Полное и окончательное. Хроника мифа

Роман Невич

Когда 35-летний преподаватель Роман приходит в себя в больнице, он видит, что потерял почти все: слух, здоровье, способность нормально общаться. Но постепенно осознает, что взамен получил нечто большее: свободу от обязательств и возможность заняться тем, чем хотел всегда, но постоянно откладывал – «духовным развитием». «Познать себя», «пробудиться», а заодно и вернуть здоровье, ведь с древности духовная практика описывалась как процесс исцеления. Но как же все-таки работают эти практики?..

Глава третья

Палатная школа: открытые уроки

Мы создаем себе набор привычек для удовлетворения собственного эго. Для одних удовлетворение включает в себя наслаждение; для других — людей невротического склада — это подразумевает боль.

Рам Дасс. Путь пробуждения

I

Классика

Уже не помню, что хотели от меня воспитатели тогда, в детском саду. Главное — я этого не хотел, и делать не стал. А вот через двадцать пять лет пойти на открытую конфронтацию с начальством я уже не решился — и не в первый раз.

Уступил мягкому давлению и записался-таки на преподавательские курсы, хотя работы хватало и дополнительной нагрузки жутко не хотелось. Нас обучали, как принимать только что введенный ЕГЭ.

Однако потрудиться на приеме нового экзамена мне не довелось. Зато опять пришлось глотать «трубочку», доставить хлопот больничной уборщице (и клизма вроде бы тоже была)…

Две недели постоянных ноющих болей в области желудка не оставили никакого шанса отвертеться. И 30 апреля, заплатив положенную сумму и пройдя через всю несложную, но неприятную процедуру, я услышал примерно следующее: «Да, есть гастрит. Очень распространенное заболевание, ничего страшного, соблюдайте диету…»

А 1 мая — сложная многочасовая операция, большая потеря крови; и всю ночь в ответ на звонки родных звучит одно и то же: «Состояние тяжелое. На данный момент ничего определенного сказать нельзя». Так в праздник Весны и Труда моя трудовая деятельность прервалась. И надолго.

А накануне я до последнего (как потом выяснилось, у меня на самом деле в запасе оставалось около часа) откладывал звонок в «скорую». Смущал легкий диагноз. Но когда обнаружил себя лежащим на полу, — я даже не сразу понял, что потерял сознание, — все-таки набрал «03».

Мне предложили сходить в аптеку и не слишком увлекаться с отмечанием праздника Труда. Но когда в разговоре случайно «всплыл» абсолютно черный, похожий на деготь, мой «стул» — тон резко изменился: «Соберите одежду, зубную щетку, пасту, мыло, тапочки — мы выезжаем»…

И вскоре, тоже черный, густой поток буквально выстрелил у меня изо рта, залив не только койку, но, как мне показалось, полпалаты отделения реанимации. Сразу полегчало. Я извинился. Но на этот раз никто и не собирался меня ругать. К тому же теперь диагноз стал окончательно ясен — для врачей.

Покатили в операционную…

Я очнулся утром, чтобы узнать: этой ночью я лишился двух третей своего желудка. Оглушительная, конечно, новость. Осознать ее в полной мере мне еще только предстоит. Однако сразу же после пробуждения меня больше поразило другое — опять «трубочка», выходящая из остатков желудка наружу, только на этот раз — через нос.

В больнице я провел почти месяц…

«Строжайшая диета и никакого алкоголя, особенно пива», — напутствовал врач, тот самый, который меня оперировал и, вполне вероятно, спас мне жизнь; спасибо ему, конечно. Я честно соблюдал… месяца целых два. А потом — лето и море, и Крым, и «Страна коньяка» — любимый Коктебель.

Но начал я все-таки с пива. Осторожно так попробовал — и ничего! А коктебельский портвейн — он еще лучше! А красное вино вообще полезно при моей анемии; хотя, как ни старался, «поднять гемоглобин» я так и не смог, — потом просто перестал обращать на него внимание. Больше всего умиляла микроскопичность доз, которых мне хватало.

Свою былую форму мне удалось вернуть только через несколько лет. Но, в конце концов, желудок — это ведь просто «мышечный мешок». А мышцы, как известно, способны растягиваться — иногда просто до невероятности. Дело тренировки.

После Крыма я окончательно перестал соблюдать диету.

Ни до ни после этого случая я никогда особо не жаловался на свой желудок (тяжесть и т. д. после праздников — не в счет), скорее наоборот: я всегда считал его «железным». Врачи так и не смогли объяснить, откуда взялась эта загадочная «прободная язва».

Все разъяснилось позже. Мой случай оказался «классикой»: «Никакая перегрузка не проходит даром. Классический пример: появление язвы желудка в ответ на нервный стресс»¹. «Именно он — причина 70—80% всех заболеваний и большинства случаев длительной потери трудоспособности работниками умственного труда (по данным Британского комитета по здоровью и безопасности за 2004 г.)»².

***

Гастроэнтеролог искренне удивлялся и извинялся, и даже вернул деньги за проведенную 30 апреля процедуру, а вот терапевт из поликлиники отказывалась признавать остеохондроз, после лечения менингита, хотя отлично помню, как однажды не смог пойти на работу из-за его обострения — ни голову повернуть, ни встать с кровати не удалось.

Вопрос «на засыпку»: какой из диагнозов был ошибочным?..

II

Кандасана

«Канда» означает корнеплод, узел. «Хатха Йога Прадипика» повествует о канде так:

Кундалини спит над кандой (место около пупка, где соединяются и расходятся нади). Она дает мукти (освобождение) йогам и рабство глупцам. Тот, кто знает ее, знает йогу.

Айенгар Б. К. С. Прояснение йоги

После «резекции желудка», как официально называлась моя операция, больному полагается регулярно наблюдаться у хирурга «в поликлинике по месту жительства». К сожалению, когда я вспомнил об этом, т.е. месяца через три, положенную регулярность я давно нарушил, установленную для меня диету (№1) не соблюдал, да и с врачом у нас сложились «особые» отношения.

Мы познакомились лет за восемь до этого: я жаловался на хруст и боли в левом колене. Диагностировав разрыв мениска, врач решила обследовать другие суставы и пришла к однозначному выводу: артроз. Тогда это слово мне ни о чем не говорило (потом дома я, конечно, посмотрел в медицинской энциклопедии), и, видимо, по мне это было настолько заметно, что она посчитала нужным пояснить: «В шестьдесят лет будешь на коляске ездить».

«Довольно жесткие слова», — признал я позднее. Но в тот момент воскликнул (про себя): «О, так я до шестидесяти доживу, значит!»

Операция по удалению разрывов мениска считалась несложной, и я легко согласился. К тому же именно в тот момент мне был нужен официальный повод «отдохнуть» от университета. С учебой возникли некоторые сложности, я даже начал подумывать: а не забросить ли мне все это дело. И получилось, что неосознанно я взял для себя «тайм-аут», чтобы переосмыслить свою ситуацию и принять решение.

Самым трудным после операции оказалось сохранять полную неподвижность ноги. Гипса в моем случае не полагалось.

Тогда же я впервые увидел, как умирает человек. Точнее — услышал.

Сосед по палате, пожилой и грузный, дни и ночи стонал, плакал и звал «сестру» до странности тонким голоском. В конце концов медсестры перестали обращать на него внимание. Больным было сложнее, особенно по ночам. Однажды вечером, вскоре после отбоя, привычные стоны вдруг сменились каким-то странным сонным храпом, который вскоре затих… Через минуту до меня доходит: «Народ, кто-нибудь свет включите! Эй, дед! Ты как там?..»

Уже никак. «Сонный храп» оказался предсмертным хрипом. Потом его увезли, и в палате воцарилась необычная тишина. Никто не спал; стояло ощущение, что только что здесь произошло что-то невероятно значительное, что-то как бы приоткрылось на минуту, — а сейчас уже почти исчезло. Ускользнуло, оставив странное чувство неудовлетворенности: «И что? Вот так всё просто — и всё?..»

В общем, слух у меня тогда был отличный, а вот с головой (и с алкоголем), похоже, уже начались проблемы. Я повредил свой мениск за полгода до этого, пытаясь сделать кандасану, которая в исполнении яростного Айенгара красовалась на обложке моего недавно приобретенного шедевра «Прояснение йоги».

«Ха, да я тоже так могу!» — решил и попробовал.

В тот вечер, вдобавок к физической неготовности к этой сложной позе, я был слегка не трезв…

А наши отношения с хирургом окончательно испортились через пару лет (после резекции), когда я отказался показывать ей свой геморрой и требовал направить меня к врачу-мужчине. Я просто стеснялся эту довольно молодую и вполне привлекательную женщину.

Проктолог позднее, как я и хотел, был мужчиной, но вот его ассистентка… К тому же в кабинете были еще какие-то люди, чуть ли не студенты на практике.

Однако полежать с геморроем в больнице мне все-таки не довелось; и нехитрую, в общем-то, процедуру по установке ректальных свечей пришлось осваивать самостоятельно.

III

«Битый»³

Abyssus abyssum invocat⁴

Латинское выражение

Той весной, после удаления разрывов мениска, я все-таки вернулся в университет. И вполне успешно допрыгал на костылях до конца сессии. А вот за три года до этого: тоже весной, тоже на втором семестре, тоже первого курса, в той же в больнице, в другом только отделении, я принял решение — прямо противоположное. И в вуз не вернулся.

Это был технологический тогда еще институт, механический факультет. Поступил я туда «за компанию» с несколькими одноклассниками и довольно быстро понял, что единственный предмет, который мне по-настоящему нравится, — это футбол на уроках физкультуры. Но просто так взять и бросить — смелости не хватало. Опять помог больничный тайм-аут.

Я попал в травму с «сотрясением мозга», конечно, липовым. Понимая, что без вуза с его военной кафедрой мне неизбежно светит армия, и до ужаса страшась воинской службы, я решил «закосить». Лечь в «дурку» — надежный и проверенный способ — я опять-таки побоялся и остановился на более легком варианте: сотрясении мозга. С таким диагнозом, как я неоднократно слышал из разных источников, в армию тоже не забирали.

«Сотрясение» делается просто. Сначала любым способом приобретаются несколько ушибов, синяков, ссадин, царапин и т.п., естественно, в области головы. Потом ты приходишь с ними в травмпункт или сразу в приемную горбольницы, делаешь соответствующее лицо, рассказываешь, очень кратко, про напавших на тебя хулиганов; жалуешься на жуткую головную боль, тошноту, рвоту и головокружение. Дальше — самое главное — делаешь все «правильно» в ответ на предложение врача посмотреть на его палец, поднять руки, дотронуться до своего носа и т. п.

Вот так я «заболел», а через положенных десять дней «лечения» приобрел и вожделенную справку. В качестве бонуса я получил и ценный опыт знакомства с неизвестным тогда еще мне законом: начал обманывать или, скажем, воровать, не удивляйся, когда то же самое произойдет и с тобой. Не удивляйся и будь готов…

В травматическом отделении, как вскоре выяснилось, кроме начинающих «косарей» типа меня, любили отдохнуть и настоящие «профессионалы» с серьезным опытом, приобретенным, я полагаю, в тюрьме и на зоне. И один из таких спецов не преминул воспользоваться моей наивностью и типичным для подростка желанием выглядеть «своим» и «бывалым», и ушел: «домой, до вечера; и бухнуть принесу» в моих новеньких белых кроссовках и замечательной болгарской «олимпийке».

Так состоялось мое знакомство с криминальным миром. И если в тот первый раз меня всего лишь обокрали: это называется «развести», или «обуть», или «бортануть», т.е. «лишить чего-либо обманом», то две другие встречи с криминалом (которые произошли позже), закончились более жестко. Во второй раз меня не только развели и обули, но еще и «прессанули», т.е. избили, «ощипали», ограбили, а потом еще и бросили в сугроб в бессознательном состоянии (интересно, как это «по фене»? ); а в третий — «посадили на перо», т.е. порезали ножом. И обе, как водится, завершились больницей. Хотя и недолгой: одна ночь — в первом случае и четверо суток — во втором.

Когда-то я поражался и никак не мог понять, — а сегодня не вижу ничего особо тонкого или глубоко в этих простых до примитивности уроках: косишь под битого — будешь бит, рано или поздно; играешь в бывалого — побываешь, по крайней мере в переделках; хочешь выглядеть опытным — получишь опыт сполна. Главное здесь, как всегда, не просто мечтать, а двигаться, т.е. делать реальные шаги в избранном направлении.

Например, напиваться, переходя из бара в бар, заигрывать с чужими девчонками, садиться за стол в кабаке с незнакомыми парнями, которые вдруг угощают. Или покупать «траву» в криминальном районе, не зная местных законов и не умея «держать базар».

И это все — мое? Это то, что мне действительно надо? Похоже, эту тему мне еще предстоит «разрулить» так или иначе. Ну а если все-таки решил поиграть во «взрослые игры» в «реальном мире»… кто тебе мешает? Изучи законы и будь готов: и к грубой игре, и к жестким шуткам.

И все-таки, видимо, не только «бездны» притягивают и притягиваются.

Другие — какие-то — моменты тоже случаются. Например, когда незнакомые люди извлекают тебя зачем-то из сугроба — без пальто, ботинок и шапки — приводят к себе домой, отпаивают горячим чаем, вызывают врачей… Или вот — почти забытая сценка из моего старшего школьного возраста: двое подростков с трудом, но затаскивают зачем-то полуокоченевшего, но вроде бы еще живого, пьяного в подъезд. Все-таки там не — 25º, как на улице…

IV

Сотрясение мозга-2

Я никогда не был собой. Я даже не знал, кто показывает это кино — и кому. И вся моя жизнь прошла в эпицентре этого грандиозного обмана.

Она сама была этим обманом. С самой первой минуты.

Виктор Пелевин. Бэтман Аполло

Второе «сотрясение» мне пришлось делать, уже будучи в армии. Ведь по легенде, ходившей среди призывников моего поколения, именно два сотрясения мозга давали право на освобождение от воинской службы. Поэтому, хотя ни в одном из 36 писем к родителям о больницах не упоминалось, они там, конечно, были…

В лазарет при нашей воинской части я пойти не рискнул, так как, не смотря на вполне успешный дебют год назад, не был до конца уверен в своих актерских способностях и опасался разоблачения. Поэтому новые «пробы» на старую роль «несчастной жертвы» пришлось отложить до ближайшего увольнения, которые начались только после присяги, т.е. где-то через полтора месяца службы.

Отгуляв почти до положенных 20.00 часов, в родную часть я не вернулся. Вместо этого зашел за гаражи, нашел подходящий обломок доски и устроил себе несколько аккуратных синяков.

Вскоре молодой солдат, «серьезно пострадавший от рук неизвестных отморозков», оказывается у дверей районной больницы, «счастливо оказавшейся поблизости» от места «жестокого нападения». На провинциальной «сцене» приемного отделения мои актерские данные произвели должное впечатление, и я тут же был зачислен в состав палаты (номер на этот раз не помню).

Моему появлению в городской больнице не слишком удивились: все вокруг знали, что местные ребята действительно «не любят» приезжих, особенно в форме; и драки с солдатами были не редкость. Через некоторое время у нас в части даже вышел официальный приказ: в увольнение ходить исключительно в «гражданке».

На следующее утро ко мне пришел майор медицинской службы из нашего батальона, которого я сначала принял за вполне благожелательно настроенного «критика» моего «актерского таланта» — почти поклонника: «А что же ты к нам-то сразу не пошел? Ну, ладно. Лежи здесь: выздоравливай».

Две недели в больнице, по сравнению с казармой, мне показались раем и пролетели, как один день. Я и вправду поздоровел. Я бы полежал еще, но «курс лечения» был «успешно завершен».

Получив необходимую справку, возвращаюсь в часть. Все! «Титры», «конец фильма» — пора собираться домой. Но сначала нужно показаться с этой бумагой в нашем лазарете.

И я попадаю к тому самому майору, который навещал меня в палате. До меня доходит, что именно он был бы «режиссером» на моих «пробах», если бы со своим «сотрясением» я пришел сюда вместо городской больницы.

Вот тут-то и выясняется, что «сценарий», по которому я играл все это время, был поддельный, подправленный, и мой «благожелательный критик» оказывается скорее даже не «режиссером», но «продюсером», в руках у которого настоящий сценарий.

Однако «продюсер» благодушен и дает оглушенному «актеру» возможность играть дальше. Конечно, уже по своему сценарию: «Ну что; возвращайся в казарму, отдыхай. От физзарядки я тебя освобождаю. На три дня».

Вот так развенчиваются легенды. Еще не скоро я смогу оценить эту иронию судьбы по достоинству и с легким… сердцем. На самом деле, я до сих не знаю точно, был ли «сценарий» поддельным изначально, или меня в очередной раз развели как лоха…

Попытка уволиться из-за плоскостопия: «Не с головой — так через ноги», — тоже потерпела неудачу. Два раза меня возили в областной госпиталь: полное обследование, серьезный анализ и окончательный диагноз: «Не годен!.. к службе в пограничных войсках, ВДВ и морской пехоте».

Как ни странно, мы действительно не особо представляли, куда нас забирают: вроде бы в элитное и никому пока неизвестное ФАПСИ⁵. На первом по прибытии построении уяснили: инженерно-строительный батальон. Возможно, формально это тоже было ФАПСИ, но совершенно точно не ВДВ, не морская пехота и вообще ничего из того, что новобранец мог бы вообразить себе в качестве «настоящей армейской службы».

Вероятно, многие из нас, новоприбывших, были разочарованы, огорчены даже. Вплоть, думаю, до начала регулярного просмотра репортажей «с мест боевых действий», в которых стали принимать участие и российские войска. Тогда это называлось «Осетино-ингушский конфликт», но и «1-я Чеченская» была не за горами.

Не увенчались успехом и несколько — не слишком, впрочем, настойчивых — попыток подхватить воспаление легких или хотя бы просто серьезно простудиться.

Полагаю, что если бы на какой-нибудь медкомиссии я рассказал об этой своей безумной деятельности, меня бы тут же уволили. Но вот с каким диагнозом? Подозреваю, что даже с моими, как мне тогда казалось, «свободными взглядами», он не слишком бы мне понравился. Да и домой ли меня бы с ним отправили? Не уверен. Поэтому, наверное, и не рассказывал.

И все же успокаиваться я не собирался. Я просто не мог тогда — впрочем, и сегодня сложнейшее искусство «душевной подлости»⁶ остается для меня не вполне достижимым — это сделать. Не давал тот самый «дух сопротивления», давным-давно внедренный в мое сознание. Он же подсказывал элементарный и честный, с детского сада знакомый способ вырваться из невыносимой ситуации — бежать!

Но, видимо, у судьбы были на меня другие планы, потому что как только я осознал эту очевидную, но почему-то не приходившую мне до того в голову возможность, ситуация вдруг несколько раз подряд радикально изменилась. И хотя формально я продолжал оставаться в той же самой армии, окружающие «декорации» стали настолько иными, что я достаточно легко смог дослужить до «дембеля» — даже без единого отпуска и с минимумом увольнительных.

Вместе с бутафорской службой — где нам, двадцати принимавшим присягу новобранцам, единственный раз за все полтора года выдали десять учебных автоматов, которые надо было вовремя передать соседу, чтобы на фотографиях все воины были в должном виде; и пустыми посвящениями, когда, кроме не слишком искренней присяги государству, я за три бутылки водки был неофициально «возведен» в категорию старослужащих; а потом вдобавок зачем-то вдруг еще и крестился в православие, ничего «христианского» так и не почувствовав и не осознав, — для меня закончилось и время липовых справок, и фальшивых диагнозов. Дальше все будет по-настоящему…

V

Конец карьеры

Переломы, травмы, ушибы — преднамеренный обман.

Читтапад. Методическое пособие по целительству

И все было по-настоящему.

Мне не нужна была ни справка, ни тайм-аут от работы, но тем не менее дважды за одни сутки я по собственной воле приходил в больницу. Первый раз, хорошо знакомый коктейль из алкоголя и безрассудства вытолкнул меня — с трудом добредшего до приемного отделения — домой где-то через полчаса: «пустяковая» рана за ухом; обработали, даже зашивать не стали… А еще через пару часов совершенно новое для меня сочетание симптомов реального сотрясения мозга и жуткого похмелья заставило вернуться.

Теория, которую, кося от армии, я когда-то — давным-давно — учил, а потом вполне благополучно забыл, полностью подтвердилась на практике: и жестокая головная боль, и тошнота, и рвота, и головокружение — все это действительно было. И на этом кошмарном фоне я даже не в первый день осознал, что мое левое ухо не слышит ничего… Совсем.

В тот вечер я возвращался с вечеринки, где явно «переборщил» и не только, как обычно, с алкоголем. Танцевал и вовсю заигрывал поочередно с двумя сестрами, обеим намекая на возможность продолжения — и не только танцев.

«Так вот ты какой!» — удивлялась одна из них. Я был такой, или такой была водка, но сестры были немолоды и некрасивы: я не собирался ничего с ними продолжать и ускользнул как бы незаметно домой — к жене, которая должна была полагать, что я задержался на работе.

Смутно помню ощущение угрозы из темных кустов, удар сзади и что-то вроде удавки на шее… Очнулся на земле, голова раскалывается, ощупал — кровь, без денег и паспорта. Вместо дома побрел в больницу, которая опять «счастливо оказалась неподалеку»…

***

Серьезно и ново все это было; и, пожалуй, впервые я начал видеть, как (как бы) уроки жизни переходят в разряд её наказаний (что ли?) за несоблюдение её же законов.

И первым ударом — после левосторонней глухоты — стал крах моей только что начавшейся карьеры. В тот момент я заканчивал аспирантуру и параллельно устроился на новую работу. Но буквально на следующий день оказался в больнице.

Не помню, чтобы я куда-то звонил и кому-то что-то сообщал, но сотрудница отдела кадров пришла ко мне прямо в палату. И сразу же предложила написать заявление об уходе «по собственному желанию». Наполовину оглушенному, мне было все равно, и я без возражений согласился. Так закончилась моя карьера дворника; а продолжалась она ровно три дня, включая субботу. Немного даже жаль: я уже был готов похвастать этим не совсем обычным для аспиранта занятием своему научному руководителю; ведь каким-то странным образом мне поручили убирать половину территории именно вокруг ее дома…

Через пару недель незнакомые дети принесли мой паспорт по адресу прописки. Я уже начал выправлять новый, так что вскоре у меня завелись два паспорта. Интересно, этим можно как-нибудь воспользоваться?

Хотя, пожалуй, не стоит, — обмана в моей жизни было и так достаточно.

VI

Дом-2

Мой дом — тюрьма. Тюрьма — мой дом. Да только я живу не в нем…

Группа «Пилот»

Ибо экзистенциалисты говорят нам, что смысл жизни — это то же самое, что желание жизни, а человек может собраться с духом и пожелать прожить собственную жизнь, только встретившись с собственной смертью.

Кен Уилбер. Проект Атман

Неработающее левое ухо, безусловно, доставляло определенные неудобства, однако не помешало благополучно закончить аспирантуру и остаться в родном вузе преподавателем, и даже дослужиться до должности доцента — до должности, но не звания, хотя и оно никуда бы от меня не делось; и я уже начал собирать документы…

После нескольких недель лечения менингита я переехал из четырехместного, предоставленного мне одному «люкса» ЦРБ, в полностью заселенный двенадцатиместный «хостел» ЛОР-отделения 2-й горбольницы. Прошел там курс хрустких уколов в голову, за уши; маленький, энергичный врач шептал: «Восемьдесят шесть, тридцать четыре, двадцать семь… — а может, кричал мне в правое ухо. — Главное, хотеть слышать все лучше и лучше! Все зависит от тебя! Улучшение есть!»

Я слышал его, и верил, и хотел… А потом он пропал куда-то, так и не закончив мой курс лечения: по слухам, то ли сам слег в больницу, то ли в запой ушел — не знаю. Все равно, спасибо ему, а также всем его «братьям» в белых халатах и сестрам медицинским — тоже.

По сути, опять меня спасли, в очередной раз выходили; что ж: очередное спасибо. И, пожалуй, остановимся на этом — хватит. ХВАТИТ МЕНЯ СПАСАТЬ. И выходить (и входить тоже) хочется уже самостоятельно, и стоять — самому тоже. И убирать за собой я могу сам. Вот только…

«Гудит, как улей, родной завод…»⁷. А также, как «фабрика», «мотор», «генератор», «электростанция». Добавлю и своих ассоциаций: как холодильник, микроволновка, стиральная машина, пылесос, трансформаторная будка, ливень с грозой за приоткрытым окном, швейная мастерская, вагон метропоезда у открытой форточки, мчащиеся по трассе карты, аэродром, с непрестанно взлетающими и садящимися самолетами… А еще иногда, как бесконечно настраивающийся и никогда до конца не могущий настроиться симфонический оркестр — и вот тогда это становится почти невыносимым.

О чем это мы? Пелевин говорит о некоем фантастическом, на первый взгляд, органе в человеческой голове — «уме „Б“», постоянно вырабатывающем боль и страдание⁸. Я — о конкретной, двадцатичетырехчасовой реальности своей головы: о шуме, точнее шумах, которые там постоянно раздаются…

Головная боль прекратилась почти полностью недели через три после того, как я пришел в себя в больнице под Новый 2009 год. А шум остался — разный: громыхание, гул, гудение, жужжание, журчание, плеск, шорох, шипение, свист, звон… постоянно колеблющийся — от тихого шелеста до свирепого рева — непредсказуемый. В нем есть основной фон и отдельные «звуки», «мелодии», «тональности», «инструменты» и их сочетания. Я много раз пытался понять: на что он больше всего похож и как его описать, — но так и не смог. Он не уловим до конца, не понятен, не определим. Единственное, что про него можно сказать точно — он есть и сопровождает каждую секунду моей жизни — в бодрствующем состоянии.

Во сне шума нет. Но это не слишком утешает, ибо «даже сон без сновидений не является свободой — это просто завод пружины перед новым рабочим днем на фабрике страдания».

И все же «выход есть»: «Суть освобождения проста, — сказал Дракула, — <…> Человеку следует перестать вырабатывать <…>, как говорил Будда, дукху. Для этого он должен постепенно заглушить генератор страдания, который он считает самим собой. Затихая, ум „Б“ становится прозрачным, и сквозь него становится виден тот строительный материал, из которого построена вся фабрика боли. Этот исходный материал есть бесконечный покой, блаженство и абсолютно не нуждающаяся ни в каких действиях свобода»⁹.

Oh yeah! Именно то, что мне нужно. Но, к сожалению, ведущий к освобождению, «Тайный Черный Путь», был разработан (Пелевиным) не для людей, а специально «для вампиров». К тому же ни Дракулы, ни Озириса — учителей Рамы — поблизости не наблюдается. И даже если бы были, я не смог бы так просто воспользоваться их наставлениями — все никак не могу привыкнуть — ведь я почти глухой: левое ухо — глухота, правое — тугоухость IV степени…

На самом деле тогда, в больнице, я читал не Виктора Пелевина («Бэтман Аполло» появится только через 4 года), а Стивена Левина: «Постепенное пробуждение» и «Кто умирает?» Но главная тема у них одна, и она меня по-прежнему привлекает.

Однако, видимо, не случайно мне была дана редкая возможность трезво взглянуть на вещи и немного «под другим углом». До меня начинает доходить, что, возможно, пора, наконец, перестать витать в облаках фантазий о Великом Просветлении и возвращаться на землю. Не пробуждение и освобождение, а выздоровление и восстановление — вот вопросы, которые мне предстоит решать в первую очередь.

И поэтому вместо «Кто умирает?» у меня в руках все чаще стала появляться «Тренировка тела и духа» М. С. Норбекова — «методическое пособие для тех, кто готов распрощаться со своими недугами, кто по-настоящему решил работать над собой, кто хочет узнать, на что способна сила его духа».

Но не в тот момент, а только лет через пять лет я по-настоящему осознал, что происходило тогда в больнице — любимом месте для переживания жизненных кризисов. Я действительно был тем, кто пробудился — в очередной раз — и увидел, что умирает (даже как-то уж слишком активно и целенаправленно) и когда-нибудь умрет точно. А вслед за этим чудесным «открытием» последовало и другое — еще более невероятное: я — живой и хочу быть живым, а также здоровым и сильным. И это возможно, говорил мне Норбеков, надо только очень сильно хотеть и тренироваться.

Для начала, решил я, неплохо бы научиться вставать с кровати. Однако при первых попытках это сделать — сюрпризы. Сперва я вообще оказался не способен поддерживать вертикальное положение, даже просто выпрямиться. Позже, пытаясь двигаться вперед, обнаружил, что не могу держать равновесие и идти прямо, не шатаясь из стороны в сторону. Вестибулярный аппарат (или что там?), видимо, тоже поврежден. Еще позже выяснилось, что я не могу ни бегать, ни прыгать…

Но у меня есть «пособие». И «самооздоровительная система». И программа. И методика. И академик-наставник. Мой энтузиазм разгорался. Оставалось только выйти из больницы и взяться за дело. Я готов.

***

Всё: с больницами покончено.

Дома: изучаю медицинскую энциклопедию. «Неврит слухового нерва. Причины разнообразны… менингит, интоксикация лекарственными препаратами, алкоголем… при так называемом хроническом… лечение малоэффективно… слухопротезирование…» — официальная медицина сказала свое веское слово.

Понятно… И совершенно не важно. Потому что теперь у меня есть Программа и Методика, которая исцеляет практически все, включая неврит слухового нерва, язвы и остеохондроз, и весь организм в целом — в «Тренировке тела и духа» все прописано четко и ясно. Главное — настрой на победу, устремленность к цели, интенсивное и качественное желание восстановиться. Да как можно этого не хотеть?!

Я сделал свой выбор, и это первая система, в которую я вкладываясь сознательно и бесповоротно, с реальным желанием, с отчаянной надеждой, по максимуму.

***

В больнице

В больнице обнаружил: / у меня есть тело. / Слабое, больное — живое. / И возникает вопрос: / что мне делать с ним / таким, какое есть — моим? / И ответ как бы прост: / надо на ноги встать / и заново учиться стоять. / Вот только трудно стоять, / когда хочется летать, / а приходится ползать.

Примечания

1

Звиад Арабули. Практика омоложения организма.

2

Кириллов Иван. Стресс-серфинг: Стресс на пользу и в удовольствие.

3

«Битый (парень) — бывалый, опытный, надежный». Из Словаря уголовных терминов.

4

Бездна взывает к бездне (подобное влечет за собой подобное или одно бедствие влечет за собой другое бедствие).

5

Федеральное агентство правительственной связи и информации при Президенте Российской Федерации — специальный орган Российской Федерации, существовавший в период с 24 декабря 1991 года по 1 июля 2003 года.

6

«Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, ошибаться, начинать и бросать… и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость». Л. Н. Толстой.

7

Из народного фольклора. Так звучит первая половина одной, советских времен, поговорки про работу, которая имеет несколько разных вариантов концовки. Впервые я увидел ее в романе Виктора Пелевина «Бэтман Аполло». Оттуда же взяты и четыре следующих сравнения.

8

В. Пелевин, «Бэтман Аполло». Этот «генератор страдания», «электростанция стоит в каждой человеческой голове». Больше того: «я» и ум — это одно и то же. Человек — это и есть ум «Б», «фабрика боли». Все люди — это «просто батарейки матрицы», выведенные специально для производства страдания, которое является пищей для Великого Вампира. Сознание человека — это печка, где она готовится.

9

Все оттуда же.