Обсидиановый закат

Рина Зима (2025)

В местах, где слово «чистота» хранит в себе сакральный смысл, рано или поздно возникает раздор. Некоторые знают об этом не понаслышке и умело скрываются в тени, но ровно до той поры, пока отчаяние не толкнёт на безрассудство. Встретиться лицом к лицу с заклятыми врагами, избежать смерти и умудриться заключить сделку века, способную изменить тысячи судеб — совсем не таким представляла себе Витта очередной безрадостный осенний вечер. Клятва крепко связывает по рукам и ногам, но только ли чувство долга движет героями? Что одержит верх в непростой битве: забота о собственном благополучии, чужие интересы, семейные узы или нежные чувства к личности, с которой воспрещено иметь что-либо общее? Как быть, если он — единственный, кто способен услышать и принять опасную правду? И смогут ли герои к концу запутанного пути найти ответы на свои самые сокровенные вопросы?

Глава 1. (Не)заманчивая роль.

Всякий раз, когда в голове вольной птицей проносится наивная мысль о том, что незадавшийся день стать хуже уже просто не сможет, где-то там госпожа Судьба засучивает рукава и готовится, коварно потирая ладони, незамедлительно и во всей красе доказать тебе обратное.

«Вот же зараза», — тихо выругалась я сквозь стиснутые зубы, пытаясь вызволить из плена непослушную ткань. Бесполезно. Тонкая сеточка рукава намертво зацепилась за язычок боковой молнии, а вот терпения у меня совсем не осталось. Одним резким движением я избавилась от проблемы, не слишком заботясь о целостности платья: сомневаюсь, что повод надеть его снова появится раньше, чем никогда. Блуждание по незнакомым улицам, целью которого являлся поиск какой-нибудь посильной работы, успехом не увенчалось — предсказуемо. Глупо было надеяться, что парочка неприлично дорогих вещей, купленных несколькими часами ранее, и вымученная улыбка способны превратить меня в кого-то другого. Категорично отказать и тактично указать на выход, сохраняя невозмутимость на лице — эти действия требовали от людей гораздо меньше времени, чем я могла предполагать…

Крепкие напитки обжигали горло, ритмичная музыка настойчиво гипнотизировала, но разум упорно не торопился утрачивать ясность. Прекрасно. Именно то, в чём я отчаянно нуждалась здесь и сейчас, получить никак не удавалось. В очередной раз. В стороне от основной массы посетителей, у самого края барной стойки, я сидела, чуть сгорбившись, и украдкой наблюдала за происходящим в просторном зале. Танцпол практически пустовал, но это ничуть не удивляло, ведь будний вечер только начинался. Уверена, что ближе к полуночи лавировать в неугомонной толпе, охваченной эйфорией, станет весьма непросто. Правда, к этому времени меня здесь быть уже не должно. «И почему мне не сиделось дома?», — резонный вопрос назойливо крутился в голове, но громкий возглас, раздавшийся за спиной, отвлёк от беспокойных размышлений.

— Эй, ты! Кажется, я предельно ясно сказала, что это место уже занято. Совсем не врубаешься?!

Инстинктивно я повернулась к предполагаемому источнику гневных воплей и узрела воинственно настроенную особу в чёрном бархатном платье с высокими острыми подплечниками. Коротко стриженные волосы неестественного пепельного цвета, торчащие в разные стороны, вкупе с выразительным макияжем были под стать дерзкому характеру девицы. Активно жестикулируя, она продолжила эмоционально предъявлять претензии растерянной нарушительнице личных границ, стыдливо потупившей взор. До чего же омерзительно и в то же время забавно было видеть, как некто решает воспользоваться единственным шансом самоутвердиться за счёт заведомо слабого противника. Впрочем, участие в чужих разборках меня никогда не прельщало, а потому я малодушно отвернулась и поднесла к губам почти опустевший стакан. В ноздри ударил терпкий запах аниса, смягчённый ароматом душистых трав. Каждый новый глоток прозрачной вязкой жидкости сопровождался одной-единственной мыслью: «Да пошло оно всё». Меньше всего мне хотелось наблюдать за стремительным развитием конфликта, не говоря о том, чтобы ненароком быть вовлечённой в него, однако, судьбу не слишком интересовали мои планы. Истина, которую хотели до меня донести всеми возможными способами, заключалась в следующем: «Ежели чему-то суждено сбыться, того никоим образом не удастся миновать». Сколь мастерски ты не скрывался бы в тени, рано или поздно настанет переломный момент, когда обстоятельства заставят выйти из-под её защитного купола на испепеляюще-яркий свет.

Склонившись над запотевшим стаканом, я методично помешивала соломинкой подтаявшие кубики льда, но ровно до того момента, пока обладательница медно-каштановых волос, таких же пышных, как её бюст, не облокотилась на столешницу, задев меня плечом. Вздрогнуть от неожиданности — единственное, что я успела сделать прежде, чем со мной заговорили.

— Скучаешь? — игриво поинтересовалась незнакомка, чья непоколебимая уверенность в собственной неотразимости ощущалась за версту.

Беззастенчиво, не дожидаясь ответа, она вырвала бокал из моих рук и шумно втянула через трубочку остатки напитка. Как бы не старалась я сохранять невозмутимость на лице, брови упрямо поползли вверх, выдавая истинные эмоции. Пустяковый вопрос и безобидная выходка отчего-то усилили смутное предчувствие, преследовавшее меня бесшумной тенью с раннего утра. Соблазн пропустить сказанное мимо ушей был велик, но банальная вежливость не позволяла промолчать.

— Вовсе нет, — соврала я в надежде, что фальшивая улыбка, натянутая до ушей, придаст убедительности моим словам.

Хищно прищурившись, собеседница демонстративно цокнула языком и насмешливо протянула:

— Неужели? А я вот не против добавить ярких красок в этот унылый вечерок.

С поразительной ловкостью она вскочила на барную стойку, размяла шею и принялась безжалостно уничтожать всё то, до чего могла дотянуться. Увесистое железное ведро, наполненное льдом, одним мощным ударом ноги было отправлено точно в центр стеллажа, на полках которого покоилась по меньшей мере сотня бутылок с разнообразным содержимым, моментально брызнувшим во все стороны. Следом в свободный полёт пустился поднос с целой горой пустых стаканов, натёртых до блеска трудолюбивым юношей, чья взмокшая от ужаса спина как нельзя вовремя прижалась к такой же влажной стене, тем самым избежав серьёзного урона. То тут, то там раздавались испуганные вскрики, постепенно перерастающие в вопли, однако, представление продлилось недолго. Источники освещения вдруг синхронно погасли, погрузив зал в темноту. Звон бьющегося стекла и топот стали последними звуками, которые я смогла различить перед тем, как громкость музыки увеличилась во много раз, лишив возможности ориентироваться в пространстве на слух. Сидеть на месте и ждать, когда кто-нибудь обезвредит бунтарку — решение казалось разумным, но внезапный тяжёлый удар, пришедшийся в правую половину лица, наглядно показал, что моя тактика была ошибочной. Вместе с высоким стулом я распласталась на голом полу, сплошь усеянном острыми осколками. Горячие влажные пятна стремительно расползались по щекам в тех местах, где стекло успело вонзиться достаточно глубоко. Не издавая ни звука, я лежала, застыв в неестественной позе, и обречённо ждала дальнейшего развития событий, ведь оказывать сопротивление не было ни сил, ни желания, ни смысла. В конечном счёте, произошло ровно то, что с огромной долей вероятности должно было случиться ещё давным-давно. Вот только, несмотря на всю мою покорность, насилие не прекратилось. Спиной я почувствовала, как рельефная подошва сапога безжалостно оставляет на коже фактурный след. Бисер, пришитый к тонкой ткани платья, щедро добавлял острых ощущений. Руки выкрутили настолько резко, что единственным проблеском света для меня стали сверкающие искры, хаотично заплясавшие перед глазами. Вслед за хрустом костей раздался звонкий щелчок кандалов, сомкнувшихся на запястьях и ногах. Басистый голос приказывал встать, и я бы с радостью подчинилась просьбе, озвученной не самым вежливым тоном, но власть над конечностями была окончательно и бесповоротно утрачена. Нетерпеливым рывком моему телу попытались придать вертикальное положение, а увесистой пощёчиной — привести в чувства, но подобное обращение организм стерпеть уже не смог. Не прощаясь, сознание услужливо покинуло стены моего разума, любезно подарив сладостное ощущение под названием «ничто».

«Ха! Не догонишь, не догонишь, не догонишь! Ха-ха!» — задорные возгласы тянулись длинным шлейфом вслед за маленькой девичьей фигурой, резво несущейся по узкой тропинке, пролегающей меж величавых сосен. Преодоление каждого препятствия в виде крупных извилистых корней, выступающих над сухой землёй, сопровождалось заливистым смехом, но всё стихло, как только босая ножка угодила в их цепкий плен…

Вздрогнув всем телом, я резко распахнула глаза и тут же поморщилась. Ощущение свободного падения, выдернувшее меня из блаженного небытия, оказалось фальшивым. Зато расплывчатая картина, которую я узрела, вполне соответствовала ожиданиям: озлобленные лица, изувеченные тела, разорванная одежда, перепачканная кровью, и куча разбитого стекла. Кожу неприятно саднило, а гул в ушах не торопился никуда исчезать. Как же меня угораздило оказаться втянутой в конфликт? Прикрыв веки, я попыталась сосредоточиться на обрывках указаний, доносившихся до меня словно сквозь толщу мутной воды.

— Рот будете открывать только тогда, когда вас об этом попросят. Лишнее внимание к себе не привлекать. Строй не нарушать. Уяснили?

Вслед за недовольным ворчанием раздались глухие удары, мигом отбившие у остальных желание возражать. Первая троица направилась к выходу, и всё, что мне оставалось — смиренно ждать. «Ничто не длится вечно», — лишь это слабое утешение не давало впасть в беспросветное отчаяние. Надо немножко потерпеть, и всё непременно пройдёт. Обязательно пройдёт. Наверное…

— Поднимайся, — скомандовали над ухом, когда очередь дошла до меня, — и поживее.

Можно подумать, это было так просто сделать. Передвигаться в неудобных туфлях на тонком каблуке, будучи закованной в тяжёлые кандалы — задача виделась невыполнимой, но разве кого-нибудь из присутствующих волновали чужие проблемы? Грубым толчком в спину мне велели ускориться и очень зря: не успела я сделать и пары шагов, как потеряла равновесие и снова распласталась на мраморном полу. Под хор злорадных насмешек я предприняла несколько неуклюжих попыток встать, игнорируя боль, но ни одна из них так и не увенчалась успехом. Крепко сложенная фигура нависла надо мной подобно огромной грозовой туче, готовой в любой момент обрушить своё содержимое на хрупкий, едва пробившийся к свету, росток.

— Слабачка, — выплюнул провожатый с брезгливым отвращением. — Сейчас я заставлю тебя встать.

Грязный увесистый сапог со всего размаха воткнулся в моё ребро. Не знаю наверняка, сломались ли кости, но место удара словно прошило мощным электрическим разрядом. По инерции я перекатилась на другой бок и глухо закашлялась, согнувшись пополам. Проклятие. Когда приступ закончился, было непросто заставить себя впустить в лёгкие хотя бы частицу воздуха, ведь каждое движение отзывалось в груди нестерпимой болью.

— И правда, вы только поглядите-ка, до чего мы докатились, — саркастично протянул неизвестный, приблизившись ко мне шаркающей походкой.

В одной морщинистой руке мужчина с обильной сединой и горбатым носом держал тлеющую сигарету, выкуренную ровно наполовину, а другой — бесцеремонно схватился за мои спутанные волосы и потянул на себя. Выцветшие голубые глаза внимательно изучали каждый сантиметр моего лица, пестревшего ссадинами и гематомами, а я старательно смотрела куда угодно, но только не на него. Неодобрительно цокнув языком, старик разжал костистые пальцы, выдохнул целое облако сизого дыма и хрипло резюмировал:

— Тц! Даже на вшивой собаке раны заживают быстрее.

«Сохраняй спокойствие. Молчи. Не реагируй», — снова и снова повторяла я себе, не позволяя гневу вырваться наружу. Что бы не случилось в этих стенах, демонстрировать уязвлённое самолюбие и тягу к жизни было нельзя. Цепные псы всегда не прочь подкрепиться чужими болью и страданиями, а я утолять их жажду не стану ни за что.

— Довольно, — ледяным тоном процедила фигура, возникшая из ниоткуда. — Применение физической силы без веских причин недопустимо. Я лично уведу задержанного, раз Вы испытываете сложности с самоконтролем, рядовой.

— Виноват, — мрачно ответил обидчик и поспешил удалиться из зала вместе с последней группой, не забыв одарить меня на прощание убийственным взглядом.

Седовласый же пробурчал нечто неразборчивое, глубоко затянулся и повернулся ко мне ссутуленной спиной. Даже от его мешковатой холщовой куртки оливкового цвета исходил стойкий запах табака, навязчиво проникающий в ноздри. Каждый из нас был по-своему недоволен происходящим, но ни о каком взаимопонимании речи идти, разумеется, не могло.

— Опять всё спишут на проделки буйной молодёжи, выпустят парочку статей о пагубном влиянии запрещённых веществ и будут думать, что на этом их «священный долг» исполнен, — продолжил он брюзжать, махнув рукой. — Рано или поздно в эту чушь перестанут верить и тогда…

— Даже тогда нашим мнением никто не поинтересуется, — сдержанно ответил мужчина, от чьего низкого голоса по телу пробежала мелкая дрожь. Внешне он выглядел немногим старше меня, однако, назвать его юношей язык бы не повернулся. — За дело.

Нехотя мне всё же помогли подняться на ноги и повели в сторону выхода. Каждый шаг сопровождался хрустом битого стекла и появлением новых кровоточащих мозолей, но я старалась не замечать ничего, кроме зелёной формы, маячившей перед глазами. Единственное, что было важно здесь и сейчас — не упасть, ведь проверять правдивость угроз совсем не хотелось.

Улица встретила нас ночной прохладой, но ни грамма облегчения это не принесло: трудно наслаждаться свежим воздухом, когда ты не способен сделать полноценный вдох. Редкие прохожие с опаской поглядывали на выбитые окна и дверь, однако, желающих приблизиться к временному ограждению не нашлось. Сорок пять метров — примерно такое расстояние отделяло нас от небрежно припаркованного внедорожника с чёрными номерами, на который кивком головы указал горбоносый.

— Патрульные пока ещё здесь. Предлагаю пойти и узнать, не найдётся ли у них свободное местечко. Не собираешься же ты в самом деле тащить её с собой, — не останавливаясь, бросил он через плечо свои последние слова.

Хлопо́к. Груда крепких мышц и тяжёлых костей внезапно обмякла и с грохотом повалилась на асфальт. Сеточка иссиня-чёрных сосудов, проступивших на побледневшей коже, была явным олицетворением приближающегося конца. Инстинктивно я оторвала ошеломлённый взгляд от бездыханного тела и сосредоточилась на источнике угрозы. Рука, крепко сжимающая пистолет, торчала из приоткрытого окна служебной машины, а следующая мишень находилась справа от меня. Нет… Нет. Не знаю, что именно послужило причиной моего спонтанного и откровенно глупого геройства, но одно могу сказать наверняка: шаг в сторону я сделала раньше, чем успела бы поддаться сомнениям.

Боль. Жгучая боль, предназначавшаяся другому, в считанные секунды расползлась по груди тёмным влажным пятном. Голова предательски закружилась, превратив улицу в размытое полотно. Совсем рядом кто-то что-то кричал, но ни одного слова я разобрать не могла. Конечности сделались ватными, а к горлу подступила удушающая тошнота. До сих пор я не распласталась посреди тротуара только благодаря широкой ладони, застывшей на моей талии в запоздалой попытке оттолкнуть назад. Словно сквозь сон я ощущала, как тёплые пальцы прижимают к глубокой ране какой-то кусок ткани. А, может, мне просто казалось? Граница между явью и галлюцинациями становилась всё тоньше. В какой-то момент сознание ожидаемо покинуло меня, избавив от необходимости не только участвовать в спектакле с сомнительным сюжетом, но и досматривать его до конца.

Конец ознакомительного фрагмента.