Руины Астендара

Райв Корвус, 2021

Изгнанник своего рода Сатрит уже достаточно долго подрабатывал на одного искателя древней истории и артефактов. В отличие от других, Сатрит уже много раз пробовал проходить через Долину мертвецов. Отчасти именно из-за своей смелости в его руки попадали такие вещи, которые никто не видел уже много лет. И если бы Сатрит мог представить, куда в этот раз приведут его тропы пустыни.

Варагас, 532 год новых летописей.

Поиски правдивой истории на безымянном материке — дело слишком неблагородное. Одни совершенно точно уверенны, что истинное прошлое затерялось за столько лет, другие слишком сильно верят в ту иллюзию, которую считают истинной. Тех же, кто, в самом деле, желает узнать правду о былых событиях, невероятно мало. Однако где-то на территории Варагаса все же нашлась такая одинокая личность. Ей ужасно повезло встретиться с не менее одинокой личностью, но уже совершенно иными талантами. И, как и многие, невероятно одинокие личности, их союз имел определенную выгоду для них обоих.

К примеру, тот ритуальный кинжал, что перебирал в тонких руках аадвар. Всем давно известно, что такие вещи пропали уже слишком давно. Однако откуда взялся этот экземпляр — действительно вызывало немало сомнений и интереса. Сам клинок оказался чуть загнутым, словно коготь. Его рукоятку украшал красный полудрагоценный камень, формой напоминая змея или ящера. Искуснейшая работа. Жалко, что применялась в скверном ремесле, когда еще живых существ потрошили на специальных алтарях.

Все это аадвар знал только потому, что его народ принял идею нового культа почти добровольно — так что обошлось, так сказать, малой кровью — гибелью Третьей, как и ее учеников, как и кровавых культистов. Но время Великой Чистки все аадвары пережили крайне сносно — поохотились какое-то время и затихли, оставив при этом часть хроников и заметок о прошлых временах. Проблема вся в том, что это были лишь аадвары. Вархады? Древоды? Частично от новых идей пострадали и братья младшие — дранмары — ближайшие родичи аадваров. Да и сами асириане не без крови и страданий меняли старые порядки в главенстве культов.

Отложив находку к остальным редкостям в доме, аадвар обратился к своему товарищу:

— Не узнаю этот символ на рукояти. Мне всегда интересно, откуда ты притаскиваешь все эти вещи.

Кроме того, что этот дом пестрил находками в виде фрагментов каменных табличек, обломков скульптур, старых свитков и пергаментов, его сложно назвать каким-то особенным. Это не столица Варагаса, а лишь поселение, да и еще почти у самых песков. Так что вместо красивых стен, узоров, дом никак и ничто не украшало. Построенный по образу большинства таких же лачуг — из прутьев в качестве опоры, стенами из обожженной глины и песка.

Что же до того, к которому обратились, то даже с первого взгляда становилось ясно, что это тааррун — черная, как смоль кожа, без пятнышка или хоть какого-то оттенка, словно бы в доме стояла ожившая тень. Вполне типичные для рода серые человеческие глаза, звериные лапы, больше напоминающие крысиные — те же подвижные пять пальцев, высоко расположенная пятка, уже больше переходя в скакательный сустав, как у зверя. Когти на руках и лапах. Лысый хвост без каких-либо изысков. В общих чертах тааррун напоминал человека, и как всякий человек имел волосы на голове. Хотя этот экземпляр сбривал большую их часть, оставив только небольшую косу, что тянулось от самого лба, как линяя — словно бы разделяя череп существа на две части седой полосой. Его образ дополняли множество шрамов-узоров на плечах и руках. Существо их не стеснялось и даже как будто демонстрировало — не пытаясь укутаться во множество сложных одежд. С легкостью оголив плечи и руки. Только были у него узоры и на лице — это характерный символ изгнанников, однако почему этот тип стал одним из них, аадвар никогда не спрашивал.

— Из Долины Мертвецов. — кратко, грубым басом пояснил тааррун.

Аадвар на миг замер. Он знал, о какой долине идет речь — даже в пустыне есть место, где погибает почти все живое. Этакая странная и крайне опасная зона, которую сложно описать простыми словами.

— Разве это не то место где…

— Да. — снова крайне кратко и емко ответил тааррун. — Даже большинство тааррунов обходят это место стороной — слишком опасно.

Аадвар задумчиво отвел взгляд в сторону. В отличие от своего тааррунского приятеля, он удобно расположился в плетеном кресле. И ему было куда откинуться, и куда комфортно отвести взгляд, еще раз осмотрев все находки, что были в его доме. Тааррун же предпочитал напряженно вглядываться в окно, словно ожидая толпу неприятелей, что придут его убить.

Если внешность таарруна крайне примечательна, то аадвар выглядел более типично по-человечески. Разве что крайне сложно с первого взгляда понять, кем он является. Совершенно странным образом аадвар как будто сохранял в себе черты обоих полов, при этом внешне выглядя достаточно привлекательно, почти для всех человекоподобных существ. Его образ немного дополняли длинные уши, заостренные назад. В остальном же аадвары, как и асириане — словно бы два братских рода — почти близнеца, что существуют с начала времен. Только если асириане прямые потомки первых людей, аадвары каким-то образом были созданы первыми людьми. Как копия себя, или как создание лучшее, чем были они. В остальном же — асириане уже давно утратили первичный облик. Тогда, как аадвары в большей степени сохранили свои старые черты. Пусть и не без определенных жертв.

— Я даже не знаю, что тут тебе можно сказать. — все же признался аадвар. — Разве что пожелать быть осторожным? Надеюсь, ты знаешь, что делаешь и чем рискуешь.

Тааррун передернул плечом, словно бы отмахиваясь от назойливой мухи. Аадвар же снова взял ритуальный клинок, еще раз осматривая рукоять.

— Все же мне интересен этот символ. — пояснил он. — Кровавый культ правил практически всеми народами. Мне всегда казалось, что они должны быть во всем одинаковые.

— Почти. — вдруг отозвался тааррун. — По каждому верховному жрецу на род, как пастырь для бездумного стада. По каждому главенствующему, от Первого из Проводников…

Тааррун резко замолчал. Также внезапно, как и начал. Аадвар уже с интересом оглянулся на своего товарища, едва приподняв бровь.

— Вот как? — произнес он. — Это текст старого культа. Я не ожидал его услышать спустя столько лет.

— Почему? — все еще не оборачиваясь, спросил тааррун. — Лично я эти слова слышал достаточно часто от своих старших собратьев в юношестве. Хотя мы передаем историю былых времен словами. Я заметил, что асириане, как и вы, делаете это через… Книги.

— Время Великой Чистки — напомнил аадвар. — Старый культ добровольно ушел в небытие только у нас. Большинство других восприняли это слишком негативно и сопротивлялись. Однако это уже не имело никакого смысла: старый культ был обречен, все остальные жертвы — напрасны: они не переломили бы наступление нового времени. Вот именно поэтому меня это и удивляет — после свержения культа у всех народов по заключении Великого Договора, были Чистки, как раз, чтобы вырезать все лишние знания и упоминания старого культа. А твои слова звучат так, что как будто вас это не коснулось.

Тааррун некоторое время задумчиво молчал, только когда решил ответить своему собеседнику, повернулся в его сторону:

— Этого я не знаю. Могу только вспомнить несколько легенд о том, как верховная кровавая жрица тааррунов ушла в пески на стыке двух этих культов.

Аадвар вяло отмахнулся:

— Это же легенды. — он посмотрел на клинок. — Они могут быть слишком далеки от реальности. Она ушла потому, что ее изгнали? Это был ее выбор? Она спасалась бегством? Ее кто-то вынудил уйти? Может, она все еще жива? Или ее убили? — аадвар наклонился, присматриваясь к вещам. Средь общей кучи антиквариата, он высмотрел мешок, пододвинул его к себе и достал от туда сверток с местной монетой. — Вот. Я даже отсчитывать от туда ничего не буду. Купишь все, что посчитаешь нужным для новой дороги.

Тааррун едва заметно поморщился:

— Потом, — пояснил он, — Я собираюсь еще раз вернуться в Долину. Все что требуется, я уже приготовил. А этот сверток пока у себя оставь — к моему возвращению.

— Как хочешь. — аадвар кинул сверток обратно. — Хочешь пойти налегке: запросто. Он так и будет тут тебя ждать. Ты знаешь: мне нет смысла тебя обманывать.

Тааррун ничего на это не ответил. Еще какое-то время он долго и тяжело смотрел аадвара. А после, не утруждая себя какими-либо объяснениями, просто направился к выходу. Остановился тааррун только на одно мгновение, чтобы распахнуть дверь из прутьев, и в тот миг, когда он перешагнул порог — его ослепил ярчайший свет. Потребовалось некоторое время, чтобы его глаза привыкли. Уже значительно позже стали прорисовываться детали — череда скромных лачуг, иногда настроенных друг на друга, из-за чего общий вид города немного напоминал улей. Вместо дорог и троп — только голая серая земля, которая местами потрескалась, словно скорлупа, а местами и вовсе переходила в светлый песок. В остальном же этот город казался пустым, особенно сейчас, когда беспощадное солнце находилось в самом зените. Тааррун только едва повел плечом, когда почувствовал легкое покалывание на коже, хотя будь на его месте кто-то другой, то запросто мог получить ожоги от настолько яркого солнца. Однако он даже серьезных проблем не испытывал — только легкий дискомфорт.

Быстро вспомнив, где располагалось убежище, тааррун направился в ту сторону — мимо домов, скудных прохудившихся и начавших уже разваливаться заборов. Что тут сказать: город у самой границы с песками не пользовался любовью и интересом. О нем вспоминали разве что путешественники, которые держали свой путь через пески, хотя и они больше предпочитали обходить эти земли со стороны моря — как раз там, где воды омывали один из берегов острова Арлем. По итогу даже те города с портами имели больший спрос, но не этот.

В остальном же скудные земли Сероземья не оставляли даже и шанса на земледелие — тут не помирало только то, что способно либо пробиться сквозь толщу земли до подземных вод и пещер, либо то, что способно вынести и жару, и засуху. Одно в Варагасе всегда манило и глупцов, и самых отчаянных — это подземные камни, в том числе и драгоценные. Какая бы тут не была земля, то, что можно найти в пещерах, или просто в песках — порой стоило состояния.

Так что весь Варагас имеет неоднозначную репутацию — он манит всех, кто желает избавиться от прошлого, кто ищет достатка и в тоже время он кажется совершенно свободным, лишенным всех предрассудков и ограничений. Порой тут можно встретить таких личностей, что никого не удивит появление ни изгнанника таарруна, ни забывшего что-то в этой дыре аадвара. И естественно тут много самих асириан, что когда-то основали этот город у самого края цивилизации.

Переставляя когтистые лапы по жгучей земле, тааррун оказался у самого края поселения — тут большая часть хибар попросту заброшена и разграблена. У многих отсутствовали двери, часто внутри или не было ничего, или валялся поломанный хлам, как и куски мебели. Свое убежище из общей разрухи тааррун признал практически сразу — это был единственный дом с закрытой дверью. К тому же ее надежно удерживал в таком положении крепкий канат.

Несколько повозившись с канатом, тааррун распутал его узлы, временами помогая себе когтями. Взяв после этого его в руку, тааррун распахнул дверь. Тут же все было еще скуднее, чем у аадвара искателя древностей — тахта, сломанный и заваленный на бок комод, а рядом с заколоченным окном — стальные кольца и обломки старой бочки. Самое важное уже лежало на полу: копье, мешок с запасами еды, кожаная фляга с водой, как и самая дорогая вещь для самого таарруна — крупный кинжал. Немного неровный, так как выполнен из заточенного камня. Этот предмет был с ним на протяжении многих лет. Даже не столько подарок, сколько своеобразная ноша и память. В первую очередь о самой его матери, как и крови.

Тааррун не мог знать или вспомнить тот день, когда получил свое имя — Сатрит, но что он запомнил достаточно хорошо — это своеобразные правила самого общества тааррунов. Для Сатрита, как и многих других таких же, как он, они естественны и не вызывают противоречий. Хотя у стороннего наблюдателя могут вызвать недоумения. И все же — когда у него был выбор — попытаться оправдаться и остаться в клане или же отстаивать свое и оказаться в одиночестве. Обычно одинокий тааррун просто жалкое зрелище — общество не только требует определенных жертв — но это еще и защита. Сатрит хороший воин — он это знает — его, в самом деле, могли бы простить, оставить в живых и позволить существовать с ними дальше…

Тааррун приблизился к вещям на полу. Подобрав кинжал, он взглянул на его лезвие, словно бы пытался вспомнить и пропустить через себя все те события, которые и привели его к такой жизни. Странность заключалась в том, что Сатрит никогда о своем выборе не жалел. И все же было что-то гадкое в разуме в такие моменты. Чувство какого-то одиночества, от осознания того, что он чужой для другого мира, но и его родичи встретят его холодно.

Закрепив клинок на поясе, тааррун обмотал вокруг талии канат, достаточно свободно, чтобы он не мешал двигаться и дышать. Мешок он закинул на спину, перекинув через голову и плечо тканевый ремень. Флягу с водой тааррун тоже закрепил около пояса, только постаравшись сделать так, чтобы ее горлышко не накренилось вниз. Да и в целом закрепил ее ближе к спине. Когда же тааррун поднял с пола копье — он был полностью готов к новому пути через пустыню.

Другие на его месте, скорее всего, дождались бы вечера, однако Сатриту ничего не мешало направиться в путь именно сейчас. Хотя по меркам асириан, даже то, как этот тааррун одет, можно было бы назвать самоубийством. Легкая накидка без рукавов практически никак не закрывала тело. Штаны, плотно перевязанные ниже колен — выглядят скорее как эстетическая необходимость, чтобы не раздражать местных жителей. Даже голову тааррун не особо спешил накрыть каким-либо головным убором. Только сейчас, перед уходом, он обмотал ее, как и часть лица, лоскутом широкой ткани. И по большей части стараясь защититься от песка, чем солнца.

Для начала просто покинув хибару, Сатрит перехватил удобнее копье и направился к выходу из города. В любом другом бы случае Сатрита встретили стены, забор из кольев, единственный смысл которых — остановить опасную тварь, что могла бы выбежать из пустыни. Но не тут. Дома встречались все реже, а большинство из них имели еще более убогий вид. Еще несколько шагов — и хибары расступились, постностью открыв место пустырю. Тут уже невозможно было понять — где заканчивался город, а где начиналась дикая земля. Только спустя множество шагов, Сатрит убедился, что он покинул поселение — когда на границе горизонта не осталась даже и намека на рукотворные строения людей.

Пока все, что ему попадалось — раскаленная серая земля, редкие низкие деревья. Иногда их бывало сложно отличить от кустарников, как и типичные для Сероземья растения — пучки разнотипных трав: иногда с тонкими стеблями, иногда образующих цепочку из зеленых лепестков, но всегда покрытых шипами.

С первого взгляда могло показаться, что тут совсем нет жизни. Стоило приложить усилия, чтобы среди однотипных растений разглядеть мелких ящериц и диковинных насекомых. Где-то совсем далеко изредка звучали крики хищной птицы, однако и эти звуки постепенно стихали. С каждым шагом таарруна в сторону песков, мир приобретал все более пресные краски: редели и без того скудные кустарники, серый цвет земли все больше сменялся на бледный, какого-то мутно-белого цвета, песок с разными примесями.

Конец ознакомительного фрагмента.