Северный шторм

Роман Глушков, 2006

Смутные времена настали для Святой Европы – государства, возникшего на руинах современного мира, почти полностью уничтоженного жестоким Каменным дождем. Моторизированные дружины скандинавского конунга Торвальда Грингсона по прозвищу Вороний Коготь высаживаются на северном европейском побережье и с боями продвигаются на юг, к Вечному Городу. Торвальд уверен, что властитель Святой Европы, Пророк, тайно отыскал древнюю святыню, когда-то принадлежавшую древним богам Севера, – обладающий великой силой рог Гьяллахорн. Чтобы завладеть драгоценным артефактом, конунг готов любой ценой сокрушить неприступные стены Божественной Цитадели. Эрик Хенриксон, бывший охотник Ордена Инквизиции, а ныне изгой, скрывшийся от гнева Пророка в России, попадает в охваченную огнем Европу, согласившись выполнить секретное поручение Петербургского князя. Однако поручение оказывается смертельно опасным, и вернуться обратно будет не так-то легко.

Часть вторая

По следам железной армады

Все пути ведут в Рим.

Древняя примета

5

— Прямо как в прежние времена, не правда ли, милейшие? — заметил Конрад фон Циммер, стоя вместе со мной и Михаилом посреди заснеженного поля неподалеку от псковского участка святоевропейско-российской границы. Пребывая в нетерпеливом ожидании, мы глядели на приближающийся к нам с запада автомобиль — маленькую черную точку посреди бескрайней белой равнины. — Брат Эрик и брат Михаил сопровождают магистра Конрада на свершение богоугодных дел…

— Все именно так, ваша честь, кроме одного «но», — возразил Михаил, чей гнев к Конраду давно перегорел и теперь принял форму вялотекущей обиды. — Какими бы полномочиями ни наделил вас князь Сергей, я вам сегодня подчиняться не намерен, и не мечтайте! Мы — ваши сопровождающие, а не слуги.

— Да прекратите же, наконец, называть меня «ваша честь»! — третий раз за день потребовал коротышка-дипломат. — Неудобно, право слово, тем более перед посторонними! Неужели нельзя просто сказать: «Господин Конрад»!

И он кивнул на стоявший неподалеку внедорожник пограничников, что доставил нашу компанию на место встречи со связным. Старшина-водитель решил дождаться вместе с нами прибытия связного, дабы затем с чистой совестью доложить командованию, что передал наши драгоценные персоны с рук на руки, как и предписывалось.

— Клянусь моими обожженными усами, я скорее зарекусь браниться, чем избавлюсь от этой привычки, — огрызнулся Михаил. — Ишь, чего захотели: «господин»! Много чести будет вашей чести!

— Грубияном был, грубияном и остался, — тяжко вздохнув, посетовал Конрад, видимо, начиная жалеть, что настоял на участии в миссии этого человека.

— Как и в прежние времена, милейший! — развел руками Михал Михалыч. — Кстати, почему вы не замолвили князю словечко за Гюнтера? Уверен, в отличие от меня, наш крупногабаритный друг был бы в восторге от вашей авантюры.

При упоминании громилы-германца, живущего сегодня где-то под Москвой, Конрад скривил лицо и потер правую ягодицу. Там наверняка еще остался шрам от ножа, которым в пылу боя с Охотниками Гюнтер по ошибке угодил не во врага, а в мягкое место бедного магистра. Насколько я был в курсе, Фридрихович так и не добился от обидчика извинений. И вряд ли он имел шанс получить их в будущем — отношения у Гюнтера и фон Циммера не заладились задолго до этого неприятного инцидента. Если, конечно, определение «не заладились» применимо к тому, что Гюнтер не однажды порывался свернуть коротышке шею.

— При всем моем уважении к разлюбезнейшему Гюнтеру, не думаю, что сегодня мы нуждаемся в его услугах, — предельно тактично ответил Конрад. — К тому же согласитесь: глупо вести с собой на дипломатические переговоры человека, у которого на лице написано, что он — прирожденный убийца. Конунг Торвальд может истолковать это как знак неуважения.

Конец ознакомительного фрагмента.