Пурпурный Рассвет. Апогей

Руслан Темир, 2023

Прошло три месяца с “Пурпурного рассвета”, а остатки человечества столкнулись с угрозой, более страшной, чем гибель от эпидемии. Горстка выживших пытается противопоставить хоть что-то машине порабощения, но почти все их попытки приводят к провалу. На месте каждой отрубленной головы Гидры, вырастают новые.

Глава 3

24 сентября

08.17 по московскому времени

База “Исток”

В медблоке, в отличие от всего “Истока”, тихо. Если на территории постоянно кипит жизнь, то в стенах госпиталя царит спокойствие. Раненые либо спят, либо просто лежат. Уже не слышно вчерашних стонов и нет суеты, только медсестры изредка ныряют в палаты, проверяя состояние пациентов или принося лекарства.

Джавид осторожно, на цыпочках, прошел до нужной двери и аккуратно открыл. Сахаров не спит. Лежит и смотрит в окно с безразличным лицом.

— Здорова, мужик. Ты как? — Кочарян сел на стул рядом с кроватью, и поставил на пол принесенную сумку.

— Как видишь, развлекаюсь, лежу. — Марк повернулся и скривился от боли.

— Сильно болит?

— Нормально. Такое чувство, что мне в живот засунули миксер и нехило ак его там покрутили.

— Представляю. Думал, чего тебе притащить, из еды ничего нельзя…

— Я бы сейчас за бургер душу продал, или на худой конец от шаурмы бы не отказался. — Сахаров облизнул пересохшие губы.

— Так вот. — Джавид достал из сумки ноутбук и наушники. — Решил, что тебе не помешает. Я там фильмов всяких накидал, сериалов, книг. С жестких дисков Прайса наскачивал, и только потом понял, что он все уже в нашей сети выложил. Хоть как-то время коротать будешь. Как сможешь сидеть, и поиграть во что-нибудь можно будет.

— Спасибо. — Искренне ответил Марк, и сам удивился своему тону. — Так действительно будет легче. А девушку то как зовут?

— Какую девушку?

— Ну твою, или ты соврал?

— Сам ты соврал. — Кочарян положил ноут на тумбочку, где Сахаров мог до него дотянуться. — Аня, прикольная такая. Оператор, на вертолете летает. Татушка на шее. У нас с ней столько общих интересов, прошаренная еще больше чем я. Часами болтать можем.

— Тоже ходячая энциклопедия по поп-культуре?

— Не, она — личность многогранная. Это я задрот, а она вообще во всем разбирается. С ней даже про компы поговорить можно и ей это по настоящему интересно. Главное — я ей реально нравлюсь. Сама приходит, даже днем несколько раз ко мне на склады наведывалась.

— Ты прямо жить начал. — Хмыкну Марк.

— До “Пурпурного” я для девушек был невидимкой. Нафиг им нужен какой-то гастарбайтер. Сутками пропадал на работе с шестнадцати лет, склады, распределительные центры. Катался себе на погрузчиках и все, что я видел это тысячи коробок. Да и разговаривать с девушками я не умел. Тушевался сразу, начинал нести чепуху. Уже смирился с мыслью, что так и помру инцелом. В восемнадцать перебесился и как-то забил на это.

— А чего ты вообще хотел? Ты же не собирался всю жизнь работать грузчиком?

— Деньги копил, думал уехать. Сначала выбирал между Канадой и Австралией. Страны построили эмигранты, надеялся, что хоть там не буду извечной белой вороной. Начать жизнь с чистого листа, сменить профессию. Всю жизнь мечтал податься в развлекательную индустрию, кино там, геймдевелопмент. Нравится мне это. Но потом осознал, что виза в эти страны мне не светит, и решил переехать в Аргентину. Да и испанский как то лучше пошел, с английским беда полная. Накопил уже нормально так, еще пару лет и точно бы уехал. А тут эта эпидемия, и все накрылось медным тазом, деньги мои превратились в скриншот с телефона, с цифрами на банковском счету и ехать больше некуда, весь мир умер.

— Зато видишь, как все повернулось. Девушку нашел.

— Сначала я тебя нашел, и многому у тебя научился. Уверенности в себе первым делом. Если бы не общался с тобой, я бы и от Аньки шарахался бы, как от огня. Мы уже даже целовались, представь. Она еще так удивилась, думала я застенчивый. А я взял инициативу на себя, чего теряться, неизвестно, сколько мы еще проживем, со всем что вокруг происходит. Вот поправишься, я вас обязательно познакомлю. Она тебе понравится.

Сахаров чуть улыбнулся. Такая привязанность Джавида его одновременно и забавляла, и в то же время успокаивала. Только сейчас он понял, что относится к нему, как к младшему брату, хоть он почти ровесник, разница всего год.

— Как там Тимур? — Спросил Марк.

— Не знаю. Я его со вчера не видел. Он отоспался и улетел в “Восход”, решать вопросы по безопасности. Во сколько прилетел не знаю, мы с вечера с Аней у нее сидели, играли в компьютер и болтали о всяком.

— Если увидишь, попроси его ко мне зайти. Хорошо?

— Без вопросов. Может тебе еще что-то нужно?

— Ага, гены Россомахи, чтобы пузо быстрее зажило.

Джавид громко засмеялся и тут же заткнул себе рот, осмотревшись по сторонам.

14.24 по московскому времени

База “Исток”

“Достали, блин, со своими расспросами”. — Подумал про себя Юлаев, шагая в сторону госпиталя.

Только что встреченный Кочарян, увидев заспанное и опухшее лицо занялся: “что с тобой”, “может тебе плохо”, “отдыхай больше”. Какая ему разница? Что, выпить уже разок нельзя, расслабиться? Последний раз пил три месяца назад. Ничего криминального не случилось, подумаешь, опрокинул бутылку вискаря. Странно, как все остальные еще не спились в этом дурдоме. Но нет, человека нельзя оставить в покое. Надо его донимать. А вам не все равно?

Суетливые медсестры снуют из палаты в палату, бросая внимательные взгляды, на вошедшего. Такое ощущение, что они с расстояния чувствуют запах перегара, и осуждают, как любой взрослый, заставший подростка с бутылкой алкоголя или сигаретой.

“Да идите вы все к чертям собачим. Я могу делать, все что захочу. Давно уже не маленький.”

Тимур опустил взгляд в пол и зашел в палату Сахарова.

— О, привет. — Марк попытался приподняться на кровати, но у него не вышло. — Что-то ты выглядишь не очень.

— Только ты не начинай. Меня Джавид уже допек. Выгляжу, как выгляжу. Ты как? — Тимур опустился на стул и осмотрел палату в поисках любой жидкости, которую можно выпить.

— Нормально, жить можно. Ты загулял вчера что ли? Я от твоего перегара сейчас сам опьянею.

— Какая разница?

— Большая. — Сахаров сменил тон на серьезный. — Мы же там вчера оба были. Я тоже все это видел и пережил. Только моя психика уже травмирована, я с этим живу несколько лет. А для тебя это было впервые. Я прекрасно понимаю, что может произойти с неподготовленным человеком, пройдя он через такое. И твое поведение сейчас только подтверждает, что прошедшая ночь не прошла бесследно. Знаю, о чем говорю, сам себя так же вел, и ты знаешь, к чему это привело.

— Ты хочешь сказать что я слабак? — Юлаев скрестил руки на груди.

— Нет. Не додумывай за меня. Наоборот, говорю, что ты самый нормальный человек. А крыша от такого может поехать даже у самых ментально сильных людей. Это не показатель крутости или выносливости. Только человек, с психологическими отклонениями, может пережить такое и никак не отреагировать. Вот если бы ты сегодня ходил веселый и бодрый у меня было бы намного больше вопросов. Самое главное — не замыкаться, не уходить в себя. Поделись с кем-то своими переживаниями и мыслями, да хоть со мной.

— Я в порядке, мне не нужна психотерапия.

— Не отталкивай тех, кто хочет тебе помочь и не будь дураком. Ты сам прекрасно понимаешь, что ты не в порядке. Блин, ты совершаешь ровно те же ошибки, что и я. Когда Миры не стало, я обозлился на весь мир. Ненавидел буквально каждого, и себя, в том числе. Братья, Альберт и Герман, всеми силами пытались вернуть меня к нормальной жизни. Сейчас я это понимаю, но тогда воспринимал их опеку прямо как ты сейчас нашу. Мне казалось, что они хотят показать мои слабости, что они не понимают меня, что им важно лишь продемонстрировать свое превосходство. От этого я зарывался глубже и глубже, пока не провалился в пропасть маниакально-депрессивного синдрома и не поселился в психушках. Будь я хоть немного сильнее или умнее, то не отказывался бы от помощи, послушал братьев и избежал бы того, что разрушило мою жизнь и добило родителей. Да, это моя вина. Потерять одного ребенка — самое тяжелое, что может испытать человек в жизни. Но видеть, как на твоих глазах сходит с ума и гробит себя второй — этого они не вынесли. Сначала мать, приступ сердца. Злая ирония жизни, отец — один из лучших кардиохирургов в стране, и его жена умирает от приступа. Через полгода не стало и папы, не смог он жить без двух детей и любимой, для него семья была всем. Так что ПТСР ранит не только тебя, он отравляет все вокруг своими липкими лапами. Один ты из этого не выберешься, поверь.

Тимур молча смотрел в одну точку, слушая, но ни как не реагируя на слова.

— Я тебя ни о чем не прошу. Тебе не надо ничего делать. — Продолжил Марк. — Просто не отгораживайся. Вот Джавид на первый взгляд взбалмошный и вечно шутит, но у него золотое сердце. Он реально переживает за тебя и хочет помочь, по себе знаю. В любой момент можешь прийти ко мне. Я в этих ботинках намотал не одну тысячу километров и стер ноги до крови. Что для тебя сейчас ново, для меня уже привычно. Больше всего не хочу, чтобы ты превратился в мое подобие. Это не жизнь. И дня не проходит, чтобы я не жалел о совершенных ошибках.

— Вот это тебя разобрало на откровенность. — Пробурчал Тимур.

— Ну кто-то же должен начинать. Я первый раз озвучил эти мысли. И, знаешь, стало легче. Ты тоже попробуй. Вроде просто слова, а действуют волшебно. Сам раньше ненавидел задушевные беседы с мозгоправами, но им на тебя все равно, они лишь выполняют свою работу. А вот так поговорить с другом, этого мне не хватало, даже очень.

— Что же ты не стал с нами говорить, когда сбежал из “Истока”? — Парировал Тимур.

— До тебя не достучишься… — Выдохнул Сахаров. — Потому что был дураком, обиделся. Задело, что вы во мне усомнились. Изнасилование — жесточайший триггер для меня. Потерял над собой контроль, вспылил. Когда уединился, остыл и осознал, что рубанул с горяча. Вы тогда тоже хороши, и не говори, что вы не сомневались. Я, может, и псих, но такое понять могу. Ладно, не буду тебя грузить. Хочется оторваться и выплеснуть накопившееся, валяй. Если станет от этого легче, то ты вправе делать что в голову взбредет. А как захочется поговорить, знаешь где меня искать. Судя по всему, я еще не скоро выберусь из этой палаты.

Тимур молча кивнул и направился к выходу.

28 сентября

9.43 по московскому времени

Завершая утренний обход пациентов, Мила подошла к последней палате, расположенной ближе всего к операционной. Открыла дверь и на секунду застыла. Воеводов лежал с открытыми глазами и смотрел в окно.

— Очнулся? — Людмила подошла и посмотрела на показатели прикроватного монитора: пульс и давление в норме.

— Я в “Истоке”? — Сиплым голосом спросил Вадим.

— Да. Меня зовут Людмила, можно просто Мила. Врач. Проводила твою операцию.

— Сколько я был без сознания?

— Четыре дня. Я я думала, что пробудешь в коме намного дольше.

— В коме? Сильно меня потрепало?

— Достаточно. С кровати вставать пока нельзя — швы разойдутся. Зашили тебе несколько артерий. — Мила осмотрела повязки, чистые, следов проступающей крови почти нет.

— Что с моими людьми? Сколько выжило? — Вадим на мгновение зажмурился. — Что с Максимом?

— К нам поступило тридцать семь человек. Всем оказали необходимую помощь. Среди раненых никого по имени Максим нет. — Сказала Мила, как можно мягче.

— Сука… — Выдавил через зубы Воеводов. — Прости, это я не тебе. Вырвалось. Ты можешь позвать ко мне кого-нибудь из ребят? Князева, Прайса, Тимура или Марка.

— Марк лежит в соседней палате, тоже после операции. Стив последние дни отсутствует на базе. Свяжусь с Тимуром или Сашей и сообщу им.

— Хорошо. — Вадим опять отвернулся к окну. — Спасибо за старания, но не стоило меня вытаскивать с того света.

* * *

Услышав шаги в коридоре, Воеводов лег чуть выше, стараясь принять полусидящее положение. Это Князев, сто процентов, узнал его сразу по манере ходить — шаг вальяжный, расслабленный, и немного хромает на правую ногу. Дверь открылась, точно Саша, не ошибся.

— Привет. Звал?

— Да. Присаживайся. У меня много вопросов. — Непривычно смотреть на людей с уровня их пояса, даже сесть нельзя.

— Быстренько ты оклемался. Четыре дня назад вообще не знали, выживешь ты или нет. — Князев развернул стул и облокотился на спинку.

— Думал что Юлаев придет. Хотел расспросить о своих.

— Тимур сейчас не в кондиции. Он пьет с того вечера. Пытались его вразумить, бесполезно. Хотя бы в квартире сидит, перестал гонять по базе ночью на квадроцикле. Я уж думал или сам убьется, или кого-нибудь покалечит. Пусть по бунтует немного, потом отпустит.

— Не отпустит. — Вадим цокнул языком. — Пацан насмотрелся. Он в буквальном смысле слова в аду побывал. Оставите его в таком состоянии — пиши пропало. Или пулю в лоб пустит, или сопьется.

— И что прикажешь с ним делать? Мы все пытались с ним разговаривать, он только огрызается. У нас здесь нет психиатров.

— Приведи его потом ко мне, поговорю с ним. Уже не раз сталкивался с подобными случаями. Как там мои люди?

— Хм… большинство здесь, по соседству. Целыми выбралось человек двадцать. Они сейчас в “Востоке” под командованием Серго, помогают с пленными.

— Серго? — Воеводов удивленно вскинул бровь.

— Да. Он вызвался нам помогать. Сказал, что нечего людям зря сидеть.

— Молодец, правильно сделал. Остальные сильно ранены?

— Четверо уже никогда не встанут в строй, потеряли конечности. Остальные со временем поправятся, физически точно. А вот морально — не знаю. Они не ровня тебе и Марку, так же как и Тимур, могут словить ПТСР. — Князев посмотрел на стены, представляя как лежат в прилегающих палатах раненые и что им снится.

— Ясно. А Максим? Со мной был, на верхних этажах.

— Когда Юлаев с Марком к вам добрались, один из нуклиевцев вас из подствольника накрыл, Марк рассказал…

— Это я помню, с Максом что?

— Один из твоих ребят закрыл тебя от взрыва своим телом. Здоровый такой, бритый на лысо. Он не выжил, осколок угодил в затылок.

Воеводов закрыл глаза. Такая жертва, а ради чего? У него хватило бы времени сигануть за бетонные обломки и спасти себе жизнь. А он выбрал защитить собой командира…

— Соболезную. — Тихим голосом сказал Князев.

— Это лишнее. — Вадим сглотнул. — Что вы дальше планируете? Моя вылазка провалилась. Нуклий еще цел и невредим. На мою базу под Майкопом они не полезут, знают, что штурмовать военный объект повышенной секретности — сущее самоубийство. Первым делом анклавовцы захотят реваншировать проваленную высадку.

— Мы уже думали об этом. Но они не знают наши возможности. На что способны наши вертолеты, ты уже сам знаешь. Летают на восемь-десять тысяч километров и управляются дистанционно.

— Дистанционно? Восемь-десять тысяч? Вы что, дронов из них сделали на ядерном топливе?

— Они на электродвигателях. Управляются, да, по типу коптеров. Здесь сидя операторы, и в режиме реального времени командуют “птичками”.

— Как вы этого добились? У вас среди выживших Илон Маск затесался? — Воеводов не верил услышанному.

— Похлеще. Помнишь, при штурме “Рассвета” нам кто-то помогал? Хотя откуда ты помнишь, ты же нас тогда мало того что бросил, так еще чуть не угробил своими ракетами. Так вот, этот помощник и есть наш Маск. Странный, но гениальный Кир Лесной. Подогнал нам неограниченное электричество, просто сумасшедшие аккумуляторы, такие что раз зарядил, и на месяц можно забыть. У нас уже почти вся техника и электроника на них работает. Вернемся к Нуклию: мы знатно прокачали нашу оборону, так что их атак не боимся, даже ракетного обстрела. Лесной — пацифист, хочет решить все мирным путем. Мол, люди сами увидят, что из себя представляют общины, а мы предоставим им альтернативу.

— Не увидят, человек из двух зол всегда выбирает то, при котором не надо ничего делать.

— Воооот! Я о том же всем твержу, а меня никто не слушает. По моему мнению, надо нанести превентивный удар. — “Прайсу бы понравились такие выражения.” — Подумал про себя Саша. — Не сидеть на жопе ровно, а решить проблему раз и навсегда. Просто раскатать их ракетами, как ты “Зарю” и “Рассвет”, а для подстраховки еще и с вертолетов накрыть. Там же не будет гражданских, одни безопасники. Этих вообще не жалко.

— План, конечно, хороший, но есть два нюанса. Первый: нельзя уничтожить Нуклий, он всего лишь звено, ведущее к сердцу анклавов — Проталию. А вычислить его можно, только забравшись в самое нутро Нуклия и докопавшись до их сетей коммуникации. Второй нюанс: как ты собираешься искать Нуклий? Мои бойцы знали примерные координаты, две недели землю носом рыли, а в результате мы угодили в западню. Там сидят далеко не дураки, хорошо знают свое дело. — Поерзав на кровати, Вадим чуть повернул тело набок, спина и ягодицы затекли от одного положения.

— Если над первым надо подумать, то со втором точно разберемся. Когда отбили штурм, выхватили хороший бонус — взяли в плен Пимона и бывшего главу “Полуночи”, Есаяна кажется. Серго его опознал. Один из них точно должен знать, где змеиное гнездо.

— Вот это неожиданный сюрприз. Уже пытались их разговорить?

— Серго пробовал, но ничего не вышло. Крепкие ребята, упертые. Даже лишившись нескольких зубов, молчат как рыбы.

— Смотрите, сильно не усердствуйте, а то пришибите ненароком. Серго мужик горячий, может перегнуть. Ладно, спасибо, что зашел и поделился мыслями. У меня голова еще туго соображает, до конца в себя не пришел. Посплю немного, может полегче станет. И насчет Тимура, я серьезно, приведи его ко мне, не пускайте это на самотёк.

— Хорошо, поправляйся. Как выловлю Юлаева трезвым, силком его сюда притащу.

30 сентября

12.31 по московскому времени

База “Исток”

Серго вошел в палату с авоськой в стиле СССР восьмидесятых, наполненной яблоками и грушами.

— Прости, Командир, классических апельсинов и бананов не нашел. Для мандаринов несезон. — Абухба подошел к койке и посмотрел на Воеводова. Уже успел похудеть, лицо осунулось, бороду сбрили, чтобы защит рассечение на скуле, все тело покрыто бинтами и повязками, вьются провода датчиков.

— Да я все равно жевать почти не могу. Лучше бы детского пюре притащил. — Воеводов снова попытался подняться на кровати, вышло чуть лучше, чем в прошлый раз.

— Скоро на ноги встанешь? Что врачи вообще говорят?

— Не скоро. — Воеводов посмотрел на свое тело, непривычно вот так лежать слабым и бессильным, бесит до ломоты в зубах. — Как там ребята?

— Нормально. Помогаем в “Восходе”. Пленники приходят в себя, бунтуют. Держим их в узде, стараемся бережно, без применения силы. Сегодня там собрание, Князев будет перед ними выступать. Важный день. Та же дилемма, что и у тебя была: куда отправить тех, кто не согласиться остаться? Только вот второго “Истока” нет, и отпусти их на все четыре стороны, люди тут же ломануться обратно в общины и пополнят ряды следующей атаки. Не знаю, что там Саша со Стивом придумали. Я вот начал тебя понимать, почему ты так радикально с “Зарей” поступил. Сам бы, конечно, так не сделал, но задумался бы об этом точно. — Серго достал яблоко из авоськи, протер его об камуфляжную куртку и надкусил. — Жаль тебе нельзя, обалденные. Название еще такое — Голден Делишес, заморское какое-то. Возле Криницы сад большой, все деревья яблоками увешаны. И собирать некому. — Тяжело вздохнул. — Бойцы за тебя переживают. Каждый день спрашивают, как ты там.

— Пусть привыкают к мысли, что они теперь часть “Истока”. — Выдавил слова Воеводов. — Нет больше нашей армии, я больше не их командир. Хватит, навоевались.

— Все? Сдался? Бросишь дело на пол пути, споткнувшись?

— Давай только ты не будешь мне морали читать, хорошо? Я здраво оцениваю прошедшие события. — Вадим провел языком по зубам, мозг тут же подсунул совсем глупую и неуместную мысль: “почистить бы не мешало”. — Я переоценил себя. Решил, что смогу руководить целым войском, хоть и немногочисленным. Пока я действовал один, никаких проблем не было. Нет у меня должных навыков для командира. Пойми, я всю жизнь был разведчиком-диверсантом. Знаешь кто это такие? — Серго отрицательно помотал головой. — Мы работали или одиночками, или маленькими группами по шесть-десять человек. Почти всегда на территории врага. Устранение людей, захват и точечное уничтожение стратегически важных объектов, добыча секретной информации, организация мятежей и бунтов. Мы призраки, о нас никто не знает. Ты должен раствориться в толпе, затеряться в лесу, влиться в ряды противника. Мы сами проводили разведку на месте, строили план миссии и выполняли ее, даже эвакуировались всегда сами. В случае провала ты остаешься один, государство, во избежание международного скандала, умывает руки. И мы знали на что шли, были к этому готовы. Вот этим я и занимался всю жизнь. А вести в бой двести человек, отвечать за них, подставлять под пули совсем зеленых людей — ну нет, спасибо, с меня хватит. Сначала провалившийся штурм колонны. Обвели, как мальчишку. И вроде бы должен учиться на своих ошибках, но нет. На волне успеха в крае, решил, что мне по силам тягаться с такой махиной как Нуклий. Только там тоже не идиоты сидят. А я возомнил себя стратегическим гением, только они оказались на два, а то и на три шага впереди. Результат: три четверти людей убиты, Нуклий цел и невредим, и мы даже не знаем, где он находиться. И, что самое обидное, я выжил. Макс и почти полторы сотни людей погибли за меня, а я теперь лежу и прохлаждаюсь на больничной койке. Так что все, это мое окончательное решение, последний приказ. Вы примыкаете к “Истоку”. Им нужны люди, тем более такие толковые как ты. Здесь за безопасность отвечает совсем зеленый пацан, да талантливый и упорный, но неопытный и необстрелянный. Серго, ты прошел через мясорубку Грузино-абхаской войны, у тебя опыта хоть отбавляй. Помоги им, так и мне будет спокойнее, что “Исток” в безопасности. А я… — Вадим на мгновение замолчал и отвернулся к окну. — Если уж я выжил, то воспользуюсь этим. Не оставлю жертву Макса напрасной и сделаю то, что лучше всего умею. Я сам найду Нуклий. А вы живите. Здесь хорошо, ты сам это уже увидел. У войны нет будущего, если потом нет дома, в который можно вернуться. У ребят очень светлая и чистая цель, и вы им нужны.

Серго молча опустил голову и рассматривает пол. Кафельная плитка, белая как эмаль зубов. Затирка на швах криво лежит. Мысли в голове прямо как эта затирка — кривые и неправильные. Ответить? А что? Вадим не девочка, если он решил, его не переубедить и силой его не заставишь. Встав со стула, Абухба подошел к двери, постоял, держась за ручку.

— Бывай, командир. — Бросил он перед уходом.

30 сентября

13.54. по московскому времени

База “Восход”

Как же руки трясутся. Князев поставил стакан на стол и посмотрел на наполняющую его воду, которая только что, в его руках, тряслась как в эпилептическом припадке. Давно он так не нервничал. Все-таки выступления перед большой толпой явно не его. А отдуваться больше некому. Стив торчит у Лесного сутками напролет. Да и не подошел бы он на роль оратора, не поверит русский человек американцу, будь он хоть трижды самый святой и праведный на земле. Уж слишком сильно укоренилась ненависть к штатовцам в мозгах простого обывателя. Джавид? Тот и говорить то толком не умеет, куда ему переубеждать две тысячи людей. Тимур? У него, возможно, что-нибудь и получилось бы, только для этого, как минимум, надо трезво соображать, а Юлаев который день в запое. Баран. Уже все с ним разговаривали, даже Людмила. Пытается сбежать от реальности при помощи алкоголя, как же это знакомо. Хорошо еще, что наркотики канули в лету вместе с цивилизацией, так бы и к ним пристрастился. Остается тащить все самому. Но, блин, как же это нервирует. Еще раз посмотрел на стакан, и впервые за два месяца пожалел, что в нем не жидкость, крепче сорока градусов. Речь продумал, подготовился, но чего ожидать от людей, которых тщательно и умело обрабатывали последнее время? В их глазах они руководители террористической организации, уничтожившей весь мир. Даже самые логичные доводы просто разобьются об затмившую разум ненависть. Еще раз прокрутил в голове все свое выступление, отметил самые важные пункты. От мандража захотелось в туалет, но времени уже нет. В подтверждение раздался стук в дверь.

— Александр, они готовы. — Боец из Воеводовских, в форме и с оружием. “Да, сложно будет добиться доверия, когда вокруг столько вооружённых людей”.

— Уже иду. — Допил воду, пригладил волосы рукой, натянул маску “уверенного и решительного лидера”, задержал дыхание на секунду и вышел из комнаты.

Каждый шаг, приближающий к импровизированному актовому залу под открытым небом — шаг на эшафот. Вся жизнь разделилась на: до этого, и после. И о том что будет после мозг думать отказывался. Надо как-то пережить эту злосчастную речь. Слишком многое сейчас зависит от выступления. Вспомнил многочисленные моменты из кинофильмов и новостей, где президенты, настоящие и актеры, выступают перед всей страной, воодушевляя или, наоборот, декламируя мрачные новости. Сейчас бы их выдержка и самоуверенность не помешала бы. Сто метров до сколоченной наспех сцены с большим проекционным экраном. Видно спины охраняющих, не отрывающих взглядов от скопления людей.

Князев поднялся по ступеням и подошел к микрофону.

“Как их много. Не думал, что две тысячи это столько. Блин, если они сейчас вздумают поднять бунт, тут никакая охрана не поможет, они нас просто затопчут”.

Люди молчат и смотрят прямо на него, пристально, кто с отвращением, кто с нескрываемой ненавистью. Тишина. Все ждут его слов.

— Приветствую. — Взялся одной рукой за микрофон, чтобы меньше дрожала, но, поняв, что больше походит на рок музыканта, чем на серьезного человека, убрал. Теперь ей надо найти место, а дрожит так, что с орбиты заметно. — Меня зовут Александр Князев, хотя вы об этом и так знаете. Вам преподнесли меня, как одного из руководителей биотеррористической группировки, злобного фанатика, убившего несколько миллиардов людей ради какой-то там идеи. Но три месяца назад я кутил по московским клубам, и не знал ничего кроме развлечений, вечеринок, алкоголя и девушек. Начало эпидемии я застал в жестком похмелье, даже не в состоянии вызвать скорую своей заболевшей матери. За это меня можно винить и ненавидеть, но к самому вирусу я не имею никакого отношения. Я такой же простой человек, как и вы. Точно так же пережил “Пурпурный”, потеряв всех, кого любил. У вас возник вопрос: “как этот москвич оказался на юге?”. Я встретил одного умного человека, подсказавшего, что выжить в столице будет очень тяжело и лучше двигаться в более благоприятные края. Он погиб, нет не от эпидемии. Его убили сумасшедшие сектанты. Мне посчастливилось выжить, хотя я сам задаюсь вопросом, почему он, а не я. Далее я попал в “Рассвет”. Да, в такую же общину, как и все вы. Там я встретил других людей, и даже успел подружиться. И только благодаря смекалке и сообразительности нескольких человек, нам удалось раскрыть истинную сущность этих общин. Скажите, вы никогда не задумывались, как руководители анклавов за такое короткое время смогли собрать и организовать такие базы? Как они наладили коммуникацию с другими общинами на пепелище умершего мира? Что за банды и с какой целью постоянно атакуют вас ночью и держат в страхе? Если вы скажете, что никогда не думали об этом, я вам не поверю. Потому что даже своим затуманенным от алкоголя мозгом я это замечал. Если включите критическое мышление, и копнете поглубже, то сможете отрыть эту крупицу сомнения и здравого рассудка. Слишком многое не сходилось. Вместе с друзьями мы решили покинуть “Рассвет”. Как нам говорили: “вы вольны делать все, что захотите. Вас силой не держат. Вы свободные люди”. Только вот никто нас отпускать не собирался. Да, нас попытались убить, сразу же как мы решили уйти, и им это почти удалось. Мы потеряли очень хороших и добрых людей, которые за свою жизнь ни сделали ничего плохого. Воеводов. Вы слышали о Вадиме. Именно после побега из “Рассвета”, мы разделились, и дальше каждый действовал сам по себе. То, что случилось с “Зарей” и “Рассветом” — не наших рук дело. Мы лишь создали свою базу. Все, чего мы хотим — это выжить. Людей осталось слишком мало, мы фактически на грани, после которой восстановить человечество будет невозможно. Слишком много смертей, боли и страданий. Вот сейчас вы сидите здесь, живые и, надеюсь, здоровые. В анклавах вам рассказывали, что вы идете в бой против беспринципных моральных уродов, легко решивших судьбу всего человечества. Не находите диссонанса? — Саша сделал паузу. То ли интуитивно, то ли вспомнил пример из выступления политиков. Во рту пересохло. Но он не обратил внимания. Его уже понесло. Эмоции от собственных слов захлестнули с головой, нервоз и тремор улетучились. Хочется кричать, подбежать к каждому и потрясти его за плечи, чтобы он наконец-то очухался и увидел реальность, а не мастерски сфабрикованную ложь. Правда, прожигая грудную клетку, рвется, сметая всю тревожность и стеснение. — Если бы мы были теми, кем нас преподносят, то просто разбомбили вас прямо на подступах к берегу. Да у нас есть такая возможность. Но мы, в первую очередь, думали о том, что вы простые люди. Не враги, не противники, а бедолаги, которых хорошенько обработали и отправили на верную смерть. Думаете они не знали, что у нас есть ракеты, что мы можем за пару минут отправить весь ваш флот на дно? Прекрасно знали, и, больше того, они воспользовались вами. Ведь им известно, что мы никакие не террористы, а просто несколько выживших человек. Мы не монстры и не способны убивать с легкой душой. Именно поэтому вы сейчас сидите здесь, а не кормите рыб. Стали бы анклавовцы так заморачиваться? Сомневаюсь. Мы спасли вас, увезли на благоустроенную базу, оказали первую помощь, дали еду и крышу над головой. Если кому-то до сих пор плохо от воздействия химоружия, то простите, но у нас не было другого выбора. Вы шли убивать, и это была единственная возможность вас остановить. Я понимаю, что словам поверить трудно, вам так сладко пели в общинах, а теперь говорят диаметрально противоположное. Вот вам подтверждение моих слов.

Князев отошел в сторону, чтобы не загораживать экран и махнул технику. Запустился видеоролик. Видео с камер броневика при побеге из “Рассвета”, записи переговоров нуклиевцев, видеопризнание силовика из “Зари” предоставленное Серго, вывезенные люди с этой же базы, встреча колонны из “Полуночи”, отчеты, оправляемые из общин в Нуклий, рассказывающие о реализации плана “Голдстейн”, подготовка к отражению штурма, и, под финал, жизнь людей в “Истоке”. Лица людей менялись, кто-то заплакал, кто-то отказывался верить увиденному, кто-то крутил головой в недоумении. Они ожидали увидеть базу озлобленных боевиков, утыканную оружием, мрачную и милитаристическую. А видели покрытую зеленью бывшую туристическую базу, по которой ходят свободные люди, детей, играющих на дорожках и зеленых лужайках. Работающих со счастливыми лицами, отдыхающих после трудового дня в кинозале, сидящие на лавочках влюбленные пары. Ролик закончился. Саша выждал с минуту, давая людям время осмыслить увиденное, и вернулся к микрофону.

— Вас отправили уничтожить то, что вы только что увидели. Похожи мы на тех, кто уничтожил весь мир? Мы хотим его возродить. Построить новое общество, без диктатуры, полиции, принуждения и прочих отголосков прошлого мира. У нас есть электричество, еда и, главное, свобода. Никто никому ничего не должен и не обязан. Каждый выбирает занятие, которое ему по душе. Все равны. Нет начальников, надзирателей и руководителей. Вот любил кто-то мастерить мебель всю жизнь, пожалуйста, занимайся. Не надо думать о выживании. Еды и всех благ в достатке. Занимайся тем, что приносит тебе удовольствие. Вы можете присоединиться к нам. Да, вот так просто. Просто сказать, что вы хотите и все. Никто не будет тыкать в вас пальцем и называть врагами. Мы понимаем через что вам пришлось пройти. Просто посмотрите, как мы живем. Захотите остаться, будем рады. Если нет, то что же, никто никого не держит. Можете уйти в любой момент.

Тишина. Только люди Веводова и собственная служба безопасности в недоумении повернулись к Князеву. Отпустить? Дать им уйти? Он с ума сошел?

— Кто хочет, может уходить прямо сейчас. Ворота базы открыты. Вам дадут еду и все необходимое. Даже отвезем вас на автобусе до границы края. Кто хочет остаться, после собрания подойдите к охранникам и скажите им об этом. Ну что, вы еще думаете, что мы террористы?

* * *

— Ты серьезно хочешь их отпустить? — Спросил Стив по рации.

— Да. Серьезно. Если бы я хоть на долю секунды дал им усомнится в свободе выбора, то мы получили бы две тысячи бойцов Нуклия. И в следующий раз они придут в противогазах, и мы уже вынуждены будем стрелять не химическим оружием. Так пусть их лучше будет тысяча, я уверен, что часть решит остаться, намного легче пойти на компромисс с совестью, когда знаешь, что дал этим людям возможность выбрать. Если человек, видя альтернативу, все равно решает слепо верить лжи, то он неисправим. Посмотрим. Не знаю, сколько точно решит остаться, надеюсь хоть пара сотен открыла глаза и сбросила лапшу с ушей. — Князев вернулся в комнату, в которой сидел перед выступлением. Еще два стакана воды, на этот раз без сожаления, что это не алкоголь. Собственная речь придала уверенности. Под конец выступления, почувствовал в себе силу. Он говорил правду, не лгал, не юлил и не пытался запудрить мозги. Все как есть. Все эмоции — искрение. Дальше пусть сами решают, верить или нет. Он сделал все, что смог.

— Выступил ты мощно, я до сих пор под впечатлением. Не зря в тебя верил. Все-таки у тебя талант, я так говорить не умею. — Впервые услышал от Прайса такую похвалу в свой адрес.

— Я просто говорил честно. По-другому не выйдет. А правду говорить не сложно, хотя нет, сложно, но стоит один раз переломить себя, начать, а дальше привыкаешь.

— А что тебя заставило переломиться?

— Женька.