Эта ужасная и прекрасная жизнь

Розалия Степанчук

Автобиографический роман, позволяющий окунуться в атмосферу конца 50-х – начала 80-х гг. ХХ века. Перед нами проходит жизнь героини с её победами и разочарованиями.

В БОЛЬНИЦЕ

И тут новая беда: Зоя поняла, что опять беременна и никакая молочная замена не помогла. Что было делать? Лёньке 5 месяцев, и кругом одни проблемы. Эта операция в то время — драконовский метод доказать, что аборт вреден для здоровья матери, что нужно всех рожать. А когда родился Лёня, Зое выдали полкило манки на месяц на младенца, потому, что в стране не хватало всего, в том числе и манки. Перспективы выбраться из землянки — никакой. А кроме всего прочего, она ещё не забыла тяжёлые роды. Пришлось идти на аборт.

Зоя пришла в больницу в назначенное время. В коридоре уже толпилось несколько женщин, и не только молодых и неопытных. Оказавшись в палате и сидя на кровати, переодетая в широкую и короткую белую рубаху, Зоя подумала: «Как перед казнью, остаётся только глаза завязать и петлю на шею накинуть». Все напряжённо молчали. Наконец, вызвали первую, за ней следующую. Их приводила в палату медсестра или санитарка, бледных, полуживых, как из пыточного застенка. Но вот и Зою вызвали. И тут она поняла, что такое операция без обезболивания. Закрыв глаза и стиснув зубы, она выдержала всё и услышала, как через слой ваты: «Всё, можете вставать, к нам придёте не раньше, чем через полгода». Зоя промолчала. Попыталась встать, но комната, вдруг, завертелась каруселью, и она села, боясь шевельнуться, и ожидая, когда остановится карусель. Подоспела санитарка, помогла встать на пол и повела Зою под руку, сунув ей между ног свёрнутую пелёнку, которая тут же окрасилась кровью. «Так вот почему, все возвращаются такие бледные», — явилась нелепая мысль. И всё-таки, она испытала облегчение, что такая серьёзная проблема решена.

На следующий день обитательниц палаты было не узнать. Куда девались страдалицы с мертвенно белыми лицами? Все, наконец, осознали, что всё уже позади и переживали эйфорию. Чего только не наслушалась Зоя в этой палате! И безжалостная оценка мужей и мужиков вообще, и рассказы об умелых любовниках, о разных позициях и позах. Слово «секс» тогда ещё не знали, оно появится в обиходе лет через 20, так что женщины в этой палате называли вещи своими именами.

Для Зои всё это было открытием, но она со стыда сгорала от скабрёзных подробностей, закрыв лицо простынёй. Никогда в жизни она не повторила бы этого вслух даже самой близкой подруге. Но её мозг, против её желания, записал эти разговоры, чтобы вспомнить о них, когда она станет намного старше.

После аборта женщины находились в больнице 3 дня, но Зоя ушла на второй день, ведь она была кормящая мать. Но когда пошла в кабинет врача за выпиской, попросила проконсультировать её, как надо правильно предохраняться, чтобы больше не попадать к ним в больницу. Врач ответила, что с контрацептивами в стране плохо. Любое средство не даёт стопроцентной гарантии. Утешила, одним словом. Вернувшись с работы, Виталька спросил: «Ну что, живая? Ну вот! А ты боялась». И всё — ни ласки, ни сочувствия. Но Зоя уже была к этому готова, и решила по этому поводу не рвать душу. Сказала только в сердцах: «Какой же ты бесчувственный и наивный дурак».

Когда мать пошла к соседке, Зоя сказала Виталию: «Завтра пойдёшь с работы, зайди в аптеку и купи презервативов. Я больше на аборт не пойду». Но оказалось, что и эта продукция в дефиците. Тогда Зоя подключила совхозную фельдшерицу, которая обслуживала и детский сад. Она через свои связи достала это желанное изделие, но предупредила, что это тоже не полная гарантия, потому что презервативы все одного размера, а мужчины разные. Они с фельдшерицей хохотали до упада: ну надо же! И здесь мы отстаём от Америки. Зато на какое-то время мир воцарился в их доме.

12 мая Лёне исполнилось 7 месяцев. Он стал такой хорошенький — тёмные брови и серые глаза, как у отца, в меру полненький. Он уже умел сидеть без подушек, пытался ползать по кровати, ел жидкую кашку, маминого молока ему не хватало. И его болезнь стала настоящим ударом. У него поднялась высокая температура, и начался безудержный понос.

Скорая помощь отвезла Зою с сыном в инфекционное отделение. Когда Зоя вошла в изолятор, она сразу вспомнила школу, похожую на каземат, где она проучилась с 5 по 7 класс. Те же тёмно-зелёные стены, низкий потолок, серый бетонный пол и полуслепые окна. В этом склепе стояла одна железная кровать для ребёнка и стул рядом с ней. Матрас обшит толстой тёмно-зелёной клеёнкой. На стуле — стопка пелёнок. В комнате было холодно, хотя в мае уже светило яркое солнце. Положив Лёнечку на кровать и укрыв его тощим одеяльцем, Зоя села на стул и заплакала. Вскоре пришла медсестра, взяла жидкость, которая вытекала из малыша и сообщила, что Зое лучше пойти домой — вторая кровать здесь не положена. Дикость какая! Конечно, она осталась, понимая, что ей придётся спать, сидя на стуле, и опираясь на кроватку. Оставить ребёнка в таком состоянии, да ещё в такой обстановке, было для неё невыносимо.

Часа через 2 пришла медсестра и сообщила, что у Лёни палочка коли о — 111, иными словами, воспаление кишечника. Ребёнок её уже не плакал, а тихо стонал. Дали ему лекарство, но его сразу вырвало. Стали делать уколы. Зоя старалась облегчить его страдания — брала его на руки, поглаживала ему спинку. Ему становилось легче, и он ненадолго засыпал у неё на плече — до следующего приступа колик. Грудь он не брал, и ей приходилось сцеживать молоко. Организм его совсем обезводился. Зоя попросила кипячёной воды и старалась напоить его с ложки. Приходилось часто менять пелёнки — и днём, и ночью. Лёня лежал в кроватке, и был похож на сдутый шарик. На другой день Зое сказали, что придётся сделать ему внутривенное вливание. Его забрали и понесли. Она пошла следом — процедурная находилась на 1 этаже. Дверь прикрыли, но Зоя всё слышала. Она услышала сильные шлепки и Лёня закричал. Оказывается, внутривенное вливание делают малышам в голову, а чтобы проявились вены, его сильно шлёпают по попе, ребёнок плачет, и вены набухают. Какая мать это вынесет! У Зои подкосились ноги, и она села на пол, захлёбываясь от рыданий. Вышла медсестра, дала ей успокоительное питьё, потом помогли донести Лёнечку с повязкой на голове.

Вливание помогло, и ночью он немного поел маминого молока и поспал. Задремала и она. Всё это время она ничего не ела, и спала урывками.

Оказывается в больницу с передачей приходил Виталий, но передачу у него не приняли, потому, что инфекционное отделение, да ещё в изолятор, ничего, не принимали. А то, что за ребёнком ухаживает мать, и она тоже, должна есть, — никого, не волновало. Тем более что находилась она рядом с сыном «незаконно».

Утром опять уколы и снова он взял грудь. Она поняла, что он пойдёт на поправку, но не в этой обстановке. Хорошо, что было тепло. Она завернула его в пелёнки, и ушла из больницы. Откуда силы взялись! Она, сама обессиленная, несла сына домой, потому что оставить его там не могла, и остаться там сама тоже не могла. Шла через поле вдоль длинного забора. Ей всё время хотелось присесть к забору, а ещё лучше прилечь, но краем сознания она понимала, что если сядет, то уже не сможет встать. И она заставляла себя идти дальше. Она дошла до маминого дома, отдала бабушке спящего ребёнка, легла на её кровать, и провалилась в сон.

Разбудила её бабушка — она переодела Лёню, и Зоя дала ему грудь, и он снова поел и уснул. Вечером Зою проводили домой. Свекровь приняла её в штыки. Она сказала, что из больницы приезжали и грозились подать на Зою в суд, если ребёнку будет хуже. Но хуже ему, к счастью, не стало — он шёл на поправку. Свекровь сменила гнев на милость, и стала давать Лёньке кипячёную воду с крахмалом. Помогло, понос прекратился только через неделю, но температуры уже не было, и малыш брал грудь. Виталька выносил его на улицу, когда приходил с работы. Больничный лист Зое не дали. Пришлось написать заявление в счёт отпуска, но это — уже мелочи жизни. Главное — удалось спасти её сокровище.

В новом детсаду Зоя прижилась быстро и без проблем. Не зря хорошо училась — она на практике показала свои знания и умения. Дома тоже всё вошло в привычную колею. Пол в землянке был холодным даже летом, а Лёньку было не удержать на кровати, поэтому Виталик смастерил для сына качели, и подвесил эту конструкцию к потолку. Теперь, когда мать была чем-то занята или у неё просто уставали руки, она усаживала Лёню на качели, закрепляла с боков и впереди палочки-ограничители, и сидел малыш, покачиваясь, и держась за верёвки. Ему это поначалу нравилось, но быстро надоедало. Сам он выбраться не мог, и долго сидел в одном положении — печальный, грустно озирая знакомую обстановку. А у Виталия появилось новое увлечение: теперь он на фанерных дощечках выжигал разные рисунки электрическим прибором. Ещё одна радость: наступил июнь, и молодые, выбросив из кладовки в сенях весь хлам, переоборудовали эту кладовку под свою спальню. Туда же перенесли и Лёнькину кроватку. Зое захотелось громко крикнуть — свобода!! Как мало иногда нужно человеку для счастья! На травке возле их убогого жилища расстилали покрывало, и Лёнечка подолгу играл, сидя на покрывале под тёплыми лучами летнего солнышка. Ему нравилось стучать ложкой по металлической кружке. Бывало, что он стукал ложкой себя по лбу, но, поплакав, он снова принимался стучать, и приходил от этого в восторг. Его родители смеялись, глядя на него. Другими игрушками он играть не хотел. Да и игрушки в то время не могли вызвать интерес у ребёнка — это был примитив, окрашенный в грязные тона. К ним часто приходили дочки Полины — Люда 11-ти лет, и Галка 7-ми лет, они охотно играли с малышом, помогая своей бабушке. Виталий много фотографировал сына, и спустя много лет, Зоя, рассматривая пожелтевшие фото, вспоминала своё раннее замужество.