура резко упала. Воздух стал еще влажнее. Я вдруг понял, почему дядя Бен заставил нас надеть толстовки.

— Если ты боишься, мы можем вернуться, — сказала Сари.

— Все в порядке, — поспешно буркнул я.

Туннель резко оборвался. Перед нами выросла бледно-желтая стена. Фонарик Бена осветил круглую темную дыру в полу.

— Ну, теперь — вниз, — прокряхтел Бен, ловко припадая на колени. Он повернулся ко мне. — Боюсь, нормальной лестницы в новый туннель нет, парни подвязали здесь веревочную — по ней легко спускаться, главное — не торопись. Ступенька за ступенькой, медленно — и все будет хорошо.

— Нет проблем, — ответил я. Но мой голос дрогнул.

— Не смотри вниз, — посоветовала Сари. — Закружится голова — точно грохнешься.

— Спасибо за поддержку, — ответил я и протиснулся мимо нее. — Я спущусь первым. — Мне уже порядком надоело ее высокомерие. Я решил показать ей, кто храбр, а кто нет.

— Все-таки первым буду я, — Бен вскинул руку, чтобы меня остановить. — Потом подсвечу лестницу снизу — так вам будет гораздо удобнее.

Кряхтя, дядя протиснулся в дыру. С его-то широкими плечами он едва в нее умещался.

Мы с Сари склонились над дырой и смотрели, как он спускается. На вид лестница казалась какой угодно, только не прочной. Она раскачивалась под его весом взад-вперед — и это при том, что спускался он очень медленно.

— Долго спускаться-то, — тихо заметил я.

Сари не ответила. В тусклом свете я видел ее встревоженное лицо. Она прикусила нижнюю губу, когда отец спустился в туннель.

Она тоже нервничала.

Это меня очень развеселило.

— Все, я внизу! Ты следующий, Гейб, — крикнул мне дядя Бен.

Я повернулся и спустил ноги на веревочную лестницу. Улыбнулся Сари.

— Что ж, увидимся.

Ладони мои скользнули по боковым веревкам лестницы, и я вскрикнул от боли.

Они оказались настолько грубыми и шершавыми, что я умудрился порезаться!

В тот же миг я отдернул руки — по инерции.

И, прежде чем уяснил, что происходит, — начал падать.

Примечания

3

Баранину или говядину? (Араб.)

4

Будь здоров (нем.). Сари намекает на то, что имя фараона — Хуфу — звучит так, будто кто-то чихает.