Школа. Никому не говори. Том 4

Руфия Липа (2024)

Люба выпытывает, как мама впервые познакомилась с семьёй цыган, попавших в беду при переезде. Она удивляется, что мама сторонится порядочных Ибрагимовых только потому, что они цыгане, зато пускает в дом злых бабок-сплетниц и вороватых брехливых соседей. Гуляя на заброшенном консервном заводе, Люба и Сэро натыкаются на проблемы. Девушку беспощадность приятеля пугает. Сэро даёт Любе немало ценных советов, делится жизненным опытом, уделяет время, но при этом некрасиво высмеивает её, постоянно задевая девичье достоинство. Доверительная дружба Любы и Дениса перетекает во взаимный интерес. Люба понимает, что нравится, но специально строит снежную королеву, чтобы ощутить власть над парнем. Ребята негласно не распространяются о своей дружбе, чтобы сохранить её от чужих вмешательств. Денис романтизирует девушку, идеализирует, не замечая, что у тихой, скромной Поспеловой есть пугающая сторона.

Глава 6.

Бритва брата и дезодорант прятались в комнате школьницы за трельяжем. Девочка не мешкая приватизировала их после последнего поспешного отъезда старшего сына к новой большой и чистой любви. Исполняла это она не в первый раз, чтобы использовать чужие вещи для собственных нужд.

Когда наступило половое созревание классе эдак в седьмом, тихоня открыла, что умудряется очень невкусно пахнуть.

«У чистоплотных девочек ничего не пахнет! Чаще мой подмышки с мылом, и проблема будет исчерпана!» — посоветовала озадаченному чаду Григорьевна три года назад.

Люба прислушалась, но проблема себя не исчерпала. Собственный запах пота вызывал тошноту (хоть тараканов трави!), пропитывал насквозь одежду и раздавался в воздухе убийственным амбре. Комплексов добавили заботливые одноклассники, морщившие нос да заявлявшие во всеуслышанье: «Фу! От тебя воняет!». Девочка глушила «естественные запахи» мамиными духами, пахнущими, словно шкаф престарелой бабушки, но стало ещё хуже.

Купить дезодорант товарный кассир наотрез отказалась: «Это яд! Поры закупоривает, кожа не дышит. Тело травишь американцам на радость, бесплодной станешь! Пусть дуры-одноклассницы отравой мажутся, а ты себя береги».

Поняв, что с упёртой родительницы взятки гладки, девочка нашла выход. Стала потихоньку использовать стоявший в комнате брата мужской дезодорант. Затем начала втихую приворовывать средства от пота, спирая недостачу на короткую память Шурика.

С бритвой дела обстояли примерно так же. Не желая быть высмеянной в спортивной раздевалке, Люба начала следить за собой, пользуясь станками, оставляемыми братом в бане. Брат возвращался, обнаруживал, что его гигиенические принадлежности кто-то брал, и сильно ругался. Мать отчитывала нашкодившую дочь, а та краснела и злилась, ведь женщина ничего не замечала, пока вой не поднимал старший отпрыск. Тогда подросток стала поступать хитрее: едва Шурик что-то нужное ненароком оставлял, как она пулей это припрятывала в свои закрома и эксплуатировала в удовольствие, радуясь, что избежала дополнительных насмешек в 10 «А» малыми жертвами.

«Как будто в пещере живём, а не среди людей! Чего стоило выклянчить покупку прокладок! Хорошо, что месячные в 14 лет пошли, а не раньше, иначе я бы пришивала поганые тряпки к мотне намного дольше! С подшитыми лоскутами в школьный сортир хоть не заходи! Про раздевалку в спортзале — слов нет… Сколько раз доказывала, что готовые прокладки удобнее — куксится мать да нудит. Волосатые ноги и подмышки — естественно. Вонять потняком — нормально. Тряпки кровавые стирать до посинения — гигиенично. Что за хрень?!.. Почему для других предков гигиена не проблема, а в моей семье ровно наоборот? — недоумевала десятиклассница. — Счастье, что мама убираться не любит, иначе бы давно обнаружила мои нычки!»

Люба вздохнула, покосилась на дверь. Уроки были выполнены. Но, чтобы создать видимость непосильного труда (дабы не отвлекали и не приставали с ерундой), она оставила на столе раскрытыми учебник и тетрадь, а сама залезла в шкаф и вытащила спортивный костюм.

«После уроков завтра сразу на консервный мотанём. Сэро сказал, что нужно одеться удобно, неприметно, волосы собрать. Ничего не должно цепляться за деревяшки, железки и выступы — заброшка всё-таки! Кроссы обуть на толстой подошве, но гибкие и лёгкие. Подойдут те, что на прошлой неделе с ним вместе на Сенном выбрали. — Люба расстегнула молнию на спортивной куртке. — Завтра физ-ра. Верх и футболку одену на все уроки, чтобы меньше тащить, а штаны на дно рюкзака засуну».

Тихоня переоделась, завязала волосы в тугой пучок и критично осмотрелась. Затем улыбнулась себе в зеркале и подмигнула. Не понравился результат — снова повторила. Потом ещё, пока не скопировала улыбку повесы. Удовлетворённая, старшеклассница печально задумалась.

Поспеловой хотелось смеяться и язвить, как Сэро. Дружить и жить, как Сэро. Иногда на неё находило что-то обиженное и завистливое, и тогда Люба желала перестать быть собой, потому что быть Сэро казалось ей намного круче, престижнее и приятнее.

«Вот бы у меня были глазки-угольки! Ресницы длинные, чёрные, густые и закрученные — тушь не нужна. Бровям пинцет не понадобится. Разве честно для пацана быть краше девчонок? Губы с чётким контуром и красивым изгибом. Почему я не родилась близняшкой Сэро и Имира? Была бы замечательная тройня, а я бы оказалась самым счастливым человеком на Земле!»

Юная особа не могла перестать крутиться возле зеркала, стараясь скопировать качественнее мимику и жесты брюнета, чтобы более достоверно перевоплотиться в человека, которым она искренне восхищалась: «Лучше бы я родилась мальчиком! У них жизнь намного проще, чем моя».

— Доченька! — без стука зашла Александра Григорьевна. — Поговорить надо… Какой приятный костюмчик! Не припомню, чтобы я его покупала!

— Даша Бутенко подарила, — без запинки отрапортовала Люба. — Он на неё большой. А я ей взамен — пушистую персиковую кофту с вышитыми цветами.

— О, как здорово! — обрадовалась мать. — Кофта та хорошая, дорогая! Я её лет десять назад купила! Она всё лежала, тебя ждала и вот пригодилась! У Бутенко губа не дура!

— Конечно, не дура! Твои вещи многим в классе нравятся, мам! — Школьница улыбнулась своему вранью. Несчастная бесформенная кофта, в которой тонкая фигура девочки тонула и терялась, больше недели тусила на свалках Краснодара, куда отправилась в тот день, когда был куплен однотонный спортивный костюм по фигуре. Люба знала, что родители Бутенко на собрания не ходят, а значит шансов у матери пересечься да узнать правду нет.

— Хорошо, что с умом меняться умеешь, дочь! — Товарный кассир неуверенно посмотрела на подростка и решилась: — Не знаю, как среагируешь… Всё-таки моя одёжа тебе дорога… К Шурику на работу устроилась приезжая женщина с двумя детьми младше тебя, мальчиком и девочкой. Денег нет, жилья нет — бедные очень! Спрашивали, кто может подать одеждой да едой. Выберешь что-нибудь из своих вещей, чтобы отдать нуждающейся несчастной семье?

Старшеклассница несказанно обрадовалась: шанс легально избавиться сразу от большого количества устаревшего тряпья перепал впервые.

— Конечно, мама! С удовольствием поделюсь! Переберу, оставлю любимое, а остальное передам в добрые руки.

— Ну слава Богу! Спасибо большое за понимание… Уж больно мне их жалко! На своей шкуре знаю, каково быть голытьбой!

Александра тяжко вздохнула и медленно опустилась на Любину кровать. «Поговорить хочет», — сообразила дочь и присела напротив, за свой рабочий стол.

Старшая Поспелова была очень щедрым и гостеприимным человеком. Для пришедших на Солнечный 27 к столу выставлялось всё самое интересное, свежее да вкусное, а уходили посетители всегда с сумками, доверху набитыми подарками и деликатесами. Если Шура кого-то одаривала, то делала это от всей души, широко и бескорыстно.

К щедрости и гостеприимству Александры Григорьевны добавлялось ещё одно замечательное качество — женщина была на редкость сострадательной. Она крайне болезненно относилась ко всем униженным и оскорблённым, к людям, побитым жизнью, к калекам и сиротам, стремилась помочь, а то и защитить. Но нередко желание спасти оказывалось неуместным и бестактным вмешательством в чужую жизнь, потому что Поспелова умудрялась причинять помощь без данного на это разрешения. Люди оскорблялись, а железнодорожница, изумляясь, недоумевала. Ведь намеренно обидеть она не то что не хотела — даже не думала!

— Лену попрошу сдать им за символическую плату половину дома. Коммуналку-то платить тяжело, да и одной жить страшно. Отцова хата для неё слишком большая — сама говорила! А так и людям хорошо сделает, и самой не одиноко будет.

— Добрая ты, мам!

— А как же без этого! Нужно бедным помогать, Любушка! Добро потом в сто крат вернётся.

— Они русские?

— Конечно, русские! С чего им быть другими?!

— Понятно. Я так и думала. Мам, можно я твои драгоценности примерю?

— Ради Бога!

Девушка принесла из гостиной хрустальную вазу, наполненную бусами, серьгами и браслетами.

— Столько красоты лежит без дела! Почему ничего не носишь? — поинтересовалась школьница, прикладывая к груди длинные тяжёлые бусы из янтаря.

— Да куда мне на старости лет! Помирать скоро. Нечего людей смешить! — Александра пронзительно посмотрела на дочь и отвернулась к окну.

Шура была полной женщиной с большой пышной грудью. Круглое лицо — с глазами, выражающими миру одновременно недоверие и наивность, с пухлыми губами, с левой стороны которых красовалась тёмная выпуклая мушка, — из-за напряжённой поджатой челюсти выглядело нервным, даже недобрым. На шее — несколько бородавок, ещё пара расположились у её основания. Широкие крестьянские ладони с короткими пухлыми пальцами и квадратными ногтями выглядели неухоженно. За ногами она тоже не следила; грубая кожа на стопах летом покрывалась глубокими чёрными трещинами, с которыми в бане не могла справиться пемза. Кремы для рук, ног и лица — никто в доме Поспеловых такого не знавал. К уходу за телом товарный кассир относилась с пренебрежением, считая его уделом неженок и бездельниц. Любе было странно слышать подобные заявления, ведь в молодости Шура слыла редкой красавицей, щеголихой, тщательно следившей за внешностью да ни в чём себе не отказывавшей.

— Зачем скупала?

— В наследство. Для тебя лежит хранится.

— А вот эти откуда? — перебрав другие украшения для отвода глаз, Люба достала ту вещь, ради которой она разговор и затеяла: красивое ожерелье из небольших круглых голубых бусин с чёрными и бежевыми прожилками.

— А, это бирюза! Цыганка подарила.

— Цыганка, я не ослышалась? — удостоверилась дочь. — И ты взяла, не побоялась?!.. Сама же мне столько раз говорила, что от чужих нужно держаться подальше! Что они обманывать только и могут! Вдруг эти бусы ворованные или на них порча?

Конец ознакомительного фрагмента.