Проектирование социальных систем. Людологическое эссе

Р. П. Чернов

Настоящая работа посвящена анализу структурирования таких социальных систем как: государство, религия, общество в многообразии его проявлений. Автор анализирует возможности Homo faber с точки зрения людологического (ludo – играю, logos – знание) метода познания. Центральной является проблема т.н. «социальной радиации» (свойство изменчивости человеческого благодаря творческой функции). Специальным образом рассмотрены изолированные социальные системы.

7

Сложность задачи весьма часто компенсируется простотой ее решения. Встречность и подобие — основополагающие принципы бытия человеческого. Но они весьма просты, чтобы в них увидеть фундаментальность. С трудом можно предположить, что все то многообразие мира, которое застает исследователь в момент прозрения и познания, может быть уложено в прокрустово ложе двух этих оснований. Вместе с тем предельное познание может выделить только эти два основания для бытия человека как социального животного. Именно они формируют сходство и отличие, в основе которого затем подстраивается вся гамма человеческого. В самой предельности встречное отнесено к области действительного, в то время как подобное, сообразное — к области идейного, бытия в возможности. Мы с трудом можем представить себе что-то, не существующее в области образности. Даже те сферы научной деятельности, которые работают с материалом, который невозможно воспринимать с помощью органов чувств, прибегают к наглядной аналогии, не говоря уже о средствах выражения, заложенных непосредственно в языке. В русском языке есть хорошее выражение, подчеркивающее этот момент познания при выражении полного несогласия: «это что-то немыслимое, непостижимое». Мир идеи условно можно разделить на:

— Совокупность знания групп индивидуумов в течении их существования (профессии, народности, сферы деятельности, семья и подобное);

— Отдельное творческое, преобразованное представление индивидуумов;

— Область возможного для восприятия бытия в возможности вне временного континуума (все то знание, которое унаследовано из прошлого и хранится в различных носителях, начиная от музеев и библиотек и заканчивая сказками на ночь).

Третья группа однозначно шире первых двух в любом случае. Она есть результат взаимодействия с объектом познания (бытием) любого представителя рода человеческого, любого, кто способен к перцепциям и ретрансляции их результатов. Это в предельности то знание, которое составляет круг подобия, в том числе и в форме знания о не знании. Как правило, заглянуть за этот круг может только творческая личность, которая сама создает то, что ранее не существовало, и вот тут то она и сталкивается с тем, что все, ею созданное, не встречно и не подобно ничему из того, что составляет подобие человеческого. Церберы третьей группы, например, в виде ученых, занимающих высокие должности в титульном знании той или иной области, так сказать, «не признают» новой формы подобия, что может стоить жизни их создателю. Но такова ситуация практически в любой области человеческого, просто в творческой среде, связанной с формированием полноценного носителя бытия в возможности, она более наглядна. Там, например, где носителем нового бытия в возможности является не результат деятельности самого человека, а сам человек (политика, отношения власти), антагонизм еще острее, как в области средств и орудий конфликта, так и в отношении предания анафеме нового бытия в возможности и его возможных последователей.

Каждая из групп может быть классифицирована на подвиды. Это возможно сделать применительно к самому проектированию той или иной социальной системы. Но основное в том, что человеку свойственно относиться враждебно ко всему тому, что не охватывается его содержанием бытия в возможности, а следовательно, не является ему подобным. Любопытство же возникает только в том случае, если антиподобное не встречно человеку познающему, то есть представляется ему нейтральным с точки зрения возможности реализации, но при этом вполне доступным в области проникновения в бытие в возможности (приобщения), при том условии, что только от познающего зависит, приобщаться ли к данной системе, и организовываться ли в соответствии с содержанием ее бытия в возможности.

Важность идеального в исследовании социальных систем абсолютна. Это только на первый взгляд может показаться, что такая категория, как бытие в возможности, бытие мысли, — сопутствующая, а не определяющая. Именно разница между кажущимся и действительным породила разницу между материалистами и идеалистами. Эволюция философской мысли в той же степени стихийна, что и образование горных рельефов в природе. Идеалисты утверждают, что дух и не материальная составляющая управляют и определяют мир. Это правда, как и то, что если не спать несколько ночей, не есть, и принимать психотропные вещества — все бытие плоти будет сведено к раздражению и самым болезненным ощущениям. Мысль как таковая есть сопутствующая составляющая человеческого. Даже такое понятие как здоровье — именно понятие, и не относится к области материального. Человек, который смертельно болен, но не знает этого (например радиация, СПИД, рак) существует абсолютно нормально до тех пор, пока не узнаёт о своей болезни и неотвратимости условно прогнозируемой смерти. И именно с этого момента наблюдается полнейшая дисфункция сцепления бытия в возможности с действительностью, мысли с ощущением. Таким образом, понять важность бытия в возможности относительно действительного можно только в области расцепления мысли с областью налично заданного. Творческий человек, человек, терзаемый сомнениями, человек стадии выбора из не вполне ясных ему противоположностей — первый из тех, кто может приобщиться к пониманию важности однополярного представления о действительном. Многоликость мысли о действительном там, где действительность требует однозначности, там, где речь идет о предельности понимания жизни, а потому является фундаментальностью — тяжкое бремя для человеческого. Ни одна социальная система по наиболее острым, актуальным для себя проблемам (зависит от конфигурации), не потерпит многозначности по таким вопросам. Появление монорелигий во многом объясняется именно этим, если смотреть на религию (а не на Бога), как на средство управления народом. Когда отправление культа многим богам становится обременительным для светской власти, когда появляется множество субъектов, которые начинают рваться к политической власти, утверждая, что они сторонники того или иного бога, которому мало оказывается почести, и именно поэтому в государстве та или иная ситуация ухудшается, и так далее, тогда политическая власть осознает свою несостоятельность перед религией. Именно тогда возникает идея не множить богов, умножая тем самым приемлемые формы социального поведения служителей культа, а ввести образ единого Бога, сведя культ и послушание Богу к минимуму, решив все наиболее острые и глобальные вопросы, сняв тем самым противоречия. Далее мы рассмотрим такие социальные системы, как христианство, античность, ислам и прочие, где подробно проанализируем как менялось в них мировосприятие. Но простой вывод, иллюстрирующий механизм бытия оснований встречности и подобия, можно сделать уже сейчас. Многобожие требовало подобности всех (бог — абсолютная величина) образам и соответствующим комплексам действий, которые подчас взаимоисключали друг друга, и от субъективности арбитров (священников и правителей) порой зависело, кому отдать предпочтение в конкуренции культов, что тормозило естественное развитие и активно влияло на сферу различных интересов, в то время как монорелигия позволила привести множественность оснований (которые были ранее хаосом превращенным в стабильность) к единому знаменателю, что, несомненно, конкретизировало основание подобия и упростило как политическое управление, так и дихотомию познания Бога. Инструментарий нам так же известен — текст. С учетом того, что ранее текст служил целям, во многом более значительным, чем сейчас (запись договоренностей, законов, истории), это, несомненно, была социальная революция в области государственного управления, да и в области управления вообще, явив нам совершенно новую форму организации социальной системы. И это только потому, что человеку стало жить спокойнее и проще, когда он стал понимать, чему необходимо быть абсолютно подобным.

Принципы подобия и встречности, разделенные на формы и формулы, могут быть очень хорошим средством и отличной формулой в построении фундамента любой социальной системы.

Размышляя о человеке, нельзя совершать ошибку и включать в это размышление себя и свое знание о нем. Бог, и познание человека через Бога является по-прежнему единственной конструктивной точкой зрения, выводящей нас за круг человеческого и позволяющей не быть человеческому в наших рассуждениях слишком человеческим. Любая иная позиция сделает нас либо субъективными и подобными тиранам, издающим глупые законы, либо безумцами, знание которых не будет представлять ценности ни для кого, а для нас всегда останется вечным сомнением. Есть еще и пример старика Ницше, но он слишком героический, и не применим ни к чему более, как только к эстетике наслаждения тем, на что способен отдельный человек. Впрочем, о Ницше, фашизме и ХХ веке еще многое будет сказано в этой работе.

Ранее вообще Бог был даже для неверующих — данностью и реальностью. Все в мире было связано с божественным, в особенности мудрость и знание, помогавшие пережить порой самые тяжелые времена. Неверие было формой отрицания, превозмогания, обиды, и формой отрешения при полном упадке социально-полезного содержания в человеке. Атеизм, как форма мышления, как форма опознавания мира и основание для увязки мира вокруг с миром в себе, возник только в Новое время, и не оправдал себя как форма разрушения оснований единого подобия.

Дело в том, что человеку свойственно верить не потому, что так задано его природой, а лишь потому, что символизация, как следствие многократности повторения, предполагает известное количество оснований для транспортировки общих отвлеченных форм бытия в возможности в область личной ассоциации, личного мира человека. Единый Бог как создатель всего и хозяин всего является универсальным основанием для подобия, для разделения вещей на принимаемое (встречное) и отрицаемое (не встречное, враждебное, параллельное). Это неимоверно упрощает восприятие хаоса, систематизируя его относительно человека как во времени, так и в пространстве. Атеизм же предполагает необходимость человека руководствоваться собственностью представления ежедневно, формируя с течением времени собственность подобия и опыта. Неважно, будет ли она коллективной, индивидуальной или глупой. Задача такого человека — сформировать в своем представлении область приемлемого (подобие). При этом можно оказаться в ситуации Раскольникова, то есть не вынести эксперимента по формированию того, что приемлемо, не пройти чистилище представления, а можно оказаться и в роли винтика государства, персонифицировавшись в государственном представлении того, что является приемлемым и должным, лишившись воли. Таким образом, подобие и встречность в балансе социальной системы можно, пожалуй, соотнести с категориями Артура Шопенгауэра — представление и воля. От того, как соотносится встречность и подобие, каковы их содержательные аспекты, зависит та или иная конфигурация субъектов социальной системы, а, в конечном счете, и сама социальная система.

Следует всегда учитывать, что человек сам по себе ничего не стоит. Он не есть система. Он система для себя самого, но это не представляет никакой ценности в условиях отсутствия какой бы то ни было коммуникации. Тот же Робинзон Крузо является формой воспроизводства общества на своем острове, он находится в области коммуникации с обществом в своем ежедневном стремлении продлить свою жизнь, спасти себя. Это коммуникация надежды, это коммуникация возможности. Это жизнь ради спасения. То, что общество не слышит этой коммуникации, и он проводит свою жизнь на необитаемом острове год за годом, — это форма, оболочка реализации социальной системы в вещности, в наличной заданности, в материи, но сама система при этом не меняется. Иными словами, Робинзон Крузо остается участником цивилизационного процесса, находясь в изоляции. Это прекрасный пример работы системы.

Но сам по себе человек, лишенный содержательного слоя, начиная с языка и заканчивая возможностью представляться и опознаваться другими субъектами, как встречный и подобный воспринимающим субъектам — ничто. Это прекрасно проиллюстрировано на отношении к сумасшедшим, которые полностью утрачивают социализацию. В Древности их убивали, сегодня — положение не многим лучше.

В философском плане, как и в палеонтологическом, сам по себе человек не способен выжить в одиночестве. Именно поэтому ранее изгнание было формой наказания, как сегодня пожизненное заключение. Человек интересен и выживаем только коллективно. С этой точки зрения совершенно верными были те социальные системы, которые обожествляли коллектив, нацию, общность. Но это только первые шаги в области разумности проектирования социальной системы. Можно сказать, что с эволюционной точки зрения — это рождение возможности сознательной управляемой изменчивости социума, которой только предстоит развиться в отрезки исторического времени. Уровень технического решения математических задач, в особенности с развитием бинарной математики в последние 70 лет (компьютеризация) позволит символизировать то, что ранее объяснялось и доводилось силами обучения. Точно то же в свое время сделал Стагирит, придумав формализацию того, что было очевидным. Но вот уже 200 лет как очевидно, что логическое построение социальных систем ущербно. Необходим новый метод, новый органон структурирования. И пути на самом деле два. Либо это заморозка социума и его возвращение к тому уровню материально-технического развития, где работают законы логики, и именно эти законы могут быть основой для формирования достаточного уровня разумности, позволяющего управлять социальными процессами, либо формирование нового инструментария. При этом следует избегать всяческих гениальностей и прочих социально-полезных девиаций. Речь идет именно об инструменте, основным качеством которого является то, что без движущей своей причины (пользователя) он абсолютно не функционален, но и пользователь может получить функциональность только с помощью этого инструмента, и никак в отсутствии него. Самостоятельная жизнь вещи, инструмента, не предусмотрена.

Подобные инструментарии познания необходимы именно как функциональность уже потому, что на протяжении всей истории человека формирование неопределенных идеальных реальностей было заданной константой развития (образы, мифология, религия). Причем мифологический тип мышления, когда центр идеального помещен в самого человека как субъекта управляемого и воспринимающего миф, характерен именно для тех периодов истории, когда централизованное управление замкнутой социальной системой самого масштабного типа (государства) испытывает кризис. Любая философская система может с течением времени, благодаря бытию в той или иной социальной системе, претерпевать коррозию, вплоть до формирования из самое себя мифа и структурирования соответственно мифологического типа сообщества. Именно поэтому понимание методологии как инструментария и не более весьма важно для целей настоящего исследования.