Древний Рим. Имена удовольствий

Регина Грёз, 2022

Русская журналистка волей случая попадает в Древний Рим времен расцвета Империи. Там она знакомится с робким поэтом Клодием, надменным консулом, разочарованным в женской верности, и дерзким гладиатором, который выиграл на арене много боев, но не устоял перед голубыми очами россиянки. Красивая история с добрым юмором, терпкими нотками мелодрамы и хорошим финалом. Яркие диалоги, откровенные сцены, колоритные персонажи. Любовь и преданность, семейное счастье… но все это нужно еще заслужить. Чувственная сказка в антураже Древнего Рима.

Глава 2. Прогулка по Риму с Элиавом

Мореплаватель Павзаний

С берегов далеких Нила

В Рим привёз и шкуры ланей,

И египетские ткани,

И большого крокодила…

Суетились у галеры

Бородатые скитальцы.

И изящные гетеры

Поднимали в честь Венеры

Точно мраморные пальцы…

Н. Гумилев

Прошло три дня. Я немного освоилась у Клодия и порой чувствовала здесь себя настоящей хозяйкой. Поэт постоянно сидел погруженный в свои думы и грезы, а мне передал ключи от кладовой, предоставив полную свободу действий.

Я тщательным образом изучила его жилище, облазила дом и двор вдоль и поперек, заставила Элиава сделать уборку комнаты, в которой собралась поселиться, изучила немудрящие запасы, выгнала грязнулю Мапроника с кухни, перемыла посуду и сама попыталась приготовить ужин.

У меня получилась удивительно вкусная похлебка из гороха с пряными травами, правда, без единого кусочка мяса, но вприкуску с лепешками, которые мы макали в душистое, подогретое на солнце оливковое масло — это было просто пиршество богов.

Ужинали мы прямо во дворе на некотором подобие низенького столика из серой вулканической породы, причем все вместе — Клодий, я и два наших «говорящих орудия труда», правда, Элиав с Мапроником сидели чуть поодаль и ели прямо на траве. Такой уж здесь был порядок.

Но я вскоре выяснила, что наш поэт демократически относился к своим рабам и даже нисколечко их не притеснял, хотя, по-моему, это было скорее от лени и рассеянности, чем из каких-либо гуманных соображений. Однако место свое «рабское» ребята знали хорошо и на рожон сильно не лезли. Да и кому там было лезть — из Мапроника уже сыпался песок, а Элиав был робкий по натуре и очень зашуганный, я быстренько начала им помыкать. Ну, в шутку, конечно, я по натуре девушка добрая.

А в этом что-то есть… Когда молодой симпатичный полуголый парень преданно смотрит тебе в глаза и спешит выполнить каждое твое поручение — вдохновляет и будоражит. «Элиав — туда! Элиав — сюда!»

— Элиав, нагрей мне воды, я не собираюсь ходить в вашу баню за квартал отсюда, как Клодий, да и лишнего асса у меня нет. Решено, буду мыться дома!

— Элиав, попроси-ка у Клодия для меня какую-нибудь старенькую тунику переодеться, мне надо свой сарафанчик постирать, кстати, где тут у вас мыло? Нет мыла… кошмар, а чем же вы стираете одежду? Что-о-о… нет, нет… лучше я песочком потру… кстати, чем ты сейчас занят, выжми хорошенько мой сарафан, а белье я сама, ты уже нагрел воду? Умничка…

Элиав краснел, бледнел, опускал свои большие очи с длиннющими черными ресницами и с готовностью мне подчинялся. Доля у него была такая, что же поделать. И еще, кажется, я ему начинала нравиться. После бытовых хлопот мы разговаривали на разные интересные темы. Я задавала вопросы, а он смущенно отвечал.

Надо признать, был он парень образованный и даже интеллигентный, сын какой-то распутной гречанки и вольноотпущенника, с малолетства был продан в рабство за долги отца и вырос при библиотеке, так что умел читать и писать на латыни и греческом, а потому был очень полезен Клодию, когда тот еще свои оды сочинял и записывал их на восковых дощечках или льняных тряпочках, которые затем свертывал гармошкой.

Когда я узнала грустную историю Элиава, стала его больше жалеть и помыкала им уже гораздо вежливее. Однажды после обеда я усадила его перед собой и заставила рассказать о своем детстве и юности в доме родителей Клодия, получилось настоящее интервью. Я даже сделала записи на кусочке папируса, что выпросила у своего благодетеля.

Дело в том, что я решила вести что-то вроде походного дневника, а вдруг да удастся вернуться домой и уже в своем времени смогу создать книгу о своих древнеримских похождениях. Этакие непутевые заметки…

Материала предостаточно и для комедии, и для настоящего детектива. Вчера, например, я подслушала любопытный разговор наших рабов. Мапроник ворчал, что я — безродная самозванка, околдовала доверчивого Клодия и хочу весь дом прибрать к рукам. Из-за меня в их спокойной прежде усадьбе нынче царит суета, чрезмерно расходуется мука и масло, не удается поспать после обеда, потому что звучат песни, смех и шелест тряпья. Намек на то, что я недавно перетрясла постели и выхлопала циновки, чтобы избавиться от древнеримской пыли.

Потоптавшись по моей биографии грязными босыми ногами, Мапроник повеселел, предложил Элиаву хлебнуть вина и принялся рассказывать пошлости о какой-то подружке, сравнивая ее со старой знакомой на предмет вместительности интимных органов. Причем, самого себя в любовных играх Мапроник считал могучим жеребцом. Оказывается, он притворяется старым и больным лишь когда надо наносить в дом воды или разжечь жаровню.

Реакция Элиава на эти байки порадовала, он добродушно посмеивался, отказываясь от вина, заступался за меня и от души желал Клодию восстановить утраченное здоровье.

— Наталия принесет удачу нашему господину. В день ее появления над садом кружили ласточки, а воробьи голосили так, словно читали гимны. Боги говорят с нами языком символов. Я хорошо умею их разбирать.

За эти слова я мысленно погладила Элиава по кучерявой голове.

"Расцеловала бы умницу! Даже римские воробьи на моей стороне".

Не век же сидеть в стареньком доме в окружении олив и смоковниц, когда рядом во всю кипит жизнь Великого города. И на четвертый день поутру я отпросилась у Клодия прогуляться по Риму. В провожатые мне, конечно, был назначен милейший Элиав.

Необыкновенное утро. Мы вышли из ограды еще на рассвете, когда солнце, окутанное туманной дымкой, только-только поднималось над горизонтом. Я бы ни за что не встала так рано, но Клодий сказал, что лучше всего проводить экскурсию по городу до обеда, потому что после обеда многие лавки и мастерские могут быть просто-напросто закрыты и можно просмотреть много интересного.

Оделась я почти по местным обычаям — длинный сарафан на широких бретелях и легкая шифоновая косынка на плечах, чтобы не обгореть на солнце. Мои сандалии вполне соответствовали древнеримской моде, а свои длинные русые волосы я заплела в две косы и свернула в узел на затылке, получилось очень прилично. С прической мне помогал Элиав, — смышленый парень быстро понял, что от него требуется.

Клодий выдал нам ровно один сестерций в виде четырех медных ассов на какие-нибудь скромные траты. Я понимала, что поэт мог бы прожить на эти деньги целый день, но, как гостеприимный человек, пожертвовал их мне на развлечения.

Дело в том, что мы с Клодием здорово подружились и даже договорились считаться родней на случай чьих-нибудь расспросов. Для любопытных соседей я теперь никто иная, как родственница поэта из Этрурии, приехала в столицу поглазеть на достопримечательности Вечного города на семи холмах. Все просто и ясно, здесь уйма приезжих всех национальностей и цветов кожи.

Воистину все дороги ведут в Рим.

Ave Roma, regina mundi!

Приветствую тебя, Рим, царь мира!

* * *

Наша прогулка с Элиавом началась с улицы Виночерпиев, где, собственно, и размещалась небольшая усадьба Клодия. Проходя мимо огромных бронзовых ворот, за которыми находились владения консула Каррона, я не выдержала и показала язык двум свирепым львам, каждый из которых держал в раскрытой пасти по металлическому кольцу.

Подумаешь, великий полководец, усмирил галлов и германцев, подумаешь, из-за одной взбалмошной особы все благородные римлянки ему теперь не по душе. Наверно, одними рабынями и перебивается да какие-нибудь элитные лупанарии посещает, у-у-у… рабовладелец допотопный! Поглядеть бы на тебя хоть одним глазком.

И вот мы выходим на улицу, где уже начали открываться местные магазинчики и лавки. Вряд ли мы будем что-то покупать, но ведь я же впервые прогуливаюсь по Риму, да еще по Риму «до нашей эры», хотя — это в моем понимании, конечно, ведь Элиав вполне равнодушно бросает взоры на изобилие местных товаров, на корзины фиников и слив, орехов и винограда, что виднеются на прилавках, выставленных прямо на улицу. А у меня просто разбегаются глаза…

Сколько красок, сколько щедрых даров местной природы! Да и не только местной… В такой крупный мегаполис, как Рим, в изобилии стекаются товары из всех завоеванных провинций: Сицилия, Корсика, Сардиния, Македония, Самния, Сирия, Фракия, часть Галии и древней Германии, часть Турции и Африки… А Карфаген?

Интересно, при Тиберии римляне уже взяли Карфаген, став полноправными владыками Средиземного моря, которое они гордо называли — Mare nostrum, то есть"Наше море"? Неужели великий Ганнибал Гамилькарович уже разбит… Надо непременно расспросить Клодия, выяснить политическую обстановку в империи.

А пока мы с Элиавом медленно бредем по мощеной улочке вдоль высоких домов, что напоминают наши старенькие пятиэтажки — «хрущевки». В древнем Риме такие многоквартирные жилища для среднего класса и бедноты называются инсулы. А самые нижние этажи инсул занимают торговые заведения и харчевни.

Пожилой бородатый мужчина зовет нас позавтракать у него, предлагая сыр и вареные яйца, гороховый суп и куриное мясо на шпажках, приправленное рыбным соусом, но мы отказываемся, поскольку еще не успели проголодаться. К тому же Элиав шепчет, что это довольно дорогая таверна, раз там подают гарум из Помпеи. Что ж, буду знать.

Дорога начинает заполняться народом в самых разных одеждах, и мой спутник предупреждает, что здесь скоро станет тесно. Элиав торопливо советует свернуть в переулок и прогуляться по улице Сапожников, где расположены мастерские по изготовлению зеркал, посуды и обуви. Я немного задерживаюсь возле лавки, где торгуют жемчугом, а также другими украшениями и красками. Зазывала на все лады хвалит сирийский пурпур, арабские благовония и амулеты из малахита.

Впервые в жизни, вот так близко я вижу настоящие слоновьи бивни, из которых двое молодых мужчин-рабов вытачивают какие-то статуэтки, готовясь, видимо, после оправить их в серебро или бронзу. Тут же у входа в лавку худощавый чеканщик наносит надпись на оборотную сторону женского зеркальца. Заказчик — молодой мужчина с букетом розовых крокусов в руках нетерпеливо ждет, переминаясь с ноги на ногу, похоже, спешит порадовать возлюбленную подарком.

Рядом продают цветы, из всего представленного великолепия я узнаю только люпин и розу, остальные напоминают фиалки, ирисы и нарциссы, а может, это их местные разновидности. И вскоре нос мой начинает щекотать волнующий таинственный аромат курений — Элиав тотчас объясняет, что мы проходим мимо небольшого святилища Изиды. И правда, люди заходят внутрь с цветами, наверно, будут молиться и дарить свои подношения Богине.

— А я думала, в Риме все поклоняются только Юпитеру и Юноне, а также Венере… еще Марс, да? Диана — богиня охоты и Бахус — покровитель виноделия, Минерва — богиня разума, войны и искусства… я все помню, оказывается, мы это еще в школе учили!

Элиав улыбался, опуская передо мной свои длинные, угольного цвета ресницы:

— В нашем городе множество иноземцев и всем позволено строить храмы для своего божества, открыто справлять обряды и устраивать пышные празднества, лишь бы при этом новые граждане почитали Римских богов и в том числе самого Императора Тиберия, ведь, считается, что он сам ведет свой род от Небожителей.

— А ты каким богам поклоняешься, Элиав? Погоди-ка, дай угадаю… не иначе как златокудрой Афродите, которая явилась миру из пены морской, ты же у нас наполовину грек? А также, конечно, прекрасному Аполлону…

Юноша немного покраснел и смущенно улыбнулся:

— В последнее время меня привлекает учение Митры. Весть о нем в Рим принесли еще легионеры, сражавшиеся в Персии на самых восточных рубежах великой империи. Я как-то послушал на площади одного жреца… Он говорил о том, что все люди равны и должны жить в мире… что на земле должно наступить Царство всеобщей любви и благоденствия… Бог Митра родился в человеческой ипостаси двадцать пятого декабря в Dies Solis — день рождения солнца и был распят людьми, а потом воскрес на третий день…

— Кого-то мне этот Митра сильно напоминает…

За увлекательной беседой мы и не заметили, как оказались на небольшой площади, запруженной народом. Мы с Элиавом едва успели схватиться за руки, как нас уже окружила толпа. Вокруг суетились люди, кричали зазывалы из лавок, раздавались мерные удары металла о металл из мастерской медника, мимо важно шествовала группа людей, тащившие на плечах нарядный паланкин. Рабы куда-то несут господина… или госпожу, чего уж тут непонятного.

И вдруг показались всадники. У меня даже дух захватило от такого величественного зрелища! Пятеро, статных мужчин на прекрасных лошадях медленно, но уверенно раздвигали толпу, а точнее, толпа сама разбегалась, пропуская таких важных «птиц». Еще бы у меня не появилось такое сравнение, на шлемах у двоих всадников развевались алые султаны из перьев, а их столь же яркие плащи величественно колебались при каждом движении грациозных животных.

— Преторианцы, а с ними сам…

Но я бесцеремонно перебила спутника, на меня волной нахлынули восторженные эмоции:

— Преторианцы — это солдаты императорской гвардии? Какие красавцы, особенно те двое, что впереди.

— Осторожнее, госпожа, нам лучше отойти в сторону!

— Сейчас, сейчас… ну, как они вырядились, просто кино какое-то, Голливуд шестидесятых годов, когда Кирк Дуглас в «Спартаке» снимался. Я должна их увидеть ближе — они настоящие! Да, погоди же ты, дай посмотреть!

Элиав оттаскивал меня к окраине площади, вслед за остальными пешеходами, а я будто завороженная, уставилась на того всадника, что сейчас двигался прямо на меня. Определенно, какой-то важный военный чин. Почему у него такое суровое лицо и грозно сведены брови, ведь в данный момент он не на войне находится и даже не перед своими легионерами. Вполне мог сделать физиономию попроще…

От этой мысли я невольно улыбнулась и вдруг решила немного пошалить, а именно, не долго думая, отправила хмурому вояке самый элегантный воздушный поцелуй и солнечную улыбку, а потом помахала рукой в знак приветствия. Привет из Этруссии, ой, то есть из России. Я здесь пока ее единственный представитель…

Мой дружественный жест вполне удался, но скоро Элиаву удалось меня оттеснить к остальному скромному люду. Мы только издали могли наблюдать, как мимо проезжает великолепная пятерка военных.

Как вдруг ее предводитель оглянулся и посмотрел мне прямо в лицо. На мгновение наши глаза встретились, я, конечно, снова улыбнулась оттого, что широкие темные брови мужчины удивленно поползли вверх, а губы сжались так, что выражение лица стало еще более мрачным. Вот зануда, наверно, привык ко всеобщему восхищению или даже преклонению.

Элиав неодобрительно покачал головой, осуждая мое поведение:

— Ох, госпожа, не стоит так дерзко глядеть на консула, он ведь ко всему прочему еще и наш сосед. И уже не один раз заступался за господина Клавдия перед многочисленными кредиторами.

— Какой еще консул? Где? — испуганно озиралась я.

— Он только что проехал мимо нас, госпожа. Вы пристально на него смотрели и даже махали ему рукой. Это было вызывающе и дерзко, — с нескрываемой укоризной произнес Элиав.

— Так что же ты меня не предупредил сразу? Господи, стыд какой! Я думала, это обычный командир римского войска, вижу в первый и в последний раз. Он ехал весь такой печальный, вот мне и захотелось его немного повеселить, поднять настроение герою, так сказать. А теперь мне даже по-соседски к нему не обратиться, даже в целях взятия интервью для потомков. Как же нехорошо получилось… — искренне страдала я, чуть не заламывая руки от такого конфуза.

— Я хотел тебе сказать, но ты не позволила, — справедливо упрекнул Элиав, и мне стало совестно.

— Давай договоримся, когда мы вдвоем, бросай свою скромность и робость, я такой же человек, как и ты, можешь запросто ко мне обращаться по любым вопросам. Мы же с тобой ровесники, ничего, что я немного постарше и поопытнее… «этак на двадцать с лишним веков». Будем друзьями, хотя можешь по-прежнему называть меня госпожой, я не против, это забавно.

Наконец-то мы выбрались из разношерстного людского сборища и еще долго бродили по окрестным улочкам, а потом вышли к Бычьему Форуму — большой площади, на которой размещался рынок скота. Мне это место совершенно не понравилось: шум, гам, запахи специфические, прилавки со свежим мясом и дичью, оленьи туши на огромных крюках, палатки торговцев, клетушки с живым товаром, и все кругом вопит, мычит и кудахчет.

Чуть ли не бегом мы покинули площадь и Элиав повел меня к рядам, где продавали специи. Здесь витали ароматы корицы, ее привозили в Рим из Китая, запахи чеснока, лаврового листа, черного перца, камфоры и куркумы, а еще в мисках лежал мускатный орех, имбирь и мякоть алоэ.

Римляне — настоящие гурманы, вполне могут позволить себе самые изысканные кушанья и приправы, но нам с Клодием придется довольствоваться более скромными блюдами, на соловьиные язычки и фуа гра из гусиной печени мы еще не заработали. Кстати, где тут можно перекусить?

— Элиав, может мы с тобой купим по кусочку пиццы.

— А что такое пицца, госпожа?

Вот тебе раз! Итальянцы, оказывается, еще не умеют готовить подобное блюдо. У них еще ничего не слышали о помидорах и моцарелле. А еще до Рима пока не добрались: картошка, фасоль, кукуруза и шоколад, точнее, какао-бобы. На сладкое только мед и фрукты — виноград, инжир, яблоки, персики и абрикосы. Гранаты из Карфагена…

Мы зашли в маленькую таверну и заказали самое простое и дешевое блюдо — лепешки с медом и воду, хотя я предлагала Элиаву взять для себя немного самого дешевого вина, но он, как порядочный раб, экономил деньги хозяина. И предложил на оставшиеся два асса купить еды для самого Клодия или Клавдия, так правильнее звучит имя моего благодетеля.