Ты мой вызов

Ронни Траумер (2024)

— Далеко собралась, Хрустальная? — насмешливо спрашивает жуткий хриплый голос.– Пусти! — кричу, ногами в воздухе махаю, руками пытаюсь отцепить его лапу от себя, а ему всё нипочём. — Отпусти! — повторяю дрожащим голосом.От отчаяния хочется выть в голос, и, как назло, вокруг ни души, да и вряд ли кто-то рискнул бы прийти мне на помощь.– Отпустить? — удивлённо спрашивает и заднюю дверь открывает. — Как отпустить? Нет, Хрустальная, ты мне задолжала, — добавляет и бросает меня на кожаное сидение, словно мешок с картошкой.Смотрю на Грозного сверху вниз, если замахнуться, можно отпихнуть его и убежать.– Даже не думай, — мотает головой, будто мысли мои читает. — Не усугубляй своё положение, — скалится и захлопывает дверь перед моим носом.

Глава 4 Он чудовище

Господи, кто этот Грозный такой, и на что он ещё способен?

Аля

Сижу, или лежу, не могу понять, тело будто желе, голова такая лёгкая, что я едва нахожу силы держать её прямо. Не чувствую ни рук, ни ног, только прикосновения мужских ладоней. Он сжимает мои щёки так, чтобы я рот открыла и вливает в него воду. Лучше не становится, но сухость в горле исчезает.

Разум затуманен, толком не понимаю, что произошло, что вколол мне этот мужчина, и почему Грозный его избил. Всхлипываю едва слышно, вспоминая ужасную картинку перед глазами. Он с таким зверством снова и снова припечатывал кулак в лицо этому мужчине, наверняка убил. От этой мысли по щекам опять слёзы стекают.

Видела и раньше, как парни дерутся, но не так жестоко. Это было просто ужасно, а я не могла ничего сделать. Даже сдвинуться с места не вышло, всё, на что меня хватило — умолять прекратить. Но голос звучал так тихо, что вряд ли он слышал меня. Выдохнула с облегчением, когда в кабинет ворвался парень и оттащил это чудовище от бедного мужчины.

Его вынесли отсюда, как мешок с костями, никаких признаков жизни не заметила. Господи, кто этот Грозный такой, и на что он ещё способен? Глупый вопрос, я только что стала свидетелем самого жуткого зрелища.

— Дава, это уже звездец какой-то, — доносится до меня голос незнакомого парня. — Хаос был с нами столько лет, а ты его отправил…

— Жить будет, — обрывает друга таким ледяным тоном, что у самой по спине холод пробегает.

— Объясни, какого чёрта? Кто она такая? — парень делает шаг к нам, и я невольно вжимаюсь в спинку дивана, насколько мне силы позволяют.

— Не шугай её, и так пуганая, — рявкает Грозный. — Иди делом займись, — добавляет, продолжая наблюдать за мной.

— Дава…

— Дела, Макс, — прерывает стальным тоном, посмотрев на него жёстким взглядом.

— Да пошёл ты! — бросает тот и спешно покидает кабинет.

«Нет! Нет! Нет! Вернись! Не оставляй меня с ним один на один. Пожалуйста», — мысленно кричу, с тоской смотря на уже закрытую дверь.

— Не бойся, — спокойно произносит Грозный. — Ничего плохого я тебе не сделаю, — накрывает мою щеку своей огромной лапой и большим пальцем вытирает влажную дорожку. — Только хорошо, — ухмыляется, и по глазам вижу, о чём именно он думает. — Но не сегодня, не люблю безвольных, — проговаривает и, встав, снова наполняет стакан водой. — Давай, тебе нужно много пить, — подносит пластик ко рту, и мне ничего не остаётся, кроме как глотать.

— Отпусти… меня… пожалуйста, — выдавливаю из себя, и каждое слово горло царапает.

— Отпущу, — кивает, и во мне рождается лучик надежды. — Когда получу своё, — добавляет и улыбается как-то по-другому, и не скажешь, что несколько минут назад чуть человека на тот свет не отправил. — Трудно жить со стоящим колом членом, Хрустальная, — от его слов у меня щёки горят. — И всё из-за тебя, — взгляд падает на мои губы, потом ниже, в ложбинку между грудей. — Вылечишь от этого недуга, и вали на все четыре стороны, — последнее, что он говорит.

Возмутиться не успеваю, да и вряд ли бы стала, с таким не тягаться. Он не понимает слова «нет», и ему явно плевать на мнение других, у него только одно мнение — его.

— Босс, — в кабинет врывается запыхавшийся мужчина и протягивает Грозному пакет.

— Свободен, — сухо бросает, забрав ношу, и, встав у стола, достаёт из посылки пластиковый пакет с прозрачной жидкостью, тонкий шланг и иглы.

— Нет, — всхлипываю и порываюсь встать, но ноги не держат, и я сваливаюсь на пол.

— Неугомонная, — устало вздыхает, подхватывая меня на руки и укладывая на диван. — Лежи смирно, — указывает и, убрав картину со стены, цепляет пузырь на гвоздь.

«Капельница», — понимаю я, наблюдая за его манипуляциями.

— Хаос накосячил, в твоей крови сейчас гуляет… — он замолкает, смотрит на меня задумчиво. — Что-то вредное, — заключает, только сильнее тревожность поднимая. — Прокапаешься и будешь как новенькая, — договаривает и тянет шланг с иглой к моей руке.

Дёргаюсь, руку прячу, я не могу ему доверять. Он похитил меня среди белого дня, в свою машину запихнул, привёз сюда, где разорвал на мне одежду, явно не с хорошими намерениями, и избил до полусмерти человека. А теперь я должна верить, что он решил меня очистить от «чего-то вредного»? Нет! Махаю рукой, но это бесполезно, Грозный перехватывает руку и прижимает к дивану.

— Не заставляй меня тебя связывать, — пугающе спокойным тоном проговаривает. — Я сказал, ничего плохого не сделаю, пока не наиграюсь.

Сопротивляться нет смысла, да и сил мне не хватит, ну и, конечно, предпочитаю оставаться несвязанной. Лежу смирно, не шарахаюсь и не дёргаюсь. Поднимаю глаза на пузырь, висящий на гвозде, читаю что там написано, намереваясь найти информацию, как только выйду отсюда.

Стоп! А где мой телефон? Я даже не помню, куда его дела. Когда заметила Грозного, разговаривала с Ташей. Чёрт, мои подруги наверняка волнуются, я ведь никогда не пропускаю лекции.

«Ну зачем я ещё и об этом вспомнила?» — думаю, зажмурив глаза и застонав.

— Не ной, я знаю, что делаю, — чудовище принимает мою реакцию на свой счёт.

А я только сейчас замечаю, что катетер уже в нужном месте и выполняет своё предназначение. Даже не почувствовала ничего, у Грозного явно опыт в таких делах есть.

— Где мой телефон? — спрашиваю, отмечая, что голос приходит в норму.

— Я его выключил, названивал без остановки, — небрежно бросает и, присев рядом, пялится на меня.

— Верни, — хотела, чтобы прозвучало твёрдо, а вышло едва слышно.

— Не заслужила, Хрустальная, — хмыкает и глаза опускает.

Проследив за его взглядом, понимаю, что, пока ёрзала, разорванная блузка распахнулась, и теперь сверкаю перед ним грудью в хлопковом бюстгальтере.

Хочу прикрыться, но с досадой понимаю, что в одной руке капельница, а вторая в бандаже. Прикрываю глаза и глубоко вдыхаю, чтобы не разреветься, как вдруг голой кожи касаются холодные пальцы.

4.2

Аля

Дёргаюсь, как от удара током, в голове мысли проносятся со скоростью света: как убежать, чем его ударить, защититься. Всё смешивается, перед глазами картинки прошлого, настолько явные, что, кажется, слышу в ушах собственные крики.

— Да что ты орёшь? — пробивается ненавистный голос, и я понимаю, что кричу я сейчас. — Никто не режет, — спокойным голосом произносит, и я замечаю, что он застёгивает мою блузку на оставшиеся в целости пуговицы.

Дышу тяжело и часто, грудь судорожно вздымается и опускается, а парень с деловитым видом прикрывает моё полуголое тело. На миг я даже задерживаю дыхание, сбитая с толку его поведением.

— Сказал ведь, не трону сегодня, — говорит и бросает на меня тяжёлый взгляд. — Мне так не надо, Хрустальная. Я отдачу люблю, а не заплаканную морду, пусть и симпатичную. Ясно? — я едва заметно киваю, пытаясь унять бешеный стук сердца.

От его слов мне не легче, вот ни капли. А разве может полегчать, когда тебе обещает такие вещи человек, который пять минут назад избил мужчину до полусмерти?

— Лежи и не двигайся, — приказывает и поднимается с дивана.

Краем глаза слежу за ним, не веря ни единому его слову. Нельзя таким доверять никогда, и бежать от них как можно дальше. А я могу? Нет. Не могу бросить учёбу, расстроить родителей, которые так мною гордятся, и подвести их.

А что я могу сделать? Как противостоять такому парню? Он чудовище, и не только потому, что похитил меня, а по его поведению, манере разговаривать в приказном тоне, и, естественно, по сцене с врачом.

«Я отдачи хочу», — всплывают его слова, и над моей головой загорается жёлтая лампочка. Такие, как он, не привыкли получать отказы, а я мало того, что послала тогда в этом клубе, так ещё и по яйцам дала. Грозный явный хищник, и просто так не отпустит жертву, пока не съест её. Значит, ему моё сопротивление только в кайф, из всего этого я делаю вывод, что, как только я начну на нём виснуть, он потеряет ко мне интерес. Скучно, когда жертва сама в костёр шагает, и тебе остаётся только сожрать её.

Надо взять себя в руки и перестать пугаться его. Надо забыть прошлое и не сравнивать. Надо быть покорной дурочкой, из тех, что хихикают на всякую глупость, и не потому, что хочется понравиться, а потому, что и правда смешно.

— Слушаю, — вырывает из мыслей, а точнее от постройки плана, грозный голос Грозного. — Что значит «провалили»? — рычит кому-то в трубку. — Подожди, — говорит через минуту, и я слышу, как отъезжает рабочее кресло. — Без глупостей, Хрустальная, — бросает мне с предупредительными нотками в голосе и выходит из кабинета. — Мне, твою мать, насрать… — вздрагиваю от жуткого тона за дверью.

Тяжёлые шаги стихают, а грубый бас звучит всё тише. Первый порыв — убежать, сверкая пятками, — я усмиряю, ведь план не такой, да и вряд ли, смогу дальше двери уйти. Окон здесь нет, потому что это подвал, а по клубу шастают охранники, так что только сильнее его разозлю. И ждать непонятно чего не могу и уйти не могу и… только не плакать! Слезами делу не поможешь, я сильная, храбрая и умная девочка. Испугалась, да, но всё из-за воспоминаний, но ведь, если Грозный был бы как… он бы взял, что хочет, и выбросил, но он не стал. Значит ли это, что и правда пока ничего плохого мне не сделает?

А вот и посмотрим, сейчас самое главное — отправить в спячку ту напуганную шестнадцатилетнюю девочку и отдать бразды правления той Але, которую все знают — сильную, независимую и умеющую закрыть рот любому наглецу. Думаю и тут же вздрагиваю, когда дверь открывается, и в кабинет заходит его владелец.

Ну же, Аля, хватит трястись перед ним. Убить — не убьёт, и брать силой не станет, потому что так ему не интересно. Ты в безопасности.

— Минут пять ещё, и я отвезу тебя, — сообщает, бросив взгляд на пузырь над моей головой.

— Я могу вызывать такси, — отвечаю ровно и гордо, рассматривая с интересом потолок.

— Не позволю, чтобы моя девушка разгуливала полуголая по городу, — проговаривает и усаживается обратно за рабочий стол.

Что он там делает? Такой вид сосредоточенный, будто важные документы составляет, хотя он ни капли не похож на бизнесмена.

— Я не твоя девушка, — запоздало отвечаю и мысленно даю себе подзатыльник.

Планировала ведь вешаться на него, как любая клубная тёлка.

Грозный ничего не говорит, только насмешливо хмыкает. Не имея, что сказать, я слежу за капельницей и считаю каждую капельку, до самой последней. Отвлекают шаги, нависшая надо мной тень и шлейф древесины, исходящий от него.

Парень со знанием дела вынимает катетер, заклеивает пластырем место, где была игла, и опускает рукав, пока я молча лежу и слежу.

— Вставай, — приказывает, закончив все манипуляции.

— Нет, — заявляю я, и слышу стук собственного сердца в ушах.

— Не понял? — прищуривается, от чего кажется ещё грознее.

— Я передумала, — не говорю, мурлычу как кошка. — Давай сделаем то, зачем мы сюда пришли, — стараюсь не выдать себя дрожащим голосом и переключаю его внимание на собственные пальцы, проводя ими по своей груди.

В глазах парня вижу азартный огонёк, и я понимаю, что, возможно, — нет, точно — мой план полное фуфло.

— Хорошо, — ухмыляется, и одуматься не успеваю, как он оказывается между моих раздвинутых ног.

4.3

Аля

Убеждаюсь, что у меня напрочь отказали мозги и я слишком переоценила свои силы. Стоило парню прижаться к моей промежности своим каменным пахом, как я заорала на весь кабинет. Принялась отбиваться, толкать его ногами и руками, бить по плечам кулачками, царапать его лицо. Вдруг мне закрывают рот грубой ладонью, и вынуждено замолкаю, смотря перед собой испуганным взглядом.

— Запомни, Хрустальная, — чётко, по слогам. — Никогда не дёргай зверя за усы, он может тебя и сожрать, — пугающе тихо проговаривает, придавив меня к дивану своим весом так, что мне даже дышать нечем. — А теперь встала, привела себя в порядок и не издаёшь ни звука. Поняла? — я только киваю в ответ, но облегчения ещё не чувствую, даже после того, как он встал с меня и застыл у стола.

Плечо ноет, посылая болезненные импульсы по всей руке, от того, что мне пришлось его напрягать, пока отбивалась. Сама виновата, решила переиграть его, будто и не поняла, что такого, как он, фиг обыграешь.

С одеждой справляюсь с трудом, вернее никак, — блузка едва держится на оставшихся двух пуговицах, а куртку я и вовсе самостоятельно не надену. Руку тревожить не хочу, и так болит, что выть в голос хочется. Вздрагиваю и подаюсь назад, когда Грозный бесшумно приближается и уже нависает надо мной как скала.

— Не дёргайся, — нервно бросает и ловко надевает на меня куртку. — Хрустальная, — неожиданно усмехается, и из глаз исчезает раздражительность. — Разбиваешься быстро, в детстве, наверное, вечно с разбитыми коленками ходила, — добавляет, а я злюсь.

«Ничего я не разбиваюсь», — хочется крикнуть ему в лицо, но только зубы сжимаю. Да, я была активным ребёнком, лазила везде и всюду, и в самом деле вечно с разбитыми коленками, но он не имеет права говорить мне такое.

Я, в отличие от него, родилась и выросла в селе, где из развлечений были догонялки, прятки и футбол на пустыре. Летом мы ходили на речку, а там тебе не пляж в Дубае с белым песком, каждый раз что-то да расцарапаю себе об имеющиеся там камни. В принципе, я могла и дома что-то себе разбить, хозяйство у нас большое, животина, огород, работы всегда много. И в желании поскорее все задачи сделать, чтобы папа отпустил нас с сестрой к ребятам-соседям, мы торопились. А как известно, спешка ни к чему хорошему не ведёт.

— Злишься, — хмыкает, вырвав из воспоминаний.

Как бы я хотела сейчас вернуться в беззаботное детство, где единственной проблемой было отпроситься у отца погулять. А не вот этот Грозный, которому плевать на людей и их мнение.

— Мне нравится, — усмехается и облизывается, как наевшийся сметаны кот. — Твои эмоции очень вкусные, — шепчет, наклонившись к моему лицу. — Поехали, отвезу тебя в общагу, а то передумаю, — бросает, отходя от меня.

Испугавшись, спешу к двери, пока парень хватает со стола ключи от машины и телефон. Не собираюсь ждать, хочу на воздух, на запах свободы. Толкаю тяжёлую металлическую дверь и упираюсь носом в спину охранника. Мужчина молниеносно поворачивается и хмурится, смотря на меня сверху вниз.

— Куда собралась? — грубым тоном спрашивает и, сжав моё плечо, толкает обратно в кабинет.

— Руки! — рявкает за спиной Грозный, и мужчина убирает от меня свои конечности, словно я отравленная, а он может что-то подхватить, и отходит в сторону, освобождая путь. — Иди, что встала?! — толкает меня в спину, явно не рассчитывая силу, хотя, наверняка, ему просто плевать.

Быстро перебираю ногами по коридору, уже предвкушая, как закроюсь в своей комнате и спрячусь под одеяло. В институт мне сегодня уже не попасть, из-за чего на душе кошки скребут. Я не пропускаю лекции, что бы ни случилось, хоть Армагеддон, цунами или метель. Несмотря ни на что, я очень хорошо училась в школе, потому что папа вечно твердил, что в жизни ничего не добиться, если у тебя нет высшего образования.

— Смотри на меня, доча, не доучился и что имею? — говорил он как-то вечером.

— У нас всё есть, пап, — отвечала я, не понимая, что его не устраивает.

— Есть, но могло быть больше, — кивнул. — Ремонт получше, машина поновее… — замолчал и выдохнул.

Я всё равно не понимала, что его гложет, может, сам факт, что не получил диплом, или то, что он бросил университет, чтобы пойти работать и помогать своему брату доучиться. Дядя Валера учился на врача, а там деньги нужны были, и у них с папой был только отец, который уже мало что мог. Знаю точно, что его расстраивает то, что дядя Валера уже много лет и не вспоминает о родне. Если случайно встретятся где-то в городе, обмениваются парой слов, но на этом всё.

Из-за того, что сам не доучился, папа с детства вбивал нам в голову, что высшее образование — очень важный этап в нашей жизни. Когда я поступила в наш институт, моей гордости не было предела. Ведь вуз предоставляет только двадцать бюджетных мест, и мне удалось урвать себе одно. Ещё больше радовалась, когда папа похвалил и сказал, что очень мною гордится.

— Свободна, — раздаётся слева от меня, и я только сейчас понимаю, что так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как приехали.

Хватаюсь за ручку и собираюсь унести ноги как можно дальше, пока этот красивый внешне, но уродливый внутри парень не передумал отпускать меня.

— Хрустальная, — прилетает в спину, едва я выхожу из машины.

Поворачиваюсь и со стучащим сердцем смотрю на него, а Грозный лениво достаёт сигарету, прикуривает и выпускает клубок дыма в окно.

— Сильно не расслабляйся, — медленно, словно я могу не понять. — Ещё раз встречу, просто так не уйдёшь, — договаривает и смотрит таким взглядом, что у меня ощущение, будто получила кулаком под дых.