Школа. Никому не говори. Том 1

Руфия Липа, 2023

Никто в старшей школе не хочет общаться с изгоями, когда твоя популярность зависит не только от личного обаяния, но и от окружения. Это непреложное правило успеха в подростковой среде.У Любы Поспеловой добрый молчаливый отец и деспотичная властная мать с домостроевскими представлениями о воспитании дочери. У Любы нет никакой свободы, но есть множество обязанностей по дому, и это всё больше отдаляет её от одноклассников. Девушка умудрилась оказаться изгоем в своём дружном и сильном 10 «А», классе с высокой успеваемостью и отборными семьями. Ребята искренне считают Поспелову нелюдимой заучкой и гордячкой, а она всего лишь боится строгой матери и общественного осуждения. Друзей у застенчивой Любы нет, но зато появляется опасный враг – красавец и хитрец Сэро, один из самых популярных старшеклассников в школе, от которого хорошей девушке надо бы держаться как можно дальше… Или не надо? Быть может, именно дерзкий цыган научит трусишку быть смелой и принимать самостоятельные решения?

Глава 8.

С тех пор, как Александра Григорьевна и Сэро имели честь пренеприятно друг с другом познакомиться, прошло несколько дней.

Не получалось у женщины стереть из памяти злые огоньки в глазах повесы да всё то, что школьник, ничуть не смутившись, ей высказал.

«Некрасиво получилось с пацанами!» — переживала товарный кассир под давлением чувства вины. — «Всё же с Алмазом вместе работаем… А он, хоть и цыган, но человек на ж/д свой! Работник хороший, ответственный, да человек порядочный. Поддерживает меня в коллективе и в помощи не отказывает. Алмазу доверяют все, даже начальник станции! Если он уже узнал, что я его сына обидела, да сделал нелицеприятные выводы, огорчился?.. Как мне теперь в глаза ему смотреть?.. Тем более что Алмаз с Василём приятели: нашли мужики общий язык, так сказать! Лала мне всегда делала хорошую скидку на рынке, а то и бесплатно отдавала товар. Надо ситуацию сгладить… Однако сопляк-то наглый какой! Язык свой дерзкий прикусить перед взрослым человеком даже и не подумал! Наговорил мне тут пакостей, невоспитанный!»

Александре стыдно было признаваться себе в том, что проницательный Сэро её напугал. Всё-таки парнишка сначала поймал её на предвзятости к нерусским, а затем грубо тыкнул туда носом, как нашкодившего щенка. Но и спускать наглость мелкого безобразника ущемлённая женщина просто так не хотела.

«Надо погутарить с Алмазом. Скажу, что не желала никому зла, да так, чтобы паскуднику наверняка дома по хребту ремнём отсыпали… Хм! А пацаны-то — ровесники Любани моей! Смазливые ведь какие!» — как женщина, умудрённая опытом и бурной молодостью с кучей поклонников, Григорьевна не могла не отметить дикую притягательность мальчишек. Особенно того, который наглее. На душе заскребли кошки.

Вечером, проходя мимо диспетчерской, Александра Григорьевна встретила Алмаза. Он только закончил осматривать товарный состав и переходил железнодорожные пути по направлению к перрону.

— Добрый вечер, Алмаз Иштванович! — выкрикнула Поспелова и пошла ему навстречу.

Мужчина, приветливо кивнув головой, махнул рукой.

— Добрый-добрый, Александра Григорьевна! — старший Ибрагимов всегда был учтив, предупредительно вежлив и обращался к Поспеловой по имени-отчеству, держа дистанцию. Чёрные, окружённые возрастными морщинами, умные, наблюдательные глаза со спокойной пытливостью заглянули женщине в лицо. — Чем могу быть Вам полезен?

На железной дороге Алмаз Иштванович Ибрагимов был тише воды да ниже травы. Он не вмешивался в рабочие конфликты и ловко обходил попытки затянуть его в них. Не стремился урвать свой кусок. Не воровал по-мелкому и не давал себя втянуть во внутренний криминал, будь то кража содержимого товарных вагонов или махинации с документами. Как он сам говорил: «Моя хата с краю — ничем полезен быть не могу. Умом, так сказать, не вышел». Только вот не каждого такими словами заморочишь. На ж/д смекнули, что цыган — человек грамотный (в личном деле пылился диплом о высшем инженерном образовании), с острым, проницательным умом и смекалкой. Если б Алмаз влез в кормушку, то дал бы всем на станции фору. Но по каким-то личным причинам Ибрагимов продолжал твёрдо держаться в стороне, чем невольно заставил себя уважать.

— Спасибо большое! Тебе и твоей семье! Мальчики в пятницу принесли мне сумку с гостинцами. Вкусные такие: и яблоки, и груши! Сладкие — сок прям по губам течёт!

— Рады угодить! На следующий год, если желаете, ящик Вам насобираем.

— Ох батюшки, Алмаз, спасибо за щедрость! — всплеснула руками коллега. — До следующего года дожить ещё надо…

— Это так, Григорьевна! Что нам грядущее готовит, кто знает? — усмехнувшись, поддержал Алмаз тему чисто из приличия, прекрасно уже зная, какую фразу обронит женщина следом.

— Вот и я о том же, — тяжко вздохнула Поспелова и задрала очи к небу. — Возраст уже не тот, чтоб жить… Помирать пора!

Шура не приметила тени иронии в глазах цыгана, который, слыша периодически одно и то же, не понимал, зачем пятидесятилетняя женщина всё стремится себя побыстрее похоронить. К чему эта драма? Молодая ещё. Тем не менее вслух комментарии мужик не отпускал. Нечего переубеждать и раздавать советы другим, особенно если тебя не просили.

Алмаз промолчал, выжидая, когда Григорьевна перейдёт, наконец, к делу. Ведь явно не только для «спасибо» подошла.

— Слушай, Иштванович, я вот что хотела сказать, — товарный кассир замялась, подбирая слова покорректнее. — Твой сынуля (такой, который с крашеными прядями и серьгами в ушах) угостил меня тогда яблоком. Я сразу есть не стала: помыть же надо! Старенькая ведь уже, понимаешь? Чуть что, сразу несварение.

Цыган, спокойно глядя женщине в глаза, слегка кивнул.

— А пацанёнок как разобиделся! Подумал, наверно, что я из его рук есть брезгую! Глупенький такой! Мне прям неудобно, что мы с твоим сыночком друг друга не поняли. Он так грубо…

Ибрагимов, улыбнувшись, не дал договорить коллеге.

— Ах, Сэро-Сэро!.. Шалопай! Язык за зубами не держится! — мужчина проницательно усмехнулся, не отводя взгляда от лица собеседницы. — Чуть против шерсти погладишь — сразу клыки скалит, огрызается! Молод ещё, не понимает, что прямота не всегда бывает к месту. Что подметит, тут же выскажет… Я поговорю с ним, Григорьевна! Но ты же знаешь, подростку до всего нужно дойти своим умом. Пока жизнь не проучит — не образумится.

Александра смекнула, что цыган догадался, почему на самом деле взбеленился его сын. Женщине стало неудобно, и она отвела взгляд.

— Спасибо, что понял меня. Всего хорошего! — закончила разговор смущённая Поспелова и пошла прочь.

«Всё ясно. Алмаз своего отпрыска приструнивать особо не будет. И очень жаль! По сопляку лозина давно плачет. Избаловал своих чертей Иштваныч до одури, что они и тормозов не знают! Мне, старой кошёлке, гнусностей этот смазливый паразит наговорил, а что с ровесницами тогда он себе позволяет?» — спохватившись, Александра Григорьевна остановилась и окликнула своего смуглокожего коллегу.

— Алмаз!.. А скажи-ка, твои близнецы в какую школу ходят?

Цыган остановился, обернулся и внимательно посмотрел на неё. Немного помолчав, мужчина спокойно произнёс:

— В седьмую. В десятом классе учатся, как и твоя дочь. Может, даже знакомы наши дети… Или уже дружат.

Александра Григорьевна знатно поменялась в лице от услышанного, и восстановить выражение былого благодушия ей опять не удалось, что от собеседника, само собой, не укрылось.

— Вот как! Большие уже, — еле смогла выдавить из себя неприятно шокированная женщина. — Всего хорошего, Алмаз Иштванович!

— И вам приятных светлых дней! — цыган, вежливо улыбнувшись, слегка поклонился.

***

— Ну что, слили предкам, что вчера ты лазила со мной на Ленина?

— Нет.

— Вот видишь!.. Не всем знакомым вашей семьи есть нужда до твоих приятелей и мест, где ты гуляешь.

Люба по-доброму посмотрела на Сэро. Повеса ей в ответ задорно улыбнулся. Оба стояли в очереди к раздаточному окошку, зажатые со всех сторон толкавшимися телами. В общем гудении и шуме было непонятно, кто за кем стоит да беседу ведёт. Чем Ибрагимов и воспользовался, подкравшись к знакомой тоненькой фигурке со спины.

В столовой были невероятная толкотня и балаган. На улице шёл без перерыва с самой ночи холодный проливной дождь с резкими порывами сильного ветра. Видимо, от внезапного холода (вчера было почти плюс двадцать градусов тепла) вся первая смена замёрзла, промокла, продрогла и проголодалась.

Кроме столовой да коридоров тусить старшакам было негде. Не покуришь, на лавочках языками не почешешь, под тополями не покучкуешься — льёт на улице. В столовой, конечно, лучше, чем в коридорах — чай горячий повара тебе бесплатно нальют. Булочки, правда, раскупили ещё на первой перемене.

— Пойдём погуляем?

— Сегодня?! — Люба с ужасом воззрилась на пацана. Дождевые волны громко хлестали об окна общепита.

— Нет, конечно! Хотя, может, ты сегодня хочешь? — отшутился тот.

— Не хочу.

— Тогда на днях. Я подойду к тебе заранее.

— Куда пойдём?

— Туда, куда я и обещал — развалюхи смотреть. Водонапорную башню заброшенную тебе покажу.

— Ух ты! А где она есть?

— В парке.

— Нет в парке водонапорной башни. Врешь ты всё!

— Я и «вру» — вещи несовместимые. Особенно по отношению к тебе, — Сэро лукаво улыбнулся и игриво подмигнул.

Люба смутилась.

— Я хожу мимо парка каждый раз, как на рынок топаю. Не видела там и близко ничего такого!

Мальчик наклонился и прошептал тихоне на ушко:

— Цветочек наш аленький, видимо, не в курсе, что в городе — два парка?

У Поспеловой от удивления вылезли на лоб глаза.

— Да ну?!..

— Если вдруг станешь ходить дальше, чем библиотека твоя излюбленная находится, обнаружишь много интересного…

— Ой, не ехидничай! Говори по делу.

— Грубиянка!.. Второй парк — на самом краю города, где зона шестой школы и трасса в поля, по направлению на запад. Парк этот — заросший и заброшенный. Там нет ни танцпола, ни других заведений. Есть только пустующие полусгнившие домики для отдыха да водонапорная башня, уже лет десять, вроде, как бесхозная. Пойдём?..

— Эй, Сэро, брательник! Возьми и мне порцию! А то меня тут щас нахрен затопчут! — послышалось где-то сбоку.

Ибрагимов обернулся и засмеялся в ответ:

— Будешь должен!

Люба нервно дернулась. Подошла её очередь у окошка. Она взяла свою порцию и, оторвавшись от цыгана, стала по краю стены обходить шумящую давку.

— Увидимся! — шепнул ей школьник напоследок.

Девочка едва успела кивнуть приятелю головой, как толпа бесцеремонно оттеснила её прочь и выкинула за свои пределы вглубь помещения.

***

Уже несколько дней Люба заморачивалась водонапорной башней и парком на краю городка.

Вся в предвкушении предстоящей прогулки, тихоня аккуратно расспросила отца о неизвестном месте, но получила невнятные и даже пугающие ответы: это не парк, а заброшенный кусок леса, и там менты предпочитают убирать всех неугодных.

Для девушки станица была ровно тем мирком пейзажей и дорог, по которым она регулярно ходила. Нелюбопытная до окружающего мира, постоянно витавшая в своих мыслях, десятиклассница была впечатлена услышанным от цыгана в столовой и от своего отца.

Перепугавшись вусмерть от возможности столкнуться с ворами в законе и ментами-убийцами, Любин творческий разум нарисовал ей кровожадные картины пыток над связанными телами — своим и красавчика-цыгана — да их невнятные мольбы на коленях о пощаде, что не будут услышаны жестокими воротилами.

— Ахахахах!.. И как ты до такого додумалась?! — развеселился Сэро, когда ровесница, стесняясь, с округлёнными от ужаса глазами спросила его о закопанных трупах да продажных милиционерах, рыскающих по заброшенному парку в поисках новых жертв.

Близнецы и Поспелова шустро топали домой по лужам после уроков, напряжённо поглядывая на хмурое тяжёлое небо, обещавшее с минуты на минуту снова разразиться проливными потоками воды. До этого всем троим пришлось торчать возле окна в пустом темном коридоре у раздевалки и школьной библиотеки да выжидать, потому что снаружи лил, как из ведра, осенний дождь, а зонтик обманчивым сухим утром взял с собой только Имир.

— Кстати о ментах! Я вчера с дружбанами лазил в центральном парке после полуночи и на облаву напоролся. Меня один ментяра схватил за куртку, гад! Я вырвался и бежал так, что пыль столбом стояла, ну и след мой, конечно, простыл. Думаю, физиономию мою этот хрен точно не запомнил, ведь я был резвым со страху, как понос! Куртку новую жалко: мама из Турции недавно привезла… Не знаешь случайно, как мою обновку из ментовки достать? — обратился Сэро к девочке.

— Нет, — озадаченно откликнулась школьница.

— Нашёл у кого спросить! — ехидно рассмеялся Имир. — По-твоему, Люба в ментовку как к себе домой ходит да с ноги дверь в убойный открывает?.. Твоя куртка была, ты и топай в отделение!

— Из ума выжил?! Меня ж оформят!..

— Так это уже твои трудности! Болтался ночью в парке и на засаду налип?.. Вот сам и разбирайся! — обрезал близнеца Имир и тут же, хмыкнув, добавил. — Мне вот только интересно: когда, наконец, мать спалит, что ты новую куртку похерил?.. И что ты за басни будешь ей плести!

— Что-нибудь придумаю, — помрачнел Сэро.

— Да кто бы сомневался! — опять поддел брата отличник.

Люба с удовольствием слушала пререкания Ибрагимовых и по-доброму завидовала. Она прекрасно видела, что за несерьёзностью да залихватским настроением одного и нравоучительными остротами да строгой правильностью другого скрываются крепкие тёплые семейные узы, переплетённые самой настоящей братской любовью. И если придётся, близнецы друг за друга ого-го как постоят!

Втайне Поспелова восхищалась Сэро, точнее, его умению жить и наслаждаться окружающим его миром на полную катушку. Тихоня видела, что, даже едва избежав облавы, мальчик явно кайфовал от произошедшего. Не переживал, не пугался и крестился, а смаковал испытанный ночью драйв. Люба так не умела и даже не представляла, как можно быть настолько безбашенным.

***

Сидя дома на кровати с книжкой в обнимку, школьница злилась на дождливую пасмурную погоду и слякоть, не прекращающуюся уже несколько дней.

Шестая школа… Сам номер этого учебного заведения уже её пугал. Ведь Люба, как и Тимофей, по территории относились к школе №6 и должны были ходить туда, хотя школа №1 была намного ближе.

Школу №6 — бывшие конюшни с огромным заболоченным пустырём, поросшим камышами, с лесными массивами и цыганскими да турецкими кварталами — Александра Григорьевна открыто презирала и считала заведением для отбросов и маргиналов, впрочем, как и школу № 4. Помойки на окраинах города, в которых отшибленные дети уголовников её дочурку обязательно изнасилуют, и не один раз. Женщина хотела, чтоб дочь училась в приличном заведении с приличными людьми. Но в школу №1 Любу не отдала: там, где скопилась «вся элита из местных элит», учился когда-то Любин брат. Именно тогда семья Поспеловых сделала нелицеприятный вывод: учиться в элитной школе — значит постоянно дарить дорогие подарки учительскому составу и потакать их любому капризу.

Терпение женщины лопнуло, когда одна из учительниц сына попросила её достать билеты на поезд в Москву. В станичной ж/д кассе в 70-х годах билеты в этом направлении можно было по пальцам пересчитать: раз-два, и всё. Поспелова, используя свои связи, забронировала один билет, но учительница обиделась. Педагог решила, что мать ученика не просто забронирует место (что в то время было сделать весьма сложно), а оплатит ей поездку в обе стороны.

После этого случая Григорьевна перевела сына в школу №7, считавшуюся попроще, а позже без раздумий отдала туда же и дочь, проклиная на чём свет стоит остальные три школы.

— А где ей ещё учиться по-вашему?! — неизменно высказывалась женщина, когда её спрашивали, почему Люба ходит так далеко, в седьмую, когда до первой школы два квартала. — В первой учился Шурик, и нам тогда «замечательного» образования «элитного и старейшего в городе учебного заведения» с головой хватило!

Любин брат Саша Васильевич слыл в детские годы разгильдяем и повесой. Но Александра Григорьевна шалостей сына не признавала, хоть из-за жалоб учителей и лупила его нещадно. Тем не менее после каждого применения «воспитательного» ремня она, защищая себя и своё жестокое отношение к собственному ребёнку, причитала да возмущалась, что во всех злоключениях виноваты только изверги-учителя.

Поэтому дочка и пошла в седьмую школу. Маме тогда казалось, что там не настолько зажравшийся на подарки педагогический коллектив и девочке будет проще.

***

После пяти дней проливного дождя выглянуло солнце и высушило землю. Температура поднялась до восемнадцати градусов тепла. Октябрь вот-вот должен был смениться на ноябрь и, видимо, решил не подкачать станичников прощальными деньками.

Люба забежала домой, бросила рюкзак на кровать и не моргнув глазом наврала матери про библиотеку. Сэро, проводивший её до улицы Таманской, тоже побежал домой оставить ранец и по-быстрому пообедать. Встретиться подростки договорились за два квартала до въезда на Солнечный переулок.

«Вот чёрт!.. Чтоб вам всем обосраться!» — скривилась старшеклассница, когда калитка, визжа, хлопнула за её спиной, а вслух вежливо произнесла:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте!.. Добрый день!.. Приветствуем! — понеслось разноголосие с лавочки напротив.

Эта чёртова лавочка принадлежала семейству Петуховых — Лидии Ивановне и Михаилу (отчества его Люба не знала и никогда не слыхала). Сия почтенная супружеская пара была примерно одного возраста со старшими Поспеловыми. Она — завуч в школе №1, он — ассенизатор. Показательно благочестивые и приличные, Петуховы считали себя порядочными донельзя людьми и образцовыми хозяевами. И неудивительно: их добротный дом из красного кирпича сиял всегда свежей краской, подстриженные деревья сверкали побелкой, а пышная клумба перед зелёным забором пестрела многообразием цветов. Поэтому в честь собственного чистоплюйства и непогрешимости эти соседи смело и уверенно обзывали засранцами всех, чьи дом и двор позволяли себе выглядеть хоть немного хуже их собственного. Ну и мусор со своего участка подбросить «засранцам» тоже не забывали.

Только вот главным «украшением» хаты Петуховых была именно лавочка. Своими задами это почтенное семейство протирало деревянное сиденье в любое свободное время, беззастенчиво пялясь на прохожих. Завуч и ассенизатор бдели и знали всегда, кто когда пошёл на работу, кто как выглядел, а также всех приезжих и гостей. Едва к воротам соседей подъезжала какая-нибудь машина, Петуховы бросали все свои дела и выбегали присесть на свой наблюдательный пост, чтобы быть в курсе последних новостей.

В крупных городах роль сплетников и контролеров чужой жизни выполняли бабки у подъездов многоэтажек. А в маленьком новоиспеченном южном городке — соседи на лавочках у калиток своих частных домов. Редки были в кубанских станицах хаты, возле забора которых не красовалась бы лавочка — для сплетен, посиделок да разглядывания прохожих. Чужих или своих — не важно.

Дядю Мишу другие соседи по возвращении домой часто ловили в собственном дворе за выискиванием чего-то ценного — проще говоря, воровством. Хитрый Михайло тут же, пойманный с поличным, умело прикидывался дурачком, и ему его бесстыдство и стервятничество сходили с рук.

Вечерами же тёплыми и погожими на лавочке Петуховых собиралась целая ватага соседей. Таких же бдительных, добропорядочных и жадных до сплетен, как и сами хозяева. Они сальными глазёнками разглядывали прохожих, а потом бурно и грязно обсуждали, охая и ахая над чужой жизнью.

За эти качества: заносчивость, воровливость, жажду копошения в чужом грязном белье — своих соседей терпеть не могла совсем юная Люба. И такими были не только Петуховы. Просто именно в этом семействе столь отвратительные черты характера расцвели особенно буйным цветом. Девочка мечтала уехать с Солнечного переулка подальше от злых, болтливых людей, прикрывающих своё гнилое нутро фальшивой добродетелью.

— Зачем вы с ними общаетесь и сидите на их лавочке, если недолюбливаете и осуждаете? — спрашивала Люба родителей.

— Потому что это наши соседи! Куда от них денешься?.. Не переезжать же с родного дома, — пожимала плечами мать. — И с чего ты решила, что я недолюбливаю Петуховых?

— Ты же постоянно их ругаешь! — опешила дочка.

— Ну и что?!.. Не хвалить же их! Общаюсь я, потому что Петуховы всегда знают всё и обо всех. А я тоже в курсе быть хочу. Предупреждён — значит, вооружён!

— А зачем тебе всё о других знать?

— Глупая ты, дочь! Вырастешь — поймёшь.

Люба всё равно не понимала. Смысл общаться с неприятными тебе людьми ради сплетен, даже если изредка? Школьнице была отвратительна эта странная двуличная середина.

И сейчас, спеша к Сэро и попав на Петуховых да шайку им подобных, Люба испытала чувство омерзения. Этих людей бурно ругала и осуждала её мама, и при этом их мнение для женщины было всегда приоритетным. Что соседи скажут о семье Поспеловых, о Любе и её поведении?.. Так важно было быть порядочными и правильными в глазах посторонних. И какая при этом разница, чего хочешь ты сам и о чём мечтает твоя дочь?.. Главное, чтоб соседи оставались при хорошем мнении.

— В школу идёшь, Любонька? — принеслось фальшиво-ласковое со стороны лавочки.

«А вы типа не знаете, что я с восьми утра учусь, стервятники!»

— Да нет, в библиотеку заниматься, — произнесла старшеклассница вслух и скромно потупила глазки.

— Ай-да молодец!.. Золотце!.. Умница какая!.. Отличница небось? — всё так же с нотками ласковой фальши нахвалила её свора и попыталась прицепиться с ненужным разговором вновь.

— Нет, я хорошистка.

— Значит, скоро будешь отличницей!

— Да-да!

— Хорошая девочка, из семьи порядочной!..

— Скромница такая!..

— Молодец!

— Ага, умница, это точно!..

«Хорошо, что я и Сэро договорились не встречаться возле моего дома. Вот бы злословия было!» — выскочила перепуганная мыслишка в девчачьей головке, что склонилась низко под неусыпным прицелом нескольких беспардонных пар глаз, пялившихся на подростка с лавочки.

***

«Твою ж мать!.. Какого лешего тебя принесло?!» — цыган, остановившись, недовольно косился на Наташу, бурно машущую ему рукой.

Та самая интрижка на одну ночь — с рубиновыми волосами, оставившая месяц назад на шее парня кучу замечательных фиолетовых засосов — узнала издалека своего любовника и, несколько раз прокричав имя юноши, спешила наперерез. Ибрагимов бы сделал вид, что не признал, и не стал бы ни останавливаться, ни тем более ждать, когда Наташа подойдёт, если бы не отзывчивая суетливая Люба.

— Там девушка! Метрах в пятидесяти от нас! Тебя зовёт! — притормозила тихоня, уставившись на Наталью, размахивавшую конечностями.

— Обозналась, наверное! — пожал плечами старшеклассник и двинулся было мимо.

— Сэроооооо!!!.. Стоооой! — надрывала глотку яркая красавица.

— Да нет же! Тебя кличет! — притормозив, наивно хлопала ресницами Поспелова и глупо таращилась на одноразовую интрижку брюнета, что торопилась их догнать.

«Хорошо, Любаня! Постоим-подождём. Ты сама напросилась», — скептично хмыкнул Сэро и изобразил из себя саму приветливость.

— Фуух, еле догнала! — Наташа старалась отдышаться после быстрого шага. — Ну привет, красивый!

Девушка обвила шею брюнета и сладко поцеловала в губы, грубо напрашиваясь на крепкий, смачный французский поцелуй. Сэро чуть ответил и тут же отстранился, насмешливо поглядывая за реакцией тихони. Люба покраснела как варёный рак и оторопело уставилась на парочку. Потом, чувствуя себя неловко, притворилась, будто разглядывает дерево.

— Привет, Наталья. Устала меня догонять?

— Вот и нет, не устала! — проигнорировала язвительный подкол та. — Давно тебя не видела! Не заходишь ко мне в гости, в станице не пересечёмся никак, в «Торнадо» почему-то тебя не вижу… Наверно, ту ночь и мою тёплую кроватку позабыл?

Щёки неопытной ученицы 10 «А» вспыхнули алым пламенем, и тихоня тут же со стыда взмолилась Богу с просьбой раствориться в воздухе.

Наташа игриво уставилась на красавчика, нежно поглаживая руками его по спортивной груди и широким плечам. Сэро бы жёстко отделался от постылой зазнобы да всыпал бы по первое число за разукрашенную синяками шею, но рядом стояла Поспелова. А цыгану больно не хотелось, чтобы тихоня столь шустро открыла для себя истинную личину его отношения к брошенным любовницам.

Ната же, видя отстранённость брюнета, переключилась на его соседку. Симпатичная, да комплексы налицо. И выражение на унылой мордахе, как у несмышлёного зверёныша. Не может наглый, уверенный в себе Ибрагимов спать с глупой боязливой неумехой.

— Это кто?

— Хорошая знакомая, — брякнул повеса чисто для галочки.

— Да ты что?! — зло улыбнулась Ната.

Сэро приметил ревнивые нотки, но даже бровью не повёл.

— Люба, это Наташа. Наташа, это Люба. Приятно вам познакомиться, девочки!..

Поспелова поздоровалась и робко улыбнулась новой приятельнице. Та ответила оценивающим, холодным взглядом. Наташа не увидела в Любе угрозы для отношений с Ибрагимовым. А Люба привыкла к таким высокомерным девичьим разглядываниям, поэтому внешне осталась абсолютно спокойной.

— Чего ты на меня так смотришь? — цыгану хотелось побыстрее избавиться от постылой подружки: та его сейчас раздражала своей надоевшей слащавой физиономией. Ибрагимову чесалось всыпать Нате от всей души за выходку с засосами, но парень решил при тихоне свою горячность пока не выставлять.

— Я соскучилась. Придёшь ко мне сегодня?

— Не приду. Мне учиться надо. Мы можем встретиться на выходных в «Торнадо».

«Тебе надо учиться?.. С каких пор?!.. Вот жулик!» — гневно подумала Поспелова в ответ на такое откровенное враньё.

— А конкретнее можно?.. Я так давно тебя не видела! — девушка опять повисла на Сэро, будто случайная капля мёда на щеке сластёны.

Ибрагимов отодрал прилипчивую кокетку от себя и бесцеремонно отодвинул в сторону.

— Пока не скажу. Занят очень. Учусь не покладая рук.

«Враль ты редкостный, Сэро!» — ещё больше оторопела неравнодушная Люба.

Цыган ради потехи распрощался с доставучей знакомой весьма откровенным поцелуем, от лицезрения которого сострадательная ученица 10 «А» едва сквозь землю не провалилась. Когда же Ната отошла на приличное расстояние, Люба спросила:

— Она в какой школе учится?

— В первой, в одиннадцатом классе.

— Ничего себе! Там же вся крутизна обучается!

— Глупости! С чего ты взяла? — у Сэро перед глазами проплыл убитый, покосившийся домик Натальиной семьи.

— От мамы много раз слышала!

— Аааа, понятно! — зевнул брюнет. — Верь своей маме побольше.

Поспелова, ничего не поняв, замолчала и подумала о другом. Поклонницы постоянно окружали Сэро в школе и давно намозолили тихоне глаза. «Одна, вторая, третья, десятая… Теперь эта Наташа! Все вешаются на него, выпендриваются, из кожи вон лезут, преследуют… Со счёту сбиться можно! А со мной он чёрствый, как сухарь. Видимо, стрёмная для него… Ну и слава Богу! Меньше проблем!» — размышляла Люба, проглотив горький укол обиды в самую сердцевину своей девичьей самооценки.

«Мля, неужели домашние зубрилки не интересуются ничем, кроме книжек?» — раздумывал в это же время Сэро, поняв, что стыдливая Поспелова точно не ревнует. А значит, и не охотится за ним и в душу залезть не хочет. Брюнет лишний раз удивился, насколько ошибся в оценке этой девчонки. В тихоне нет ни капли интриги. И она ему не врала. Такая простая! Даже скучно становится.

***

— Сколько нам идти ещё?..

— Сколько надо. Будь терпелив, мой друг!

— Ты хотел сказать «подруга», верно?

— Точно, подруга! Ты же девочка!

— Да неужели?!..

Сэро отвернулся, чтобы скрыть довольную ухмылку. Ему нравилось задевать Любу.

Подростки топали уже около часа по обочине Таманской улицы. Поспелова глазела по сторонам и удивлялась про себя, что станица, которую она считала совсем небольшой, такая огромная.

«Не зря нас в город переименовали!» — сделала открытие начитанная тихоня, поняв, что совершенно оторвана от реальности и не любознательна к миру вокруг.

Ребята прошли корпуса отделений городской больницы, район общежитий для нуждающихся и малоимущих (Люба раньше думала, что за больницей и нищими общагами ничего нет), минули немало кварталов с частной собственностью. Но вот последние редкие хатёнки кончились, и дорога ушла в поля.

Вокруг — куда бы девчонка ни посмотрела — колосилась высокая трава да текла асфальтом вдаль дорога. Автомобили мимо ребят почти не проезжали. Люба начинала думать, что попала в параллельный мир после апокалипсиса, где вымерло почти всё человечество и остались на земле лишь она да Сэро. Но, оборачиваясь назад, на станицу, школьница тут же возвращалась в реальность.

Небо обрывками заволокли тёмные тучи. Контраст их черноты с выбивавшимися из-за неё стрелами слепивших солнечных лучей и кусками яркого лазурного неба создавали перед глазами юной путешественницы непередаваемый ландшафт.

— Красиво как! — не удержалась от комментария впечатлённая Поспелова.

— Ага, — немного подумав, лениво согласился цыган. — Смотри туда: это наш пункт назначения. Мы почти на месте.

Впереди дорожное полотно извивалось петлёй в сторону, и на изгибе этого поворота виднелся массив из деревьев. Когда они подошли ближе, то массив этот показался Любе довольно тёмным и жутким. Густой, мрачный и пугающий парк. Деревья росли без должного ухода уже давно, так, как им вздумалось. Тени, непролазная поросль из веток и кустов то тут, то там ещё больше навевали ощущение какого-то злого рока. Школьнице в голову опять постучались мысли о кровожадных ментах и дикарях-уголовниках. Подростки застыли у обочины дороги и задумчиво уставились на этот лес.

— Может, не пойдём? — робко мяукнула Люба.

— Неее, дорогая! Ты что?!.. Столько шлёпали, все кеды истоптали! Погнали, осталось дело за малым!.. Или у тебя кишка тонка? — съехидничал Сэро.

Любу это задело за живое. Как можно было подумать, что она трусиха? Не дождётся.

Девушка гордо посмотрела на парня и, подняв повыше острый подбородок, нырнула в полувысохшую поросль сорной травы да зашагала прямиком к опушке бывшего парка. Сэро, глядя на девчонку, что старательно продиралась к деревьям, усмехнулся. Провокация удалась.

— Эй, ты куда?.. Что, прямо через эти дебри пролазить собралась?..

Поспелова обернулась и непонимающе уставилась на цыгана.

— Вход там! — пояснил Ибрагимов, махнув головой вправо.

Вход оказался довольно широкой протоптанной и проезженной дорожкой, что была когда-то посыпана ракушкой. Ребята прошли в чащу. Мир будто потух. Слышались лишь шелест деревьев да оглушительное карканье ворон.

— Как они орут! — оторопело проронила тихоня.

— Да, их тут много. Вороны здесь зимуют, как и в центральном парке. Посмотри, все вершины в их гнёздах!.. Да, предупреждаю: если когда-нибудь увидишь упавшего воронёнка или взрослую птицу, не подходи. Вороны могут за своих напасть стаей и крепко поклевать. Даже покалечить! Глаз выколоть или лицо порвать. Череп пробить… У них клювы крепкие: грецкие орехи на раз-два разделывают.

Люба хотела было оспорить приятеля да упрекнуть во вранье, но, посмотрев в серьёзное лицо брюнету, поняла, что тот не шутит.

— На землю под деревьями внимательно посмотри. И в траву тоже.

— Что там?..

— Посмотри: увидишь.

Школьница пригляделась.

— Фууу!!!.. Батюшки!..

Земля была усыпана полуистлевшими трупами ворон.

— Почему столько дохлых птиц?!..

— Их специально травят ядом. В корм подсыпают и подбрасывают, чтобы сильно не плодились. Ну и менты, когда сюда приезжают отдыхать, неиспользованные патроны на ворон тратят. Я тут часто гильзы нахожу.

— Значит, милиция здесь действительно тусуется?

— Весной пикники устраивают. Но не здесь, у входа, а дальше — глубже в лес. Этот заброшенный парк пару лет назад был передан нашей администрацией под патронаж местному отделу. Рано или поздно они его приведут в порядок.

— То есть свидетелей и уголовников они здесь не мочат?

— Ну как сказать?.. Очевидцем не был, утверждать не буду! — Ибрагимов загадочно улыбнулся.

— Серьёзно?!..

— Конечно.

— Ты же недавно меня высмеял при Имире, что я фантазёрка и трусиха, за эти самые слова!

— Стоп, подруга! Плюс-минус дословно цитирую: «Нас могут схватить менты, мучить и замочить». Твои слова тогда были?

— Да, но…

— Ты боялась идти сюда, потому что выдумала, будто нас здесь могут порешить, так ведь?..

— Да, так.

— А я сказал сейчас, что не был свидетелем, как милиция здесь уголовников казнит, верно?

— Ну да…

— Какие претензии?..

— Да ну тебя! — растерялась Люба, потеряв логическую нить разговора.

Сэро рассмеялся.

— Смотри, вон и водонапорка виднеется!

Деревья стали редеть. Подростки вышли к небольшой поляне с травой по пояс, пожухлой от осени. На этом пустынном участке маячили редкие стволы берёз с остовами гостевых деревянных домиков, почти разрушенных, разобранных мародёрами. Чуть дальше виднелись корпуса покрупнее, из кирпича.

У противоположного края поляны красовалась водонапорная башня высотой с четырёхэтажный дом из серого железобетона и красных кирпичей. Сверху сооружение по кругу было обшито деревом, местами отвалившимся. У самого края крыши по периметру башни чернели маленькие оконца, в некоторых даже уцелело стекло.

— Видишь на верхнем этаже башни два выступа? Один повыше, другой пониже?.. Это балконы. Были. Железные перила давно уже на металлолом спёрли… Мы там часто с Коробкиным сидим и на город смотрим.

— А как ты туда залазишь?

— Сейчас увидишь.

Школьники подошли вплотную к башне. Она сурово нависала над ними и, казалось, недовольно гудела. Точнее, гудел ветер внутри неё.

Сэро стал обходить башню по кругу. Люба — за ним. Мальчик добрался до входа, дверь в который давным-давно выломали и спёрли, и нырнул вовнутрь, в полумрак. Девочка нерешительно потопталась снаружи, а затем прошла следом.

Башня оказалась полой внутри. Пахло плесенью, отхожим местом. На стенах кое-где маячили надписи краской. Валя плюс Коля. 1983 год. И ещё какие-то намалёванные мыслительные потуги. Тихоня их разглядывать не стала. Мрачно и темно. Жуть жуткая! Впечатлений ей от увиденного в парке и здесь надолго хватит!

— Лестницу и бак давно распилили и спёрли на металлолом местные барыги и алкаши. Приглядись: по кругу на стенах есть выступы железобетонных плит. К ним лестница раньше крепилась. По ним я с Деном на балконы и взбирался. Ну что, полезли?..

— Куда?!..

— На балконы.

— Ты что, я боюсь!.. А вдруг упаду и что-нибудь сломаю?

— То есть ты оставишь себя без красивого вида на город, даже не попытавшись рискнуть?..

— Это опасно!

— Тогда как хочешь! Я не настаиваю. Можешь посидеть внутри башни. Здесь ночующие бомжи часто ссут. Запашок чувствуешь?.. Что, не хочешь?.. Тогда снаружи в траве посиди. Только в какашку чью-нибудь не влезь!

— Ну знаешь ли!!!

— Да, знаю! — Сэро уже запрыгнул на первый выступ, и, держась за торчавшую из стены петлю арматуры, шагнул на второй. — Выбор у тебя невелик.

Люба стояла в полной нерешительности и крутила озадаченно головой. Сидеть одной внизу — вариант не очень.

— Подожди меня!

— Чего?! — повеса оставил позади себя уже треть пути до балкона.

— Какой ты шустрый!..

— Так если б ты не тормозила, то рядом бы со мной была!.. Шевели булками, Люба!

Девочка задрала ногу и встала на первый выступ.

— Ой!..

— Сбоку, в стене, везде арматура торчит, видишь?.. Держись за неё.

— А если я упаду?..

— Ты хочешь упасть? — цыган, держась одной рукой за арматуру, упёрся ногой в стену, откинулся телом назад и стал покачиваться на высоте, как обезьянка на цирковом канате.

— Нет!

— Тогда не падай.

Сэро подумал, что ему стоило страховать пугливую девчонку позади. Ведь он изначально так и планировал. Да ну нет! Цыган почувствовал поднявшийся внутри клубок из вредности и раздражения. Парень за что-то злился на Любу, но не осознавал до конца причину своих чувств. У него так и чесался язык задеть тихоню каким-нибудь острым словцом или поступком, съехидничать.

— Держись за арматуру и переставляй ноги с порожка на порожек. Они довольно хорошо выступают — можно спокойно двумя ногами стоять. Видишь: ничего ужасного! Больше страху нагнала!.. Да, забыл: вниз не гляди, смотри на меня, чтоб голова не закружилась.

— А если посмотрю?..

— Я тогда на твои похороны приду пирожки кушать. Мне нравятся с яйцом и луком, если что!

— Какой ты злой!

— А ты любительница глупости спрашивать. Говорю ж тебе: смотри на меня! Я же симпатичный: грех на такого, как я, не посмотреть!

— У меня перед лицом только твоя спина маячит. Точнее, твоя задница, — Люба, спохватившись сказанным, смутилась донельзя и покраснела.

— Ну так смотри на неё: тебе же лучше! — расхохотался юноша. — А вот и балкон!

Люба догнала мальчика и вошла в проём. Балконную дверь тоже спёрли.

— Ух ты!.. Как высоко!..

У школьницы захватило дух. В лицо ударил порыв прохладного ветра. Ветер гудел кругом: вокруг тела, бил в лицо, крутился под ногами, покачивал верхушки деревьев, развевал волосы, поскуливал внутри башни.

Сэро сел на край выступа, свесив ноги, и застегнул плотнее куртку. Здесь, наверху, было холоднее, чем внизу. Поспелова подошла к нему мелкими шажками, боясь посмотреть вниз. Мальчик, обернувшись, это понял и подал ей руку.

— Держись и присаживайся рядом.

Перед ними развернулся весь город. Разноцветные крыши домов. Здания больницы. Пятиэтажки в центре. Кроны центральных парковых деревьев, в которых прятался «Торнадо». Вдалеке виднелся элеватор, а это, на секундочку, другой край станицы.

— Ух ты!!!..

–Нравится?..

— Не то слово!!!.. Это как будто другой мир! — старшеклассница задохнулась, подбирая слова для объяснения всей той чувственной гаммы, что испытывала сейчас.

Сидя на выступе балконной плиты в заброшенной, постепенно разрушающейся башне, Поспелова ощутила, что уже давно не жила, не чувствовала. Что застряла в одиночестве и тоске внутри собственного внутреннего мира. Что дом № 27 на солидном переулке Солнечном незаметно стал её тюрьмой. Школьница, задыхаясь от впечатлений, вдруг чётко и ясно осознала, что очень хочет жить. Жить ярко, горячо и страстно, пылая, как свеча. Что лучше прожить вот так, испытав новое, увидав прекрасное, познав неизведанное, чем всю свою одинокую и никому не нужную жизнь сидеть в большом несчастливом доме размеренно и неизменно одинаково.

Оба подростка довольно долго молча глазели с высоты по сторонам в полном очаровании. Перед ними простирался как на ладони весь город. По небу плыли тёмные кучерявые облака. Ветер ворошил волосы.

Первым молчание нарушил Сэро.

— Я здесь часто сижу. Когда с Деном, когда один.

— Понимаю, здесь красиво!.. Не боишься приходить сюда?

— С чего мне бояться?.. Поверь, здесь редко кто бывает! Когда нужно подумать хорошенько в тишине, это место — самое то.

— А как же бомжи с алкашами?

— Здесь слишком далеко от цивилизации: украсть нечего, милостыню тоже не у кого просить. Тут им тусить невыгодно.

— Ты же мне втёр, что они всё внутри зассали!

— Это запах сырой земли и плесени. Ну и готы да шестая школа сюда таскаются иногда… Думаешь, что я тебя обманул? — предугадал цыган следующую фразу приятельницы. — Зато сейчас ты знаешь, что могла бы упустить, пойдя на поводу у собственной трусости. Вот эту всю красотищу!..

Мальчик широко раскинул руки и, опрокинувшись, упал на спину. Поспелова осторожно легла рядом.

— Имир тоже сюда ходит?

— Редко. Он любит поезда. Брат ходит помогать отцу на железную дорогу. Берёт с собой книгу, бутерброды. Как с работой справится, уходит по рельсам подальше, к лесополосе, садится и читает. Нравится ему там, где поезда носятся, сидеть…

— Мне тоже поезда нравятся, — закатила от удовольствия глаза Люба.

— Да?!.. И чем же?..

— Они могучие, сильные! Шумят…

— Аххахахах!..

— Чего смеёшься?..

— Мечтательница ты!

— А ты нет?

— Нет! Жить надо реальностью.

Ибрагимов снова сел и замолчал. Люба поднялась следом, но разговор продолжать не стала.

Поляна шумела от ветра. Трава колосилась от порывов, обнажая кое-где обломки железобетонных плит, скопища останков кирпичей, какие-то железяки. Девочке показалось, будто в одном месте притаилось какое-то мутное забродившее небольшое болотце. Заброшенный колодец, наверное. С лягушками, гадюками и чертями.

— Здесь наверняка в таком уединённом месте нечисть водится, — протянула задумчиво старшеклассница, нарушив созерцательное молчание.

Юноша очнулся от своих дум и вопросительно уставился на собеседницу.

— Болотная и лесная нечисть, — пояснила Люба. — Болотник, черти, бесы, утонувшие покойники, водяные и лесные духи, блуждающие огоньки, стрыги…

— Это что-то новенькое! — заинтересовался Ибрагимов. — Где ты такого набралась, неженка?

— Я в детстве славянской мифологией увлекалась.

— Ну?

— Так вот нечисть в основном обитает в лесах, полях, болотах и прудах. Где вода стоит, не двигается. Короче, в дикой природе живёт. Ну и есть такие, что к людям селятся… Тут, на поляне, природа будто одичала. Людей нет. Много развалин. Вон там — какая-то лужа. На болото походит, возможно, глубокое. Пустая башня. Везде по поляне — какие-то остатки кирпичной кладки. Вот я и подумала, что здесь давно уже существует другой мир, неподвластный человеческой логике и прогрессу. И может быть опасно, потому что нечисть не любит, когда вторгаются в её владения, и захочет наказать.

Сэро иронично приподнял брови, прищурил глаза, но вмешиваться в монолог соседки не стал.

— Например, наваждение наслать. Когда будем спускаться, бесёнок притворится ступенькой, ты ногу поставишь — и провалишься! Потому что ступеньки не было. Вот я смотрю на поляну сверху: трава высокая, и, если б не ветер, я бы даже с высоты не увидела этой подозрительной лужи, явно глубокой, да вон тех железяк, торчащих из земли. А ведь о железки можно споткнуться, упасть и крепко разбиться или даже напороться. И это — тоже наваждение. Место будто предупреждает, что чужакам не радо, и демонстрирует свои опасности.

— Да, согласен, железяки зачётные!.. Покажу их на днях Коробкину. Вдруг удастся из земли вытащить да на металлолом сдать. Я бы и не заметил, если б не ты. Спасибо!

— Знаешь, почему я хотела увидеть водонапорную башню? — Люба хмуро взглянула на иронично настроенного парня.

Ибрагимов вопросительно склонил голову.

— У Стивена Кинга (писатель такой, американский, страшилки пишет) есть роман «Оно». Весьма жуткий! Имир и Паша его читали, подтвердят. Оно — это чистое зло, пришедшее на Землю из других миров, которое питается страхами людей. У этого зла нет лица. Оно принимает облик того, чего человек боится. И охотится Оно, в основном, за детьми. Чего боятся дети? Того, чего не понимают. Заброшенных мест, больных людей, смерти, клоунов…

— А клоуны тут причём?

— Потому что напротив смеха и веселья всегда кошмар и ужас. И в книге злобный клоун-людоед — один из обликов этого жуткого зла. Оно всегда заманивало людей в стоячую тухлую воду: канализация, заброшенная водонапорная башня… В стоячей тухлой воде нет движения, обновления, жизни. В книге как раз героям здорово досталось именно в водонапорке: дети там столкнулись с призраками и всякими кошмарами…

— Поэтому ты и заинтересовалась этим местом? Думала поздороваться со жмуриками и нечистью?

— Нет, конечно! То есть, не совсем… Я хотела почувствовать атмосферу таких мест.

— Заброшенных?

— Да. И, глядя на это буйство природы над останками человеческого обитания, я понимаю, почему зло в книгах и даже в верованиях оказывается не совсем человеческим, земным… Есть нечисть, которая образовалась от людей: брошенные на голодную смерть в лесу младенцы, ожившие покойники, вурдалаки, оборотни, русалки, кикиморы… А есть нечисть, у которой нет человеческих корней. Так откуда она взялась на нашей земле тогда?.. Кинг, между прочим, многие образы и мотивы для своих работ взял у Лавкрафта (я его раньше читала: в классах шестом-седьмом). Помню, одолела его рассказ «Зов Ктулху» и сильно перепугалась.

— Почему?..

С лица Сэро уже слетела насмешливая ирония. Люба говорила очень проникновенно, с поразительным убеждением, демонстрируя всю свою богатую начитанную натуру и эрудицию. А тишина и дикая заброшенность места, солнце, собравшееся к закату, порывы шального ветра доделали остальную работу с воображением парня. Цыган уже всем своим существом включился в Любин монолог. Мурашки чувственно начали бегать по коже, зрачки завороженных глаз постепенно увеличивались. Юноша замер и обратился весь во внимание.

— Потому что в работах Лавкрафта прослеживается чёткая идея: зло прибыло на эту планету задолго до появления первых людей. Оно умеет манипулировать большими массами, даже находясь в мёртвом сне в гробницах своего древнего города-кладбища на самом дне мирового океана. У зла есть имена: Ктулху, например… Это космическое древнейшее божество. Только опасное для человечества и совсем не доброе. «В своей обители в Рльехе мертвый Ктулху спит в ожидании своего часа». Возможно, именно чужеродное зло и создаёт нечисть из самих людей на этой планете.

— Понятно. Хотя нет, не понятно! А кого ты там в начале перечисляла?

— Когда?

— Когда говорила про болото: черти, потом ещё что-то…

— Болотники — это покровители болот, не любят людей и стараются их утопить. Блуждающие огоньки светятся в темноте, заманивают человека в трясину. Стрыги или стригои — карпатские вампиры, вылазят из могил по ночам. Карпаты — это горы на границе Украины и Румынии (могу и ошибаться: не сильна в географии). С Карпатами много преданий связано, особенно мистических. Граф Дракула родом из Карпат. Он румын. Читал Брэма Стокера?..

— Так, знаешь что?!.. Хватит с меня этих страшилок! Ты уже жути довольно на меня нагнала… Как можно такое читать?!

Люба неопределённо пожала плечами.

— Мне нравится. Я люблю мистику и детективы. Тебе же нравится провоцировать милицию в парке поздно ночью, а потом, сверкая пятками, от них драпать… И я, заметь, тебя не осуждаю!

— Это реальная ситуация в реальной жизни! А ты рассказала сейчас всякую полную жуть! Бессонницей случайно не страдаешь после этих книжек?..

— Хорошо, больше рассказывать не буду. Извини, — Люба поняла, что уж слишком много разговаривает. Ей стало неудобно за собственную болтовню.

Сэро встал, отряхнулся.

— Пошли быстрее отсюда! Солнце начинает потихоньку садиться. Мы можем в темноте не увидеть выступов и железных петель — тяжело спускаться будет. Да и по лесу с поляной в сумраке топать как-то не очень приятно.

Спускались они в полном молчании. Ибрагимов пошёл немного вперёд Любы для её же подстраховки: всё-таки назубок знал выступы и стены, а ей осталось только за ним повторять. Но на всякий случай впечатлившийся парень всё же проверял каждые петлю и выступ — вдруг это бесовское наваждение, мало ли?

***

Вернувшись домой после посиделок на балконе водонапорной башни, Люба в веранде обнаружила обувь брата — дорогие, начищенные до блеска, кожаные ботинки — и совершенно незнакомые женские чёрные туфельки на шпильке, с острым носиком.

В коридоре пахло сигаретным дымом да смесью женских и мужских духов, сырокопчёной колбасой, цитрусом, алкоголем. Из комнаты брата раздавались смех и приглушённое звучание какой-то зарубежной романтичной мелодии.

Любин брат Александр (мама называла сына Шуриком) с родителями не жил, но комнату в доме за собой держал. Там хранились некоторые его вещи и самое святое — дорогой японский музыкальный центр для кассет и лазерных дисков. Мощный, с двумя колонками! В тяжёлом советском комоде с четырьмя огромными ящиками лежали сотни кассет, сложенные в определённом порядке. А в бельевом шкафу, что был вмонтирован в проём стены, — полчища DVD-дисков.

На Солнечный №27 Шурик приезжал редко, но метко: когда хотел побыть наедине с музыкальным центром и записать сборник понравившихся хитов или когда ругался с очередной своей женщиной.

Женщин у брата было много. Женился Александр лет в двадцать, будучи в армии, на дочке генерала. Родился совместный ребёнок. Через четыре года совместной жизни Шурик ушёл от жены и вернулся к родителям. После сходился то с одной дамой, то с другой и проживал на их квартирах.

Брат Любы не был иждивенцем: он имел высокий доход от собственного бизнеса, ездил на крутой иномарке, дорого одевался — в общем, был при деньгах и слыл завидным женихом. Женщины Сашу любили: зайдя в любой бар или ресторан, он непременно выходил оттуда с новой спутницей. Более того, Люба у школы иногда встречала вишнёвый джип брата, в котором тот ждал окончания уроков очередной любовницы-старшеклассницы.

Если сегодня родственник привёл в отчий дом новую разовую любовницу, это значит только одно: Шурик разошёлся с нынешней сожительницей и, возможно, с неделю будет жить здесь, пока не появится новая. Родители не запрещали старшему сыну таскать в хату сомнительных дам для плотских утех и претензий не предъявляли.

Женщины Шурика — все до одной, будь то первая жена, сожительницы или любовницы — совершенно не нравились Александре Григорьевне, да и понравиться ни при каких условиях не могли. Мама уверенно и безапелляционно считала, что сын выбирает себе только меркантильных ленивых потаскух. И всё равно, что у девушек было приличное воспитание, образование, хорошая работа, собственное жильё. Шлюхи — и точка!

Каждый раз, когда комната старшего брата оживала, Люба чувствовала себя в родном доме чужой. Мама всегда годила старшему сыну, потакала его желаниям, стирала одежду, готовила любимую еду и требовала такого же отношения от младшей дочери.

— Учись на брате, доченька, уже сейчас мужчине годить! Одежда должна быть его начисто выстирана, комната убрана, а еда приготовлена та, какую мужик любит! Ты обязана работать, а не зависеть от него. Детей здоровых рожать и ничего взамен не просить. Не зарься никогда на деньги мужа! Умей угождать, ни в чём не отказывать и быть полезной! Тогда мужчина от тебя ни к кому не уйдёт и дети твои без отца не останутся!

Мнение, желания и чувства Любы при этом никого в доме не интересовали. Слово Шурика для матери было законом. Будто хозяином дома был не отец и даже не мать, а брат. И всё крутилось вокруг него. А Люба тушевалась, пряталась в своей комнате, в двери которой (в отличие от комнаты брата) замка не было. К дочери старшие заходили всегда без стука, резко открывая дверь, не то что к сыну.

Ощущение движения жизни, воли и радости, что поселилось в сердце школьницы после прогулки с Сэро, стало серым и болезненно стухло. Сколько времени пройдёт — час или больше — когда тихоня, стыдясь пройти по коридору из своей комнаты в другие, услышит из спальни Шурика ритмичный скрип кровати и постанывания? А завтра после школы ей как всегда по требованию матери придётся убирать территорию брата от объедков да мусора после бурной, страстной ночи.

Люба прошла в гостиную, поздоровалась с родителями, смотрящими телевизор, быстро перекусила и закрылась у себя в комнате.

Сидя за столом перед учебником и раскрытой тетрадью, девочка никак не могла взяться за уроки. Она блаженно прикрывала глаза, и воспоминания рисовали облачное небо, закат, порывы свежего ветра, вид на город и ступеньки водонапорной башни. Школьница чувствовала запах Сэро. Брюнет пах целой смесью; тихоня разделила её на ароматы свежепожаренной молодой картошки, сдобной булочки с изюмом, дорогого туалетного мыла и мускатного ореха.

Поспеловой очень нравилось, когда её новый приятель улыбался. Зубы ровные, белые. Губы изогнутой, чётко очерченной формы. Улыбка манящая, уверенная и нахальная. Каждый раз, когда Ибрагимов по-доброму улыбался, язвительно усмехался или заразительно смеялся, Любино сердце ёкало и бухало вниз, и девочка в смущении отворачивалась. Что-то было в этой пацанской улыбке одуряюще колдовское для зажатой тихони. Люба закрывала глаза — улыбка появлялась, и ритм девичьего сердца устраивал канонаду, а душа ликовала.

Нет-нет, старшеклассница не покушалась на сердце повесы: она была настолько не уверена в себе, что даже мысль о пробной попытке постараться понравиться Сэро душилась на корню. Ибрагимов позволил тихоне с собой общаться, пригласил уже второй раз погулять, не отвернулся от ровесницы после всего того позора, что она ему о себе по куриной глупости разболтала… Люба зажмурилась от нахлынувшего стыда, поморщилась, сжала челюсть и, сгорбившись, втянула голову в плечи.

«Чёрт меня дёргал тогда за язык, когда я посвятила Сэро в ту мерзкую историю с приятелем брата, подвёзшим меня!.. Господи, хорошо что он не высмеял меня на всю школу, когда узнал о маминых запретах ходить на дискотеки и общаться с парнями!.. А сегодня вообще Сэро ужастиками грузила… На фиг ему вообще нужна эта информация? Разве идеальные девочки рассказывают подобную чушь парням? Виноградова и Рашель, уверена, и близко такую ересь не несут! Уж про Илютину, которая может и мёртвому понравиться, вообще и думать не стоит! Они умеют поддерживать беседу с парнями и кокетничать, не то, что я… Какая же я глупая и отсталая!»

Дверь в комнату со скрипом распахнулась. Люба, будто проснувшись, вернулась в реальность и уставилась на вход.

— Уроки учишь?

— Да, мамуль. Что-то нужно?

— Поговорить с тобой хотела… О нашем, как говорится, о женском… Как у тебя в школе дела? — Александра Григорьевна прошла в комнату и присела на кровать.

— Всё хорошо, мама! — подросток насторожилась.

«О нашем, о женском» могло означать только одно: наставления да поучения по вопросам девичьей непорочной чести и достоинства, вреде отношений с парнями до брака, а ещё (очень даже возможно!) подозрения да попрёки в непристойном поведении — постыдные, унизительные, грубые и неприятные до слёз. Никогда беспрекословно послушная Люба не давала никакой почвы для подобных замечаний и подозрений, боясь расстроить родительницу хоть в чём-то, но тем не менее всё равно оказывалась без вины виноватой.

«Мама узнала про Сэро?.. Про прогулки с ним вместо библиотеки?.. Что я вру?!.. Как я была в районе школы №4?.. Или про сегодня?.. Что мне делать?!»

Ответ пришёл сам да именно такой, как учил находчивый Сэро: врать и выкручиваться. Школьница съёжилась на стуле и виновато, словно щенок, посмотрела на хмурую мать.

Александра, будучи в своих тяжёлых думах, пугливую реакцию подростка расценила как признак девичьей невинности и благопристойности.

— Миша как к тебе относится?.. Внимание обращает?

Тихоня, перекрестившись в мыслях, выдохнула. Любин одноклассник Михаил Крюков был сильным уважаемым хорошистом. Нет, не лидером и главным красавчиком, как Тимофей. Крюков таковым стать не стремился, да и озорным забиякой не был. Рыжеволосый и конопатый, он придерживался нейтралитета и трудолюбиво учился, чем заслужил почтение у многих учителей.

Александре Григорьевне нравился Миша, и она видела свою дочь замужем непременно за ним. А что такого? Семья Крюковых — уважаемая и порядочная. Отец — пожарник, мать — швея, трое детей (Миша — средний), все прилично воспитаны. Дом у них хороший. Не такой большой, конечно, как у Поспеловых, но и не хибара какая-то. Если Миша женится на Любе, то чего ещё матери для счастья дочери надо? Он тихий, спокойный — такие мужья и нужны! Мужа надо выбирать не по любви, чтоб потом локти кусать да в подушку плакать, а по расчёту, чтобы замужем тихо, спокойно да удобно было. Не красавца, дабы гулял потом от жены, а обычного. С лица воды не пить. Неприметно жить вместе и детей растить — тихое семейное счастье дорогого стоит!

— Хорошо относится, мам. Внимание? Обращает… Наверное.

— Наверное?

— Ну мы особо не сталкиваемся! И сидим на разных рядах…

— Ну и что?!.. Люба, вы в одном классе учитесь! Быка надо брать за рога! Хороших женихов быстро разбирают! Пока ты телишься, его Виноградова или эта Рашель подцепят!.. Ты что, замуж не хочешь удачно выйти?!

— Хочу… Просто… Мне кажется, он мне не нравится…

«Конечно, Крюков мне не нравится: он некрасивый и занудный! Я ему не нравлюсь тоже: Миша уже который год таскается за Аней Рашель. Тем более он ржёт надо мной с шуток Степанченко! Да, я уверена, Крюков меня за девушку не считает, как и все остальные мальчики в моём классе»

— Так сделай так, чтоб понравился! Выпендривается мне тут она! Парень порядочный, хороший, симпатичный… Или ты любви большой хочешь?.. Который тебе, доченька, раз повторяю: большая любовь плохо заканчивается! Я тебе сколько про свою молодость рассказывала, помнишь?.. Как в школе без ума я была влюблена в самого красивого одноклассника? А он, скотина, будучи помолвленным со мной, бесстыже таскался у меня за спиной направо и налево!.. Я тогда всю подушку слезами насквозь промочила, столь долго от обиды плакала. Так же хочешь?

— Нет, мамочка, не хочу!

— Послушай родную мать тогда: разве я плохое своему дитю посоветую?!.. Держись от красавцев подальше, а Крюкова бери на абордаж! Попроси Бортник тебя посадить вместе с ним, предлагай ему домой из школы вместе ходить. Проси, в конце концов, его тебе уроки объяснить (дурой притворяться иногда выгодно). Женщине вообще вредно быть умной. Мужики не любят, когда бабы хоть в чём-то их лучше. Чтобы не остаться в старых девах да выйти замуж, глупенькой прикинуться полезно. Поменьше говори, побольше Мишу слушай и хвали! Поняла?..

— Да, мам.

— И Миша светленький, как мы. Масть нашу русскую, как говорится, не испортит. Никаких чёрных и нацменов в нашем роду! От них — одни неприятности!

Люба вздрогнула и с тоской подумала о Сэро и Имире. Эти двое цыган относились к ней лучше, чем весь «русский» класс.

— Но не все же нерусские плохие, — робко высказалась девочка.

— Не все, само собой! Есть среди нацменов единицы порядочных.

— Кто такие нацмены? — решила спросить тихоня значение слова, которое за пятнадцать лет жизни здорово намозолило ей уши.

— Национальное меньшинство. Так их в СССР называли и волю им не давали! Это сейчас Союз рухнул, и они распоясались! Едут к нам всякие армяне, турки да узбеки с казахами, рабочие места отбирают, землю занимают… Помню, как мой родной брат (Царствие ему Небесное!) смолоду жениться на Настьке хотел! Папа её аварцем был, а мама — турчанкой. Красивой Настасья была, как икона! Волос чёрный, густой, кучерявый, глаза огромные, ресницы — как крылья бабочки… Бабушка твоя против была. Говорили мы ему всей семьёй: «Лёня, масть испортишь! Будут у тебя все дети чёрные курам на смех!». Еле отговорили: не женился, слава Богу…

Люба много раз слышала эту историю. Эта несчастная Настя, со слов матери, долго за дядей плакала, замуж так и не вышла, постепенно от какой-то болезни зачахла и лет в тридцать умерла. Дядя Леонид женился на русской девушке Капиталине, которую ему подсунула его семья, — не по любви, а по требованию. Она была светленькой, как бабушке и хотелось, и всё равно любимой невесткой не стала. Прожили в браке Леонид с Капой как кошка с собакой, родили двух дочерей. Помер дядька от сердечного приступа в тридцать три года, пережив свою первую любовь всего на пару лет.

— Ты же тоже с брюнетом встречалась, мама…

— С Юркой, что ли? — у Александры Григорьевны от воспоминаний смягчилось лицо и нежно закатились глаза. Она очень любила пересказывать дочери события из своей бурной молодости по много раз. — Отец его табасаранских кровей. Да, Юра чёрный был, красивый! Невысокий. Я специально каблуки одевала, чтоб выше быть. Мне так хотелось! Позлить его, что ли? Только он не злился совсем. Нравилась я ему!

— А он тебе?

— Ну, он мне, — Александра вздохнула. — Как тебе сказать?

— Как есть.

Женщина замолчала. Через пару минут, медленно подбирая слова, заговорила:

— Юра умный очень был, перспективный, чернявый такой весь из себя. И красивый, как царь! Все девки хотели Юру заполучить, но он ухаживал только за мной. Жениться на мне мечтал. А я глупая была по молодости да капризная очень! За мной тоже многие ухаживали, замуж взять хотели. Я дурачилась. Мать меня, конечно, ругала, что чёрный он, но я не слушала её. Юра должен был приехать и предложение мне сделать, но опоздал на поезд. А я же такая королева была — разозлилась и отомстила! Раз не явился в срок — выйду замуж за другого! И в этот же вечер твой отец подвернулся (мы с Василём на станции работали вместе; давно приглянулась я отцу, только он мне не по сердцу был)! Подошёл и говорит: «Выйдешь за меня?». Я с психу брякнула: «Выйду!». На следующий вечер Юра приехал, а я помолвлена… Он так плакал, так плакал!

Мама замолчала. Комнату проглотила давящая тишина.

— Мам, но ты же могла разорвать обещание папе! Почему не сделала этого?

— Вредная и капризная потому что была, — неопределённо дёрнула плечами женщина. — Сама переживала очень, но видела мучения Юры и злорадствовала: «Вот тебе! Будешь знать, как на поезд опаздывать!». Юра и с Василём разговаривал. Отец твой ему тогда сказал: «Я её не держу, пусть сама решает». Вот я и решила, что раз слово дала, то забирать его назад нечего…

— Не жалела потом? — Люба с сочувствием глядела на свою мать, что погрузилась в грустные воспоминания, склонив низко печальную голову с короткой перманентной стрижкой.

— Жалела, конечно! И тосковала очень за ним! И Юра тосковал… Потом женился пару раз, но неудачно. А я уже Шурика родила. Дом строить начали… Это всё прошлое, ничего не вернуть! Да и не надо. Вон мы с Василём, что, плохо живём?.. Душа в душу! И вас родили да вырастили! Осталось тебе ума дать.

Люба смущённо улыбнулась.

— Я надеюсь, ты с парнями лишнего там, в школе, себе не позволяешь?.. Родителей не позоришь?

Перемена темы разговора была настолько неожиданной, что у Любы от удивления вылезли из орбит глаза.

— Нет! — ошарашенно выдавила из себя десятиклассница.

— А то, я смотрю, щёки у тебя розовые все, пылают! И лицо округлилось, как отёчное! Влюбилась?.. Или с кем на ветру обнималась-целовалась?.. Не беременна часом?! — Александра смотрела на подростка грозно, строго, не принимающим никаких «Но!» взором. А перед глазами у женщины стояли близнецы-сыновья Алмаза. Особенно тот бесстыжий нахал с разбойничьей улыбкой.

Люба боязливо подогнула под стул ноги и, сгорбившись, вжалась в сиденье, пытаясь испариться вон.

— Смотри мне, только опозорь!.. Принеси попробуй в подоле!.. Я тогда за такой срам перед людьми порядочными тебе на одну ногу встану, а другую — оторву!

Ох сколько раз Люба слышала за свои прожитые годы эту фразу! Григорьевна произносила её всегда непримиримо, жутко, враждебно. Так и звенело между слов: «Убью без суда и следствия, и помилования не будет!». Десятиклассница фатально верила в намерения родительницы, поэтому мальчиков остерегалась как огня.

— Нет, мама, я не беременна и ни с кем не целуюсь! — оправдываясь, трусливо замяукала школьница, чувствуя абсолютную вину за то, что позволила маме усомниться в собственном целомудрии.

— Дочь, платье надо беречь снову, а честь смолоду! Народная мудрость на то и народная, что проверена не одним поколением! Подальше держись от нацменов: армян, турок, грузин всяких, кавказцев и цыган! Гады на русских никогда не женятся, только пользуются, позорят и брюхатят! Много чёрных сейчас в школе в старших классах?

— Армян много: мальчиков и девочек.

— Кучей своей чёрной собираются небось?!

— Да нет, со всеми общаются. Армяне открытые, компанейские, общительные очень, с ними все дружат!

— Только проститутки с ними дружат!.. А цыганских парней много?

Григорьевну волновало одно: знакомо ли её дитя с Алмазовыми пострелами?.. Но Люба интуитивно, не зная о стычке матери и Сэро в товарной кассе, сообразила, как надо ответить.

— Не замечала, мам! Ни одного не знаю, — тихоня подняла доверчивые глаза и сделала честнейшее лицо.

— Ну и Слава Богу! — Александра радостно выдохнула и облегчённо взмахнула рукой.

В коридоре грохнула дверь спальни брата. Раздался женский смех. Потом дверь ещё раз хлопнула, и всё утихло.

***

Проводив Поспелову, Сэро встретился с Коробкиным. Тот поджидал друга на железобетонных ступеньках у берега реки. Оба парня до самой ночи сидели у водной глади, покрытой ряской, курили да вели разговоры о своём, о мужском.

Денис опять поругался с Ленкой. Она на днях узнала про очередную его интрижку из параллельного класса и подралась с соперницей до крови и крепких синяков прямо в школьном коридоре. Сегодня как раз их всех с родителями к директору вызывали. Приятного было мало.

— Чтоб леший эту тупую корову побрал! — ругался Денис. — Какого ей надо постоянно драться?! Ну узнала и узнала, дальше что?..

— Бросил бы ты уже её и жил своей жизнью, — решил дать совет Сэро, слушавший возмущения приятеля вполуха.

Денис бросал Ленку за вспыльчивость и назойливость. Ленка бросала Дениса, проклиная за неверность и обиженно причитая. Расставания обоим школьникам хватало на пару-тройку недель. Затем Лена возвращалась, кокетничала и заигрывала. Не теряя времени даром, Денис просил прощения за своё поведение. Девочка тоже извинялась и обещала больше не истерить. Порочный круг из подарков, поцелуев, любви да нежностей, а потом новая интрижка — новая истеричная драка, порой даже между ними обоими.

— Новую тёлку уламывать долго придётся, — подумав, возразил Коробкин.

— Да уж как-нибудь уломаешь! — съехидничал цыган. — Ты озабоченный придурок, блин! На черта тебе такая безмозглая дура, как Ленка?! Она тебе даже не нравится!.. Ой, только не надо прикидываться валенком! Нахрен эта мартышка тебе не сдалась! Чисто как собачку комнатную держишь, лишь бы баба рядом болталась.

— Я к ней хорошо отношусь! — попытался оправдаться шатен. — На днях денег ей дал на шмотки и в рестик в центре несколько раз водил. Всё заработанное потратил!

Коробкин подрабатывал в автомастерской дяди. Парень хорошо разбирался в ремонте машин, техники, умудрился даже починить старый отцовский мотоцикл, бесхозно валявшийся в сарае (папаша его да старший брат уже восемь лет сидели в тюрьме).

— Нахрена этой курице твоё хорошее отношение?!.. Ленка раскатала губу, что ты будешь у неё на поводке. А ты постоянно выставляешь её дешёвкой, таскаясь следом за каждой упругой задницей и смазливой рожей!

— А что такого?!.. Я что, женился? Нет!.. Гуляю, с кем хочу и где хочу!

— Так и обозначь это дуре: свободные отношения…

— Говорил! Она тогда визжала как резаная: я тебе не дырка на одну ночь!

Сэро, не удержавшись, расхохотался.

— Придурки вы оба!

— Кто бы говорил! — огрызнулся шатен. — Играешься сам с кралями, а потом кидаешь!

— Не кидаю, а расстаюсь за ненадобностью, — деловито парировал цыган. — И я ни с кем не обозначаю себя в паре и встречаться не предлагаю. У меня нет девушки.

Старшеклассники недовольно покосились друг на друга. Денис задумался, прикусив губу.

Было в их дружбе что-то нездоровое. Неправильное. Неправильной была манера этих двоих парней пускать девушек по кругу: друг от друга — и обратно. Денис мог познакомиться с дамой, но шуры-муры с ней заводил Сэро. А бывало, цыган приводил в компанию подружку, а подбирал её Денис. В душе Коробкин чувствовал себя хуже Ибрагимова: не таким обаятельным, не настолько привлекательным — и злился. В отместку шатену хотелось отбить у самоуверенного цыгана подругу. Но не такую, что легка на помине. А ту, на которую брюнету будет совсем не всё равно. И когда такая девушка уйдёт к Денису, цыгану станет очень больно. Обидно до слёз и неконтролируемого желания кого-нибудь убить.

Коробкин знал, что Ленка вздыхает по Сэро. Парень подметил это давно ещё, когда впервые привёл в компанию свою одноклассницу, чтобы познакомить с друзьями. Тогда сверстница раскисла от близнецов и совсем забыла о нём. Сначала она попыталась соблазнить Имира, но этому умнику вообще сложно понравиться — неисполнимая задача. Имир холоден и на чары девушек не падок. А Сэро… Этот ей повода никогда не давал, но как же, блин, Ленка украдкой пожирает красавца глазами!

Денис, почувствовав прилив ярости, сжал кулаки. Сэро это заметил и напрягся.

— Ты чего?..

— Да так! Вспомнил, как отца с братом судили…

Уже давно стемнело. Зажёгся неподалёку от подростков фонарь. Мимо прошаркала какая-то запоздалая тётка с авоськами. Денис вытащил пачку сигарет, угостил цыгана. Они прикурили и затянулись.

— Твой брат не курит, — зачем-то упомянул Коробкин известный факт.

— Ну да. Ты это к чему?

— Да так, к слову! Ты же тоже вроде не в привычке?

— Хочу курю. Не хочу и не курю. Тебе поговорить больше не о чем?..

— А Люба курит?..

— Кто? — Сэро оторопел.

— Люба. Та девочка, которую ты тогда к хате Пахана приводил. Курит?..

— Нет, не курит.

— По ней и видно! Приличная. В «Торнадо» я её ни разу не видел. И в других местах — тоже. Домашняя мышка?.. Хорошо учится и маме не перечит?..

Сэро не ответил. Денис внимательно посмотрел на него и рассмеялся.

— Впервые тебя в компании с такой вижу… Не твоё совсем!

Ибрагимов опять не ответил. Затянулся и выпустил струйку дыма.

— Чего молчишь?!.. Где откопал эту принцессу?..

— Тебе какое до неё дело?!

— Зачем грубишь?!.. Я просто спросил! Тебе ответить взападло?

Цыган закатил глаза и сделал такое лицо, будто устал отмахиваться от надоедливой мухи.

— Она из другого десятого класса. Он считается типа отборным.

— «А» что ли?

— Да. У нас был совместный урок химии. Проверочная. Я просил у неё списать. Она не дала. Я потом встретил её и наехал, чтоб неповадно было…

— Обидел?

— Нет. Я не особо старался…

— Да ну?!.. Ты, и не постарался! — Ден рассмеялся и озорно пихнул приятеля.

— Отвали, блин!..

— Отвалил уже. Дальше что было?

— Потом мне стало стыдно, и я подошёл извиниться… Так и познакомились.

Коробкин заржал как умалишённый.

— Чё ты ржёшь как конь?!..

— Я просто не могу вкурить: ты головой, братан, ударился?!.. Такое поведение — вообще не про тебя!

Сэро почувствовал себя неуютно. Слабым. Дену карты в руки давать нельзя.

— Ну вот видишь, я и для тебя раскрылся неожиданно с другой стороны! Оказалось, Имир её знал: наши родители знакомы. Вот я и попёрся играть в дипломатию, пока от бати пилюлей не отгрёб.

— Аааа, вот оно что! Она хорошенькая, эта Люба: сиськи, жопа — всё в зачёте! Сочная!.. Я уж думал, ты влюбился!

— Фууу!.. Нет уж!.. Она чересчур заумная и правильная. И холодная, как бревно.

— Ну ты и ляпнул!

— Мне всё равно, как я ляпнул. Она чисто для потехи. Чтоб под ухом что-то жужжало. Так сказать, нестандартное баловство.

— А Имир что?

— Хорошо к ней относится. Люба ему нравится. Чисто как человек.

— Ясно всё с тобой! Ну и хорошо: компашку нашу разрядит… На дискотеку в субботу её приводи.

— Она не ходит на танцы.

— Так пусть придёт уже!

— Не придёт. Её родаки не пускают.

— Ещё бы!.. Такой пирожочек!

— Слушай, какой ты всё же озабоченный! — неожиданно разозлился цыган. — Сказали тебе, олуху: её не пускают! Чего тебе надо?!

— Эээ! Охолонь, братэлло! Не нервничай! Я пошутил, слышишь?.. Просто так приводи её к нам тусить. Я не желаю этой Любе зла! Сказал всего лишь, что симпатичная. Тебе ведь она не интересна, вот я и полюбопытствовал!

Коробкин понял, что нащупал болевую точку. Сэро так раньше не реагировал: они могли вдвоём обсуждать всякие сальности, клеить девок, страховать друг друга, но Ибрагимов всегда с любой приятельницей расставался легко и равнодушно. А тут как-то неожиданно!

«Ну и хорошо! Подумаешь, тихоня… Завалить такую проще простого! Не умеешь ты, Сэро, порядочных домашних мышек уговаривать!» — затянувшись с наслаждением никотином, усмехнулся про себя Денис.

***

Сэро вернулся домой поздно, где-то около полуночи. Многие на улице уже отдыхали — свет в окнах мало где горел. Мальчик осторожно зашёл во двор, боясь потревожить сон своих.

Смазанная калитка лишь слегка щёлкнула. Собака учуяла хозяина, загремела цепью да завиляла хвостом. Парень почесал мохнатого сторожилу за ухом и подошёл к входной двери. Не заперта. Значит, родители не ложились ещё.

Точно, на кухне горел свет. Мальчик, разувшись, тихо прошёл туда.

— Привет. Не спите?

Отец, сидевший за столом, отвлёкся от чтения книги и снял очки.

— Ну привет, красавец! Нагулялся?.. Уже несколько дней родного сына не вижу! Улица тебя совсем сманила!

Лала, мать близнецов, разделывала в это время свежезарубленную утку. Цыганка на слова мужа по-доброму улыбнулась и с любовью посмотрела на сына.

— Тебе помочь, мам?

— Зачем?.. Я уже почти закончила. Осталось только на части поделить. Щас отец её порежет, и в кровать пойдём… Рада тебя видеть, родной! Иди купайся да спать ложись.

— Имир спит?

— Ты на улице был, основной свет горел?

— Вроде, нет… Не обратил внимания.

— Ну значит, или спит, или книгу читает под светильником.

— У тебя-то как дела в школе, как успехи? — со скупой улыбкой поинтересовался Алмаз, внимательно глядя на отпрыска. — Тебя если не спросить, то ты постесняешься в известность поставить!

— Все хорошо, дадо, ты же знаешь, я не ходок учиться! Ума Боженька не дал, — слукавил хитрый мальчишка. — По части учёбы лучше не ко мне, а к Имиру.

— С Имиром мне давно всё понятно. Он пытливый к знаниям уродился! — отец иронично хмыкнул. — А ты пошёл по другой науке. Вконец загулял, прямо как в шестом классе…

— Ладно, спокойной ночи! — решительно свернув неудобный разговор, подросток подошёл к матери, обнял её, поцеловал в щёку, затем приветливо кивнул отцу и развернулся было к выходу.

— Да, Сэро! Я спросить у тебя хотел кое-что! — заявил напоследок Алмаз.

— Что? — нахмурившись, поинтересовался старшеклассник. — Спрашивай!

— Молодец, что яблоки на станцию отнёс.

— Ты уже нас с братом благодарил, спасибо. Это ж неделю назад было! Или даже больше?

— Вот я и решил лично тебя ещё раз похвалить!

Повеса насторожился, зная, что батя лишнее слово просто так не обронит. Нехорошо.

— Девочки тебя в школе любят, знаю. И не только в школе!

— Конечно, знаешь! — засмеявшись, вставила мать. — Сам таким в юности был!

— Помолчи, Лала, у нас мужской разговор, — сухо оборвал жену Алмаз.

Молодая цыганка тут же насторожилась и с тревогой уставилась на сына.

— Я у тебя, Сэро, узнать хотел: ты девушек, надеюсь, не обижаешь?..

— К чему эти вопросы?!

— К тому, что надо. Отвечай! Ни мне, ни твоей матери дурные новости снова вдогонку не нужны!

— Не обижаю! — разозлившись, юноша попытался изо всех сил догадаться, откуда ветер дует.

— Точно?

— Да! Лучше прямо говори, в чём дело, а не гоняй меня кругами!

Пристальный взгляд старшего цыгана спокойно буравил красивое лицо подростка. Сэро, чувствуя раздражение, смело уставился на родителя в ответ, рассчитывая понять причину странного диалога.

Ибрагимовы любили своих детей и позволяли им жить да расти так, как тем хочется. Но слово Алмаза в доме было законом. И сохрани Боже расстроить главу семьи! Сэро, разгульный повеса, хоть и любил да почитал своих родителей, но давно умудрился выйти из-под их контроля. Только отца пока остерегался.

— О чём это ты говоришь, Алмаз?.. Что случилось?! — не удержалась встревоженная мать, помня о былых подвигах своего хулиганистого ребёнка.

Глава семьи даже не шелохнулся.

— Я последний раз повторю свой вопрос: ты, сын, никаких девочек из других десятых классов в своей школе не обижаешь?..

Красавчику наконец-то дошло, откуда дует ветер: «Яблоки, десятые классы?.. Ха! Не дождётесь!». Сделав наичестнейшее лицо, парень самоуверенно посмотрел на отца.

— Дадо, заверяю тебя: я даже и не думал никого обижать! — повеса, талантливо изобразив на лице полное непонимание, хитро усмехнулся.

Бывалый Алмаз сделал вид, что не заметил актёрской игры находчивого отпрыска.

— Я очень рад, сын! Веди себя с девочками прилично. Особенно с тихими и домашними. Спокойной ночи!

— И вам не хворать! — Сэро, слегка поклонившись, развернулся и пошёл в свою комнату.

Имир, укрывшись одеялом, читал книгу под лучами светильника.

— Ты отцу рассказал о Любе? — едва пройдя в дверь, задал резкий вопрос близнец.

— Нет. Зачем? — Имир непонимающе уставился на близнеца.

— Я так и думал! Чёрт побери, ну что за придурошная мамаша!