Угроза 4.0?

Радмир Замильевич Шарапов, 2021

Уважаемый читатель! Если ты подыскиваешь беллетристику для легкого вечернего чтения, то эта книга может не оправдать твоих ожиданий. Рассказ повествует о молодом агенте российских спецслужб – Максиме, действующем в эпоху повсеместного проникновения технологий в "аналоговое" мышление контрразведки. В первой части книги рассказывается о дебютном задании героя по разоблачению американского шпиона, при помощи "Новой российской школы". Не смотря на тривиальность сюжета, книга являет собой попытку представить ту богатую на значимые события, но скрытую от обывателей сторону жизни, как она есть, что в литературе встречается крайне редко. Без прикрас, преувеличений и фантастических "закручиваний" сюжета, дабы угодить искушенному книголюбу, автор хочет новым взглядом посмотреть на то, что нас окружает сегодня. А через призму реализма представить, как завтра плоды четвертой научно-технической революции будут (ли) использованы для нашей безопасности.

Все в этой книге выдумано,

остальное лишь мнение…

Часть первая

Глава I

Тяжелая дверь на выходе словно маятник возвращалась к очередному покидающему подземку, увесистый портун устремился на Максима. Рассчитав шаг, молодой человек приложил подушечки пальцев к краю остекления, дав двери сперва вплотную приблизиться к себе, а затем, когда ее наступательный порыв угас, элегантным движением, используя силу упругости, сопроводил дверь от себя, с легкостью ее распахнув. Оставляя за спиной выход из метро, Максим машинально придержал дверь и поднял голову, взору контрразведчика предстала уже привычная серизна Москвы.

Поздняя осень традиционно сопровождается мокрым снегом, слякотью и пронизывающим сырым ветром, отнимающим тепло у человеческих тел. Серость столицы этого времени года создается из почти полного отсутствия солнечных дней. Свет, проходя сквозь линзу нескончаемых облаков, обретает мертвенно-бледный оттенок, соучаствуя в формировании восприятия города как неприветливого и холодного. Падая на обесцвеченную траву, талый снег, мокрый асфальт и угрюмые лица людей, свет выполняет свою работу по обличению московской серизны. А преграждающие путь белесым волнам безлистные ветви деревьев сотрясают восприятие окружающей действительности пустотой. Видимая человеческим глазом картинка передает восприятию фундаментальную унылость, наполняющую сердца людей ангедонией. Но жители столицы равнодушно относятся к безвременному отсутствию своего светила, солнечные дни им с лихвой заменяют те блага, что дает мегаполис, а привычность серых туч вакцинирует от неуместного поиска радости.

Хаотичное быстрое движение тысяч пар ног ведет людей по самым разным направлениям. Толпа бурлит, спешит, мужчины и женщины идут навстречу, стараясь друг друга не задевать и не привлекать к себе лишнего внимания. У каждого из них важное дело, все они двигаются с какой-то целью, не обращая внимания на остальных, остальные — статистика. С опаской перешагнул Максим через лужу, наполненную реагентами, на кону была испорченная обувь, этот урок уже был им усвоен. Сделав двенадцать быстрых шагов, молодой человек вступил на порожек у входа маленького магазинчика, войдя в который, он, не вынув наушников из ушей, указал продавцу на пачку «легких» в еще незакрытом сигаретном шкафу. Контрразведчик терпеливо ждал, на нем была самая обычная черная куртка с надетым на голову капюшоном и синие джинсы, на ногах удобные черные кроссовки из кожзаменителя. В магазине Максим не поднял капюшон, и из-под него нельзя было разглядеть лицо — лишь острый взгляд светло-зеленых глаз и черные как уголь волосы, зачесанные на бок.

Положив заранее приготовленную купюру на прилавок и забрав сигареты, молодой человек быстро и незаметно удалился. Отвлекшийся на смартфон продавец, к своему удивлению, упустил этот момент, любопытно рассматривая пустоту перед собой. Мужчина поймал себя на мысли, что, возможно, никого и не было вовсе.

Контрразведчик расшифровал ДНК одинаковой серости и безличие людских копий, это помогало ему без труда смешиваться с непрерывным человеческим потоком, впадающим в скоростное подземелье. Он снял капюшон, незаметно отводя взгляд, скрывая его от камер за головами людей. Максим привык не привлекать к себе внимание большого брата, он не смотрел в глаза этим соглядатаям, чтобы не оставлять биометрический след.

***

Нынешний день провозгласил новые тренды, и среди них ставший чертой профессионализма в среде агентов — обезличенность. Способность, определяющая судьбу, ведь самое ужасное, что может произойти с агентом, — это информационный след в базе данных. Города мира тратят огромные средства на обнаружение подозрительных лиц. Агент не должен вызывать подозрения и обращать на себя внимание подсматривающих, он знает, что это все по его душу и именно ради таких, как он, эти самые системы видеонаблюдения стоят везде, где это разумно. Система наблюдения направляет всех подозрительных в базу данных, их деятельность проверяется, перемещения отслеживаются, контакты устанавливаются. Работа агента, вызвавшего подозрение, будет заморожена, а успехи и достижения окажутся под угрозой раскрытия. Каждое появление на улице, в людных местах, разговор по телефону и подобное оставляют цифровой след, надежно хранящийся на серверах, откуда его почти невозможно удалить. Камеры, камеры, камеры. В банкоматах, светофорах, жетонах полицейских, регистраторах общественного транспорта и, конечно же, квадрокоптерах. Беспилотники — малозаметные шпионы, оснащенные передовыми средствами аудиовидеозаписи, стали одним из самых дешевых и эффективных мобильных средств наблюдения. Видео — святой Грааль секретных служб, это начало и конец, это добро и зло, это та технология, которая повернула человека лицом к истине и заперла индивида в клетке публичности.

Все, что успел сделать агент, с кем взаимодействовал, какие локации посещал, какие оставлял запросы, чем интересовался, — все это уже известно, вся информация сохранена в отапливающих местах, а завтра она будет сохраняться в распределенных реестрах, и ее уже будет невозможно утратить. Когда обученные ищейки, вооруженные крутым программным обеспечением, ищут, они это находят, и тогда вся ценность работы разоблаченного агента равна нулю. Данные нелегко скрыть, их не подменить, это не тетрадка с записями, которую можно просто сжечь, и ее содержание отобразится неведомым человеку кодом вселенной в отражении черных дыр. Если спец попадет в поле зрения, всего лишь один клик мышки сможет привести к профессиональной смерти, ознаменовав конец карьере. Долгие годы опасной работы, усердного обучения и изнурительных тренировок пойдут насмарку. Существование высококлассного агента, на взращивание которого затрачено немыслимое количество сил и ресурсов, равно как и вся система подготовки таких агентов, отработанная десятилетиями, будут лишены всякого смысла. Зачем создавать суперагента, которого с небрежной легкостью сможет разоблачить человек, далекий от соответствия предъявляемым к агентам требованиям, зато прекрасно владеющий единицей и нулем?

Электронные сервисы, доставка товаров или заказ такси, даже простой серчинг — данные об этом уже в системе. Данные собираются на каждого человека, повод рациональный — предложить людям то, что им нужно. Но как именно это используется, проконтролировать никто не в состоянии, даже те, кто все это придумывает. Данных очень много, оттого их величают Большими. Безмерный массив информации, который в скором времени будет обрабатываться за доли секунды, предоставляя спецслужбам возможность узнать о любом гражданине все, что потребуется. Куда он направляется, что покупает, с кем переписывается и что говорит. Электронные медицинские карты помогут сказать о человеке то, что нельзя увидеть, запросы раскроют пристрастия и подскажут намерения. Из огромного массива информации будет складываться подлинная характеристика на каждого. Человек во все эпохи не был так открыт, а сегодня он словно голый на ладони у большого брата, пристально разглядывающего свой объект. Еще никогда это не было так легко и так содержательно.

Максим, молодой парень двадцати четырех лет от роду, окончил худшее кадетское училище при федеральной службе безопасности, ныне закрытое, и академию ФСБ России. Он с юного возраста, как только узнал о своей родословной, грезил шпионажем, мечтая стать разведчиком. Суперагентом, о котором свои будут говорить только шепотом, чтобы не сглазить, а чужие говорить не будут, потому что даже не догадаются о его существовании. Отдав себя полностью и одиннадцать лет своей жизни этому ремеслу, он лучше кого-либо понимал ценность конспирации и скрытности. Максим отдавал себе отчет, что где бы он ни находился, за ним наблюдают. Нет никаких гарантий, что это не противник, где бы он ни был, на окраине Вашингтона или в центре Москвы. Технологии стирают границы и не замечают расстояний.

***

Записанный голос повторяет на плохом английском название станции, Максиму пора сойти, и он начинает двигаться прочь из вагона в толпе сиюминутных попутчиков. Покинув железный короб, пройдя мимо колонн, он словно вошел в зал дворца. Молодой человек в несчетный раз изумился размаху творческого замысла, воплощенного в отделке столичного подземелья. Люди прошлого словно знали, что будет нынче, знали, что рабочий класс превратится в офисный планктон, который подавляющую часть отведенного ему времени в первой половине видит дом, метро, офис, во второй половине — то же самое, но уже в обратном направлении. Метрополитен для этих везунчиков — неизбежная часть каждодневного распорядка. Наверное возможность людей хоть немного побыть в обстановке музейной эстетики помогает сделать их чуточку счастливее, а может, даже культурнее. Архитекторы словно интуитивно понимали это, ведь никто не мог им поведать реалии будущего, тогда еще верили в наступление коммунизма, а коммунизм — это безальтернативно прекрасное далёко. Настоящее же дарует людям свободу быть там, где они быть не хотят, с теми, кого не хотят даже знать, превращая жизнь в вязкость неотличимых друг от друга дней. В рутине, календарный отрезок будней, пролетающих мимо, запоминается как отражение одного дня, а небольшая услада в виде скоротечных перерывов лишь отсчитывает срок приближения конца. И тогда необъяснимая дальновидность соучастников процесса создания режимного наследия на некоторое время погружает Максима в мимолетную гордыню при виде недоумевающе-восхищенных туристов. Огромная, бронзового цвета лепнина, завершающаяся изумительными узорами, приятные глазу цвета покрытия стен, внушающие гордость и трепет картины на недоступных потолках, облеченные в одеяния разных цветов мрамора колонны. Все эти места, все эти памятники и воплощенные замыслы — произведения искусства, подобие которым Максиму довелось видеть лишь на картинках. Молодой контрразведчик, как и туристы, недоумевал, почему столько рукотворного великолепия под землей и не так много его репликантов на поверхности.

Максим изо дня в день лицезрел дворцовое убранство центральных станций метро и каждый раз эти монументальные памятники мнимого превосходства радовали и вдохновляли его, ненадолго погружая в прекрасное. Но выбравшись на поверхность, ноги вновь принялись месить снежную жижу неприятного, коричнево-серого цвета. Контрразведчик в раздумьях отмечал, что памятники архитектуры призваны сделать жизнь чуточку приятнее именно в атмосфере продолжительной зимней тоски. Максиму казалось, что цель, наверно, достигнута, украдкой он глядел по сторонам, в лицах толпы не было претензий на солнце.

До начала рабочего дня оставалось одиннадцать минут. Артем опаздывал из-за незапланированной покупки сигарет, и оставался единственный вариант — срезать путь через закрытый железным забором двор жилого дома. Двигаться традиционным маршрутом быстрее человеческого потока по оживленной улице, переполненной средствами видеонаблюдения, — нельзя, он может привлечь лишнее внимание. В паре сотен метров от метро Максим повернул направо, а не пошел прямо как обычно, расчет был на то, что утром движение людей более интенсивное и кто-нибудь обязательно будет выходить из обнесенного забором пространства. Был риск: если не повезет, то ожидание легко может оказаться дольше движения по привычному маршруту, но Максим не хотел, чтобы Артем опоздал. Такие сомнительные с точки зрения потребности маневры Максим оправдывал развитием мышления и навыков. Ориентирование в городе и умение находить выход из разнообразных ситуаций, не привлекая внимания, могут однажды, а может, и не единожды выручить. В конце концов, это хоть какое-то разнообразие.

— Позвольте, я вам помогу, — вежливо, еле сдерживая одышку, сказал Максим пожилой женщине, находившейся уже в створе железной калитки.

Он опасался, что металлический прямоугольник не дождется его и захлопнется. Расчет сработал, покидавшая двор старушка на мгновение замешкалась, открывая калитку, и посмотрела в сторону молодого человека. Максим был в капюшоне и с черным шарфом, натянутым до носу, распознать лицо было нельзя. Агент, отвернувшись и смотря в сторону, как бы задумавшись, придержал железную калитку, любезно позволив старушке выйти.

— Благодарю, — робко ответила старушка, на мгновенье удивившись внезапному появлению молодого человека. Её короткий взгляд Максим оставил без внимания, и светло-зеленых глаз она так и не увидала.

Агент не мешкая форсировал пространство двора, усеянное нескладно припаркованными автомобилями, к подъезду, где находился нотариус, позвонил в домофон, и дверь тут же открылась. В нотариальной конторе, рассчитывая, что звонящий — обязательно их клиент, открывали дверь всем без разбору. Пройдя подъезд насквозь Максим быстро выбрался на оживленную улицу, наверстав потерянные пять минут. Сигнал светофора, остановивший плотный автомобильный поток, позволил пройтись по полосам краски на асфальте на противоположную сторону. На той стороне, по тропинке он быстрым шагом направился к скверу. Преодолев последний рубеж, вышел напрямую к проходной громадного симпозиума стекла и бетона, классифицируемого как бизнес-центра класса А.

Все действия были заранее спланированы во время очередного обхода, кажущегося со стороны безобидным фланированием. Осмотр близлежащих к объекту территорий для Макса был обязателен, так же как и изучение путей подхода и отхода. Двумя неделями ранее, в вечернее время агент опробовал путь нынешнего утра. Прогуливаясь по дворам, Максим приметил вывеску и решил протестировать. Подождав около калитки, он воспользовался медлительностью доводчика и прошел во двор того самого жилого дома. Позвонил в дверь подъезда, над которой висела вывеска с надписью «Нотариус», так же, как и в это утро, ему без промедления отворили.

***

Агент российской контрразведки работал под прикрытием в офисе московского представительства крупной французской корпорации — разработчика и производителя уникального промышленного оборудования и программного обеспечения для геологоразведки и добычи полезных ископаемых. В этой компании его знали под именем Артем. Жизнь Артема, его учеба, опыт работы, все его прошлое — лишь легенда, которую Максим выдумал сам, человека по имени Артем никогда не существовало. Легенду, как и подобает, он создал поверх себя, но другим этот человек был только на бумаге, в специально подготовленном резюме. Легенда не была снабжена выдуманными привычками в виде пристрастий к чаю без сахара или особенностями характера, такими как потребность в пустой болтовне. Максим считал, что так будет лучше, ведь при его неопытности, если слишком нагрузить легенду, впоследствии можно запутаться, что-то упустить и проколоться. Выдуманного персонажа он словно надевал поверх себя, как одежду, не меняя внешности и мировоззрений. А для надежности Максим просто был немного более скрытным, чем принято в обществе, и рассказывал о себе неохотно и всегда поверхностно. На руку играло то, что в современном мире бурлящей столичной жизни другого не требуется, людям уже давно друг на друга плевать. Из-за этих последствий современности Максим не боялся выставить Артема странным или подозрительным тихоней. В таком большом городе, как Москва, немало странных людей, а поведение некоторых вообще граничит с безумством или даже помешательством.

Утренняя пачка сигарет, которую контрразведчик забыл купить заранее, — издержка профессии, вынужденное отступление от собственных правил, которое ему ужасно не нравилось. Многие коллеги Артема были люди курящие, а как известно, в курилке обсуждается все происходящее, коллеги, клиенты и… погода. Ну и конечно же, кроме этого, на повестке курильщиков было самое главное, то, что нужно контрразведке, — тема начальства. Максиму пришлось внести коррективы в легенду и сделать Артема заядлым курильщиком, чтобы получать в этом клубе информацию. Качество этой информации оставляло желать лучшего и по большей части она состояла из сплетен, порой даже грязных и отвратительных мировоззрению молодого человека. Но выбора не было, приходилось все это не только слушать, но и анализировать, вычленять полезное и составлять отчеты. Максим пытался запоминать только факты, без их эмоционального окраса, чтобы при необходимости была возможность сопоставить информацию без интимных подробностей и выдумок. Обстоятельства личной жизни коллег, само собой, не присутствующих при обсуждении, преображаются наподобие детской игры «сломанный телефончик», и Максим старался цеплять из этого мутного озера лишь сухие факты. Поначалу он даже испытывал стыд и с трудом изображал заинтересованность, слушая сплетни, но со временем втянулся и дискомфорт прошел, хотя удовольствия от этого он все равно не получал. В довесок причин нелюбимости этой служебной обязанности была и сама курилка с большими не открывающимися окнами. Курилка, окрашенная в желтые стены, имела приличную, как и подобает такому месту, вентиляцию, но в солнечные дни в ней все равно было душно. Несмотря на трудности, для контрразведчика это был нескончаемый поток информации, и благодаря природному дару немногословности и тонкости замечаний агент был прекрасным слушателем, с которым охотно делились тайнами.

После окончания академии заштатный спец Максим под руководством опытнейшего агента занимался наблюдением, прослушкой и другой не увлекательной, но весьма полезной рутиной. Наставником молодого агента был родной дядя, который продолжал натаскивать племянника, подготавливая к серьезной службе под прикрытием. Максим не был обычным служащим, он никак не взаимодействовал с другими агентами ФСБ, и единственный, с кем он общался после окончания академии, — это наставник. Натаскивание было на износ и запомнилось вечным недосыпом, порой из-за ведения наблюдения за объектами целыми сутками. Просмотры видео и прослушивание разговоров, изучение переписки — кропотливая работа, требующая усидчивости, выдержки и резинового мочевого пузыря. Было, конечно, в этом много познавательного, в первую очередь Максим в поле освоил принципы слежки — основного инструмента работы спецслужб. Такая работа была жизненно необходима, чтобы закрепить теоретические знания о наблюдении практикой, на которой стало понятно, насколько оно неотвратимо и постоянно. Впоследствии это помогло развить не врожденный инстинкт ощущения слежки, не страх, а именно инстинкт, наделяющий способностью распознавать, когда наблюдение ведется за ним и как это делается. Кроме этого, молодой агент получил важный опыт установки спецустройств, скрытых камер, микрофонов, датчиков температуры, движения и даже датчиков вибрации.

Миновало без малого два года усердной подготовки, и, к нескончаемому счастью молодого агента, ему поручили настоящее задание. Агента под прикрытием внедрили в российское представительство иностранной корпорации с целью поимки шпиона американской разведки и пресечения планируемой им акции, которая предположительно будет иметь серьезные последствия. Информация пришла от разведки из-за океана и, что примечательно, сразу из двух источников, с небольшим по времени интервалом. Внедрить опытного агента с ходу у конторы не вышло, кадровая работа в представительстве велась скрупулёзно и все контрразведчики, к слову, претендовавшие на высокие должности, не прошли даже первую стадию отбора. Дядя Максима, легендарный полковник ФСБ Геннадий И., пользуясь большим авторитетом в конторе, воспользовался ситуацией и настоял, чтобы внедрен был именно его племянник Максим И., как говорится в таких случаях — «под мою ответственность». Полковник не скрывал, что в будущем племянник намерен стать разведчиком, а работа в крупной иностранной организации с мировым именем будет служить хорошим началом легенды, которую в будущем получится результативно использовать.

Племянник хоть и не обладал выдающимися показателями, но, по его мнению, был ничем не хуже других молодых агентов, которых могли назначить на это задание. Но самым главным козырем полковника перед командованием было то, что только он мог без проблем внедрить агента. Геннадий И. имел своего влиятельного человека в компании, занимающейся подбором младшего персонала в представительство французской корпорации. К тому же молодые специалисты, интервьюируемые на низшие должности, подвергались менее жесткому отбору и к ним не предъявлялись повышенные требования. Пройти отбор Максиму не составило труда. С трудностями Максим столкнулся уже внутри — главная была в том, что низкая должность не давала возможности получить искомую информацию, контрразведчику она была недоступна.

***

Считыватель турникета алюминиевого цвета издал неприятный звук и ознаменовал положительный результат определения сигнала пластикового пропуска изображением зеленой стрелочки. Максим, оторвав внимание от стрелки, взглянул на часы. Облегченный выдох — на часах было без одной минуты до начала рабочего времени. Эти часы, выполненные в строгом классическом стиле с черной окантовкой белого циферблата, словно бездушный надзиратель. Он свисал над головами входящих работников офисного центра, не давая им забывать, что время их появления фиксируется. Даже выкрашенные в веселый оранжевый цвет стены не могли пошатнуть напоминание о дисциплине. Вопрос дисциплины, к слову, во французском представительстве был на видном месте.

Офис зарубежной компании занимал весь этаж и был открытого типа, так называемый open space, с отделкой лофт, раскрашенный в приятных тонах серого цвета. На стенах были нарисованы черные и белые фигуры, напоминающие абстракционизм. Гигантские окна в пол заслоняли этаж стеной холодного белого света, словно подменяя обычную стену из бетона. Порой Максу казалось, что это сплошная стена из света, особенно в моменты, когда внимание было занято чем-то другим и он замечал это периферией. Поверхность стола младшего клиентского менеджера была педантично опрятная, все бумаги разложены в стопочки в соответствии со специальной классификацией, разработанной Максом. Канцелярские принадлежности лежали одна к одной, по размеру и назначению. На столе была чистота, монитор стоял симметрично невысокой перегородке, установленной между столами и не допускающей встречные взгляды пчелок. Провод зарядки от телефона был свернут в круг правильной формы. Контрразведчик впервые заметил за собой такой порядок, он создал его, не задумываясь просто потому, что его с детства приучили к дисциплине и порядку.

— Слишком хорошо — это плохо, — сказал шепотом Макс и небрежно разложил некоторые бумаги на столе, поверх кинул ручку, а монитор нарочно сдвинул вкривь. — А то подумают, что я шизофреник или, еще хуже, — педант.

Приподнявшись в рабочем кресле, контрразведчик получил широкий обзор большей части уровня. Ему открылся вид на вход в обособленную часть офиса, где находились кабинеты управляющего персонала. Максиму позарез нужно было туда попасть, но возможностей посетить отдельный блок не намечалось. Ситуация обязывала что-то предпринять. Прошло уже три месяца после внедрения, а контрразведчик пока не знал, как туда попасть, не вызвав подозрений. Причин такой необходимости было как минимум две. Одна, конечно же, в интересах секретной работы: в этих кабинетах эксклюзивного доступа содержались ценные сведения, в папках, в сейфах, в компьютерах. Другая причина, не признаваемая, однако, Максимом, была тривиальной: он, как и большинство людей, хотел быть боссом, иметь большую зарплату и высокое положение, дающее ощущение важности. Макс чувствовал желания, порождаемые той, другой причиной, но относил их к желаниям Артема. Сам Максим же хотел совсем другого. Он мечтал быть на совершенно ином уровне, на том уровне, где высота положения определяется не размером состояния, количеством иждивенцев и контактами в телефонном справочнике. Он желал уровня, на котором ты понимаешь, как в действительности устроен мир, и ты, всего лишь один человек, имеешь возможность на этот мир оказывать влияние, а все материальное — не больше, чем средство.

— Артем, привет! — Миловидная девушка с русыми волосами и еле заметной родинкой на щеке бесстрастно исполнила дебютный ритуал начала рабочего дня, издавна принятый в обществе.

— Привет, — улыбнувшись краешком рта, не повышая голос, сказал Максим, несмотря на гул от окружавшей рабочей суматохи.

Когда Максим впервые ее увидел, он готов был поспорить, что ее зовут Света. Она была похожа на его бывшую девушку, с которой он имел продолжительные отношения, когда учился в академии. Хотя он больше не знал девушек по имени Светлана, опыт не подвел, девушку действительно звали Света. Максим не искал девушек, напоминавших его первую любовь, он вообще никого не искал, его мысли были сосредоточены только на задании, поэтому Света вызывала в нем интерес сугубо практический.

— Идешь курить? — задала вопрос Артему Света и начала параллельно что-то объяснять коллеге по вчерашней планерке.

Не дожидаясь ответа, она направилась к курилке. Света даже не замедляла шаг, она знала, что Артем непременно пойдет, Максим этой девушке старался ни в чем не отказывать.

— Пойдем, — протяжно ответил Максим ей вслед.

В его голосе звучала нотка обреченности, так как было понятно, что вопрос Светы риторический и ответа она не ждала.

Они стояли в душной курилке, Максим без интереса слушал Свету. Ценной информации от нее не ожидалось, девушка чуть больше месяца назад инициировала разрыв отношений со своим парнем и до сих пор все ее разговоры были эмоциональным следствием душевных переживаний. Из разу в раз ему объявлялись все новые и новые аргументы в чашу весов, отвечавших за правильность ее выбора. Уже упомянутые неделю назад недостатки бывшего озвучивались вновь, но, как говорится, «под другим соусом», по мнению же собеседницы, она в них не повторялась. Света, как и любой другой человек в такой ситуации, считала себя уязвленной и в своих поступках не могла видеть что-то неправильное или ошибочное. Максим видел все совсем иначе. Ошибкой, по его мнению, были сами отношения. Порой ему хотелось возразить, подвергнуть ее мнение конструктивной критике и постараться воззвать к голосу разума, как казалось самому агенту, — для ее же блага. Но он осознавал не столько безуспешность таких попыток, сколько их банальную ненадобность. Награда за выражение своего мнения заключалась в риске выбытия из круга доверенных лиц, а между тем Светлана была ему нужна. Ее главное для агента качество — неутомимая болтовня. Девушка любила поговорить с такими же, как она, и поэтому знала все обо всех, благодаря чему стала для контрразведки неисчерпаемым источником информации. Максиму с помощью своего природного умения выслушать и поддержать говорящего уместным и остроумным комментарием удалось втереться к ней в доверие. А необщительность Артема и умение хранить тайны создавали в глазах девушки надежное хранилище сплетен. От него ничего нельзя было узнать, зато ему все можно рассказать.

Болтуну необходимо выговариваться человеку, которому можно поведать обо всем, поэтому если Света что-то узнавала, то очень скоро об этом узнавал и Максим. Агент же держал девушку на расстоянии, он старался ничего ей не говорить про Артема, но не потому, что в легенде были изъяны, а потому, что Артему нежелательно становиться объектом обсуждений. В очередной перекур, как и предполагалось, девушка ничего стоящего не поведала. Максим интуитивно чувствовал, что она непременно принесет ему пользу в поиске шпиона, в существовании которого контрразведка не сомневалась.

Шпион, по мнению конторы, был одним из сотрудников управляющего персонала, состоящего преимущественно из иностранцев. И хотя конторе было известно об этих людях все, даже сколько раз они ходят в туалет, о том, кто из них был шпионом, в стенах федеральной службы безопасности шли жаркие споры. Против агента играло то, что никто из управляющих, работников младшего персонала к себе просто так не допускал, держа их на приличном расстоянии. А подхалимов и лизоблюдов в представительстве было хоть отбавляй, соревноваться с ними в натирании начальству до блеска двадцать первого диапазона смысла не было, молодой агент безоговорочно уступал им в опыте и навыках.

Возвращаясь из курилки, Максим немного отстал от Светы, он отвлекся на рабочий чат и пока читал важные сообщения в смартфоне, девушка уже дошла до своего рабочего места, где не присаживаясь занялась разбором документов. Рабочее место информатора находилось прямо перед закрытым блоком этажа, и, когда Света сидела за компьютером, за ее спиной, наискось, была дверь в желанную для агента зону. Контрразведчик, не отрываясь от чата, заметил краем глаза фигуру, вышедшую из двери. Это был Ален — финансовый директор, француз, прибывший из основного офиса компании в Париже. Его часто отправляли работать в страны Восточной Европы и в особенности в страны бывшего Союза. Агент заметил, как глаза француза сверкнули, тот украдкой смотрел куда-то с еле скрываемым интересом, пытаясь сделать вид, что его остановило именно сообщение на смартфоне. Максим слегка приподнял голову, чтобы незаметно узреть мишень француза, пытающегося скрыть свой орлиный взор. Возбудитель был обнаружен. Какое удачное совпадение. Света. Она стояла у стола, но не в каком-то неприличном положении, а во вполне естественном, склонившись над кипой документов. Свете не надо было занимать какую-то особенную позу, она была хороша собой, ей достаточно надеть «правильную» одежду, подчеркивающую важные для мужчин достоинства. Брюки от брючного костюма были приятного темно-серого цвета, из полиэстера, они акцентировали внимание чуть пониже поясницы, придавая интересный для Алена вид. Спускаясь вниз, брюки повторяли формы спортивных ножек, облегая бедра и почти ужимаясь в самом низу. Для такого сладострастника, как Ален, Светлана в этот момент предстала чрезвычайно интересной личностью, которую раньше он не замечал. Максим задумался, почему он и сам не придавал этому значения, воспринимая стройные ноги девушки как должное. Агент до этого не рассматривал своего информатора с такой естественной точки зрения, а потому сейчас синхронно с Аленом, не отрывая голову от смартфона, пялился на коллегу, но только с другой стороны уровня. И было на что смотреть. Белая блузка Светы, заправленная в брюки, словно кричала: «Посмотрите на мой плоский живот!». Выше живота у девушки тоже не было поводов для стеснения. А через некоторое время после расставания со своим парнем она и вовсе начала эти поводы демонстрировать, тактично забывая застегнуть верхние пуговицы блузки. У контрразведчика мгновенно промелькнула мысль: «Этот француз обладает неограниченным доступом к коммерческой информации». Максим начал раздумывать, как бы ему использовать интерес финансового директора к Свете, чтобы сблизиться с ним и получить его доступ. Свете для привлечения внимания никаких дополнительных усилий прикладывать было не нужно, извращенная фантазия француза и без того отправлялась в полет.

— Разумеется, она не станет играть с французом, а если бы хотела, давно бы уже играла без моего участия, — рассуждал Максим.

Агент, будучи носителем терабайтов грязной информации, помнил тайну, которую Света рассказала ему по большому секрету и которую в действительности знали немногие. Финансовый директор периодически угощал девушек французским шампанским в своем рабочем кабинете, в том самом закрытом блоке. И было одно обстоятельство на руку агенту: француз не приглашал к себе девушек без сопровождения. Приглашать девушку к себе одну было слишком явным домогательством, поэтому никто попросту не согласился бы на такой открытый подкат. На следующий день слухи в посвященных кругах опишут эту ситуацию наипресквернейшим образом, с додуманными опошляющими подробностями, от которых потом не отмыться. Из рассказов тех, «кто там никогда не был» Максим знал примерный алгоритм. Ален приглашал «жертву» и несколько случайных слушателей, которые оказались рядом, к себе в обитель отметить пустяковое событие или примечательную дату. После вступительных бесед о невероятно интересных буднях француз постепенно начинал переключать внимание на себя, впечатляя слушателей интересными историями из своей жизни. Жизнь этого очень обеспеченного человека пестрела красотой, комфортом и французской изысканностью, недосягаемыми для абсолютного большинства людей. Он интересно рассказывал о своих путешествиях по миру, об общении с известными или выдающимися людьми, о приключениях с пометкой «люкс» и сие блюдо приправлял соусом из неприметных, но несомненно важных деталей. Француз как бы извиняясь, с намеренной небрежностью рассказывал о своем расточительстве, приводя конкретные примеры покупок дорогого вина и костюмов лучших портных или, например, полотенец из редчайшего хлопка. Примеры действовали безотказно, производя неизгладимое впечатление на людей с небольшим достатком. Попутно исчерпанию алкогольных припасов, заручившись приоткрытым ртом избранницы, Ален сменял направление речей. Француз переходил к более решительным действиям — ласкам слуха избранницы комплиментами с чрезмерным использованием французского. Жертва и лишние гости, к тому моменту впечатленные красноречием оратора и влиянием дорогого алкоголя, не распознавали гамбитов сладострастной стратегии. Сопровождающим, по задумке стратега, из-за отсутствия внимания к своим персонам спустя некоторое время становилось некомфортно. Создавалось впечатление, что они лишние на этом «тимбилдинге», и они постепенно удалялись под разными предлогами.

— Света, ты станешь моим входным билетом в ви-ай-пи зону, — говорил агент про себя, проходя мимо девушки.

Ален, по задумке контрразведчика, пригласит ее на свой мини-корпоратив, и приглашение не могло стать индивидуальным, Света ни за что не пойдет туда одна. Максим рассчитывал каким-то образом вклиниться в число приглашенных вместе со Светой и тем самым оказаться в закрытом периметре. За информатора он не переживал, Свету не нужно было разменивать на информацию, так как Света, как она сама любит выражаться, «не на помойке себя нашла» и даже после тонны спиртного не останется со сладострастником наедине. Максим так считал неспроста, француз хоть и мастер слова, талантливо употребляющий родную речь вперемешку с русским, тем самым украшая свои рассказы заморским колоритом, напоминал Митьку-алкаша, которого Максим хорошо помнил из детства. Внешность Алена и вправду была отталкивающей, он был немолодой мужчина, выглядящий старше своего возраста, про таких, когда им сорок, говорят, что выглядят они на сорок четыре. Невысокого роста, с большим пузом, на худых ногах, вдобавок овальное лицо со впалым подбородком, покрытым густой черной щетиной, и возвышающийся над этим острый, формы птичьего клюва нос. С таким набором почти лысый Ален носил уже вышедшие из моды брюки с подтяжками, широкие сорочки и вельветовые пиджаки странных цветов, напоминающих детскую неожиданность.

К этому не очень изящному плану Максима привело отсутствие альтернативы, внедриться в высшие круги было невозможно из-за низкой должности Артема. И документооборот в представительстве был налажен безупречно, Артем имел доступ лишь к тому, что касалось исключительно его обязанностей. Такое положение дел было равно применимо для всех должностей, способа получить доступ к внутренним документам через коллег в окружении, агент не нашел. Максиму нужно было изучить внутренние документы компании. Что именно он должен там найти, он сам не знал, но был уверен, что в них будет хоть какая-то зацепка, которую заметит контора. Логика Максима была простая — француз финансовый директор и в представительстве все устроено таким образом, что все денежные вопросы проходят через него. Деньги, как известно, ключ ко всему. Контрразведке можно было, конечно, провести налоговую проверку с выемкой документов, но зачем в таком случае стране федеральная служба безопасности и скрытая оперативная деятельность? Взлом серверов французской компании тоже исключался, хранение информации было надежно защищено продвинутым программным обеспечением. Существовал высокий уровень риска выявления атаки, и контора во избежание огласки такой способ применять не собиралась. Кабинет Алена выглядел подходящей мишенью. В ходе рабочего процесса невозможно все держать в сейфе, множество документов, по мнению контрразведчика, должны храниться в доступных местах, на столах или в незакрытых шкафах. После проникновения контрразведчику необходимо было произвести фотофиксацию всего подозрительного, нанесенного на бумагу.

Следующая проблема была в том, что цель находилась в месте, усеянном камерами и неизвестно еще какими приблудами распознавания непрошеных гостей, поэтому взлом и проникновение также исключались. Но сам кабинет финансового директора открывал простор. Из информации, полученной от самой Светы, агент знал о настоятельном требовании француза, чтобы в его кабинете не было никаких систем наблюдения. Мотивировал финансовый директор это тем, что здание и так напичкано камерами, а под пристальным взглядом он будет чувствовать себя неуютно, ведь находиться под наблюдением не то же самое, что не находиться под наблюдением. Контрразведчик знал, что эта информация достоверна, ведь сладострастник во время мини-корпоративов вряд ли оставляет надежду уединиться с молодой особой. Определенно, он, занимающий высокое положение в международной корпорации, имеющий во Франции жену и двоих детей, не рассчитывает устраивать похотливые игры под запись.

Оставалось только ждать. Но прежде надо было понять, как сподвигнуть Алена на приглашение Светланы, а самое главное, не упустить момент и напроситься сопровождающим.

Остаток дня Артем, младший клиентский менеджер, провел в рутине, изучая незамысловатую, но запутанную переписку, разбирая претензии клиентов по поставке оборудования и внося коррективы в работу перевозчика, проводившего отгрузку. Максиму удалось погрузиться в задачи целиком, и день пролетел так быстро, что, взглянув на часы в правом нижнем углу монитора, он удивился. До конца рабочего дня оставалось семь минут. Подняв взгляд, Максим заметил, что часть работников уже собрали свои манатки и с нетерпением ждут звонка. Агент медленно потянул шею и протер обеими руками лицо. Он устал и вымотался, но был доволен, день прошел продуктивно. Артем решил проблему с отгрузкой и закрыл другие заявки от клиентов, параллельно выполняя рутинную текучку.

— Bon travail, — проходя мимо бросил ему Ален и по-дружески подмигнул.

Максиму стало приятно от заслуженной похвалы, а французский язык придал ей изюминку. Ален, как и, наверное, любой француз, не упускал возможности демонстрировать свой язык, по праву считающийся одним из красивейших языков, особенно во Франции. Говоря на родном языке, он был выразителен, словно записывал аудиокнигу. Максим со временем заметил интересную особенность Алена, которую даже причислил к своего рода искусству. Француз использовал язык Дюма и Гюго к месту и времени так, что все без исключения окружающие были очарованы, в особенности когда финансовый директор на своем родном ругался нецензурной бранью. Со временем благодаря этому искусству Ален перестал ассоциироваться у Максима с Митькой и напоминал скорее капитана корабля, который никак не может вернуться на лазурный берег.

— Может, он и не такой плохой мужик? — рассуждал про себя Максим, у которого от неожиданности немного подрумянились щеки, гражданские его раньше никогда не хвалили. — Может, у меня и вправду получится построить здесь карьеру, создав крутую легенду? — размечтался Макс. — А если вдруг не получится построить карьеру в разведке, пойду работать в офис, — задумчиво поглядел в окно контрразведчик.

В тот же миг холодный импульс в его мозгу заставил отвести взгляд от панорамного окна и вспомнить, кто он и сколько вложил в это «кто». Максим вспомнил о губительности поисков путей отступления, выравнивающих пульс. Это не утешительный приз, это выводящая из себя стабильность повторяющегося дня, которую он быстро распознал. Офисные оковы пчелок их рукотворного творенья, которые они называют хорошей работой.

— Все эти подлизы, интриги и тимбилдинги терпимы, пока ты играешь с ними, и совсем другое, когда они играют с тобой, — отрезал в мыслях агент.

Было уже темно. Макс вышел из офиса и направился к метро, многочисленные фары машин привычно слепили. Через минуту, погрузившись в раздумья, он перестал их замечать, как и несущие их автомобили, курсирующие нескончаемым потоком. Машины сливались, представая в подсознании как неподвижная стена. Контрразведчик думал о задании, и ни о чем больше. Он был в начале многообещающей карьеры, беззаветно отдав операции всего себя без остатка, а ощущаемая гигантская ответственность за результат придавала этому возвышенное значение. Молодость рождала неугасаемый интерес, глаза буквально горели, ему доставляла удовольствие таинственность профессии, нравилось, что он не такой, как те прохожие, что, проходя мимо, никогда бы не догадались, кто он. Максим считал, что его настоящее на порядок важнее того, чем занимаются окружающие, и имеет неоценимое значение для государства и общества. Порой ему так и хотелось сказать случайному встречному: «Эй, а ведь я рискую ради тебя, ради того, чтобы ты и твои близкие были в безопасности!»

Мужчина в красной шапке удивленно посмотрел на Максима, но не задержался и прошел мимо. Максим смотрел на него так, словно хотел что-то сказать, но не решился. Контрразведчик вдруг обнаружил, что уже дошел до метро и стоит на ступеньках спуска под землю. Повернувшись к стене, агент увидел отражение парня в черной куртке с капюшоном и в синих джинсах, изображение искажалось грязной поверхностью стекла.

— Такие минуты задумчивости делают меня странным, надо держать себя в руках, — подумал Максим и двинулся дальше.

Макс был счастлив: после долгих лет подготовки его не оставили в наружке и дали настоящий шанс. Службы в наружном наблюдении агент страшился больше всего, рутинная, тяжелая и неблагодарная работа, никогда и никем не оцениваемая по достоинству. В наружке нет героев, об их работе не пишут книг и не снимают кино, их примеры не пример. А с каждым днем он все лучше осознавал: операция — это не просто шанс отличиться, на этом задании рождалась его легенда, с которой он будет жить и которая ему позволит стать настоящим разведчиком. Но для этого он должен все сделать безукоризненно, не бросив даже малейшей тени на Артема. Артем должен оставаться неприметным малым, не отталкивающим, но и не притягательным, не популярным, но и не изгоем. Артем должен быть как все, случайное лицо из толпы, скучный до безобразия, по его анкете взгляд должен скользить, не встречая сопротивления и переходя дальше к следующей.

Выйдя из автобуса, Макс почти уперся в остановку.

— Непродуманно сделано, — проговорил он, едва пошевелив губами, слегка приоткрыв рот.

От остановки до подъезда девятиэтажного дома было рукой подать, и Максим заранее стал обдумывать вечерние бытовые дела, от которых не уйти даже спецагенту. Макс зашел в подъезд и стал подниматься по лестнице, Артем жил на четвертом этаже. Молодой человек старался не пользоваться лифтом, организм целый день находился в сидячем положении и сейчас требовал от хозяина больше движений. Малоподвижность бодро шагала за ним из наружки, где большую часть времени агент сидел неподвижно. Поход по лестнице — та малая компенсация телу за тазовое затекание в стандартном офисном кресле. Появилась небольшая одышка на прохождении рубежа третьего этажа.

— Надо вставать пораньше и до метро тоже идти пешком, — решил Максим, но тут же передумал, увидев в окно суровое предзимье, — ну хотя бы когда погода будет поприятнее.

Ход его мысли прервал монолог громкого басовитого голоса…

— Ну я этому и говорю: ты че, демон окуляра?! Фокус не навел?!

–…

— Он чет там возбухать начал, и я его наказал, в бороду ему дал разок, этот м…к и потух.

Максим узнал голос, он раньше уже видел говоруна — это был сосед по лестничной клетке, здоровенный бугай, имени которого он не знал и знать не желал, хотя, наверное, стоило бы. Бугай с первого взгляда стал отрицательным персонажем в истории Артема, всем своим поведением сосед демонстрировал недоброжелательность и пренебрежение к окружающим его людям. Бугай регулярно конфликтовал с соседями, казалось, он наслаждался своей хамской манерой поведения, которая демонстрировала его жизненный девиз — мне на вас плевать, вы мне все равно ничего не сделаете. В полицию на него жаловались неоднократно, но эффекта от этого, конечно же, не было, а лично разобраться с ним никто не решался. Его внушительные габариты и перманентная агрессия индекс таких желаний ставили на нулевую отметку. До Максима иногда доносилось содержание разговоров бугая, когда тот курил на лестничной клетке. Разговоры эти с собеседниками очно либо по телефону напоминали беседу людей, промышлявших криминалом. Обсуждались какие-то личности, мотавшие срок, сбыт предположительно краденного и в особенности новые способы электронного мошенничества. Самыми безобидными были разговоры о грядущих и прошлых попойках, они меньше всего вызывали раздражающую дрожь.

Максим поднялся на тот самый лестничный пролет между этажами. Бугай стоял напротив окна, прислонившись к перилам, его слушатель оперся на подоконник, стряхивая на пол пепел вонючей сигареты, и с одобрительной ухмылкой слушал не обремененный интеллектом рассказ. Между рассказчиком и его слушателем было небольшое расстояние, но, даже когда агент приблизился к ним вплотную, ни один, ни второй и не думали освободить хоть немного пространства, они нарочно делали вид, что не замечают молодого человека. Агенту пришлось извернуться, чтобы пройти между ними и не наступить на ноги. Макс не стал здороваться, в такой ситуации он посчитал это неуместным, к тому же до этого на приветствия Артема бугай не отвечал, ну разве что один раз еле заметно кивнул. И неизвестно, ему ли он кивнул и был ли это вообще кивок, может, бугай о чем-то задумался.

Миновав препятствие, поднимаясь вверх по ступенькам к своей двери, Максим обратил внимание на наступившее молчание, он буквально почувствовал взгляд на своей спине, но не обернулся. Закрывая первую, железную дверь, он услышал какую-то реплику и незамедлительно последовавшее одобрение бугая. Конкретных слов он не различил, но было очевидно, что сказ об Артеме и это не что-то хорошее. Макс закрыл вторую, деревянную дверь, которая на вид была старше его самого, казалось, она на одну треть состоит из краски, слои наносились друг на друга. В некоторых местах краска откололась, обнажая множество оболочек, словно разлом на изучении у геолога.

В коридоре было темно и тихо, нос учуял вонь чего-то непонятного. Хозяин квартиры — пожилой мужчина — опять готовил изысканную, по его мнению, еду, отличавшуюся смешением несочетающихся ингредиентов. На вид эти смеси выглядели неаппетитно, а иногда даже отвратно, и, по мнению Максима, обладали отрицательной полезностью. Агент, не включая свет, снял только обувь, аккуратно поставив ее в сторонку. Куртку он снимать не стал, во-первых, боялся, что она провоняет, во-вторых, крючков старой вешалки было мало и все они были заняты одеждой хозяина квартиры, который, очевидно, не догадывался, что его съемщику крючок для куртки тоже может понадобиться.

Максим прошел в свою комнату, в которой, в отличие от всей остальной квартиры, был сделан хоть какой-то ремонт. Стояло даже пластиковое окно, правда, хозяин квартиры поскупился и не стал менять подоконник, просто покрасив его, и, по всей видимости, своими руками сделал нехитрые откосы, неумело зашпаклевав образовавшиеся дыры. Получилось убого — сильно неровно, местами шпаклевка пропущена, от окон дуло холодным воздухом с улицы. Краска на подоконник была нанесена поверх старого слоя, и через некоторое время прямо по центру она развалилась на засохшие куски. Создался как бы ландшафт каньона, но только без образов, высеченных миллионами лет пород.

Стены обклеены дешевыми светлыми обоями с незапоминающимся узорами в виде выдуманных цветков. Обои были настолько тонкие и некачественные, что портились и рвались при малейшем прикосновении. Максим предположил, что он первый съемщик после ремонта, потому что обои к моменту его заселения еще были целы. Потолок был покрашен, как и все в этой квартире, поверх старой побелки, без какой-либо обработки, из-за чего стыки плит уже открылись, образовав несимметричные трещины. Полы при ремонте не менялись, они были выложены старым советским паркетом добротного качества — единственное свидетельство о том, что в этой комнате когда-то был хороший ремонт. Паркет хоть и смотрелся как вещь, которую в СССР сделали на совесть, но на него неизбежно повлияли время и солнце. Доска была в потертостях и в большинстве своем выцвела, в некоторых местах аж до степени образования серости дерева. Принюхиваясь Максим ощущал, как от дерева пахло сыростью и всем, что умудрились пролить или уронить на него жильцы, жившие здесь раньше. Дверь в комнату, на первый взгляд, была сделана ребенком из подручной бумаги — неровные углы, топорщащиеся куски древесных опилок и слегка вздувшийся нижний край. Новый замок и петли контрастом с дверью говорили о том, что пожилой мужчина скорее всего отдельно купил дверь, бывшую в употреблении. А может, вообще нашел на мусорке. Комната была небольшая, вытянутая, прямоугольной формы, в ней стояла неудобная кровать с бортами. Около двери находился старинный, оранжевого цвета шкаф с большим зеркалом, напротив него простой письменный стол, приставленный к окну. Максим снял куртку и повесил в шкаф.

Петр Степанович, по обыкновению, был на кухне, он смотрел телевизор и ел бутерброды с черным хлебом и салом.

— Добрый вечер, Петр Степанович.

— Здарова, — незаинтересованно ответил пожилой мужчина, не отрываясь от телевизора.

Максим в этот вечер, как и в другие такие же вечера, ужинал молча, хоть и в компании хозяина квартиры. У него не было желания завязывать разговор, впрочем, у Петра Степановича тоже, тот, не обращая внимания на квартиросъемщика, поедал свои бутерброды. По телевизору в этот момент показывали телепередачу об очередной теории заговора технологических гигантов, которые хотят поработить человечество. Агенту, хорошо разбирающемуся в секретах, заговорах и тайных операциях, тяжело было слушать необоснованную, логически непоследовательную чушь, откровенно притянутую за уши и которую, по его мнению, при должном скепсисе мог раскусить даже школьник. Максим, не прекращая ужин, чтобы не вслушиваться, залип в свой смартфон.

— У тебя от этой херни мозги закипят! — громким хриплым басом отрезал Петр Степанович, не отрываясь от телевизора.

Петр Степанович не хотел предупредить или обезопасить своего соседа, просто тот начал юзать смартфон в момент, когда ведущий телепередачи рассказывал о неимоверном вреде гаджетов. Ну и, конечно же, он сделал замечание потому, что Артем его бесил. Молодой человек, по убеждению Петра Степановича, был представителем потерянного и бестолкового поколения, которое уже не может существовать без этих дурацких гаджетов. Большинство технологий пожилого мужчину пугали, он не понимал принципа их действия, как они устроены и как на самом деле влияют на жизнь человека, оттого считал технологичность вредной заразой, разрушающей личность человека и самобытность культуры.

Максим вопросительно посмотрел Петра Степановича, не сразу смекнув, что тот имеет в виду, но, когда понял, с иронией поднял брови и слегка качнул головой, опустил взгляд обратно.

— Для этого мне надо начать смотреть телевизор, — подумал Максим, но тактично промолчал.

Такой комментарий человеку, считающему себя представителем поколения, жившего в лучшую эпоху этой страны, от такого зеленого молодняка был бы воспринят как вызов, рискующий со временем трансформироваться в конфликт.

Следующий день шел так же, как и предыдущий. Артем плодотворно работал, настрой был боевой, к тому же ему удалось впервые за долгое время нормально пообедать, вовремя и без спешки. Трапезничать в этот день Артем пошел в сопровождении Светы, время позволяло послушать болтовню девушки. Поначалу они все же заговорили о неумении Светы выбирать мужчин, потом девушке, наконец, надоело говорить о себе, и она заговорила об Артеме, пытаясь хоть что-то разузнать о своем скрытном друге.

— Да ладно?! Серьезно? А почему?

— Да просто не хочу. Не нужны мне эти соцсети, выкладывать там фотографии, писать что-то, — ответил Максим.

— Хм, — Света слегка вытянула нижнюю губу, было видно, что ей не понравился такой ответ, но докапываться до истины желания не возникло. Такие чудаки в их возрасте встречаются, но каких-то интересных или драматичных поводов у них к этому нет, чаще всего это своеобразная попытка выделиться, быть особенным.

***

Вопрос о целесообразности регистрации Артема в социальных сетях был настолько важным, что решение принимали в конторе. После нескольких дней обсуждений было решено, что создавать Артему аккаунту на просторах интернета нельзя, по крайней мере, пока. Максим, молодой парень, живущий на рубеже четверти двадцать первого века, с оглядкой на сверстников, конечно же, чувствовал небольшую досаду, и дело не в том, что аккаунта не было у Артема, дело было в том, что личного аккаунта не могло быть у самого Максима. Тенденции развития общества последних лет показывают: социальные сети для большинства — способ самовыражения, взаимодействия и единения с другими людьми. Но самая главная и важнейшая функция, которую они выполняют, — это доступ к мнению окружающих, какого бы качества оно ни было. Даже то, что для других социальные сети — это пустая трата времени, а для некоторых и вовсе неприятность, каждый новый день доказывает нам, что это больше не прихоть или забава, это одна из вех развития человеческого общества. Да, пока множество людей прекрасно обходятся без этой, по их мнению, «ерунды», но после них без этого не будет обходиться никто, осознается это или нет. Максиму казалось, он лишен такого простого и доступного всем атрибута жизни, который есть почти у всех представителей его поколения. Хотя запрет на регистрацию аккаунта для агента был логичным, Максим все равно воспринимал это как одно из лишений ради профессии. Агент сознательно лишал себя такого вскоре обязательного атрибута жизни ради чего-то большего.

***

Максим шуткой вернул разговор к обсуждению отношений Светы с противоположным полом, а потом плавно к сплетням. Агент вновь получил свежие подробности жизни коллег, о которых источники этой информации желали бы умолчать. В какой-то момент Максим поймал себя на мысли, что ему начинает это нравиться. В озвучке Светы они приобретали нелогичный эмоциональный окрас, простые, на первый взгляд, истории усложнялись нелепыми предположениями о причинности событий, выдаваемых за истину, несмотря на откровенные преувеличения. От этих коллективных трансформаций распространителями сплетни начинали становиться увлекательными, интригующими и затягивающими. Для Светы это уже был образ жизни. Максим в шутку рассуждал, что если Свету оставить в информационном вакууме, то она может сойти с ума. Девушка как заядлый курильщик, сплетни для нее подобны сигаретам, попробуй такого человека оставь без сигарет хотя бы на день. Максиму каждый раз при упоминании Артема удавался сложный маневр — он умело переводил тему, не затрагивая легенду, при этом выжимая максимум от Светы. Кроме того, что Максим внимательно слушал, он научился потакать Свете, поддакивая ей, умно подмечая ее, как ей казалось, правоту. Свете это безумно нравилось, и порой она думала, что она с Артемом советуется, а не сплетничает. Таким маленьким хитрым приемам, как и многому другому, Максима научил его дядя — разведчик высочайшего класса.

— Свет, тебе бы ток-шоу вести по телевизору. Я бы такое смотрел, — загадочно усмехнувшись, сказал Артем.

Света ему улыбнулась, не поняв, что Артем над ней шутит, и продолжила свои мини-истории, перетекающие одна в другую под навигацией талантливого лоцмана. Максима только расстраивала необходимость лазить в чужом грязном белье, хотя он прекрасно понимал, что без этого не обойтись. В начале пути без трудностей и грязи никак, но он знал, что, когда поймает шпиона, от дна можно будет оттолкнуться, лишь при необходимости туда заглядывая. Москва не сразу строилась, и Максим не может с первого года службы под прикрытием, без опыта, занимая низшую должность, выстроить агентурную сеть и не принимать участие в первичной обработке данных.

После обеда к народу вышел Лорд с мотивирующей речью — так в шутку говорили о редких появлениях заместителя управляющего Пола Ньюмана. Заместитель управляющего любил пообщаться с простыми работниками, он иногда выходил из закрытой зоны, собирал персонал вокруг себя и говорил о стратегии компании, о роли каждого в общем деле и тому подобном. Ему чрезвычайно нравилось это занятие, нравилась публика и то, что его внимательно слушают. Пол был американцем, уроженцем города Нью-Йорк, и тем не менее погоняло, созвучное английскому титулу, за ним все равно закрепилось. Называть что-то не типичными для этого именами — давняя традиция, в большинстве случаев являющая собой банальное невежество. Хотя в этом случае именование «Лорд» было абсолютно по делу, американец обладал репутацией вежливого, необычайно сдержанного человека, в любой ситуации он держался с достоинством. Но не под стать английскому титулу он не пил чай и не использовал в разговорах с людьми ниже рангом нескрываемого пренебрежения — неотъемлемого качества английских лордов. Пол держался статно, расхаживал по залу среди своих подданных гордо и почтенно. Американец, как это ни банально, для конторы был объектом детального интереса, его изучили с ног до головы, окружение, взгляды, привычки, точки зрения, нравы, распорядок дня, все, к чему могли добраться, буквально никуда не добираясь.

Максим и сам за ним приглядывал. Пол безусловно заметная личность, но подозрительного в нем было мало. Американца все любили, и это несмотря на то, что на него фактически взвалили функции управляющего. По мнению Макса, главнюк априори должен быть козлом, контролируя, запрещая и ругая своих подчиненных, все время требуя больше. Но Лорду необъяснимым образом удавалось избегать острых углов. Американец нравился девушкам, его неспроста обожали — высокий, атлетического телосложения, волосы светлые, как будто они выгорели на жарком летнем солнце. Яркие серо-голубые глаза и широкая челюсть с едва видневшимися скулами придавали модельной внешности немного суровой мужественности. Из-за обаятельной улыбки этого выпускника университета Лиги плюща из богатой семьи некоторые девушки хотели за него замуж.

— Этот ходячий список достоинств надо демонстрировать на конкурсах исключительных людей, — в шутку думал Максим без злобы, хотя признавал, что слегка завидует, так как Лорд был всего на три года старше его самого.

Дебют французской технологической компании в странах СНГ ознаменовался бескомпромиссной экспансией, поэтому директор по развитию был вторым человеком в фирме и одновременно являлся заместителем управляющего. Управляющий — француз, в отличие от Алена, русским языком не владел, но был назначен на руководящую должность, так как считался большим специалистом в области освоения недр, за него говорили успешные кейсы в Африке. Как полагал Максим, именно работа в Африке стала аргументом, причина тому — парадоксально сравнимый уровень коррупции в странах СНГ и на жарком континенте. Управляющий появлялся в московском офисе крайне редко, в основном он был с деловыми поездками в Азербайджане и Казахстане.

Вот тут-то у агента и рождались подозрения. Отсутствие управляющего давало Полу возможность быть главным, но, несмотря на статус, который, между прочим, щедро вознаграждался, Максим не заметил, что американца радовал такой карьерный рост. Пол, к огромному удивлению, делегировал часть административных функций, таких как контроль дисциплины, организация мероприятий и порой даже контроль эффективности менеджеров младшего звена, своей молодой ассистентке Марии. Спустя некоторое время Максим понял: Маша была тем самым механизмом обхода острых углов. Очевидно, что Пол — жуткий нарцисс, который не сможет без всеобщего обожания, поэтому функции строгого начальника он возложил на свою талантливую, но неопытную ассистентку. Маша была рыжей невысокой девушкой, с овальным лицом, крайне хороша собой и обладала миниатюрной, привлекательной фигурой. Она была фанатом не только работы, но и своего руководителя, по этой причине вести себя она старалась под стать Лорду. Маша наигранно и фальшиво пыталась держаться также статно и величаво, но из-за отсутствия воспитания в высоком обществе и жизненного опыта ее поведение воспринималось не больше чем отвратительное высокомерие. Мария благодаря усердию в какой-то момент даже претендовала на роль серого кардинала. По мнению агента, некоторые распоряжения, звучавшие от имени Пола, были провозглашены вовсе не им, а его ассистенткой, но на них всегда стояла его резолюция.

Женская половина офиса завидовала Маше не только за близость к Лорду, но и за статус доверенного или, как считалось, близкого человека. А пока все неравнодушные злорадно гадали, каким именно местом молодая девчонка из маленького городка под Воронежем добилась места, близкого к солнцу, Максим несколько раз пробовал к ней подобраться для выхода на Пола. Попытки успехом не увенчались. Маша была неприступна, она не любила болтать и говорила только о работе. Она с трепетом относилась к исполнению своих обязанностей, представ в глазах агента настоящим трудоголиком, ставившим работу выше личного, но Максим из младшего персонала, и общих тем у них не было, агент лишь раз пожаловался на духоту в курилке.

Такое поведение профессионала уровня Лорда, когда человек, фактически занимающий управляющую должность, относится к ней не так серьезно, как должен был бы, конечно, выглядело подозрительным. И все же на статус подозреваемого в глазах молодого контрразведчика Пол не вытягивал. Максим не видел в этом человеке угрозу, он не видел в нем хладнокровного профи, готового в любой момент проникнуть на охраняемую территорию, обезвредить системы охраны и выкрасть секретную информацию. В глазах Максима Лорд просто наслаждался своим положением и мало о чем беспокоился. Он беззаботно рассекал Третье транспортное кольцо на элегантном купе от «Астон Мартин», неизменно в компании красивой девушки, зависал в ночных клубах или закрытых мероприятиях с дорогой выпивкой и подходящим обществом.

Американский кинематограф ради картинки убедил нас в том, что именно такой и должен быть супершпион — всем известный, мужественный красавчик, не скрывающий своего имени, передвигающийся на дорогих спортивных машинах, выпивающий исключительные напитки и уделяющий внимание только обворожительным красоткам. Пол был именно таким. Если бы обыватель искал шпиона, то непременно обратил бы свое внимание на него. Реальность же, как и положено, серая и отвратительная. Разведка работает по совсем другим лекалам, даже самому высококлассному шпиону не дозволено так открыто насмехаться над контрразведкой. В шпионаже прием «спрятаться на виду» не работает, так Максима учили в академии. Шпион в центре внимания все равно что волк в овечьей шкуре, в сытом безумии снявший эту самую шкуру. Контрразведчик считал, что максимум, кем мог быть Пол, — информатором. Информаторами частные лица, бизнесмены, ученые, общественные деятели становятся довольно часто, Максима обучали такой вербовке. Это очень удобно с точки зрения спецслужбы, не надо готовить агента, не надо его финансировать, он не владеет секретной информацией, от него в случае чего можно отказаться, и еще целый ряд весомых причин, а вот эффект от такого агента может быть колоссальным. Вербуют информаторов по обе стороны океана, отличие только в методах. В США благодаря поверхностности познаний об окружающем мире срабатывает пропаганда. Из-за утверждений, что коварные русские спят и видят, как наносят вред великой Америке, информаторами зачастую становятся из убеждений о том, что Россия — враг, которого нужно победить. В России как всегда все прозаичнее: потенциальным информаторам, как правило, не оставляют выбора известными методами.

Но то, что Пол — информатор, не сходилось с разведданными, в депеше говорилось не об информаторе, а именно о первоклассном шпионе, который будет вести подрывную деятельность. Задача же информатора только в том, чтобы передать данные после возвращения в США, и, кроме как сбором информации, он больше ничем заниматься не должен, так как оперативной работе гражданский не обучен. Конечно, увлеченный романтизмом шпионажа и подстегиваемый адреналином информатор мог выйти за пределы своей миссии, но это ни в коем случае не перерастало в организацию подрывной деятельности. Самые большие опасения Максима были в том, что это дезинформация. Либо, что еще хуже, — крючок. Крючком называют ситуации, когда намеренно сдают мелкую сошку, чтобы, например, отвлечь внимание от настоящей акции. А еще хуже, когда крючок нужен для того, чтобы получить стратегическое преимущество за счет ошибки контрразведки — вербовки шпиона противника. Позволив себя завербовать, мнимый шпион станет двойным агентом, разумеется, только для вида, и как минимум сможет пускать дезу. В таких случаях контрразведка сама себе наносит урон, а противник получает преимущество. Несмотря на убежденность командования в том, что Пол — подозреваемый номер один, Максим, наблюдая за ним воочию, считал, что он не тот, кого они ищут.

Поиски шпиона продолжались…

Глава II

В комнате стояла умиротворяющая тишина. Петр Степанович прикрыл дверь на кухню, и к Максиму перестали доноситься звуки телевизора. Даже соседей было не слышно. Утро субботы — отличное время для работы, которой накопилось прилично. Агент был поглощен изучением информации о компании, в которой строилась его легенда. Контора расщедрилась на производительный ноутбук, с приятной отдачей кнопок черной клавиатуры, издающих мягкий глухой звук, экран передавал великолепную палитру цветов, и Максим даже после долгих часов не замечал усталости глаз. Работать и серчить на таком ноуте было в удовольствие, а царящая тишина способствовала концентрации. Максим изучал информацию, которая могла пригодиться его легенде, он изучал сферу бизнеса, в которую был внедрен, с расчетом на будущее. Для того, чтобы создать успешную легенду, необходимо было выбираться из болота низшей должности, построив карьеру, а для этого надо много знать. Такие занятия стали отдушиной после монотонного изучения личностей работников представительства французской корпорации в соцсетях на втором ноутбуке. Второй ноутбук тоже от конторы, был российской сборки и предназначен для технической работы без доступа в интернет. Давеча куратор передал агенту недавно загруженную базу данных информации из социальных сетей. Доступ был без ограничений, к закрытым аккаунтам, переписке, посещениям, лайкам и вообще любой активности. Такие возможности российским спецслужбам доступны как в российских социальных сетях, так и в зарубежных, в которых постоянно находят уязвимости. Переписку Максим изучать не хотел, чужого грязного белья ему хватало от Светы, а искомый шпион не будет переписываться в социальной сети и никоим подобным образом себя в ней не раскроет. К тому же переписку пришлось бы изучать самостоятельно, ведь поисковая нейросеть, алгоритм которой ориентирован на ключевые слова, ему была не положена по уровню допуска и мощности оборудования. Без таких возможностей на изучение постоянно пополняющегося текста у агента ушли бы месяцы непрерывной работы.

Спустя полтора часа Максим решил вернуться к основной работе и вновь открыл тот второй ноутбук, тяжелый, допотопный, но надежный, его невозможно дистанционно взломать по причине использования безотказного метода.

— Итак, в компании сто восемьдесят четыре работника, из них двадцать четыре иностранца. Тринадцать иностранцев — французы, трое из США, один алжирец, остальные из разных стран Восточной Европы. Из всех работников компании только у четверых нет личности в социальных сетях, включая Артема, то есть меня. Немало, видимо, сказывается молодость коллектива. Этих троих отщепенцев контора изучила в первую очередь и ничего интересного не обнаружила. Так, — сказал Максим, принимаясь за рутинную работу.

Изучение цифровых личностей в социальных сетях требовалось для выявления в них аномалий — незакономерных и нелогичных последовательностей. Подозрение, к примеру, вызывала регистрация незадолго до трудоустройства в фирму. Странным было бы наличие ботов в друзьях, явное несоответствие постов, публикаций, размещенных видео и аудио взглядам и убеждениям человека либо когда это выглядит как наполнение фейкового аккаунта. Конечно, разведка противника — это не российский среднестатистический мошенник, ошибки или неосторожность в наполнении — большая редкость. Целые отделы заранее создают шпионам цифровые личности, а их самих под надзором специалистов тщательно готовят самостоятельно заниматься наполнением и вести переписку. Но и в этом случае есть трудность — друзья. У человека, жившего за океаном, друзья в России будут либо виртуальные, либо те, кто его никогда не видел либо увидел, но совсем недавно. У человека, который родился в России, как правило, есть школьные и студенческие друзья, которые должны о нем знать воочию, на протяжении многих лет. Само по себе изучение цифровых личностей не помогает напрямую выявить шпиона, это лишь дополнительный способ сузить круг подозреваемых. Другие способы пока не сработали, разведка была в неведении, а слежка безрезультативной. Методике изучения цифровых личностей Максим был обучен, он делал все, как его учили, и после трех месяцев сузил свой круг подозреваемых до пятидесяти одного человека, двадцати семи россиян и двадцати четырех иностранцев. Параллельно проработкой занимались спецы из конторы под руководством дяди Максима — старого волка контрразведки. Спецы без участия Максима прорабатывали иностранцев, у молодого агента не было ни опыта, ни ресурсов для этого.

Максим занимался изучением аккаунтов с самого начала операции, и пора было передать свое мнение в контору. Агент готовил очередной отчет, ему было поручено написать собственное мнение о каждом подозреваемом, дать характеристику и составить психологический портрет. Мнение Максима было ценным, так как формировалось на основе наблюдений за объектами вживую. В этом деле ему очень помогла Света — ходячая база данных с пикантной информацией о подозреваемых. Такая информация весьма ценная, любая спецслужба стремится знать об объектах все, не чураясь подробностями, ведь они их характеризуют более достоверно, чем поведение на публике. Дистанционно можно узнать о счетах, локациях отдыха, местах работы, покупках, запросах, имуществе, но подробности, которые знал контрразведчик, имели другой характер, личный, частенько даже интимный. В этом отношении сплетни, пропущенные через фильтры здравого смысла для максимального отсеивания выдуманных фактов, были источником. Клавиши секретного ноутбука вчерашних технологий стучали громче и отдавали звонким звуком, спустя пару часов отчет подошел к концу, а в глазах начало рябить от низкосортного монитора.

— Плохой знак, я устал, внимательность снизилась, могу упустить детали, надо передохнуть, — сказал сам себе агент.

В такие минуты Максим практиковал простое упражнение для расслабления глаз, суть которого в том, чтобы найти самую дальнюю видимую точку на горизонте и долго на нее смотреть, стараясь ни о чем не думать. Таким образом глаза немного расслабятся и смогут передохнуть. Перед тем, как встать и подойти к окну для поиска точки, Максим сам не зная зачем потянул за ручку и выдвинул ящик стола. Достал оттуда завалявшийся в углу жетон, задумчиво на него поглядел и положил обратно. Агент встал из-за стола, спина затекла на неудобном деревянном стуле. Молодой человек потянулся и сделал короткую разминку. После внимательно посмотрел на подоконник, халатное преображение которого он закрыл старым полотенцем, так и выглядело лучше, и из окна, казалось, меньше дуло.

Максим устремил свой взор на самую дальнюю часть самого дальнего здания в доступности его обозрения. Словно погрузившись в воду, его мозг поддался на уговоры усталости, прервав генезис мыслей. За окном на холодную землю, с ледяными объедками уже редкой плюсовой температуры, безмятежно ступали снежинки. Они тут не гости, они здесь не впервые, в несчетный раз они повторяют бесконечный ритуал круговорота воды, а человеки так и не хотят понимать, что для скоротечных людских судеб это и есть вечность. Снег непоколебимо стремится исполнить предначертанное, не придавая значения нашему безразличию. Это не он скоро выпадет и скоро растает, это само человеческое явление меньше чем мгновение в существовании любой молекулы воды. Задул ветер, и эти плоды зимы — владычицы наших широт вследствие планетарного задирства — помчались по его требованию для выкройки холодных покровов. Макс продолжал смотреть в одну точку на далеком сером здании, когда-то бывшем голубым. Здание как полководец возвышалось над подобными себе старыми, облезлыми солдатами, давно утратившими свой первозданный вид. Перед глазами агента в бесчисленный раз предстала огромная армия нашей угрюмости, некогда давшая народу то, что и по сей день слепцы именуют стабильностью. Вот они, демотиваторы наших улыбок, сообщники похитителей нашего солнца — туч, таких же серых, как и они сами. Павшие войска, расквартировавшиеся в наших городах, смотрят на нас мозаикой серых плит, скованных безобразными швами, они пали вместе с империей, навсегда утратив свою идеологию.

Ветер подул в окно, и из расщелин в стене потянуло навязчивым холодом. Максим немного передохнув, собрался с мыслями и снова сел за отчет. Поработав еще час, он закончил и, взглянув на часы, произнес: «Пора выдвигаться».

Агент стоял перед зеркалом на двери старого шкафа и разглядывал в отражении молодого парня с зачесанными набок черными волосами, чуть длиннее среднего. Милое лицо с мужественными чертами, не было в нем чего-то выдающегося или же отталкивающего. Губы были обычного размера, верхняя чуть толще нижней с правильным изгибом посередине. Нос прямой, небольшой, со слегка вздернутым кончиком, лоб был скрыт за волосами, брови густые, неширокие, доходили почти до висков. В комнатном освещении глаза казались блекло-зелеными, но о глазах это не все. Смотрящий в эти глаза, кто бы он ни был, бился об заклад, что этому парню известны факты, неведомые остальным. Максим был крепок, но телосложение скорее стройное, чем коренастое, хотя в последние годы агент начал прибавлять вес из-за неподвижной работы. Ростом контрразведчик был немногим менее ста восьмидесяти сантиметров — каждый раз на медкомиссиях были разные показатели, когда сто семьдесят шесть, а когда сто семьдесят восемь сантиметров. Максим обладал, как и положено человеку, мечтающему стать разведчиком, обыкновенной внешностью, а его философия, исключавшая ношение ярких вещей, нанесение татуировок, надевание украшений или даже отбеливание зубов, гарантировала незапоминаемость. Девушки считали молодого парня симпатичным, но не более того, им нравилась его скромность, а благодаря немногословности он походил на умного.

— А вот тесты на выпуске ты завалил, — сказал своему отражению Максим.

Максим не завалил тесты при выпуске из академии, в целом выдав средний балл. Но невысокие показатели не дали ему сразу отправиться на передовую разведки, где нужны выдающиеся. По этой причине молодой агент в наказание для себя решил, что тесты он не иначе как завалил. В недостаче баллов вины молодого человека, как ни странно, не было. Максим был талантлив и способен, только вот система подготовки оставляла желать лучшего. До поступления в академию, во время учебы в кадетском корпусе, к нему, как и к остальным кадетам, не предъявляли высоких требований. Причин тому было много — это и некомпетентность преподавателей, и незаинтересованность руководства кадетского корпуса в высокой успеваемости подопечных, и слабая школьная подготовка самих кадетов. Как результат — Максим поначалу навёрстывал упущенное в кадетском корпусе, после авансом получив место среди курсантов высшей подготовки, прилагал титанические усилия, чтобы соответствовать повышенным требованиям академии. Будучи курсантом, он мало спал, плохо питался, и почти все свободное время ему приходилось заниматься самообучением. Второй аванс, и снова от дяди: Максима назначили на спецоперацию. Его, а не десяток не менее достойных кандидатов. Несмотря на невысокий подтвержденный уровень подготовки и знаний, молодому агенту дали шанс стать разведчиком. Он хорошо осознавал, что, только выполнив задание, можно отработать авансы и начать двигаться к желаемой цели.

— Тебе выдали еще один крупный аванс, ты обязан его отработать, — давал установку агент, тыча пальцем в зеркало. — Только бы не попасть на крючок или, еще хуже, — не возиться с дезой. Если деза, то тогда все напрасно.

Переодевшись в свою невзрачную и не привлекающую внимание одежду, контрразведчик взял куртку и перед тем, как надеть проверил в ней потайные карманы, чтобы они были готовы. В этот момент дверь его комнатушки резко открылась, в нее без стука и приглашения с важным видом зашел Петр Степанович. Максим снимал у него эту маленькую комнатку потому, что контора на жилье выделять деньги отказалась. Молодому агенту нормальные жилищные условия не полагались. Тратить те небольшие деньги, которые зарабатывал младший клиентский менеджер Артем, на съем отдельного жилья Максим не хотел, он рассчитывал, что такое положение вещей ненадолго и, как только он докажет свою состоятельность, все изменится.

— У меня там вода с порошком осталась, полы мыл. Она нормальная, чистая, я ж полы постоянно мою, пачкаться не успевают. В ванной оставил. Если тебе надо бери, заодно тоже помоешь, чтобы свежачок был в комнате. — Для убедительности при словах о свежести пожилой мужчина согнул руку в локте и сжал кулак на уровне между глазом и ухом.

Петр Степанович, невысокий, коренастый мужчина, с белесыми глазами и постоянно грязной головой. Накрахмаленная старая кремовая рубашка подчеркивала болезненную красноту кожи. Максим съязвил про себя, что краснота эта от любви мыть полы с порошком. Хозяин квартиры считал это своей особенностью, мудростью, которую он приобрел с жизненным опытом, и, само собой, находил в этом способе массу полезных преимуществ.

— Хорошо, спасибо, но, только если потом, мне сейчас уходить, — холодно ответил квартиросъемщик.

Максим с пониманием относился к загонам пожилого мужчины. Однако ему не нравилось, что этот человек — яркий представитель старой советской закалки, по инерции ушедшей эпохи — не признавал прав на частную жизнь, личное пространство и прочей, по его мудрому мнению, чепухи. Нередко без стука и разрешения он вторгался к своему квартиросъемщику или проникал в комнату, когда Максима не было дома. Что Петр Степанович искал во время таких рейдов, известно было только ему самому. Агент догадывался, что скорее всего пожилой мужчина, напротив, хотел убедиться в отсутствии того, что подтвердило бы его опасения. У страха глаза велики, поэтому, по мнению Петра Степановича, обнаружить в комнате Артема, к примеру, использованные шприцы было чуть ли не наименьшим из опасений. Именно с такими токсичными, побочными явлениями обрушившегося на Россию либерализма Петр Степанович ассоциировал данную ему по факту рождения свободу. По всей видимости, круто изменившийся уклад жизни людей в России, за которым последовали упадок нравов и губительная интерпретация свободы, закрепили в нем твердое убеждение о преимуществе саморазрушившегося режима. В отсутствие эмпирического опыта ему не дано было понять, что из себя представляет и чему служит наличие естественных для человека прав. Как Петр Степанович отказывался понимать суть современных технологий, предпочитая доверять тому, что скажут. Точно так же из тех же источников он жаждал регулярно получать нелепые обоснования нарушения своих прав, нередко преодолевавших границу здравого смысла. Именно так ему удавалось сохранять внутренний баланс, не задавать вопросы и не искать на них ответы, которые его огорчат.

Хоть агент и закрывал свою комнату на ключ, он в соответствии с профессиональной этикой не исключал варианта такого визита, ведь в квартире был как минимум еще один ключ. Контрразведчик предусмотрительно поставил растяжку из обыкновенной нитки, закрепленной по бокам двери пластилином, чтобы входящий срывал эту нить незаметно для себя, и очень скоро обнаружил вторжение.

— Хорошо, что у меня ствола нет, а то старик бы нашел и ментов вызвал, — рассуждал про себя агент, спускаясь по лестнице.

Максим вышел во двор и направил свой ход к автобусной остановке. Выпавший снег таял. Повсюду досаждала мерзкая слякоть, было сыро, и поднялся холодный ветер. Оздоровительное фланирование до метро решено было отложить до более приятной погоды, появление которой, однако, в ближайшее время не предвиделось. Агент доехал до большого парка, вынырнул из подземки и, преодолев смешное расстояние, устремился вглубь деревянных голышей. Место встречи с куратором было выбрано в малопосещаемой части заказника, месте, недоступном оку статичного наблюдения, а в такую погодку еще и безлюдном. Приближаясь к назначенной точке, агент с удовольствием обнаружил, что сейчас тут и вправду ни души, а теснящаяся полоса деревьев укрывает место встречи от случайных глаз. Макс прогулочным шагом подошел к скамье — на ней сидел пожилой мужчина в темно-серой шляпе из шерстяного фетра, перетянутой потертой черной лакированной лентой. Сидящий мужчина был одет в кашемировое темно-серое пальто, с черными пуговицами, воротник был задран так, что почти доходил до шляпы и едва оголял лицо, оставив место только острому взгляду, напоминая забрало. На ногах у куратора были старомодные шерстяные брюки и лакированные до блеска коричневые ботинки. Мужчина сидел так, словно наслаждался видом вдали, его выдавало только то, что из-за гущи деревьев никакой дали не было видно. Максим подошел вплотную, но мужчину это не заинтересовало, и он продолжал неподвижно сидеть и наслаждаться отвратной погодкой. Агент окинул взглядом скамью — она была сырая, местами покрытая полугнилой опавшей листвой. По правилам встречи он должен был присесть рядом как бы невзначай. Максим тяжело выдохнул, стряхнул рукой мокрые листья и сел почти на краешек, чтобы как можно меньше запачкать джинсы. Посмотрев мимолетом на седока, он заметил, что тот предусмотрительно постелил под седалище теплую подстилку. Макс еле заметно ухмыльнулся, признав бесконечную правоту опыта.

Молодой человек, подсевший к немолодому, достал из кармана смартфон и начал в нем ковыряться. Подул сильный ветер, но деревья лишь слегка покачнулись, словно он прошел сквозь них. Грозный гонитель туч рассердился, издав глухой гул недовольства отсутствием листвы, его вечно новых приятелей, обязывающих деревья податливо реагировать на появление могучего друга. Молчание продолжалось еще около семи минут, пока наконец мужчина в летах по имени Геннадий И. не положил ногу на ногу и не выдохнул выдохом, который обычно бывает у недовольных стариков.

Немолодой мужчина был дядей Максима, самым дорогим человеком на всем белом свете, заменившим Максиму отца.

***

Геннадий И. забрал Максима в возрасте тринадцати лет из дома матери, когда та умерла. Женщину звали Людмила, жили они бедно, в небольшой квартире полуразвалившегося двухэтажного дома, классифицируемого в обиходе как «сталинка». Все происходило в маленьком городке, относительно недалеко от озера Байкал, в недоступном для цивилизации месте. Это был очень тяжелый период в жизни мальчика, который не знал своего отца. От матери в адрес другого родителя он слышал только нецензурные ругательства. Людмила считала, что отец Максима бросил их, и болезненно реагировала на вопросы и разговоры о нем. В особенно трудные минуты тяжелой судьбы она с особым презрением отзывалась об отце мальчика. Людмила считала те мимолетные отношения глупой выходкой, а себя наивной дурой, что было самыми мягкими высказываниями в памяти сына. Максим ощущал, как в такие моменты мама холодела к нему и даже не пыталась этого скрывать. Людмила об этом потом горько сожалела, но через какое-то время все повторялось вновь. На ее долю, как и большинства российских женщин глубинки, выпала тяжелая судьба, настолько тяжелая, что обычный человек столько вынести не может. Людмила и не вынесла, в возрасте 33 лет она скоропостижно скончалась, врачи сказали, что не выдержало сердце. От чего именно умерла мама, Максим понял спустя годы, он понял, что сердце было кульминацией множества патологий.

Родители Людмилы рано ее покинули, не оставив после себя ничего, но благодаря неравнодушной пожилой благодетельнице, приютившей подростка, взросление Людмилы прошло без нужды и голода. Но с взрослением в голове задул юношеский ветер, и темпераментная девушка перестала ценить оказываемую ей помощь. Людмила была хороша собой, общительна и любопытна, а потому, несмотря на уговоры благодетельницы, предпочла учебе веселье. Вскоре пожилая дама скончалась от старости, девушку больше никто не поддерживал и не опекал. Людмила сразу после похорон встретила загадочного мужчину и влюбилась без памяти, плодом их скоротечного романа стал Максим. Отец Максима по неизвестной причине исчез в день рождения сына, и девушка осталась одна с маленьким ребенком на руках, без работы, поддержки и с сердцем, разорванным в клочья. Это была юношеская любовь, самая горячая и безумная, та, что лишает рассудка. Как и полагается, счастье в такой любви было скоротечно, а после него боль выжигала внутренний мир, оставив пепелище нервозности и истерических припадков.

Маме Максима без образования и связей приходилось перебиваться случайными заработками. Гордость удерживала ее от падения на дно, даже голод не убедил бы ее переступить через себя. Найти папу маленькому Максимке было задачей невыполнимой, а порой еще и мерзкой. Из всех дееспособных мужчин маленького городка две трети были алкоголики, остальные близки к этому состоянию. Все те, кто не стремился разрушить свою жизнь бесцветным ядом, были либо женаты, либо уже покинули город. Пару раз Людмила позволяла себя соблазнить гостившим в городке состоятельным мужчинам, делала она это не из легкомыслия или низменных желаний, перед ней маячила хоть и призрачная, но надежда вырваться из этого болота нищеты, пьянства и мерзости. Те мужчины, видя, как девушка жаждет лучшей участи и что ради этого она на многое будет согласна, повели себя с ней как обычные подонки, наобещав перспективы, а после уйдя по-английски. Людмила была хороша собой, и поэтому девушки городка ее не любили, паскудно распространяя про нее неправдоподобные, грязные сплетни, часто придумываемые в ходе застолья. Она могла бы уехать, может, даже в Москву, но одной, с маленьким ребенком, в чужой город, где нет никого, кого бы знала она, это был слишком большой риск, на который она не решилась. Чтобы прокормить себя и Максима, Людмила работала на двух, а иногда и трех работах. Одно время ей даже пришлось побыть сторожем. Вакансий мужских профессий хватало, так как многие мужчины предпочитали отведенное им судьбой время проводить в пьяном угаре. Однажды девушке предложили должность секретарши у местного «авторитетного» бизнесмена с достойной оплатой. Людмила с радостью согласилась, но в первый же день ей было прямо сказано, что за достойную оплату она должна была пожертвовать своим достоинством. В тот же день Людмила вернулась на должность сторожа.

Максим же рос как все обычные дети, мало кто из местных жил лучше, поэтому мальчик не чувствовал себя обделенным. Людмила, несмотря на трудности, в целом была любящей матерью, она заботилась о своем ненаглядном Максимке, как она его ласково называла, и пыталась уделять ему время, даже когда смертельно уставала. Мальчик видел маму редко, большую часть времени он был предоставлен себе, но, когда она возвращалась с работы, для него это был настоящий праздник. Жили они вдвоем дружно, и Максим, с малолетнего возраста уже многое понимая, старался слушаться маму, чтобы не усложнять ей и без того сложную жизнь.

Со временем экономика страны повзрослела и трудности понемногу начали отступать. Людмила нашла нормальную работу в транспортной компании, сделала в квартире небольшой ремонт, купила Максиму новые тетради, книжки, фломастеры и даже подала свои документы в институт на заочное отделение. Жизнь начала налаживаться, но у судьбы были другие планы на нее, своего долгожданного подъема девушка так и не увидела. Трудности прошедших лет, нанесенные злыми языками тысячи обид, принятые близко к сердцу, годы тяжелой работы, плохие условия жизни и отсутствие нормальной медицины истощили ее организм. Когда все уже шло неплохо, она начала часто болеть. Болезни возникли на фоне годами испытываемого стресса, гордыней удерживаемого глубоко внутри души. Ее худоба приблизилась к опасной черте, а кожа стала неестественно бледна.

В один из обыкновенных ясных дней Максим возвращался домой со школы и увидел у калитки старую ржавую машину скорой помощи, а возле нее милицейский бобик. Он зашел в подъезд с обшарпанной краской и увидел, что дверь в его квартиру открыта, а на пороге стоят какие-то люди. Любопытство быстро сменилось волнением, когда взрослые, словно не замечая мальчика, равнодушно игнорировали его вопрос «Где моя мама?».

Максим нашел маму на кухне, она неподвижно лежала на полу. Тело Людмилы было накрыто белой простыней, из-под которой была видна только ее нога, цвет кожи уже приобрел бледный оттенок. Мальчик бросился к маме и, расталкивая, пытался ее разбудить, отказываясь понимать произошедшее. Осознав, что мама больше не очнется, ребенок впал в истерический припадок, он начал кричать и плакать навзрыд.

Мальчика не смогли успокоить. И милиционеры, не придумав ничего лучше, отвезли его в детскую комнату милиции. Хотя все в отделении считали, что мальчик быстро выдохнется, спустя несколько часов ничего не изменилось. Максим не мог успокоиться, а милиционеры даже начали спорить на деньги о том, на сколько у него хватит сил. Вопли надоели дежурному, и он вызвал скорую, прибывший санитар вколол мальчику успокоительное, и тот, уснув, проспал несколько часов.

Следующий день Максим находился в этом злачном месте, куда приводят беспризорных детей, маленьких хулиганов, юных наркоманов и прочих покинутых, до которых взрослым нет никакого дела. Родных у мальчика не осталось, и в отделении он ожидал представителей органов опеки. В тот день Максимка стал Максимом, нет, он не возмужал и не окреп, просто что-то в нем угасло. Что-то детское, беззаветное и легкое навсегда оборвалось в мальчике и покинуло его, как осенний листочек, отрываясь от ветки, начинает обратный отсчет своему существованию. Максим очень рано открыл глаза на облик мира, повернувшегося к нему той стороной, которую видят такие, как он, ставшие никому не нужными дети-сироты. Он возненавидел всех и вся, возненавидел весь мир, а самое главное, своего отца, которому захотел причинить столько же боли, сколько тот причинил его маме, той боли, которая, как он считал, забрала ее у него.

Так просто и неумолимо наступил переломный момент в жизни человека. Никто и никогда такого не ждет, никому не ведомо маршрутное расписание судьбы, определяющей отведенный путь. Одних путь ведет в погибель, других на вершину, третьи счастливы, что не познали ни того, ни другого. Куда путь вел Максима, ему в тот момент было безразлично. Маленький, беззащитный ребенок, только что лишившийся матери, получил еще один удар, удар бесчеловечного безразличия от мира взрослых. Психолога в штате милиции маленького городка не было, а пьяные милиционеры уделяли внимание ребенку только в перерывах между пошлыми и циничными насмешками над бедами других.

Представитель органов опеки из областного центра так и не приехал, видимо, у него были дела поважнее. Максим уже много часов сидел в углу на деревянном стульчике, спинка и сиденье которого были обиты неприятной тканью, со временем покрывшейся дырками от сигарет и зажигалок. Максим медленно ковырял из них поролон и пальцами скатывал его в кусочки. Тяжелая рана его души, высеченная тупой, оглушающей болью, нокаутировала, мальчик был подавлен. Детские забавы и развлеченья мальчику тринадцати лет в одночасье перестали быть интересны. Все, что он знал раньше, прекратилось в один миг, ни его школьные друзья, ни соседи, ни кто бы то ни было еще уже не имели никакого значения. Максим хорошо понимал, что никто из тех, кого он знает, за ним не придет, у этих людей есть свои дети, а Максим им чужой. И он не знал никаких родных, кроме троюродной сестры мамы, о которой она упомянула лишь однажды. Людмила никогда с ней не общалась, и мальчик не ждал, что она объявится. Он сидел на этом жестком, неудобном стуле, в окружении грубых, равнодушных к его горю людей, и мысли, что за ним никто не придет, накатывали на него волнами снова и снова. Под воздействием глубочайшей психологической травмы, ощущая себя самым одиноким существом на планете, Максим оказался на грани душевной болезни.

Вечером мальчик остался в комнате один. В коридоре за дверью послышался разговор, в комнату кто-то зашел, но у маленького Максима это не вызвало интереса, и он продолжал ковырять стул. Тем временем человек подошел к деревянному столу в двух метрах от мальчика, стол напоминал школьную парту. На столе стояла грязная посуда и остатки, если это можно так назвать, завтрака. Максиму дали сосиску на вкус как бумага и кусочек плавленого сыра с ломтиком хлеба. Мальчик под уговорами толстого милиционера, кожа которого была покрыта пятнами, согласился позавтракать, но смог выпить только полкружки чая и откусить кусок сосиски, больше в горло ничего не полезло. Недоеденный завтрак так и остался в тарелке на краю стола. Человек, посмотрев на эту импровизированную трапезу, с сожалением выдохнул, там же взял табуретку и сел напротив мальчика. На минуту воцарилась тишина.

— Здравствуй, Максим, — сказал мужчина, его голос был спокойным и мягким, совсем не таким, как у дяденек милиционеров.

Максим не отреагировал, ему было все равно, что происходит вокруг, но мужчина не продолжал, похоже, он прекрасно понимал, что мальчику пришлось пережить, и знал, что давить было нельзя. Незнакомый человек терпеливо ждал, не произнеся больше ни слова. Поначалу мальчик не придал всему происходящему значения, на протяжении целого дня много разных людей ходили туда-сюда по своим делам, мало ли кто это, посидит и уйдет. Но мужчина, не навязываясь, твердо стоял на своем. Максим чувствовал его взгляд и удивился, когда спустя долгое время тот даже не пошевелился. Прошло больше тридцати минут, и все это время они сидели в комнате одни, друг напротив друга. Для мальчика время шло иначе, оно, как и все остальное, не имело никакого значения. Понемногу мозг начал оживать от тяжелого сна наяву и вырываться из забытья, в мальчике просыпалось природное любопытство. Он медленно, с опаской поднял голову — перед ним сидел худощавый мужчина с каштановыми волосами, кромка которых местами редела сединой. Лицо у него было немного узкое, скорее прямоугольное, оно было приятное, а его тонкие усики придавали солидности и важности. Глаза маленькие, серые, Максим не заметил, как засмотрелся в эти глаза, они показались ему бесконечно грустными, но добрыми. Незнакомец был одет в костюм темно-рубинового цвета, почти черный, на ногах были лакированные туфли, начищенные до блеска, в руках он держал небольшую шляпу. Уловив вопросительный взгляд мальчика, мужчина спокойно пояснил:

— Максим, я твой дядя, я брат твоего папы.

От этих слов в мальчике наступило замешательство, его пульс стал ритмичен, а к голове начала приливать кровь, дыхание участилось.

— Я выехал, как только узнал, что случилось. Представляю, как тебе сейчас плохо, — продолжил дядя, стараясь говорить как можно мягче.

Запекшиеся губы Максима пошевелились, словно он хотел говорить, но потерял дар речи. Во рту пересохло, и он не смог ничего сказать.

— Я приехал забрать тебя отсюда, хочу, чтобы ты отправился со мной.

Максим два дня почти ничего не ел, горе и стресс лишили его сил, он знал, что такое детдом, и последние несколько часов провел в ужасе от мысли, что его неизбежно туда отправят. И вот новый резкий поворот в жизни маленького мальчика. Нервное истощение наконец достигло своего апогея, Максим невольно опустил взгляд, руки стали ватными, голова начала запрокидываться вбок, от истощения он упал в обморок. Дядя молниеносным движением сместился с табуретки в сторону племянника и бережно подхватил обессилевшее тело ребенка.

Очнулся Максим на заднем сиденье автомобиля, накрытый пиджаком. За рулем был мужчина, давеча представившийся дядей, они ехали где-то по трассе. Мальчик приподнялся и оперся на руку, восходящее солнце ослепляло. Максим сел, пиджак сполз у него с плеча, он протер глаза, страшно хотелось пить. Он поднес палец к губам, его губы потрескались от отсутствия влаги, мальчик хотел что-то сказать, но не смог произнести ни слова. Водитель увидел, что Максим проснулся, и догадался, что ребенок хочет пить, протянул ему заранее приготовленную бутылку воды. Мальчик взял бутылку и жадно осушил ее за минуту, делая перерывы, чтобы дышать. Живительная влага подействовала на мозг через несколько минут, мальчик пришел в чувство, начав осознавать происходящее. Старенький «Мерседес» не спеша, плавным ходом двигался вперед к линии горизонта. Снег уже отступил, и весна начала приносить с собой тепло, трава зеленела и вытесняла зимнюю сажу. Ровный звук мотора, приятно проглатываемые подвеской кочки, монотонное бренчание каких-то песен на незнакомом языке. Максим посмотрел на магнитофон, пытаясь разобрать, что за слова такие странные доносятся из него, спустя минуту он понял: песня была на немецком. Максим в школе изучал немецкий, но никогда раньше не слышал песен на этом языке.

— А куда мы едем? — услышал водитель хриплый голос с заднего сиденья.

Дядя Максима, немного поразмыслив, остановил машину на обочине, снял шляпу, положил ее на переднее пассажирское сиденье, выключил музыку и повернулся к мальчику так, чтобы тот полностью видел его лицо. Дядя отдавал себе отчет, что Максим его не знает и может испугаться, не получив ответов на хоть и не заданные, но очевидные вопросы: что происходит? и что же будет дальше? Мужчина хотел установить контакт, что, конечно же, было сложно в такой момент.

Дядя, посмотрев с минуту на Максима, увидел до боли знакомые черты лица, на него нахлынули сильные эмоции, и он, не удержавшись, произнес: «Ты очень похож на своего отца».

У дяди Максима не было своих детей, и ему не приходилось никого растить, поэтому он не учел, что дети очень любознательны и уже в раннем возрасте могут задаваться серьезными взрослыми вопросами. Максим не был исключением, он задавался вопросами, кто его отец, где он, почему он бросил их. Вдобавок дядя не знал, как именно отец Максима оставил их с Людмилой, он не знал, что его брат исчез так не вовремя, как даже придумать сложно. Он не знал, что тот оставил Людмилу, ничего не объяснив, не сказав ни слова, не написав прощального письма или хотя бы намека. Отец Максима в день его рождения на такси отвез свою возлюбленную в роддом, но, когда Людмила родила, так и не объявился. Людмиле больше ничего не оставалось, как принять, что безумно любимый ею мужчина от нее просто сбежал. Характер Людмилы был вспыльчивым и поэтому она доходчиво, не стесняясь в выражениях, объясняла Максиму, какой его отец на самом деле подлец.

При словах дяди у племянника промелькнули воспоминания событий прошедших дней и все его размышления об отце. Одна его часть очень хотела к отцу, очень хотела увидеть его, тем более сейчас, в такие ужасные дни, но сильнее всего в Максиме заиграла другая часть, та, что досталась от мамы, — гордыня. Мальчик дрожащим голосом, еле удерживаясь, чтобы не сорваться в плач, произнес: «Я хочу домой».

— Максим… — дядя невольно сделал паузу, неосознанно раззадорив мальчика, — мы уже заезжали к тебе домой, ты спал, я забрал твои вещи, они в багажнике… Прости, но там для тебя больше ничего нет.

Эти разумные, по мнению дяди, слова произвели обратный эффект. Тринадцатилетний ребенок хоть и понимал происходящее, все равно не мог до конца осознавать всей картины. Детская психика, подвергшаяся мощнейшему удару, перестала нормально работать, вследствие этого мозг ребенка отказывался осознать утрату матери и не мог принимать адекватные решения. Максим начал плакать, а на просьбы дяди прекратить лишь сам себя раззадоривал. С каждой минутой плач усиливался, у мальчика снова начинался истерический припадок.

— Бляха-муха, — тихо сказал мужчина, повернув голову к лобовому стеклу и положив руки на руль.

Конец ознакомительного фрагмента.