Самость. Сущность и проявление центрального архетипа аналитической психологии

Рената Дэниэл, 2018

Книга Ренаты Дэниэл – это волнующее и познавательное знакомство с новым для русскоязычного читателя юнгианским автором. Ее книга посвящена самому значительному и самому загадочному юнгианскому понятию, самой могущественной движущей силе и сущности души, психики человека, общества и мироздания – Самости в ее отношениях с человеческим Эго. Несмотря на многочисленные определения и описания Самости, постичь ее можно лишь через собственный опыт и, как всякий архетип, через образы и символы. Рената Дэниэл приводит множество ярких примеров проявления Самости на коллективном и индивидуальном уровне, в исторической перспективе и в наше время, рассматривая при этом не только мифы и сказки, но и художественные произведения, фильмы и явления современной жизни. Цель автора не столько научить (хотя и это, безусловно, тоже), сколько расширить взгляд читателя, добавить новую грань к той призме, через которую мы смотрим на окружающий мир и соотносим его с нашим внутренним миром, помочь читателю увидеть и почувствовать движение вечного в современном, в самом себе, в других людях, в обществе и в мире. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Глава 2. Динамика представлений о судьбе и Самости

Диффузия ответственности

Образы Самости тесно связаны с темой судьбы — всего того, что выпадает на нашу долю и чего нам не избежать. За последние десятилетия представления о неизбежном значительно изменились. В нашем распоряжении имеется огромное количество возможностей, последствия которых трудно предугадать. В связи с этим нам порой сложно принимать решения, и когда мы имеем дело с обстоятельствами вне нашего контроля, важно разобраться, где начинается человеческая ответственность и где она заканчивается.

Такое разграничение ответственности оказалось жизненно необходимым для женщины, которой приснился сон, повергший ее в глубокую печаль и отчаяние: «Я родила ребенка, он крошечный и умещается у меня на ладони. У него такая гладкая кожа, что он буквально выскальзывает из моей руки. Я вижу, что ему холодно, но так как он очень маленький, у меня не получается запеленать или одеть его. Я хочу приложить его к груди, но не могу, потому что мои груди слишком большие для него. Младенец жив, я рада этому. Но он дрожит. Он замерзает и умирает».

В течение очень длительного времени образы этого сновидения преследовали женщину, она чувствовала себя ответственной за смерть младенца. Чувство вины пошло на убыль только после того, как она осознала, что сделала все возможное в этой ситуации. Женщина смогла смириться со смертью этого крошечного существа, поскольку она была неизбежна. Вина сновидицы стала отступать с того момента, как она избавилась от гипертрофированного чувства ответственности. На бессознательном уровне женщина полагала, что судьба находится во власти человека, а фантазии о всемогуществе такого рода часто являются источником чрезмерного чувства вины. В случае подобного распыления ответственности важно все расставить по своим местам, и тогда уровень ответственности Эго может стать более приемлемым — в некоторых ситуациях он снизится, а в некоторых, наоборот, станет выше.

От Гомера нам известны представления о судьбе древних греков — они придавали очень большое значение разграничению ответственности. В те времена люди верили, что деяния людей и богов тесным образом взаимосвязаны. Ни одно решение или поступок не приписывался исключительно человеку, поскольку людей всегда окружали боги, которых считали первопричиной всех значимых событий.

Человеку полагалось не забывать, что своим успехом он обязан исключительно помощи богов, так же как в случае неудачи отвечать за последствия должны были те, из-за кого это произошло. Тем не менее вмешательство богов предполагало разделение ответственности. Талант и удача, отвага и мудрость так же, как и трусость, несостоятельность и невезение, — все это зависело от богов. Даже хорошая идея считалась не просто плодом человеческой мысли, а даром богов. Однако человек обладал свободой в том плане, что от него зависело, воспользоваться ли хорошей идеей или шансом, последовать ли совету богов, но при этом он брал на себя ответственность за свой выбор.

В психологическом плане это означает, что для греков Самость была источником и разрушения, и величия. Только способность разграничивать трансперсональное влияние и индивидуальную ответственность позволяла им избегать безосновательного самоуничижения либо высокомерия. Быть мудрым означало жить в согласии с собственной Самостью и уметь отличать то, что неподвластно человеку, от подконтрольного и осуществимого. Однако разграничение этих сфер считалось делом нелегким, так как границы между человеческой и божественной зонами ответственности были достаточно подвижными. Такого рода зыбкость требует уважительного отношения к Самости и Эго.

Представления о судьбе и дух времени

Что же тогда подвластно человеку и как ему подготовиться к тому, что его ждет? В новелле Иеремии Готхельфа «Черный паук», опубликованной в 1842 году, рассказывается о том, как люди представляли себе это в эпоху позднего Средневековья. В основе сюжета — многовековая история, связанная с черным деревянным оконным косяком. Во время обряда крестин пожилой глава семейства рассказывает гостям о начале этой истории. Шестьсот лет тому назад деревня принадлежала рыцарю, который нещадно эксплуатировал крестьян и заставлял их делать самую тяжелую работу. Однажды он потребовал, чтобы они пересадили 100 огромных буков. Крестьяне знали, что если они примутся за эту работу, их собственные поля придут в запустение и их семьям будет грозить голод. Ситуация казалась безвыходной, но тут появился дьявол в обличье странствующего охотника и предложил крестьянам помощь. В качестве вознаграждения он потребовал отдать ему некрещеного младенца. Возмущенные крестьяне отвергли его предложение и обратились за помощью к Богу, но тщетно — Бог не явил им себя и не вступился за них, и крестьяне не справились с задачей.

Когда дьявол повторяет свое предложение, вступить в переговоры с ним отваживается только Кристина, недавно приехавшая в деревню. Она говорит ему, что ни один христианин не отдаст некрещеного младенца, но дьявол настаивает на таком вознаграждении. Тогда Кристина соглашается, и в ознаменование сделки дьявол целует ее в щеку, от чего она на мгновение застывает. Крестьяне в отчаянии, они пытаются подсчитать: «Что значит единственный некрещеный младенец в сравнении со страданиями целой деревни? Да к тому же и Кристина уверена, что сможет перехитрить дьявола». В итоге они соглашаются на сделку, и как только дьявол выполняет требование рыцаря, в деревню возвращается радость. Однако когда в деревне рождается очередной младенец, священник отказывается отдать эту душу дьяволу и крестит его. Крестьяне ликуют в уверенности, что им удалось обмануть дьявола. Но когда наступает время разродиться следующей женщине, щека у Кристины начинает нестерпимо болеть: в том месте, где ее поцеловал дьявол, возникает черное пятно, которое постепенно превращается в черного паука. Когда священник крестит и второго младенца, из пятна на щеке Кристины вылупляется множество крошечных паучков. Все отворачиваются от Кристины из-за того, что ее лицо становится безобразным.

С этого момента людей и скот начинает косить чума, и крестьяне понимают, что это дьявол напоминает им таким образом о невыполненных обязательствах. Кристина в конце концов убеждает жителей деревни не крестить следующего ребенка и отдать его дьяволу, чтобы не было еще большей беды. Однако священник не поддается на уговоры и крестит следующего младенца, после чего дьявол исчезает из деревни, а Кристина превращается в паука. Поскольку она дотрагивалась до священника и до младенца, они оба обречены на смерть. Крестьяне начинают ссориться между собой, обвиняя друг друга в том, что произошло, и выгораживая себя; каждый утверждает, что он знал, что так будет, и предупреждал. Все согласны с тем, что виновные должны быть наказаны, но никто не хочет оказаться виноватым и понести наказание. Отныне паук становится всеобщей угрозой, одно только прикосновение к нему грозит смертью. Любая попытка убежать от него либо уничтожить его обречена на провал. Наконец, женщина, ребенок которой был крещен и таким образом спасен благодаря отважным действиям священника, находит выход: она хватает паука, засовывает его в отверстие в одном из деревянных оконных косяков и затыкает отверстие освященным колышком. Поскольку она прикасалась к пауку, она также обречена на смерть. Однако ее поступок приводит к тому, что Черная Смерть, то есть чума, отступает. В деревне воцаряется мир и спокойствие.

После того как старик окончил свой рассказ, гости стали с оглядкой возвращаться к столу: они опасались сидеть рядом с окном с черными деревянными откосами. Только старику хватило храбрости сесть рядом с окном: он был уверен, что паук не выберется из ловушки до тех пор, покуда люди помнят о Боге. Поскольку все мысли гостей были заняты историей о пауке, старик решил рассказать историю до конца:

В течение последующих столетий люди жили в страхе Божьем, их деревня процветала, а сами они разбогатели. Но, как говорится, «в людях, на которых щедрее всех сыпется благодать Божья, бывает, заводится червь». Со временем жители опять стали забывать Бога. Так же, как когда-то рыцари мучили крестьян, так теперь они сами обращались со своими слугами и батраками. В течение двухсот лет паук оставался в дверном косяке, пока в доме не появилась еще одна женщина из чужих краев. Вместе с женой своего сына Кристена они мучили прислугу и скот. И еще они решили построить новый дом, а старый оставить прислуге. Кристен был уверен, что со старым домом связано семейное благополучие, но ему не удалось переубедить двух женщин.

Старый дом был отдан слугам, и вот в Рождественский сочельник один из них вытаскивает затычку из косяка. Все замерли, когда из отверстия вылез черный паук. Крестьяне вновь начинают умирать от чумы, а те, кто уцелел, обвиняют в своих бедах Кристена. Все вдруг опять стали благочестивыми, убеждая себя в том, что они всегда были такими, и один только Кристен якобы является безбожником. А тот опять переселяется в старый дом, находит и освящает колышек, как и его предки, и собирается заточить паука в ту же самую тюрьму. При этом он понимает, что этот поступок будет стоить ему жизни. И действительно, после его смерти в деревню возвращаются благополучие, мир и процветание.

Спустя 200 лет старый дом вновь становится непригодным для жилья, однако его хозяева долгое время не решаются строить новый. Но однажды один мудрый человек говорит им: «Вы можете смело строить дом, только при этом две вещи должны остаться неприкосновенными: старый оконный косяк с замурованным пауком и вера предков в то, что паук должен навеки оставаться в своей деревянной тюрьме — и тогда ваш новый дом будет благословен (Gotthelf, 2002, S. 115). Этому совету последовал и сам старик, когда настал его черед строить новый дом вместо старого. Он перенес старый косяк в новый дом, чтобы не забывать ни о нем, ни о связанных с ним событиях. Этими словами старик завершает свой рассказ, и к гостям возвращается радостное настроение, и они продолжают праздновать крестины. А один из родственников старика заметил вслух: «Жаль только, что никогда не знаешь, чему верить в таких историях, а чему — нет» (Gotthelf, 2002, S. 116).

В наши дни многие люди остановили бы внимание на этой фразе, но давайте посмотрим правде в глаза: кто в наше время все еще верит в то, дьявол может потребовать некрещеного младенца? Немногие. Верим мы в это или нет, но новелла затрагивает архетипические мотивы, которые актуальны и сегодня.

Представление о болезни и дух времени

Как в новелле «Черный паук» объясняется происхождение болезней? Долгое время бытовало поверие, что эпидемии (две исторически подтвержденные эпидемии чумы в Европе в XIII и XV веках) возникают в результате сверхъестественных причин. Считалось, что они возникают вследствие безбожия и соглашения с дьяволом. В природных катастрофах видели не только проявление злого и бессмысленного рока, но и наказание свыше для напоминания нам о необходимости вести благочестивую жизнь. Таким образом, богобоязненное Эго наделялось способностью оказывать влияние на силы природы. Современный мир с сомнением относится к такого рода верованиям — мы больше полагаемся на вакцины и антибиотики в борьбе с инфекционными заболеваниями.

При этом в новелле иллюстрируется радикальная смена представлений о дьяволе на протяжении трех эпох. Сначала дьявол предстает в человеческом обличии: он одет в зеленый охотничий костюм и ведет переговоры с Кристиной. Затем он трансформируется в паука, которого запирают, так что диалог с ним невозможен. Матери и жене Кристена нет дела до паука, они не воспринимают дьявола всерьез. На языке аналитической психологии это означает, что в данном случае отсутствует Religio — осознанное внимание к нуминозным трансперсональным силам. Эти две женщины довольно беспечны и, в отличие от Кристины, не вступают во взаимодействие с дьяволом. Но ведь именно этой беспечности оказалось достаточно, чтобы вернулась чума. В последней части во времена старика-рассказчика дьявол — только персонаж истории. Таким образом, в восприятии людей дистанция с дьяволом со временем увеличивается.

Началом дистанцирования и отчуждения от Бога и от дьявола можно считать примерно 1500 год (Wils, 2013, S. 37 etc.). До этого мир представляли магическим местом, населенным божественными и дьяволо-демоническими существами, обитающими поблизости. Люди ощущали непосредственное присутствие Бога, проявлявшееся как божественное вмешательство и целеполагание. Когда около 500 лет назад эти верования стали сдавать позиции, начался коллективный процесс ослабления веры, который привел к тому, что Бог стал абстрактным и недоступным для людей. С тех пор его непосредственное присутствие перестало казаться очевидным. То же самое касалось и дьявола — его больше не воспринимали как материальное существо. Естественно, это привело к серьезным сомнениям в существовании Бога и дьявола.

В истории известен другой пример, иллюстрирующий ослабление веры. В 1755 году Лиссабон — в ту пору один из самых богатых городов мира — был разрушен землетрясением. В воскресное утро 1 ноября в городе начались подземные толчки, которые продолжались непрерывно в течение 10 минут. Вслед за этим город охватил пожаром, одновременно начался потоп. Не менее пятнадцати тысяч человек погибло, множество зданий и ценных культурных объектов было уничтожено совместными усилиями всех четырех стихий: земли, воды, ветра и огня.

Было ли это природное бедствие деянием Божьим (Neimann, 2004, S. 26, 354 etc.)? Может, причина заключалась в том, что португальцы погрязли в грехах и должны были понести за это наказание? Идею о том, что землетрясение является божественным знаком, можно связать с всеобщим убеждением, о котором идет речь в «Черном пауке»: крестьяне были наказаны чумой за свое безбожие. Похожие мысли высказали после землетрясения богословы: Господь Бог создал человека из праха земного, и разве однажды земля не должна была вздыбиться под грузом человеческих злодеяний? Однако в идее богословов о наказании погрязших в грехах людей содержится изрядный подвох: в то время как под руинами церквей погибло большое количество благочестивых прихожан, единственным районом, который землетрясение не затронуло, был лиссабонский квартал красных фонарей, то есть спаслись только проститутки, сутенеры и их клиенты. После такого спасения грешников вера в десницу Божию, защищающую честных граждан, сильно пошатнулась, а диктат церкви о страхе Божьем дал глубокую трещину. Бог оказался непредсказуемым.

Иммануил Кант написал три очерка о лиссабонском землетрясении, в которых, придерживаясь научно обоснованной теории пластин, он в духе эпохи Просвещения классифицировал землетрясение как природное явление (Neimann, 2004, S. 359). Одним из уроков, извлеченных благодаря этому землетрясению, стало понимание того, что мир создан не для удобства человека. Землетрясения, природные катастрофы и эпидемии неподвластны моральным категориям и не являются следствием проступков либо безбожия человека, а имеют объяснение с геологический, биологический или медицинский точки зрения. Важным этапом на пути отказа от представлений о магическом мире стала эпоха Просвещения, в которую возобладала вера в человеческий разум, рациональность и естественные науки. Как говорится в новелле, мы не знаем, чему верить в этих старых историях, а чему — нет. Мы больше либо не хотим, либо не можем верить в божественное сотворение. Перед лицом законов природы безбожие теряет свою значимость. Вера и молитвы кажутся ненужными, бессмысленными, порой даже опасными. Логическим развитием этой идеи стал заголовок первого номера «ГЕО» за 2015 год: «Нужен ли нам Бог?»

Конец ознакомительного фрагмента.