Эти Золотые мальчики

Рейчел Джонас (2020)

Уэста Голдена легко ненавидеть, но вот сопротивляться ему просто невозможно. Не позволяйте его хорошенькому личику вас одурачить! Уэст Голден не просто парень, живущий по соседству, и уж явно не из тех, кому стоит доверять. Он — сущий дьявол в дизайнерских джинсах и с обаянием настоящего психа. Я знаю, о чем говорю. Этот парень уверен, будто я каким-то образом перешла ему дорогу еще до того, как оказалась в частной школе Сайпресс. Ложь. Как я могу быть виновна в том, чего не совершала? Но теперь я его мишень. Еще один неверный шаг, и я могу попрощаться со своим светлым будущим, ведь влиятельный и хладнокровный Уэст — футбольная звезда этого города, поэтому никто не осмелится пойти против него. Деньги, статус, преданность братьев делают его просто неприкасаемым. Однако, когда я смотрю в эти дьявольские зеленые глаза, я четко вижу прореху в его идеальной броне. Этот фальшивый бог вовсе не так безупречен, как всем кажется. Даже у «Золотых мальчиков» есть слабости, и слабость Уэста Голдена — я.

Глава 5

БЛУ

Мне следовало взять с собой Джулс. По крайней мере, было бы с кем поговорить. Очереди были просто кошмаром, но я быстро сориентировалась. Теперь приходится ждать в аудитории, куда старшеклассников согнали на собрание.

Весь мой ряд пуст, но, вероятно, я сижу очень далеко от трибуны. Одиночество хлестко ударяет меня по лицу. Впереди целый год подобного чувства. Это будет сущий ад, но я знаю, зачем так поступаю.

Из-за Скар.

Самой себя.

И разнообразия.

«Ты там еще жива, Преппи?»

Я улыбаюсь сообщению от Джулс, уже не чувствуя себя невидимкой.

«Едва-едва. Придется посидеть на каком-то дурацком собрании, потом домой. Слава Богу».

Кто-то слегка приглушает свет, и женщина средних лет, одетая в не по сезону теплый клетчатый блейзер поверх кремовой блузки, выходит на сцену. Когда она берет микрофон, я быстро отправляю Джулс сообщение «Мне пора» и опускаю телефон в сумочку.

Дамочка рассказывает о стандартных вещах: короткая речь о прошедшем насыщенном лете, объявление о новом дресс-коде — они решили отказаться от униформы в этом году, — а затем краткое перечисление разрешенных в кампусе предметов одежды.

Сразу после этого я перестаю слушать.

Дело не в том, что я внезапно оглохла и ослепла. Нет. Это вина парня, который буднично проскальзывает в мой ряд с противоположного конца. Он самое восхитительное создание, которое я когда-либо видела.

Бейсболка, надетая задом наперед, скрывает темные взъерошенные волосы. Помню, как мне хотелось запустить в них пальцы. Это определенно он. Его покрытые татуировками руки сегодня обнажены. Бейсболка на нем, безусловно, противоречит дресс-коду, который женщина только что покорно продекламировала со сцены, но мне не кажется, что этот парень хоть кого-то или чего-то боится.

Откровенно дерзкая походка подтверждает — я права.

Белая ткань в рубчик облегает его грудные мышцы, а также заметные бугорки твердого пресса. Прикусив губу, я уже бесстыдно «инспектирую» его богоподобные черты: полуулыбку, обнажающую идеальные белые зубы, пухлые губы.

Но улыбается он не мне. Я даже не уверена, что он меня вообще видит. Он улыбается им, тем двоим, с которыми разговаривает. Парням, которые, скорее всего, являются его братьями. Возможно, они тройняшки, учитывая, что все вместе пришли на инструктаж. Они похожи, но не до конца. Каждый из троих, очевидно, прекрасно знает, что мог бы заполучить любую девушку в мире, но все же они пытаются показать, будто им плевать на взгляды одноклассниц.

О, но им не плевать.

Я нервничаю в обществе парней. Всегда нервничала. Потому, когда понимаю, что они не собираются сидеть в конце ряда, а вместо этого подсаживаются ближе ко мне, я срочно хочу как-то занять руки и засовываю в сумочку кипу бумаг, которые сегодня получила.

Затем он поднимает глаза, и его сногсшибательная улыбка буквально околдовывает меня. На секунду я задаюсь вопросом, помнит ли он меня — с той вечеринки в Беллвью-Хиллз, — но нет, вряд ли. С тех пор он, наверное, уложил на спину штук тридцать девчонок. А может, они стояли на коленях.

Я улыбаюсь, но ощущения кажутся странными, как будто я слишком много задумываюсь о том, как растянуть губы и кивнуть. Он по-прежнему движется в моем направлении, и я начинаю думать, что он заметил меня раньше, чем я увидела его. Может, даже сначала заметил, а потом решил подойти.

Хватит нести чушь, Блу. Они всего лишь парни. Да, очень, очень симпатичные парни, но тем не менее просто парни.

Он останавливается и нависает надо мной, и я говорю себе не поднимать глаз. Однако прятать взгляд еще более неловко, чем признать его присутствие. Поэтому я рискую, тут же осознавая, что и близко не готова к разговору.

Красавчик облизывает губы, и я задерживаю дыхание.

— Здесь кто-нибудь сидит? — спрашивает он и указывает на сиденье рядом со мной. Я пытаюсь прийти в себя от его шокирующе глубокого голоса. Он плавный, мелодичный. Готова поспорить, некоторые девушки отдаются ему, только заслышав этот идеальный тембр.

В горле ужасно сухо.

— Э… э, н-нет! Только я.

Голос звучит очень нетерпеливо, и я это просто ненавижу. Чтобы как-то поправить ситуацию, мягко улыбаюсь.

— Круто. Не возражаешь, если мы присядем?

Я моргаю, а затем качаю головой.

— Конечно. Без проблем.

Я отворачиваюсь, когда троица опускается на сиденья рядом со мной. Но тут внезапно осознаю, что все взгляды устремлены на нас. Даже при приглушенном свете все, кажется, заметили, как эти трое меня выследили.

Супер.

Не очень-то это помогает оставаться незамеченной.

Повернувшись, я чувствую, что тот, кого Джулс опознала как Царя Мидаса, пристально смотрит на меня, и я права. Он и правда смотрит. Его взгляд медленно перемещается вверх, от моих ботинок, прислоненных к спинке сиденья передо мной, к коленям, прижатым к груди. Осознав неловкость позы, я опускаю обе ноги на пол. Внезапное движение заставляет его глаза — идеального оттенка под названием «Зеленоглазый Сердцеед», как называет это мама, — встретиться с моими. Она придумала этот термин давно и часто его использовала. Так часто, что я знаю: она имела в виду ирисы такого темно-зеленого цвета, что на свету их лепестки покажутся настоящими изумрудами.

— Я Уэст. Это мои братья — Дэйн и Стерлинг, — добавляет он.

— Привет.

— Как дела?

Оба брата коротко здороваются, и я машу им рукой, затем решаю задать вопрос, на который, как мне кажется, я уже знаю ответ.

— Значит… вы тройняшки?

Уэст кивает, и когда он улыбается, у меня внутри все сжимается.

— Так очевидно?

— Типа того, — мне удается выдавить из себя супер-слащавую улыбку. — То есть, вы, конечно, похожи, но раз пришли на инструктаж вместе, значит, скорее всего, погодки. Сложила два и два.

Он снова кивает, и я понимаю, что до сих пор не назвала своего имени.

— О, я Блу. Блу Райли, — делюсь я.

Уэст смотрит на меня так же, как смотрят все, когда я им представляюсь.

— Это сокращение от чего-то? Или прозвище?

Щеки становятся пунцовыми, и я рада, что тут темно, ведь все мое лицо, скорее всего, красное.

— Э-э, нет, — признаюсь я. — Мама подумала, что было бы круто назвать меня и моих сиблингов в честь цветов. Она… с позволения сказать, немного эксцентрична. В общем, она назвала нас Блу, Скарлетт и Хантер^[3].

Очередной кивок, улыбка становится шире. Я не совсем уверена, как это воспринимать. Он пытается сдержать смех — скорее всего, счел мою мать слегка чокнутой.

Что было недалеко от истины.

— Я ненавидела это имя большую часть жизни, но потом привыкла, — делюсь я.

Уэст на секунду задумывается, но остается спокоен. И в этот момент я еще больше осознаю его доминантную энергию. Он уверен в себе, вот почему не отводит взгляда. А я борюсь с желанием снова поерзать.

— Блу, — когда мое имя слетает с его уст, он, похоже, все еще над чем-то размышляет. Мой взгляд опускается к полным губам, и тут он добавляет: — Мне нравится.

— Спасибо, — румянец на моих щеках теплеет.

Зеленые глаза-сердцееды сканируют меня еще несколько секунд, а после он отворачивается к сцене, чтобы послушать инструктаж. Мы молчим до конца собрания, но это неловкое молчание. То, при котором меня переполняет желание повернуться в сторону Уэста, просто чтобы посмотреть, правда ли он сидит рядом.

В аудитории зажигают свет, и я тянусь за своей сумочкой, лежащей на полу между нами. Вытащив бланки, которые мне дали ранее, встаю. Когда я это делаю, мы с Уэстом снова встречаемся взглядами. Ну, вроде того, учитывая, что он намного выше.

Чувствуя необходимость оставить между нами хотя бы немного пространства, я иду к дверям, и парни следуют за мной. Ко мне устремляется все больше гневных взглядов. Вероятно, некоторые девушки очень хотели бы сейчас оказаться на моем месте, но я пытаюсь не думать об этом.

Они просто парни, Блу.

Из папки, которую я держу, выскальзывает листок, и, прежде чем я успеваю наклониться, Уэст поднимает его. Затем читает заголовок вслух.

— У тебя физкультура. Во что играешь? — спросив, он возвращает листок мне.

— Баскетбол. Играла все три года в Южном Сайпрессе.

Уэст вздергивает бровь. Отвечает он не сразу, но, когда делает это, я замечаю особую интонацию.

— Ты с южной стороны?

Не уверена: то ли он осуждает, то ли просто удивляется.

— Э-э, да. Родилась и выросла, — говорю я бодро, отказываясь устыдиться. Я такая, какая есть, принимает он это или нет.

— И все еще там живешь?

Я киваю.

— Вообще-то, в том же доме, в котором родилась.

Лица всех троих непроницаемы.

— Значит, стипендиатка.

От формулировки Дэйна меня передергивает. «Стипендиатка». Звучит как ярлык. Как одно из тех жалких оскорблений, которыми разбрасываются богатые детишки с самодовольными ухмылками.

— Не совсем, — вру я. — Мое обучение уже оплачено.

Взгляд Уэста становится любопытным. Я никогда еще так сильно не жалела, что не могу читать чьи-то мысли. Может, он знает, что это ложь, но то, что я на самом деле стипендиатка, никого не касается. Ежегодно в «Сайпресс Преп» выделяется несколько бюджетных мест. Это распространенная программа по работе с населением, разработанная советом директоров. Тем не менее, они принимают только учащихся с наиболее высокими оценками, и к этому прилагается несколько довольно серьезных предостережений. Например, их и без того строгая дисциплинарная политика еще более строга для переведшихся из других школ.

Вот почему я благодарна своей счастливой звезде за то, что меня все-таки приняли, учитывая драку, в которую я ввязалась в конце прошлого учебного года. Короче говоря, я буду ходить по очень тонкому льду, и мой психолог, доктор Прайор, позаботится о том, чтобы я ничего не нарушила.

Уэст секунду молчит, затем кивает в сторону дверей аудитории.

— Раз уж ты новенькая, почему бы мне тут все тебе не показать?

Я нервно втягиваю воздух, потом киваю.

— Ага, ладно. Мне, наверное, в любом случае понадобилась бы помощь в поисках шкафчика. Спасибо.

Уголки его рта изгибает легкая улыбка.

— Без проблем.

Теперь, когда собрание закончилось, все устремляются к выходу, и лишь несколько студентов задерживаются. Мы вчетвером выходим в коридор — Уэст справа от меня, Дэйн и Стерлинг слева. Будучи зажатой между ними, я чувствую себя крошечной, но это неплохое чувство. Меня поражают восхищенные взгляды парней, мимо которых мы проходим, и откровенная ненависть со стороны женской половины наблюдателей.

Более чем очевидно, что моя оценка этой троицы оказалась точна на сто процентов: они правили этой школой.

Несколько поворотов — и мы на месте. Я сказала Уэсту номер своего шкафчика, чтобы он точно знал, куда идти. Согласно моему расписанию и маленькой карте, прикрепленной над ним, это недалеко от нужного сейчас кабинета, что приятно.

— У нас где-то пять минут между занятиями, так что, наверное, тебе неплохо было бы запихать в сумку все, что нужно, — предлагает Стерлинг. — Учителя здесь не такие снисходительные, как там, откуда ты родом. Одно опоздание, и можешь рассчитывать на наказание после уроков.

На первый взгляд, его слова кажутся достаточно добродушными, но часть про «откуда я родом» задевает за живое.

Что, черт возьми, он знает о том, какие стандарты соблюдались в моей старой школе? Скорее всего, он считает, будто Южный Сайпресс — прибежище головорезов и воров. Как же типично. Он бы, наверное, спятил, если б узнал, что несколько моих школьных приятелей сейчас учатся в очень престижных университетах и получают стипендию.

Короче говоря, я чувствую, что меня осуждают.

Заставляю себя улыбнуться, но ничего не говорю.

— Пойдемте в кафетерий, — предлагает Уэст, ведя нас по коридору с окнами по обе стороны.

Мы резко поворачиваем налево, и я вижу столовую в конце коридора. Через двойные двери можно заглянуть внутрь. Судя по тому, что я вижу, все довольно стандартно.

— Когда позволяет погода, большинство ест во внутреннем дворе, — делится Уэст.

Не уверена, что это приглашение присоединиться к ним. Он не говорит об этом вслух, и я еще больше запутываюсь. Мы идем дальше, и я понятия не имею, куда мы направляемся, но мои спутники внезапно замолкают, что, мягко говоря, нервирует.

Мы сворачиваем в еще один коридор, но это тупик — лишь несколько пустых классных комнат по обе стороны. Сбитая с толку, я заглядываю в свое расписание, чтобы сравнить номера кабинетов, но они не совпадают. Черт его знает, почему мы пришли сюда.

— Так какие здесь учителя? — спрашиваю я.

Кто-то должен был нарушить эту проклятую тишину.

Дэйн бросает короткий взгляд в мою сторону, но затем быстро отводит глаза.

— Как и везде, думаю. Занозы в заднице.

У меня вырывается нервный смешок, остальные же молчат. Эта внезапная смена настроения явно не плод моего воображения, и когда мы остаемся в мертвой тишине, я в этом убеждаюсь. Уэст поворачивается ко мне лицом, и я поражаюсь тому, какой он все-таки огромный. Он подходит ближе, мрачно глядя на меня сверху вниз. Какая бы надежда на благополучный исход у меня ни теплилась, к этому моменту она угасла. Я и представить себе не могла, что мне на самом деле оказывают холодный прием. Возможно, я лишь вообразила ту доброту, что эти трое проявляли ко мне всего минуту назад.

Что-то во всей этой ситуации очень, очень не так. Все становится понятно, когда в следующую секунду Уэст говорит:

— Я спрошу напрямую, — с его губ срывается мягкий, но злой смешок. И когда он расправляет плечи, я чувствую себя настолько запуганной, насколько ему хочется. — Как так вышло, что ты можешь позволить себе все это? Твои родители, наверное, продали чертову тонну метамфетамина, потому что «Сайпресс Преп» стоит недешево.

Бум.

Я чувствую, как его слова бьют меня прямо в грудь. Все наше взаимодействие я истолковала неправильно. Абсолютно. И, конечно, гораздо больнее было услышать это от него, ведь я, как полная идиотка, решила, что между нами есть химия.

— С кем ты, мать твою, разговариваешь? Я не обязана это слушать, — выпаливаю я, а губы дрожат. Затем делаю шаг, чтобы свалить от них подальше, но тут Уэст хватает меня за руку. Хватка крепкая, но не болезненная. И все же я остро ощущаю его силу.

Дэйн и Стерлинг стоят по бокам от него, глядя на меня сверху вниз, но ни один не произносит ни слова. Мой взгляд перебегает с них на Уэста. Я прижимаюсь спиной к кирпичной стене, и тут его большие руки запирают меня в клетку, расположившись по обе стороны от моей головы. Он не просто высокий, но еще и мощный, и у меня не получится так просто выскользнуть.

Они основательно загнали меня в угол, и меня это бесит.

— Да ладно тебе, Саутсайд^[4], — обзывается Уэст. — Не вини меня за любопытство. Как кто-то из самой задницы Сайпресс-Пойнт может позволить себе эту школу? Если твои предки не ограбили банк, значит, ты, скорее всего, сама добыла наличку, — он подходит ближе, и мне становится страшно вздохнуть. — У кого ты отсосала, чтобы получить такие деньги?

Он снова и снова пытается уязвить — но достаточно ли моего происхождения, чтобы так взъесться? Я этого не ожидала. Вообще.

По венам разливается ярость, но я пытаюсь ей не поддаться: меня едва пропустили через кованые ворота этого заведения. Испытательный срок означает, что я не могу переступить черту, не могу дать этому ублюдку то, чего он заслуживает. Я в ловушке в прямом и переносном смысле. Отстой.

— Все, что тебе нужно знать: я здесь не за твои деньги, козел.

— Уверена в этом? — он так близко, что тепло его дыхания касается моих губ.

Сердце бешено колотится. Только на этот раз не из-за наивного увлечения — прежние чувства к Уэсту так быстро прошли, что, клянусь, у меня их будто вообще никогда не было. Теперь в груди все пульсирует от ненависти.

— И что это, мать твою, значит?

— Это значит, что в такой большой школе много «слепых зон», — предупреждает он. — В которых тот, кому здесь не место, может попасть в беду.

Откуда весь этот гнев?

Все тело дрожит, с головы до ног. Я ничего не сделала ни им, ни кому-либо другому. Неужели мое присутствие здесь так уж оскорбительно для них? Присутствие человека, не родившегося с серебряной ложечкой во рту?

Кулаки сжимаются, и меня так и подмывает пустить их в ход, но потом я думаю о Скарлетт. И о том, как в прошлом году все пошло наперекосяк. Я не могу снова упустить шанс. Я должна убедиться, что делаю все, что в моих силах, чтобы дать моей сестре ту жизнь, которую она заслуживает. Жизнь, которой нас до сих пор лишали наши дерьмовые родители.

Поэтому я разжимаю кулаки и позволяю рукам безвольно упасть.

Уэст видит, как я перестаю бороться. Знаю, он принял это за признак слабости, поэтому улыбнулся. Я заставляю себя плотнее прижаться к стене. Лучше посадить затяжку о грубые камни, чем чувствовать его тепло.

— Знаешь, я всякое слышал о девках из твоего района. Ходят слухи, что вы там готовы практически на все, что заработать. Это правда, Саутсайд? А то у меня в кармане завалялась парочка баксов, если ты готова.

Взгляд злой, в нем тлеет непонятная ненависть. Но сейчас я и сама полна ею.

— Вот что я тебе скажу, — киплю я, чувствуя, как стискиваются зубы. — Если сможешь каким-то образом отыскать свой малюсенький член, тогда и посмотрим, что дальше будет, мудак.

Он практически дышит мне в лицо, в его глазах горит ярость.

— Тебе бы это понравилось, да? — огрызается он в ответ, наклоняясь еще ниже, пока его губы не задевают край моего уха. — Вот тебе честное предупреждение: единственное, чего у меня мало, — это терпения. Так что валяй, испытай меня, если хочешь.

Дыхание прерывается, и я знаю, — он это чувствует. Ненавижу это дерьмо. Я не боюсь его, но боюсь за себя. Я не могу начать год, доказывая, что напыщенные северяне правы. Мол, если я из южной части города, значит, от меня одни неприятности.

Я видела, какое влияние здесь имеет Уэст, с каким почтением к нему относились буквально все, кто проходил мимо нас. Что, если эта власть распространяется не только на студентов, но и на персонал?

Я достаточно повидала мир, чтобы знать, как все работает. Чеки семей этих детишек — фундамент, на котором построены подобные школы. Богатые, могущественные, они защищают своих. В любой спорной ситуации — его слово против моего — я окажусь виноватой. Нельзя пойти на такой риск.

— Вот и правильно. Успокойся, как хорошая маленькая сучка, — рычит он мне в шею. Его глубокий голос звучит низко и ровно, спокойно, ведь он знает, что я не смогу защититься.

— Ты меня не сломаешь, — выдыхаю я. — Никогда. Даю слово.

Эти слова вызывают у него мрачный смешок, и он вдавливает меня в стену.

— Никогда не говори «никогда». У нас впереди целый год. Случиться может все что угодно.

Он прав, и да, я здесь совершенно одна, но не в моих правилах сдаваться. Гордость — последняя стоящая часть меня.

Я чувствую, как его длинные, горячие пальцы обхватывают мое горло, сжимаются над моим учащенным пульсом, а после он меня отпускает.

— Увидимся, Саутсайд, — на его губах появляется обманчиво сладкая улыбка, затем он отступает, зловеще добавляя: — Добро пожаловать в «Сайпресс Преп».

#ПодпишисьНаМеня

@КоролеваПандора:

Слухи верны. В «Сайпресс Преп» новая блонди-сенсация. Впервые нашу Новенькую заметили несколько месяцев назад, на вечеринке у костра в Беллвью. Согласно моим источникам, сегодня она снова объявилась, забирала свеженькое удостоверение «Сайпресс Преп». Но на этом слухи не кончаются. Также ее видели в компании «Золотого Трио», и, говорят, один из братьев оказался поражен ею. Неужто в этом году наш король наконец остепенится? Что ж, не будем загадывать раньше времени.

До скорого, птенчики!

П.

Примечания

3

Цвет хаки.

4

Южная сторона (англ.)