Тульский детектив III. Пропавшие винтовки

Роман Елиава (2024)

Осень 1883 года. Тульская полиция начинает расследовать смерть богатой вдовы, а на императорском оружейном заводе пропадают первые образцы винтовки, разрабатываемой штабс-капитаном Мосиным. В центре событий снова оказываются пристав Столбов и урядник Трегубов. Продолжение "Тульского детектива" в книге "Пропавшие винтовки".

3.

Столбов был в искреннем недоумении: зачем он мог понадобится столь высокому начальству? Полицмейстер Тулы подчинялся только губернатору, и в его ведении была не только полиция, но суды и тюрьмы. Также он отвечал за многие аспекты жизни города, такие, как пожарная охрана, обеспечение правопорядка в общественных местах и во время мероприятий, бесперебойная работа всех государственных учреждений города, а иногда даже выступал как цензор. В своей повседневной работе Илья Петрович редко сталкивался с Тришатным, который сейчас ожидал его в полицейском управлении.

Когда пристав подъехал к нему, то увидел стоящий у входа экипаж. Рядом с ним, вышагивая то туда, то сюда, нетерпеливо металась полная фигура тульского полицмейстера.

— Comment allez-vous, Илья Петрович? — поприветствовал пристава Тришатный.

— Merci, pas mal. Только, извините, Александр Александрович, французский совершенно забыл. Не в том обществе вращаюсь.

— C’est vrai. Контингент у Вас ещё тот! Давайте, залезайте ко мне, нас ждут, едем скорее.

— Кто же? — удивился Столбов.

—

Губернатор. Давайте — давайте. Трогай! — приказал он кучеру.

— Сергей Петрович?!

— Вы что, знаете ещё каких-то губернаторов? Конечно, Сергей Петрович.

— А зачем?

— Приедем — узнаем. Вы мне вот что скажите, Илья Петрович: слышал, отказались от повышения? Не хотите быть исправником?

— Отказался, правильно Вы услышали.

— Зря Вы это. Недальновидно. Грядут большие перемены в полиции. Намедни я был в столице. Там говорят о выделении в полиции отдельной службы сыска, которая бы только преступниками занималась, а охрану правопорядка хотят полностью перенести на городовых. Здравая идея, как считаете? А Вы у нас известная личность в городе по поимке всяческих негодяев и мерзавцев, могли бы возглавить такое отделение.

— Вы же сами знаете, Александр Александрович, пока до нас что-то из столиц дойдёт — лет десять утечёт.

— Не соглашусь с Вами, Илья Петрович. Тульская губерния — это не провинция Вам какая. Вы окончательно решили? Может, ещё подумаете? Я Вас не тороплю.

— Да, окончательно. Бюрократия — это не по мне, стар уже для этого, подготовлю себе смену — и в отставку.

— И что, есть достойные кандидаты? — поинтересовался полицмейстер.

— Только один, и пока ещё неопытный, — честно признался Столбов. — Сами знаете, как с кадрами: не идёт к нам образованная молодежь. Да и платят по нынешним временам немного.

— Знаю, знаю. Кто таков, этот votre protégé?

— Трегубов Иван, сын разорившегося помещика.

— Постараюсь запомнить. Приехали. Быстрее, прошу Вас, Сергей Петрович давно ждёт.

Сергей Петрович Ушаков был не один — из кресла поднялся мужчина средних лет в мундире с генеральскими эполетами: в глаза бросалась роскошная ухоженная борода, проницательные глаза из-за стекол очков изучающе пробежались по Столбову. Илья Петрович, конечно, узнал в генерале начальника императорского оружейного завода Бестужева-Рюмина, который приходился племянником известному участнику декабрьского восстания двадцать пятого.

—

Илья Петрович, — заговорил Ушаков, двигая в такт словам своими пышными бакенбардами, — мы Вас позвали, поскольку у нас есть некое недоразумение, для которого надобен активный, опытный и, при этом, деликатный человек. Мне помнится, недавно всё это про Вас говорил Фёдор Александрович Свечин. С его слов, Вы успешно разрешили историю с пропавшей лошадью. Также вот, и Александр Александрович подтвердил мне, что Вы — подходящая фигура для подобного поручения.

— Я польщен таким отношением к моей особе, — ответил Столбов, — но не соблаговолите ли объяснить мне, в чём дело? Ибо я в полном неведении. Александр Александрович ничего не рассказал мне по пути сюда.

— Он и не знал. Василий Николаевич, прошу Вас, введите в курс дела Илью Петровича.

Генерал вышел немного вперёд и заговорил с приехавшим приставом.

— Дело, действительно, деликатного свойства, — продолжил уже Бестужев-Рюмин. — Нужны быстрые результаты и минимум публичности во время следствия.

— Я весь во внимании, — сказал Столбов.

— С завода пропали практически законченные экспериментальные образцы винтовок, которые разрабатываются для перевооружения армии, — сказал Василий Николаевич. Поэтому это — вопрос государственной важности, который может дойти до самого… Вы понимаете, о ком я?

— Кажется, начинаю, — ответил Илья Петрович, который начинал понимать, как он был прав, что внезапный вызов к начальству не несёт ему ничего приятного.

— У Вас есть опыт, которого, скажем так, нет у руководства завода. Нужно найти эти винтовки и найти злоумышленника.

— Скажите, Василий Николаевич, а для кого могут представлять ценность эти винтовки? В них есть что-то уникальное?

— Ума не приложу, кому это нужно, — ответил Бестужев-Рюмин. — Это винтовки с новым замком магазинного типа, то есть, многозарядные, ещё не прошедшие испытания, запланированные на следующий год. Как я говорил уже — экспериментальные образцы.

— Могут ли некие иностранные государства быть заинтересованы в этих разработках?

— Сомневаюсь, — честно сказал генерал. — Как показала Балканская кампания, мы несколько отстали в этом вопросе. Сейчас мы находимся в положении догоняющих, чтобы уравнять шансы. Однако, полностью отмести эту версию я не могу, потому как лицензия на производство определенного типа оружия стоит очень дорого. Но всё же, скорее я бы подумал на внутренних недоброжелателей, противников прогресса, которым традиции важнее блага Отечества.

— Как бывший пехотный офицер, я хорошо понимаю, о чём Вы говорите, — сказал Столбов.

— Тогда не мне Вам рассказывать, что есть у нас генералы, — с презрением в голосе сказал Бестужев-Рюмин, — которые против магазинов в стрелковом оружии. «Одного патрона достаточно!» Они считают, что умение солдата должно нивелировать недостатки его оружия. «Стреляй редко, но метко» — слышали такое?

— Приходилось, — подтвердил пристав. — Когда нужно приступить к расследованию и какими силами?

— Прямо сейчас, — сказал Василий Николаевич. — На заводе Вас встретит штабс-капитан Мосин Сергей Иванович, он — член особой комиссии по разработке магазинных ружей, возглавляет инструментальный цех, и вообще сейчас основной конструктор экспериментальных образцов. А какими силами — не знаю. Александр Александрович?

— Берите всех, кто нужен, Илья Петрович, вопрос государственной важности. Это приоритетное расследование.

После беседы с Бестужевым-Рюминым и Ушаковым, Тришатный вернул пристава в управление.

— Поручение ответственное, — напутствовал на прощание полицмейстер Столбова, — не подведите меня, Илья Петрович. А про повышение подумайте, подумайте!

— Будем стараться, Александр Александрович, — ответил пристав.

В душе он послал проклятие в адрес Свечина и его жеребца, из-за которых он оказался втянут в какую-то политическую историю, коих Столбов пытался старательно избегать в силу своего характера. На завод он решил отправиться завтра по утру, благоразумно решив, что утро вечера мудренее, а ему необходимо время, чтобы обдумать линию своего поведения.

Утром, когда Трегубов только появился у полиции, его там уже ждал Столбов с лошадьми.

— Здравствуйте, Илья Петрович. Вы куда-то уезжаете?

— Доброе утро, Ваня. Мы уезжаем вместе. Вторая лошадь для тебя. Едем на завод.

— На завод?

— На оружейный завод.

— Но зачем? — удивился Иван.

— Пропали некие ружья, — ответил Столбов, — но это тайна, ты никому не должен об этом говорить, хотя по моему разумению, если, действительно, случай серьезный — а пока мне видится, что это так — то это надолго не скрыть.

— Понятно, — ответил Трегубов, залезая на коня.

Пристав и урядник, беседуя, медленно двинулись в сторону моста через реку. Тем временем город просыпался, и на улицах было всё больше людей, спешивших по своим делам.

— Расскажи мне, что там с Олениной, — попросил пристав.

— Пока не очень понятно, — начал рассказывать Иван. — У нас две версии: убийство и самоубийство. В любом случае Филимонов считает, что случайно так не упасть. Мы с Вами так и думали, когда были в доме. Либо Анна Андреевна прыгнула, либо её скинули. Филимонов назвал время смерти от утра воскресенья, но мы сузили его до ночи с воскресенья на понедельник.

— Почему? — заинтересовался пристав.

— Соседский слуга отнёс ей письмо вечером в воскресенье, она ещё была жива и, судя по всему, была одна дома, прислугу отпустила, — я про горничную и лакея.

— Что было в письме?

— Неизвестно. Его принес мальчишка, который ошибся домом, и слуга уже сам передал его Анне Андреевне, — пояснил Трегубов.

— Письмо не нашли? — понял пристав.

— Нет, не нашли. Мы с Семёновым просмотрели весь дом, но письма нигде не было.

— Значит, кто-то побывал ночью в доме, — сделал вывод Столбов. — Возможно, это важно, и письмо было либо поводом к самоубийству, либо к убийству. Ты допросил лакея? Он сообщил что-то интересное для нас?

— Да, допросил. Он говорит, что у покойной есть несколько родственников, не таких состоятельных, как Анна Андреевна: её сестра с мужем, сестра покойного мужа, свой сын, внебрачный сын покойного Оленина и двоюродный брат. Павел, лакей, говорит, что все они не любили его хозяйку и имеют меркантильные интересы к её состоянию.

— Проверь кто наследует, — подсказал Столбов.

— Как раз сегодня собирался заняться, Илья Петрович.

Императорский оружейный завод находился по другую сторону реки Упы относительно центра города и управления полиции, где служили Столбов и Трегубов. Производство оружия в Туле имело давнюю историю: ещё в семнадцатом веке здесь началось литьё пушек, а затем Никита Демидов основал фабрику по производству оружия. В восемнадцатом веке Пётр I открывает казенную фабрику, и на её территории работают уже тысячи оружейников. Почти век спустя уже Павел I передает управление производством военным. В тысяча восемьсот семьдесят пятом году Александр II присваивает заводу, на котором работает уже более двадцати тысяч человек, статус «императорского». Трегубов, который никогда не бывал на заводе ранее, с удивлением и интересом рассматривал суету вокруг цехов и мастерских, где отливали оружие, сверлили дульные отверстия, изготавливали замки и затворы.

Штабс-капитана Мосина полицейские нашли в инструментальном цехе. Молодой офицер плотного сложения со слегка округлой формой лица внимательно посмотрел на Трегубова и Столбова, а затем предложил жестом выйти, ибо говорить в шуме, производимом многочисленными станками, было невозможно.

Пристав представился, и Мосин предложил пойти в здание правления завода. Пока они шли, Иван оглядывал огромные корпуса, которые, по всей видимости, были построены не так давно.

— Сергей Иванович, расскажите, пожалуйста, что мы ищем? — начал с главного вопроса пристав.

— Пропали три опытных ружья. Это даже не экспериментальная партия, которая обычно состоит из нескольких десятков ружей и отправляется на тестирование в армию или в Ораниенбаум, где сейчас проводят испытательные стрельбы, а прототипы оружия.

— Как я понимаю, это совершенно сырые образцы, которые будут постепенно доводиться до ума. Они чем-то отличаются от типовых изделий завода?

— Да, это так. Мы будем смотреть, как в них работает затвор, и вносить изменения в конструкцию. А именно затвором они и отличаются: в этих винтовках магазинный затвор. Вы, наверное, знаете, что это? — с сомнением посмотрел на полицейских штабс-капитан.

— Конечно, — ответил пристав, — я бывший офицер и прошел Крымскую кампанию.

— Тогда Вы должны понимать, что это значит для нашей армии, — Мосин с уважением посмотрел на пристава и стал говорить свободнее. — Мы отстали в вооружении от многих армий Европы — это показала не только осада Севастополя, где именно качество оружия, с моей точки зрения, и стало причиной поражения. Как Вы знаете, мы потеряли тысячи солдат из-за низкой дальности и плохой кучности стрельбы наших ружей. Шутка ли сказать, разница и в том и другом, по сравнению с оружием англичан и французов, была в три или четыре раза хуже! Но даже совсем недавно, во время Балканской кампании, тот же вопрос встал очень остро. И вот, наконец-то, на него обратили внимание. Но, к сожалению, у нас всё меняется очень медленно: много инстанций, в каждой кому-то что-то приходиться доказывать… — это первая проблема, которая сейчас решена путем создания специальной комиссии. Другая проблема состоит в сопротивлении всему новому. Доходит до того, что в приоритет скорострельности ставят удобство взятия ружья на караул! Вы можете в это поверить?

— Могу, — вздохнул Илья Петрович, — могу. Но, как я понимаю, что-то начало сдвигаться в положительную сторону.

— Сдвинулось, ещё как сдвинулось, — подтвердил штабс-капитан, — при батюшке нынешнего Императора произошли изменения. За последние годы мы заново отстроили и переоснастили завод, купив несколько сотен современных станков для разных цехов. Закупили в Англии паровые машины. Всё это позволило увеличить объем выпуска оружия во время войны с Турцией, а также снизить стоимость производства каждой винтовки более чем на три рубля. Как я уже говорил, создана комиссия по разработке винтовки с магазином на основе уже выпускаемой около десяти лет винтовки Бердана. Это, конечно, не новое ружьё, хотя мы постоянно понемногу его улучшаем. Однако, дешевле и проще взять готовую винтовку, которую мы уже научились выпускать серийно и усовершенствовать её, чем выдумывать всё заново и перестраивать процессы на заводе.

— И эти разработки многозарядных винтовок ведутся Вами здесь, на заводе? — спросил Столбов.

— Да, в последнее время я отвечаю за это, как член комиссии. Но разработки идут не только здесь: на базе Сестрорецкого оружейного завода этим же занимаются полковники Христич и Роговцев. Мастер офицерской стрелковой школы Квашневский или тот же корнет Лутковский готовы предложить свои конструкции. С корнетом мы иногда обсуждаем проблемы затворов, когда общаемся. Сейчас мы здесь запустим производство двуствольного казнозарядного охотничьего ружья, которое он спроектировал. Хотим, чтобы завод не простаивал, и опытные рабочие не уходили. Заказов стало совсем мало после окончания войны на Балканах.

Пристав молчал и внимательно слушал пояснения штабс-капитана, поскольку абсолютно любой аспект мог пролить свет на пропажу оружия. Как он сам любил говорить: «Чтобы в голове сложились правильные выводы, нужно было иметь достаточно информации».

— Получается, что пропавшие ружья не являются уникальными? Уже существуют похожие разработки?

— Именно, такую работу ведём не только мы. И ещё хочу отметить, все мы пока далеки от завершения, идеальный вариант не найден. Нужно получить высокую скорость и простоту перезарядки, максимум выстрелов в минуту и при этом надёжность механизма. Очень много параметров, которые не так просто совместить. Думаю, пройдёт ещё не один год до серийного выпуска.

— Василий Николаевич сказал, что заграничным мастерам ваши разработки неинтересны? — спросил Столбов.

— Соглашусь с ним, — ответил Мосин. — За границей уже давно существуют серийные варианты. Здесь они нас обогнали, но я бы не сказал, что их магазины идеальны. Поэтому мы решили сделать свой, а не взять готовый образец. Одно время я сам рассматривал австрийский вариант магазина как концепцию, но потом решил, что он нам не подходит по надёжности подачи патронов в затвор. Поэтому сейчас пробуем разные варианты, и только лучший отберем на пробные стрельбы, которые должны состоятся уже в восемьдесят четвертом году.

— Генерал Бестужев-Рюмин считает, что это может быть политическим делом, чтобы дискредитировать идею магазинных ружей через людей, которые этим занимаются? — осторожно спросил Столбов.

— Не думаю, — ответил Мосин. — Процесс уже не остановить. У нас долго запрягают, но, перефразируя, я бы сказал: когда запрягли — уже не распрячь.

— А что Вы сами думаете?

— Думаю, что это обычная кража, а Василий Николаевич придает этому слишком большое значение ввиду своей ответственности, как руководитель завода. Хотя, конечно, продать опытные образцы сложно, да и зачем, когда есть серийно выпускаемая продукция. Может быть, тому, кто разбирается в оружии, понадобилось именно ружьё с магазином? Не знаю, что и думать, знал бы — уже что-то бы делал.

— В Туле, как я понимаю, много знатоков, которые разбираются в оружии и понимают, что именно Вы делаете? — спросил пристав.

— Да, — согласился штабс-капитан. — Здесь работают самые знающие люди в Империи, а вокруг завода существует ещё множество частных мастерских и людей с разнообразными интересами вокруг оружия.

— Скажите, а нет ли конкуренции между разработчиками винтовки, раз несколько человек занимаются решением одной и той же задачи? Может, это вызвано недобросовестным поведением, например, кого-то из Сестрорецкого завода, чтобы помешать Тульскому заводу стать первым в разработке? — предположил Столбов. — Какие между вами отношения?

— Конечно, мы хотим быть первыми и сделать лучшую винтовку. Но то, что Вы говорите, совсем невероятно, — ответил Мосин после некоторых раздумий, — времени ещё много, испытания в следующем году, и не факт, что окончательные. Мы ещё не один вариант винтовки можем сделать, как и остальные. Можем сменить несколько вариантов конструкции за это время.

— Ладно, — вздохнул пристав, — если ружья, как образцы, не представляют интереса, может ли тут быть личный мотив — навредить Вам или Василию Николаевичу?

— Возможно, если поползет слух, то будет неприятно то, что у тебя пропадают образцы новых разработок. Это не украсит ничью карьеру.

— У Вас лично или у Василия Николаевича есть недоброжелатели или завистники?

— Про генерала не скажу, это Вам лучше у него поинтересоваться. У меня таких нет, кто бы пошел на такое в ущерб государству, ради моей карьеры. Нет, не думаю.

— Вы так уверены в других людях? Что, совсем нет недовольных Вами и Вашей работой здесь? Нет завистников? — недоверчиво спросил Столбов.

— Недовольные всегда есть и на службе, и на таком большом предприятии.

— Например?

— Полковник Миронов был недоволен, когда Василий Николаевич назначил меня вместо него руководить инструментальным цехом. После этого он стал холоден в отношениях со мной. Но не думаю, чтобы офицер опустился до подобного вредительства. Если есть личные проблемы с кем-то, каждый честный офицер знает, как их решать. Не правда ли?

— Получается, Сергей Иванович, что серьезных причин для кражи ружей Вы не видите? — Столбов удержал разговор в нужном ему русле, не дав ему уйти в обсуждение правил офицерской чести.

— Да, не вижу, Илья Петрович.

— Тем не менее какая-то причина есть, раз ружей нет на месте, и нам нужно её выяснить. Как Вы сами заметили — это государственное дело. Расскажите, пожалуйста, как именно произошла пропажа.

— С ружьями ночью работал мастер Иван Прокофьевич Лебедев, он заснул, а когда проснулся — ружей не было. Так он говорит.

— Вы ему верите?

— В принципе, да. Зачем ему врать? — задумчиво протянул Мосин. — Но мы должны проверить всех.

— Я правильно Вас понял, что он работал ночью в цеху? Он был один?

— Той ночью — да.

— А работать ночью — это нормальная ситуация?

— Нормальная. Многие мастера, чтобы закончить и не прерывать какие-то определенные работы могут задержаться на ночь. Раньше даже брали работу на дом, но теперь мы это не поощряем. Поэтому ничего необычного в том, что он задержался, чтобы закончить работу, нет. Такое бывает.

— И он заснул?

— Да, говорит, что решил отдохнуть несколько минут и заснул, а когда проснулся, ружей не было. Они все обыскали — всю мастерскую — и ничего не нашли.

— Понятно. А сейчас этот мастер на работе?

— Нет, он отстранён до полного выяснения обстоятельств дела.

— Кто бы мог сказать его адрес, чтобы мы могли с ним переговорить? — поинтересовался пристав.

— Он здесь, на заводе.

— Здесь? Подождите, Вы же сказали, что он отстранен? — удивился Столбов.

— Конечно, он отстранён и арестован. Он отвечал за винтовки на этом этапе. У нас военное предприятие, это не игрушки! Нам нужно разобраться и докопаться до истины, найти винтовки. Вы, господа, нужны для того, чтобы помочь с расследованием, если оно выйдет за пределы нашего завода, и, конечно, в силу вашего опыта, нужна помощь непосредственно здесь. Как видите, мы за два дня ничего не нашли. Пойдемте, я провожу Вас к Лебедеву.

Мосин и полицейские вышли из здания правления и прошли длинное двухэтажное здание. По дороге Мосин давал пояснения. Было видно, что штабс-капитан гордится заводом.

—

А там у нас кузница с пятьюдесятью горнами и литейная. Представляете, скорость литья семьдесят пять пудов в час! Э — э, наверное, Вам это неинтересно.

— Что Вы, конечно, интересно! Любая информация может оказаться полезной для дела, — ответил Столбов.

Наконец, они подошли к двери, у которой стоял караульный с примкнутым штыком.

— Если ко мне больше нет вопросов, то у меня множество дел, я должен вернуться на производство, — сказал Мосин, открывая дверь перед полицейскими.

— Конечно, Сергей Иванович, идите, дальше мы сами справимся.

— Договорились! Если понадоблюсь — знаете, где меня найти.

Помещение было складом для веревок и канатов, с небольшим окном — бойницей на высоте двух метров, через которое пробивался скудный дневной свет. Один деревянный стеллаж был приспособлен под кровать, на нем лежала куча тряпок, и стояла бутыль с водой. На импровизированной постели сидел худой сутулый человек в преклонном возрасте, нечесаная борода была уже совсем седой. Мастер поднялся, когда вошли полицейские.

— Не закрывайте пока дверь, — обратился Столбов к караульному, — света совсем нет.

Трегубов прошёл внутрь вслед за приставом и огляделся: такого разнообразия изделий из пеньки он никогда не видел. Пожилой рабочий завода продолжал стоять, терзая в руках видавшую виды шапку.

— Здравствуйте, Иван Прокофьевич. Вы садитесь, садитесь. Меня зовут Илья Петрович, я пристав тульской полиции, а это — Иван Иванович Трегубов. Вы знаете, зачем мы здесь?

Иван Прокофьевич кивнул, присаживаясь на стеллаж. Он положил шапку рядом и внимательно посмотрел на Столбова из-под седых кустистых бровей. Взгляд его был серьёзным и открытым. Иван подумал, что так и должен выглядеть честный человек, уважаемый мастер.

— Буду предельно откровенен, поскольку времени мало, — продолжал пристав. — У нас с Вами три варианта, по моему разумению: первый — преступник — Вы, но в это у меня мало веры. Второй — Ваша халатность, позволившая непонятно куда навсегда пропасть в некоторой степени ценным образцам оружия, и Вы ничего не знаете об этом. Третий — ружья кто-то взял, и Вы, поделившись информацией, поможете понять причину исчезновения и найти эти винтовки. Как я понимаю, Вам грозят неприятности из-за этого происшествия. В третьем случае Вы их можете избежать, если поможете нам разобраться, что же произошло, и мы сможем быстро вернуть пропавшее оружие. Нужно только говорить откровенно.

— Я готов помогать, как могу, — ответил старый мастер. — Поймите меня, Илья Петрович, куда же мне деваться на старости лет? Даже если не в тюрьму, никто меня не возьмет на работу после такого. Не брал я этих ружей — просто заснул! Даже представить не могу, чтобы что-то у нас исчезло. Ну, бывало, инструмент воровали, но чтобы вот так, из-под носа, недоделанные до производства образцы… Да и как их пронесли через охрану? Кому они вообще нужны?

Конец ознакомительного фрагмента.