Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман. Часть 2. Чувство судьбы

Рона Цоллерн, 2015

Прошлое! Как неожиданно оно раскрывает зев! В жизни вдруг обнаруживается брешь – твои воспоминания больше не правда… Семейная тайна требует погружения в минувшее, потому что без этого невозможно будущее. Героям обеих историй – и библиотекарю, и братьям Цоллернам – предстоит путь через лабиринт догадок и обрывочных фактов к обретению ясности. Путь только обозначился, но его не избежать, по нему влечет неумолимое чувство судьбы. Книга с тысячей лиц. Детектив и броманс, лавстори и семейная сага, сказка и психологический роман. Книга-иллюзионист со множеством карманов, в которых спрятаны фамильные тайны, семейные реликвии, древние рукописи, катакомбы и неопознанные могилы, тайные убежища, неутоленные страсти, комплексы, жажда счастья, сокровенные мысли, философские записки о творчестве. Роман для влюбленных… Для влюбленных в книги! Содержит нецензурную брань.

Консультант по темным вопросам

Он оставил дверь незапертой. Доминик вошел тихо, и хотя Луи знал, что тот приехал — увидел машину под окнами, — он все-таки вздрогнул, когда услышал:

— Ну что, младшенький братик? — Доминик подошел сзади к его стулу и положил руки Пеллерэну на плечи.

— Перестань! — дернул плечами Луи, — Ты не обманул — он был доволен этой запиской, велел, чтобы я привел тебя, но я ответил, что сам встречусь с тобой.

— Что ты вообще рассказал? — мальчишка разулся и босиком прошелся по комнате, рассматривая ее.

— Сказал, что, когда поймал тебя, выяснил, что ты работаешь у Цоллерна и предложил тебе сливать мне нужные сведения, сказал, что мне потребуются деньги, чтобы платить тебе. Сказал, что хочу помочь ему, потому что он глава семьи, и мы все от него зависим. И он согласился!

— Еще бы! Кто ж не любит, когда ему лижут.

— Сколько ты хочешь?

— Мне не нужны деньги. Оставляй их себе.

— Чего тогда ты хочешь?

— Иногда есть, или выпить, чаще всего — слушать музыку, курить, гулять и трахаться.

— Сколько ты обычно на это тратишь?

Доминик снял футболку и бросил ее на пол.

— Подожди, — Луи пытался казаться хладнокровным, он отошел в другой конец комнаты, — закончим… с деловой частью. Мы еще не договорились об оплате.

Мальчишка тем временем стянул с себя джинсы и стоял теперь голым.

— Смотри на меня, — голос его звучал сейчас по-другому, он лился из стен и потолка — юный и сильный. Лицо его казалось темным пятном, на котором горели черные зрачки. Он медленно развел руки в стороны, завел их за голову. Снова заговорил, и набегавшая волнами его речь завораживала, как его открытое, освобожденное от всего лишнего тело. — У меня есть голова, руки, ноги, грудь, живот, спина, задница и член, но у меня нет органа, потребляющего деньги! Ты можешь сказать мне, мол, купи себе любую радость для тела или души. И я скажу тебе: любая купленная радость это блуд, это разврат, а разврат это гниение души. Но есть то, чему обрадуется все мое существо, — это любовь, и все устройство человека предполагает, что его главная пища — любовь. И если ты любишь меня, ты накормишь меня и избавишь от жажды, ты будешь веселиться вместе со мной, наслаждаться свободой и счастьем, ты дашь мне тепло, и свет, и тьму. И если я люблю тебя, я сделаю все, о чем ты попросишь, и умру за тебя, улыбаясь.

Луи сделал несколько шагов вперед и опустился перед ним на колени.

__________

Звонок не работал. Роланд стукнул в дверь и тут же отдернул руку — казалось, со следующим его ударом дверь совсем провалится внутрь, такой ветхой она была. Он постучал по косяку. Где-то внутри раздался рыдающий голос, требовательно повторявший: «Вико! Вико!» Цоллерн-старший проверил номер квартиры, записанный в книжке. Квартира и дом совпадают. Он подождал еще немного, прислушиваясь и готовясь откликнуться на вопрос хозяина — кто пришел. Но внезапно дверь отворилась, при этом движении послышались звуки похожие на шелестение бумаги, и Роланд увидел в темном коридоре невысокого сутулого человека. Это был Морель.

— Добрый день, мьсе Морель, — Роланд смотрел на потертые брюки и обвислую кофту хозяина с тем чувством неловкости, какое испытываешь при виде брошенных на произвол судьбы людей, не умеющих устроиться достойно. — Спасибо, что нашли время для меня. Может быть, нам отправится куда-нибудь пообедать? Если вы не против.

— Здравствуйте, Роланд, — негромко откликнулся хозяин. — Я не любитель городской суеты. Студенты, туристы, дети… я отвык от этого… это будет мешать. Проходите, мы отлично поговорим и здесь.

— Хорошо, мсье Морель, — Роланд прошел в узкий коридор. С вешалки, прибитой к стене, свисало столько одежды, что ему пришлось, проходя, развернуться боком, и все равно старые куртки, болоньевые плащи, кофты, целлофановые дождевики и засаленные пальто проехались своими полами по его поджатому животу.

Пол был сальным, Роланд чувствовал легкое прилипание подошв и слышал иногда тихий хруст песка. Комната, казалось, с трудом держит форму — настолько она была забита вещами, даже не вещами, а какой-то шелухой бытия — пакетами от продуктов, коробочками из картона и пластика, плетенками от ягод и фруктов, сеточками, банками, бутылками, салфетками и газетами. На всем, что попадалось Роланду на глаза, пылью лежала тень душевной болезни, у него зачесалось все внутри, и хотя он понимал, что это только его восприятие, не мог отделаться от ощущения копошащейся под этими завалами жизни. Клопы, тараканы, муравьи или мухи, моль, пауки и мыши мерещились ему в каждой щели.

Комната была не маленькая, но свободного места в ней не было. Только узкий проход шагом шахматного коня вел к другой двери. Виктор открыл ее и пригласил Роланда войти. Стараясь ничего не задеть, Цоллерн-старший пробрался через комнату, слыша за собой такое же странное шелестение, вызываемое, очевидно, сквозняком, и ожидая увидеть в следующей комнате что-нибудь подобное, или и того хуже. Но каморка, куда они вошли, была почти пустой, выхолощенной, бесстрастной. Келья, где, видимо, обитал сам Морель, узкая, с единственным окном, выкрашенная в синий, была противоположностью большой комнате. Тут были лишь стол, шкаф и кровать.

— Прошу! — Морель указал Роланду на стул у стола, а сам сел на кровать.

— Благодарю, — Роланд пытался разобраться во впечатлениях, потянуть время, решая, с чего начать, и стоит ли вообще начинать.

— В моем доме теперь живет семья моей дочери, — сказал хозяин, казалось бы совершенно некстати, — а я переехал к сестре…

«Голос за дверью был женским» — вспомнил Роланд.

— Она осталась одна. Что-то в ней сломалось, когда ее сын умер в колонии, да еще у нее начала сохнуть рука… Но она боится врачей, боится, что ее увезут из дома…

— Я могу чем-то помочь вам с сестрой? — «Каково ему жить здесь, с полусумасшедшей женщиной?»

— Чем поможешь? Ее прежнюю не вернуть — жизнь с ней сурово обошлась, с бедняжкой. А мне — что мне нужно? Чтобы дочь была счастлива, внучки ни в чем не нуждались — тут все в порядке, спасибо… Давайте перейдем к цели вашего приезда.

— Да, конечно. Я хотел спросить вас о мече. — Роланд вытащил фотографии и протянул Морелю.

— Значит, Бернар не смог вернуть меч обратно, — покивал Виктор.

— Бернар позвонил вам, когда нашел его?

— Да.

— И он хотел посоветоваться с вами о том, что с ним делать, так?

— Не совсем. Бернар уже принял решение. Будь это клад попроще — проблем бы не было: он стал бы его единственным законным обладателем, но могила, найденная им, и тем более меч явно претендовали на историческую ценность, а такие находки должны оставаться во владении государства в течении пяти лет до выяснения всех обстоятельств и установления хозяина клада. Потом, возможно, Бернар получил бы значительную сумму, но он не хотел ждать.

— Почему?

— Тогда он был на грани разорения. Я мало об этом знаю, я не бухгалтер и не экономист, ваш отец упомянул только, что по совету какого-то своего знакомого вложил много денег в якобы прибыльные акции, но этот человек обманул его.

— А что это был за знакомый?

Конец ознакомительного фрагмента.