Повесть о декабром чертополохе

Римъ Эдельштейн, 2023

Ночь. Тьма. Нечисть прёт со всех сторон. Прёт, как поезд по рельсам, потерявший управление.И кто-то должен ей противостоять! Эта участь выпадает обычному маленькому человеку, оказавшемуся заложником ситуации… И всё осложняется тем, что он – атеист, до последнего не верящий в происходящее.Их нищий, депрессивный городок даже не подозревает о нависшей опасности: чудища готовятся устроить кровавую вакханалию в праздничную ночь.

БЕЛАЯ МЕТКА

Вадим замер при входе в комнату, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту. Погода на улице будто утихла, ушла на второй план, всё поплыло перед глазами у паренька. Он потряс головой, будто отгоняя дурной сон. И стал напрягать глаза изо всех сил, всматриваясь в лежащее тело. На первый взгляд он вообще решил, что ему показалось, но позже он убедился, что ему это не кажется: мужчина, высокий. Лежит прямо на полу, руки положив по обе стороны от себя. Лица он не видел в темноте, но почему-то был стопроцентно уверен, что это тот же мужчина, которого он видел десять секунд назад.

— Эй, уважаемый! — позвал Вадим, но тот, конечно, не двигался, и парень медленно прошёл к нему и опустился на одно колено. Прислушался, не наклоняясь. Дыхания не услышал; да ещё теперь и увидел очертания окаменевшего лица, обрамлённого длинными волосами… — Вы слышите меня?!

Это было так абсурдно, но может этому человек стало действительно плохо, и он пытался звать на помощь?! Вадим протянул руку и взял лежащего человека — она была холодной, как лёд. И твёрдой, как пластик. Будто он держал в руке руку куклы, а не человека. От неожиданности Вадим выронил кисть мужчины, и та ударилась о пол с громким стуком. Безжизненным.

Во входную дверь забарабанили. Энергично, сильно, отчего Вадим подскочил с пола, едва не подавившись собственным сердцем, застучавшим чуть ли не в горле. Руки затряслись так, что он едва не выронил бутылку…

Лежавший на полу рывком вскочил — сел на полу, словно был на пружинах. Он вцепился одной рукой — той самой, которую Вадим и держал перед этим — и притянул его книзу, к себе. Глаза восставшего сверкнули синим светом, озарив комнату, и самого парня, и самого человека. Он смотрел широко распахнуто, не мигая, крепко ухватившись за запястье Вадима.

У парня пропал дар речи: он пытался вымолвить хоть словечко, но его губы не могли разлепиться, и изнутри вырывалось лишь нечленораздельное мычание… В дверь опять забандили — грубо и нетерпеливо.

— Не отдавай им метку, — процедил оживший тихим, но очень внятным голосом. — Не отдавай им метку. Отдашь метку — конец всему. Ты меня понял?

Вадим дрожал всем телом и хотел многое сказать, но не мог… Его трясло от абсурдного испуга, свалившегося на него бурдюком с водой. Он смотрел на восставшего, просто смотрел, как тот протягивает другой рукой сияющую монету и вкладывает ему в свободную руку. Всё происходило так медленно, словно они находились под водой.

В дверь заколотили в три раза сильнее. Раздался девчачий плач.

Вадим огляделся. Изба, как и прежде, была полностью погружена во тьму. Человек так и лежал на том же месте. Неподвижен. Нежив.

«Так… — подумал парень. — Скорее всего я всё же выпил водку из бутылки, которую вроде бы взял с собой сюда… И там — контрафакт, подделка. «Палёнка»! И теперь я отравился, и мне всякое мерещится. Так, спокойно…»

В это же время он разжал руку, в которую усопший вложил ему монету во время видения. Да, монета до сих пор в ней была — блестящий полукруг, похожий на обычную пятирублёвку, но с той лишь разницей, что вместо пятёрки на монете красовалась цифра семь.

В дверь опять заколотили, снова раздался девчачий голос:

— Впустите, пожалуйста! Впустите, я замёрзну тут! Околею!

Парень встрепенулся и бросился к двери, пинком распахнув её (даже не подумав, что этой же дверью он может вдарить по просящей помощи девчонке), но всё обошлось: та стояла босоногая, сразу же за порогом. В рваной длинной рубахе (скорее всего, это была рубаха взрослого человека), хотя самой девочке было лет двенадцать. Волосы её были растрёпаны: жёлто-красные лохмотья торчали из головы во все стороны. Лицо — белое, не просто бледное, а белющее, как снег из морозильника. Глаза — большие, обрамлённые чёрными синяками. Она обхватывала себя за плечи изрезанными ручонками и тряслась мелкой дрожью, как бездомная собака в январе.

— Бедная девочка! — выдохнул Вадим, совершенно растерявшись. Он мгновенно отступил назад, как бы пропуская её. — Что с тобой случилось, бедняжка?

— Я заблудилась, — проговорила она отчётливо, опустив глаза. — Пожалуйста, помогите!..

— Тут, конечно, холодно, но теплее, чем на улице… — замямлил Вадим, ища, что же можно ей дать. Свитер какой-нибудь, покрывало… Снег и ветер уже вовсю гуляли по избе, наполняя её пронизывающим холодом. — Я вот тоже заблудился, можно так сказать…

— Понятно, — слабо ответила девочка, скрючившись на морозе в три погибели.

— Чего ж ты стоишь-то там! — спохватился Вадим. — Проходи, быстрее!

— Вот спасибо, милый человек, — ответила девочка и поспешила зайти, не забыв за собой прикрыть дверь. — Я думала, что уж всё…

— Ты извини, что нет света, — продолжил он мямлить. — Я тут не живу… Я просто заблудился.

— Я вижу, что Вы не местный, — заметила девочка, старательно растирая поочередно свои ноги. — Я вот тоже. Из другого села, в общем.

Вадим добрался почти на ощупь до однодверного шкафчика, тихо притаившегося в углу. И, по счастью, нашёл там стопку одеял — старых и рваных, но это было лучше, чем ничего. Он протянул находку девочке.

— Бери, закутайся… Но, если честно, я думаю, что ты обморозилась. Тебе надо к врачу. Срочно!

— Нет, я чувствую себя нормально, — заверила его девочка, стуча зубами и заворачиваясь в одно одеяло. — Сейчас согреюсь и пойду дальше…

— Куда ты идёшь?

— Я… ищу свою сестру, — ответила она. — Я… должна была найти её, но тут много собак. Мы потерялись.

Рассказ был сбивчивый, но это ничуть не смутило Вадима — бедный ребёнок такого натерпелся! Он сам едва говорил после своих галлюцинаций.

— А Вы куда путь держите?

— Да мы тут ехали в магазин, товар везли… И угодили в сугроб. Там, в общем, в нас почти врезался какой-то придурок, пришлось спасаться… И я пошёл искать тракториста какого-нибудь, который смог бы нас вытащить.

— Понятно, — повторила она. — Но трактористов здесь нет.

— Может, конюх? — спросил он с надеждой. — Я слышал, что кони могут тянуть машины.

— И коней тоже здесь нет, — ответила она, и что-то в ней изменилось. Как будто есть две картины, на которых нарисован один и тот же ребёнок в одном и том же месте, но с такой дикой разницей… Она перестала дрожать, и голос её стал ровным, как стекло. — Коней всех съели.

— Собаки? — спросил он, и слово упало в темноту дома, как рука лежащего человека.

— Собак тоже съели, — сообщила она.

— А этот человек, — спохватился он. — Ты случайно не знала его?

— Нет, — призналась она. — Но я думаю, что он лежит здесь не случайно.

Она сделала пару шагов навстречу Вадиму. И он почувствовал, что от неё начал исходить какой-то запах. Резкий, природу которого он пока не мог определить. Но приятным этот запах уж точно не был. Он слышал её дыхание… И видел оба блестящих в темноте глаза.

— Я думаю, он здесь жил, — ответил честно Вадим и сделал шаг назад.

— Точно, жил. И я ещё живу.

— Ты о чём, девочка?

— Милый человек, подай милостыню, — она протянула правую руку с необычайно маленькой бледной ладошкой. — Есть нечего, надеть нечего… Сестру надо искать.

Где-то вопили собаки. Лаяли, выли, и это выглядело так, словно они смеялись. Над ним смеялись. Пол стал уходить у Вадима из-под ног; ему показалось, что он сейчас потеряет сознание. Он ухватился за бутылку крепче, как пассажир мотоцикла хватается за байкера. Или как утопающий — за соломинку.

Вадим машинально сунул руку с монетой в карман и принялся там искать бумажник.

— Нет, — сказала она. — Мне деньги не нужны твои.

— А что тогда нужно?

— Отдай метку.

Он замолчал, пытаясь сглотнуть сгусток кислой слюны, крепко застрявшей где-то подальше языка… Но это ему не удалось, и они теперь просто стояли в тишине.

— ОТДАЙ МЕТКУ! — заорала она не своим голосом. Так могло кричать сразу десятеро детей в истерическом припадке. — ОТДАЙ МЕТКУ, МИЛЫЙ ЧЕЛОВЕК!

Он отпрянул назад, споткнулся о лежавшего, и повалился на пол, машинально выставляя бутылку с водкой вперёд, чтобы не разбить её. Девчонка пошлёпала за ним, высунув изо рта длинный язык.

— ОТДАЙ МЕТКУ! — проревела она опять и зарычала.

Вадим вскочил, пытаясь быть как можно более проворным, но опять словно оказался под водой: руки и ноги его почти не слушались, он едва не завалился, перед глазами всё прыгало, темнота была почти непроглядной. Мысли его заметались с таким неистовством, что он никак не мог ухватиться ни за какую из них, и просто хотел выбраться отсюда.

Девчонка прыгнула вперёд и схватила его когтистой пятернёй за свободную руку, сжала её до хруста.

Вадим заорал, а потом был притянут неведомой силой вниз, чуть лицом не упёршись в морду этого существа; «девочка» оскалила пасть, демонстрируя замызганные зубы, вполне человеческие, но запах из пасти был невыносимый, неистовый, гнилостный.

— Отдай метку! Отдай мне метку! Она принадлежит мне! — прохрипело существо.

Парень не знал, что делать, потому что никогда даже и близко не оказывался в подобной ситуации… Повинуясь лишь своим инстинктам, он с размаха дал ей прямо по темени бутылкой. А потом ещё раз, уже более размашисто.

После второго удара бутылка разлетелась в осколки — настолько он был сильный. Запах алкоголя немного перебил вонь, какая-то часть брызнула ему в лицо, один осколок плашмя ударился о щёку. Но он почувствовал, что она разжала хватку, и парень просто побежал прочь, еле переставляя ноги, как будто бежал по болоту.

— Я так понимаю, это значит «нет»? — спросила она ему вдогонку, и он выбежал из дома, выбив дверь плечом, хотя в одно мгновение перед столкновением подумал, что дверь

обязательно окажется запертой. В кошмарах так и бывает.

Но — нет! Он оказался на улице, где снег шёл по-прежнему, и выл ветер. Но к вою ветра прибавился ещё и захлёбывающийся собачий лай. Парень обернулся на звук и увидел, как к нему бегут люди: четверо или пятеро тёмных фигур, размахивающих руками. Они лаяли, рычали, вопили. И продолжали забег.

Вадим просто побежал опять, почувствовав, что уже не может бежать — так бывает от сильного испуга, тотальное бессилие. Но, мельком взглянув вниз, он всё же увидел, что продолжает бежать: бёдра его скакали туда-сюда. Воздух обжигал лёгкие, а руки вообще отказывались слушаться…

Забор, конечно, вырос внезапно перед ним, и он услышал, как преследующие его собако-люди довольно загоготали. Парень вообще ничего не успел подумать — мысли продолжали сновать беспорядочно и неуловимо, как начал карабкаться по забору. Рык и лай уже были позади его спины, прям близко-близко…

Он побежал дальше, отчётливо осознавая, что снег его замедляет. Конечно, в армии он бегал и по снегу, и через заборы перепрыгивал, но за ним никто не гнался.

— Догнал! Догнал! — прорычал один из псов на двух ногах совсем где-то рядом, и Вадиму прямо представилось, как тот тянется к его пальто своей длинной, неестественной пастью, раскрывает её, готовясь отхватить кусок своими острющими зубами.

Сквозь пелену погони Вадим сначала услышал долгий свист — вполне человеческий, прежде чем увидел сверкание оранжевой мигалки.

— Я здесь… Я тут! — прохрипел он почти беззвучно, продолжая размахивать руками, почти полностью обессилив. Подковыляв ближе, он уже смог различить, что это большой оранжевый самосвал, вытянувший фургон обратно на дорогу…

А свистел, собственно, Виталик. Свистел изо всех сил.

— Я щас… Я щас… Я… Я… — повторял он истерично, пока не упал в снег, ткнувшись разгорячённым лицом в сугроб. Но тут же подскочил. Спасение было совсем рядом.

— Что с тобой такое?! — воскликнул Виталий, когда Вадим упал снова — на этот раз прямо на дорогу, потому ощутимо стукнулся лбом. — Что произошло, Вадя?

Парень вскочил и оглянулся: никого не было. Ни единой живой души. Огоньков, кстати, сказать, тоже уже не было ни в одном из домиков.

— Мда, — басовито протянул водитель самосвала, стоявший тут же. — По ходу дела, твой дружбан всё… Обмёрз сильно. Такое с городскими бывает.

— Спасибо за помощь, — отмахнулся Виталик. — Вадя, Вадя, ты слышишь меня?!

Он схватил Вадиму и хорошенько тряханул его за плечи. Тот продолжал оглядываться своим белым лицом, то в одну сторону, то в другую, и что-то бессвязно лепетать. И так продолжалось, пока он не получил лёгкую пощёчину от своего водителя.

— Ты ему налей чего-нибудь горячего, есть горячее-то у вас? — снова вставил свои пять копеек водила самосвала.

— Терпи, Вадя, терпи!

Виталик потащил его к машине, не обращая внимания на его бубнёж. Позже, позже! Засунув его на пассажирское кресло, он опять вернулся к водиле самосвала.

Вадим никак не мог успокоиться: голова шла кругом, рука болела после чудовищной хватки существа…

«Какого существа? — почти злобно подумал он. — Это всё галлюцинации, это всё не по-настоящему, это не может быть по-настоящему!..»

Тяжело загудел самосвал и через некоторое время он выдвинулся в сторону города,

продолжая разгонять темноту оранжевым светом. Из кузова у него торчали разные мешки — все с мусором, однозначно.

Виталик быстро забрался в салон.

— Что с тобой, Вадим?

Выглядел он скорее крайне разозлённым, нежели озабоченным. Виталик всегда злился. Особенно, если что-то шло не так.

— Всё нормально, — выдавил Вадим и посмотрел на свои трясущиеся руки. — Всё нормально. Мы можем ехать?

— Да ты весь трясёшься, как конь перед грозой, — отозвался тот. — Что случилось? На тебя кто-то набросился?

Вадим честно не знал, что же на это можно сказать, чтобы не сойти за сумасшедшего.

— Я, наверное, сильно ударился головой, — сказал он негромко. — Да, точно. Когда мы вылетели в кювет, я долбанулся головой о панельку, точно. — Он выдохнул крайне облегчённо. — Всё, энцефалопатия. Слабоумие. Сумасшествие.

— Чего ты там бубнишь? — спросил водитель, вращая рулём, возвращая фургон на трассу. — Едем обратно в город?

— Нет, уж доделаем, — сказал Вадим. — Надеюсь, у меня хватит сил.

— Рассказывай уже, — процедил Виталик. — Нечего ломать из себя мою первую девку. Та тоже всё время что-то говорила. Невпопад, тупо, но говорила. Ты мне её напоминаешь. Кстати, она тоже была кудрявая.

— Да-да, — согласился Вадим и прикрыл глаза, а потом взялся за голову руками, как Вассерман при неправильном ответе в «Своей игре». — Всё нормально… Поехали.

— Расскажи, что ты там видел, — не отставал Виталий.

— Всякое, — уклончиво ответил Вадим. — Просто… Бред всякий. Казалось, что на меня напал… Кто-то. А потом я убежал.

— Хм, — протянул мрачно водитель. — А бутылку куда дел? Уж не приговорил ли ты её там в одиночку, отчего тебя так и сплющило?

— Может быть, — вполне серьёзно согласился Вадя.

— Со мной учился дружок, постоянно бухал, а то и делал что ещё похуже. Так вот, иногда у него так башня стреляла, после праздников — так вообще. Он мне тоже всё рассказывал, что за ним кто-то гонится, кто-то преследует его.

— И что с ним стало?

— Однажды его попойки превратились в один сплошной запой, вот его и выпнули из универа… Уж не знаю, чем сейчас занимается.

Вадим помолчал, понемногу продолжая приходить в себя. Рука всё ещё болела, что являлось очень странным для галлюцинаций… Наверное, он ударился, когда бежал.

— Спился, наверное.

Повисла напряжённая тишина. Магнитола больше не играла. Снег же шёл и шёл, будто и вовсе не собирался останавливаться.