Луна и лотос. Сказка для взрослых

Ричард Брук

Женя Скворцова в компании коллег приезжает в Плёс – живописный городок на Волге, чтобы отметить юбилей фирмы. При необычных обстоятельствах она знакомится с загадочным и красивым молодым человеком по имени Роман. Между ними возникает сильное притяжение. Когда Женя принимает приглашение Романа на костюмированную вечеринку, ей и в голову не приходит, какой странный и мистический оборот примут события… Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 4. Золотое монисто

Бабушки и тетушки заговорили все сразу, и так громко, что могли бы перекричать две вороньих стаи. Роман не успевал поворачиваться, чтобы отвечать каждой пожилой особе, жаждущей персонального внимания; любвеобильные родственницы напирали справа и слева, и почти оттерли «прекрасного принца» от Жени… Она не столько разозлилась, сколько испугалась, что он снова исчезнет и лишит ее шанса выбраться, и отчаянно вскрикнула:

— Рома!.. Роман!

Он тотчас оставил игры в бальный этикет и оказался рядом:

— Тише, Женечка… все хорошо… не шуми.

— Ну где ты пропадал?.. — она не узнавала своего голоса: таким жалобным и слабым он был, не ярче комариного писка…

Роман спокойно взял ее руки в свои и прижал к груди:

— Я все время был здесь… неподалеку… Разве я мог тебя оставить?

— Мог! И оставил!.. — Женя схватилась за него, как за спасательный круг, повисла на локте и сжала так, что любой на месте Романа поморщился бы от боли — но стойкий парень и глазом не моргнул.

На нем была все та же кипенно-белая рубашка, но вместо вишневого галстука на стройной шее красовалась элегантная бабочка, а старомодный пиджак на плечах сменился самым настоящим фраком. Такие Женя видела только в костюмных фильмах, да еще на конкурсах бальных танцев. Широкоплечий и длинноногий похититель девиц, с на удивление узкой талией, и в самом деле выглядел как профессиональный танцовщик — о таком партнере по вальсу или танго можно было только мечтать…

«Эй, опомнись!.. Нашла время любоваться!»

Жене пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвести от Романа взгляд и уставиться на что-нибудь менее прекрасное и волнующее. Неожиданно ей пришла на помощь Дана Светлановна, что коршуном налетела на ясного сокола, и принялась безжалостно клевать:

— Ромка, негодник! Тебя — то самого по каким закоулкам носило, сорванец?! Дедушка тебя уж сто раз спрашивал…

— Вот он я, бабушка, не бранись. И дедушку уже видел, не тревожься… а сейчас за Женей пришел.

— В добрый час, внучек! Пришел — так и забирай, твоя гостья — тебе и развлекать ее до самой зари! — Дана плавно повела рукой, и Женя невольно попятилась — словно из шелкового рукава старушки, как в сказке, мог вытечь ручей и вылететь белоснежные лебеди. Ничего такого, конечно же, не случилось, только перья закачались в прическах Даниной свиты…

Заиграла бравурная музыка, что-то среднее между джайвом и русской плясовой, и пестрый круг вокруг Романа и Жени тотчас пришел в движение, заколыхался, распался — «бабоньки», во главе с Даной Светлановой, разлетелись в стороны, как вспугнутые жар-птицы:

— Танцы! Танцы!

Оркестра нигде не было видно, но не было и ди-джея, что колдовал бы за пультом, менял диски и регулировал звук… Стереосистемы тоже не наблюдалось, да и музыка больше напоминала «живую», чем идущую в записи. Через несколько мгновений послышался и хор — чистые, хрустальные женские голоса, слаженно поющие:

— Говорила мама мне

Про любовь обманную,

Да напрасно тратила слова.

Затыкала уши я,

Я её не слушала,

Ах, мама, мама,

Как же ты была права!

Ах, мамочка, на саночках

Каталась я везде,

Ах, зачем я в полюшке

Повстречала Колюшку,

Ах, мамочка, зачем…

Исполнение было превосходным, не то что любительское караоке на кооперативе…

Нарядные старушки носились в танце — дай Бог молодым, мели юбками, трясли перьями, взвизгивали от восторга, и выделывали такие фигуры, что глаз не отвести. Откуда-то взялись и молодые танцоры с танцорками, и, разбившись на пары, в свою очередь принялись весело носиться по залу, сплетая свой собственный узор.

Замигали разноцветные огни, в их свете зал, одежда и лица танцоров окрашивались то синим, то зеленым, то ярко-алым, то малиновым, то серебристо-голубым… по полу скользили широкие лучи, ловя в прицел то одну, то другую пару, то кого-нибудь из старух.

У Жени от этой свистопляски закружилась голова, она пошатнулась и еще крепче вцепилась в Романа, умоляюще прошептала:

— Уведи меня отсюда, пожалуйста!.. Куда угодно…

— Как пожелаешь, лада, — улыбнулся своей странной улыбкой, свободной рукой обнял за плечи и увлек за собой, так что она и спросить не успела, что он еще придумал.

***

Они почти бежали по длинному извилистому коридору, где одна стена была сплошь покрыта цветными ракушками и подсвечена странными лампочками, похожими на маленькие факелы, а другая — наполовину прозрачная, представляла собой «экраны» нескольких гигантских аквариумов. Среди шевелящихся, как щупальцы спрута, зеленых и голубоватых водорослей мелькали темные силуэты крупных рыб, проносились серебристые стайки мелких рыбешек, порою важно проплывали пятнистые черепахи с округлым панцирем…

Обустройство и содержание домашнего «подводного царства» наверняка обошлось деду Романа в целое состояние, но Женя успела понять, что Дуная Дунаевича такие мелочи не смущают. Ирина наверняка посоветовала бы ей не упустить свой шанс, держаться поближе к Роме-красавчику и его экстравагантному дедуле, не ломаться и быть посговорчивей: богачи, конечно, народ капризный и не всегда приятный, но если получается им угодить — за свои капризы готовы платить, не скупясь…

«Если не будешь высокоморальной дурой, за один присест закроешь свою ипотеку!» — голос Иры звучал в ушах как наяву. — «Парень — одно загляденье, и пусть его дедушке сто лет в обед — едва ли он окажется намного противнее Иваныча! И никаких „не могу“: закроешь глаза и будешь думать об Англии… то есть — как поедешь в Англию, или куда захочешь, когда закроешь свой долбанный кредит!»

«Нет, нет…» — Женя замотала головой, чтобы вытряхнуть этот голос из мыслей, избавиться от него… в груди теснило, и не хватало воздуха — наверное, из-за того, что они идут слишком быстро… и понять бы еще, куда он, в самом деле, ее ведет!..

— Роман! Стой! — она уперлась ногами в пол, отказываясь подчиняться его воле, и заставила тоже остановиться, взглянуть на нее… ох, лучше бы она этого не делала, по крайней мере — здесь, в полутемном и узком пространстве, где они волей-неволей оказывались совсем близко друг к другу.

— Нам надо поговорить…

Роман притиснул Женю к ракушечной стене, оперся ладонями по обе стороны от ее головы, склонился ниже, так что она почувствовала губами его прохладное дыхание, и тихо спросил:

— Что ты пытаешься мне сказать? Почему не хочешь быть здесь?

— Потому что ты затащил меня сюда обманом… Ты не должен был так поступать! Что было в том стакане?

В полумраке глаза его мерцали, как драгоценные камни, губы казались темными лепестками хищного тропического цветка, а мелодичный низкий голос завораживал, как магическое песнопение:

— Я не забрал бы тебя без твоего согласия… Не бойся… Пока ты со мной, никто не причинит тебе вреда… здесь у нас весело.

— Где — «здесь»?.. Я же понятия не имею, где нахожусь!..

— Имеешь. Ты на вечеринке в честь именин моего деда — как я и обещал. В его летней резиденции.

Жене хотелось кричать, но воздуха по-прежнему не хватало, и она шептала отчаянно, цепляясь за его руки, плечи, за гладкие отвороты фрака:

— Это ничего не объясняет, Рома!.. Нет, не объясняет! Твой дедушка… кто он? Почему его называют «здешних мест хозяином»?..

— Тетушки, как всегда, преувеличивают… но дедушка Дунай и в самом деле имеет влияние на все местные дела, с ним считаются.

— Местный «авторитет»? — она решилась спросить прямо. — Вроде… вроде дона Корлеоне?..

Роман усмехнулся:

— Можно и так сказать… хотя все эти итальянские доны — просто мелкая рыбешка рядом с нашими волжскими сомами…

— Чем… чем он занимается?..

«Надеюсь, не похищениями людей и не продажей их в рабство…»

— Волгой. — черные, как смоль, длинные ресницы даже не дрогнули. — Как сказали бы твои московские «доны» — «сидит на водных ресурсах».

«Ах, вот оно что!.. Волга… Осетры, черная икра, теплоходы… или вообще — нефтяные танкеры?.. Да еще и гостиничный бизнес, судя по усадьбам в Плёсе… Господи, я, наверное, сплю…»

Надо было еще что-то спросить, уточнить, но на языке у Жени крутился единственный глупый вопрос:

— А почему… почему у твоего дедушки такое странное имя — Дунай?

— Это наше семейное имя… — Роман заговорил с ней еще ласковее, как с ребенком. — Много-много лет передавалось от отца к сыну… одно и то же на весь наш род… пока мой папа не нарушил семейную традицию и не назвал меня Романом.

— А почему…

— Ну какая же ты любопытная, Женечка!..

Темные губы почти касались ее губ, будя воспоминание о недавнем сладком поцелуе, и снова внизу живота нарастало влажное, томительное желание… всегда непонятный и пугающий для нее «секс с незнакомцем», виденный только в кино и в любовных романах, вдруг обрел реальные очертания и конкретный образ… Образ молодого человека с шелковистыми черными волосами, с глазами глубокими, как Волга, и темными, как летняя ночь, с белоснежной кожей и прекрасными точеными чертами лица.

Роман почувствовал ее смятение, резко вдохнул, на миг теснее прижался к ней грудью и бедрами — и сейчас же отступил назад, сказал спокойно и повелительно:

— Пойдем! — и она, больше не сопротивляясь, покорно вложила пальцы в его ладонь.

***

Комната, где они оказалась через пару минут, была полукруглой, со светлыми стенами, расписанными с большой фантазией и искусством, со множеством зеркал в серебряных рамах, и с одним-единственным витражным окном — сквозь цветные стекла проникал свет, но ничего нельзя было рассмотреть.

Повсюду стояли кронштейны для платьев, сплошь увешанные разнообразными нарядами, на любой случай и вкус, полочки с обувью на любую ногу, открытые лари, набитые тканями всех фактур и цветов радуги… В довершение впечатления, посреди всего этого великолепия, возвышался резной стол из розового дерева, сплошь заставленный шкатулками с драгоценностями. Длинные нитки из крупных жемчужин, золотые диадемы искуснейшей работы, осыпанные мелкими бриллиантами, черепаховые гребни, инкрустированные изумрудами и рубинами, браслеты, перстни, ожерелья…

Такой красоты Женя не видела даже в Историческом музее, на выставке украшений из императорской коллекции, не говоря уж о банальных ювелирных салонов. Мерцание золота, перламутровые переливы жемчужин, гипнотический блеск алмазов могли бы свести с ума легкомысленную женщину — и Женя чувствовала, что градус ее легкомыслия стремительно повышается и скоро дойдет до точки кипения. Хотелось все потрогать и все примерить, пропустить между пальцами округлые гладкие бусины, накинуть на себя шелк, надеть диадему и покрутиться перед зеркалом этакой Марьей Моревной…

Она исподтишка взглянула на Романа — и покраснела, потому что он с улыбкой наблюдал за ней и, конечно, понимал, что творится в душе особы, столь падкой на изящество и красоту.

— Зачем… зачем ты меня сюда привел?..

— Хочу, чтобы ты выбрала себе наряд и украшения по душе. Ты ведь не собираешься идти на бал в джинсах?

— Почему бы и нет… — Женя возразила из вредности, ведь ее самозваный кавалер был прав: в джинсах на бал не ходят, а выбора — идти или не идти — у нее попросту нет… значит, остается последовать известной рекомендации: расслабиться и получить удовольствие. Хорошо еще, что от нее не требуют раздеваться донага и мазаться полетной мазью, а потом в таком виде принимать не самых приятных гостей. Хотя… еще не вечер, точнее, не утро, и до третьих петухов далеко.

— Прости, пожалуйста… но… раз уж мне надо переодеться… ты не мог бы выйти?

Довольно глупо для взрослой женщины изображать девичью стыдливость, но и бездумно срывать покровы и бросаться в омут с головой Женя была не готова — несмотря на бурю чувств и совсем не скромных желаний, пробужденных в ней одним присутствием Романа. Что уж говорить о взглядах… и прикосновениях… Между ними пока еще («Пока еще?.. вот это поворот в моем настроении…”) ничего не произошло, кроме единственного настоящего поцелуя на галерее — и почти что поцелуя несколько минут назад — но почему-то ей казалось, что они имеют друг на друга права. Похоже, Роману тоже так казалось: повисшая между ними пауза непозволительно затягивалось, они стояли рядом, держались за руки и взволнованно дышали…

Наконец, он снял печать молчания со своих губ и проговорил:

— Если ты настаиваешь, я выйду.

«Нет, нет, не уходи, останься!.. “ — вскричало все ее женское естество, и голосу рассудка с трудом удалось угомонить душевный шторм и восстановить подобие порядка:

— Я… я быстро… подожди за дверью, ладно?..

— Ладно. — голос Романа звучал огорченно и немного холодно, но взгляд — обжигал… подобно лучам июльского солнца, стоящего в зените, если потерять бдительность и заснуть на песке после купания…

— Ну тогда… иди!.. — Женя моргнула и отвела глаза. Роман вышел. Медиумическая связь распалась, и рассудок сразу же попытался захватить бразды правления:

«Так, ты наконец-то одна… используй это время с толком! Поищи второй выход! Подумай, как тебе выбраться отсюда… иначе может быть поздно!»

Если бы она сейчас читала книгу или смотрела фильм, то, конечно, ругалась бы на героиню за беспросветный тупизм и нежелание замечать очевидное — что ее просто-напросто наряжают, как жертвенного агнца, пусть и не для убийства, но для каких-то странных развлечений чужих людей… однако наяву все было несколько сложней. Женя чувствовала себя как мальчишка Бастиан Бальтазар Букс*, обнаруживший, что он не просто следит за сюжетом волшебной истории, но и активно участвует в ней… и от него во многом зависит финал.

Вместо того, чтобы метаться по комнате, простукивать стены, ощупывать углы, пытаться открыть окно, Женя пошла вдоль кронштейнов, словно по заколдованному саду, где вместо яблок и груш росли нарядные платья…

Она любила платья. Покупала их и даже шила на заказ, но почти не носила — просто некуда было надевать, да, по сути, и незачем. В бешеном ритме московской повседневности, в такси и метро, в супермаркетах и кафе, на бульварах Центра и узких улочках спальных районов, в опостылевших офисных стенах и в гостях у подруг куда удобнее и практичнее были брючные костюмы, или классические комплекты «блузка — жилет-юбка», а-ля деловая женщина, она же офисная стерва… а неудавшейся свободной художнице вполне хватало джинсов и свободных рубашек, да мешковатых свитеров. Платья, висевшие в шкафу, были чем-то вроде мечты о «дольче вита», приданым для свадьбы с принцем, которая никогда не состоится в реальности. На сей счет Евгения Александровна Скворцова не имела никаких иллюзий с тех пор, как развелась… и вернула девичью фамилию, ну а Илья в ее жизни был кем угодно, только не принцем.

Первым внимание Жени привлекло темно-розовое платье из шифона, на атласном чехле, вышитое по лифу серебряной нитью. Оно было очень похоже на бальный наряд Золушки из старой чехословацкой сказки… и как раз поэтому осталось на вешалке: слишком уж сказочно, и намекает на скорое разочарование.

Следующее платье, зацепившее взгляд, было шелковым, пестрым, с пышными оборками и широкой юбкой — настоящее цыганское платье, безукоризненно элегантное и стильное, несмотря на свою пестроту и нарочитую пышность. У Жени даже дрожь по телу прошла от желания его примерить, но… нет. Что-то остановило, внутренний голос шепнул: «Не твое, не трогай!» Она с сожалением приняла совет бессознательного и пошла дальше по яркому лабиринту.

«Какое же из них мое, какое выбрать?..Это? А может быть, это?..»

Черное атласное — нет. Вариант для злой феи. Красное бархатное, с кружевами — нет, ни в коем случае… громоздкое, допотопное. Старая фрейлина, думающая, что она еще о-го-го. Темно-синее из тафты, с широким поясом, ажурным лифом и открытыми плечами — нет… Куртизанка на балу полусвета.

«Так… а это что?.. Какое чудо!»

Женя застыла как вкопанная перед зеленым бальным платьем — зеленым не как трава или весенняя листва, а как речная вода в теплый и солнечный летний день… У платья был неглубокий вырез и длинные рукава, вышивки на корсаже, золотой нитью с мелкими жемчужинками, напоминали диковинные цветы, а в меру широкая юбка была одновременно и пышной, и легкой, не стесняющей движений. И… оно отлично сочеталось по стилю с бальным костюмом Романа.

Туфли под платье — мягкие и удобные, с бархатным верхом, на небольшом каблучке — стояли тут же, на ближайшей полочке, и пришлись Жене точно в пору. Настолько впору, словно она уже надевала их не раз, и успела разносить на предыдущих балах… и все же они были совсем новыми, новёхонькими! Чудеса… но, кажется, она потихоньку начала привыкать к чудесам.

«А как же чулки, белье?.. Я ведь не могу надеть все это… просто на голое тело… “ — при этой мысли она покраснела и огорченно уставилась в зеркало на себя настоящую: волосы растрепаны, лицо бледное, обветренные губы — как у вампира, на плечах все еще красуется ветровка, ноги обтянуты старыми джинсами «для дачи», ну, она ведь и ехала на загородное мероприятие с караоке и шашлыками, и никак не ожидала приглашения на бал к местному олигарху…

Отвлекшись от своего отражения, Женя заметила в углу небольшой шкафчик, или даже скорее — старинный комод, по виду годившийся только для белья. Она нерешительно подошла к нему и открыла верхний ящик… конечно же, белье. На любой вкус. Абсолютно новое, всех цветов и размеров, судя по качеству — французское или итальянское, но лейблы отсутствовали, так что, кто знает, возможно, все это шили какие-нибудь местные Марьи-искусницы, поволжские мастерицы.

В соседнем отделении лежали митенки и перчатки. В нижнем ящике — чулки…

— Женя… — она вздрогнула, услышав голос Романа, отшатнулась от комода, и спиной врезалась прямо в мускулистый торс атлета. Обладатель торса поймал ее, обхватил обеими руками и тесно прижал к себе.

— Роман!.. Ты же обещал… — в шепоте Жени не было никакой уверенности или упрека, а он, наклонившись пониже, нежно коснулся губами ее уха и прошептал:

— Позволь все-таки помочь тебе… иначе бал закончится раньше, чем мы туда доберемся…

— Ну и пусть… — выдохнула она и, повернувшись к Роману, уткнулась лицом ему в грудь, в шелковый жилет и кипенно-белую рубашку, и с наслаждением вдохнула запах лотоса и свежей воды.

Примечание:

* Бастиан Бальтазар Букс — главный герой книги М. Энде «Бесконечная история»

***

Кто бы мог подумать, что внук местного волжского «царя», вместо обычных мажорских хобби, вроде покера, гольфа и гонок на катерах, решит быть ближе к народу и освоить прикладные профессии! Роман отлично справлялся, как официант, показал себя хорошим гидом, а теперь еще выяснилось, что он может быть и камеристкой… или костюмером?.. Реквизитором?

Женя поначалу не могла решить, как следует правильно назвать мужчину, настолько ловко управлявшегося с женской одеждой, знакомого со всеми тонкостями и мелочами облачения в вечерний наряд… с предварительным разоблачением из наряда будничного. Не спрашивая согласия, Роман избавил ее от куртки и свитера — она осталась в джинсах и футболке, сбросила с ног спортивные туфли, и снова хотела попросить его выйти или хотя бы отвернуться.

Он лишь с улыбкой покачал головой, как будто прочитал ее мысли — и, мягко подтолкнув, заставил сесть на небольшой диванчик, с хитро скошенной спинкой (из недр Жениной памяти всплыло жеманное слово «оттоманка»).

Ах, сколько интересного происходило на этих оттоманках между мужчинами и женщинами, если верить авторам ее любимых романтических книг!.. Похоже, Роман тоже читал некоторые из них… потому что поступил именно так, как поступали герои в этих книгах. Нет, не встал на одно колено и не объяснился в любви… хотя Женя и не отвергла бы этот вариант; но Роман был куда более смелым, дерзким и самоуверенным, чем благовоспитанные английские джентльмены и благородные французские виконты из девятнадцатого века. Он сел на оттоманку рядом с ней и, взяв за руки, привлек вплотную к себе. От смешанного аромата лотоса, нарда и здорового мужского тела у Жени кружилась голова, в груди горело, а сладкая, жаркая тяжесть внизу живота грозила довести до обморока…

«Любовник… вот самое подходящее для него слово!..»

Она все-таки еще цеплялась за приличия и остатки благоразумия, и, хотя надежда переубедить его была слабой, сделала новую честную попытку остановить происходящее безумие:

— Рома, не надо… пожалуйста, не надо!.. Мы не должны…

— Мы не должны — или ты не хочешь? — уточнил он, и в его голосе промелькнула уже знакомая усмешка. — Тебе неприятны мои прикосновения?

— Нет… то есть… я хочу сказать… дело не в этом.

Женю начала бесить его манера общения — ну как можно быть таким прямолинейным, не оставить женщине ни одной лазейки?.. — но она понятия не имела, что можно противопоставить ей, кроме откровенной грубости или активного физического сопротивления. Грубить — равно как и лгать — не хотелось, а для драки вроде как не было повода. Роман пока что не делал ничего предосудительного, если не считать того, что, как сказал бы психолог, «нарушал телесные границы и вторгался в интимную зону»… но ведь он не сжимал ее грубо, не пытался насильно поцеловать и засунуть руку под футболку или в джинсы. И все же… настаивал, чтобы она разделась в его присутствии. Сама.

«Наверное, идеальный вариант — медленно и под музыку…» — съязвил внутренний голос, на сей раз удивительно напоминавший интонации Cемёна, бывшего мужа. — «А потом он, конечно же, тебя оденет, ага-ага. И платье подарит с бусами!»

В ней вспыхнули обида и злость — на этот голос, не на Романа — но ответ вышел резким и сухим:

— Послушай, мы с тобой едва знакомы… и даже «едва» — сильно сказано… ты хочешь, чтобы я участвовала в празднике, как-то развлекала твоего деда… ладно. Но заставлять меня раздеваться вот так, перед тобой, это чересчур. Я не хочу… и не буду.

— Кого из нас двоих ты так стыдишься — меня или себя?.. — Роман вздохнул и покачал головой и, видя, что она снова собирается возразить, пресек «дозволенные речи» властным жестом:

— Тшшшшш… не шуми… давай подумаем, что же нам в таком случае делать… например… если я закрою глаза — это тебе поможет?

— Думаю, да… — она не могла не поддаваться бархатному гипнотизму его голоса, и вопреки всему — таяла, когда он на нее смотрел. — Но вслепую ты едва ли сумеешь мне помочь с платьем и… остальным.

— Ты когда-нибудь играла в жмурки? — улыбка Романа потеплела и стала озорной, и у Жени — новая странность… — тотчас потеплело на душе, и она ответила, почти не раздумывая:

— Не в такие!..

— Тем интереснее… давай, завяжи мне глаза. — он ухватил с вешалки первый попавшийся шарф — малиновый шифон — и протянул ей:

— Смелее… завязывай потуже, пусть все будет по-честному.

— Ну хорошо… ты сам напросился. — не веря, что согласилась поиграть подобным образом, Женя не без удовольствия взяла легкий струящийся кусок ткани, и с еще большим удовольствием, сперва робко, а потом все смелее, принялась временно лишать Романа зрения. Она свернула шарф в несколько слоев, прижала импровизированную повязку к лицу отважного кавалера и крепко-накрепко стянула ее концы на затылке, немилосердно смяв пышные черные волосы:

— Вот так… ты обещал не подглядывать!

— Будь спокойна. Мне глаза вовсе не нужны… а теперь давай-ка примемся за твой наряд.

Процесс превращения Евгении Скворцовой, обыкновенной москвички с обыкновенной внешностью, в диснеевскую принцессу занял не так уж много времени — и в то же время длился целую вечность… Никогда еще с Женей не происходило ничего столь же эротического — и полностью невинного, чем эта «игра в жмурки».

Роман сдержал слово и не пытался подсматривать или украдкой сдвигать повязку, и Жене просто не к чему было придраться; но и вслепую он двигался легко и уверенно, как балетный танцовщик, жесты остались такими же отточенными, а манера говорить — такой же иронично-галантной. Помощь его оказалась неоценима…

Женя сама справилась с чулками (такими невесомыми, словно были сотканы из паутины или болотного тумана) и бюстье, идеально севшим на фигуру, но многочисленные детали остального наряда были той еще головоломкой… Нижние юбки, пресловутые фижмы (Женя впервые наяву увидела эту конструкцию, похожую на клетку из гибких прутьев, в форме перевернутого бокала, ленты, шнуровки, само платье — если бы не Роман, Женя сдалась бы еще на этапе фижм…

Он касался ее бережно, ловко и нежно, как любовник, но не позволил себе ничего лишнего; ни одной, самой маленькой вольности. Не сказал ни одной пошлости, ни одного вульгарного комплимента, только спокойно подавал ей нужные предметы одежды в нужной последовательности, придерживал, расправлял, зашнуровывал — и ни разу не ошибся и не сбился. Женя пару раз проверила на нем повязку — она лежала по-прежнему туго, не сдвинулась ни на миллиметр, и разглядеть что-либо из-под нее было нереально… что ж, вероятно, у Романа было много возможностей «поиграть в жмурки» и до нее… сожалеть об этом или обижаться было глупо, лучше просто не думать. Снова напомнить себе про «расслабиться и получить удовольствие» — тем паче, что удовольствия хватало… каждое мгновение, проведенное рядом с Романом, совсем близко, было сплошным удовольствием.

Она стояла перед зеркалом, в бальном платье и в бальных туфлях, с волосами, тщательно причесанными, собранными в низкий пучок и уложенными в золотую сетку с мелкими жемчужинками… и тщетно пыталась узнать себя — Женю Скворцову — в обворожительной особе, как будто и в самом деле сошедшей с экрана или страниц волшебной сказки.

— Позволь, я добавлю к твоему наряду еще одну деталь… — тихо сказал Роман, подошедший к ней сзади, и, прежде чем она успела ответить, надел ей на шею изящное ожерелье тончайше работы, составленное из маленьких золотых монет, соединенных зелеными камешками…

На глазах у него по-прежнему была повязка, но пальцы действовали с пугающей точностью.

— Рома… может… на сегодня хватит сюрпризов?..

— Нет. Иначе твой наряд будет не полон… а я не люблю незавершенности.

— Роман…

— Тебе не нравится?

— Что ты!.. Конечно же, нравится… очень…

Женя не смогла устоять перед искушением и дотронулась до ожерелья кончиками пальцев… оно было прохладным и до сладострастия приятным наощупь. О цене такой вещицы не стоило даже предполагать — но Женю поразила совсем не баснословная стоимость ожерелья, а красота этого шедевра ювелирного искусства. Самым же удивительным было удобство и чувство собственности, как будто украшение делали для нее, и оно праву ей принадлежало. Да, старина Джон Мильтон знал, о чем говорил, утверждая; «Тщеславие — мой самый любимый грех». *

Роман мягко коснулся ее плеч:

— Ты позволишь мне тоже взглянуть?

— Да… да! — о, ей хотелось, чтобы он взглянул!.. И продолжал смотреть… и не сводил с нее взгляда.

Примечание:

*Джон Мильтон — Сатана, персонаж популярного в конце 90-х фильма «Адвокат дьявола». Одна из лучших ролей Аль Пачино.