Сердце джаза

Сара Лёвестам, 2013

Джаз-з-з-з-з-з! Сумасшедший джаз, который никогда не умрет, «музыка черных», как презрительно его называли те, кому не повезло состариться раньше времени. Но, на минуточку, «черные» – это Дюк Эллингтон и Элла Фицджеральд, Луи Армстронг и Чарли Паркер, Майлз Дэвис и Сидни Бечет… Да, в Швеции тоже был джаз, а самая яркая звезда периода свинга – Повел Рамель. Поет он, конечно, на любителя, но настроение поднимает точно.

Глава 8

Улица Осогатан была сплошь застроена каменными домами. В Стокгольме любили камень. С другой стороны, здесь не было львиных голов и величественных арок, которые он видел в других местах. В качестве небольшой компенсации за простоту архитектуры от стен исходил запах пива, многим казавшийся приятным. По мнению тетушки Хильды, на Осогатан Альвар должен был увидеть бездомных, оборванцев и просящих милостыню детей, но люди, которых он встречал, были на удивление хорошо одеты.

При ближайшем рассмотрении в Стокгольме все были хорошо одеты. Только Альвар был в шапке, а остальные ходили в шляпах, которые едва согревали уши. В Старом городе он даже видел дам с муфтами.

Найти дом номер сто сорок было непросто, поскольку не все дома были пронумерованы.

Тут он начал осознавать, что Эрлинг дал ему только адрес. Он даже фамилии его не знал. В Бьорке это могло бы сработать, но в Стокгольме — вряд ли.

Взгляд блуждал от окна к окну по каменному фасаду, когда со стороны ворот раздался чей-то голос. Альвар даже подпрыгнул от неожиданности.

— Чего тебе?

У пятидесятилетнего мужчины, окликнувшего его, была такая пухлая нижняя губа, что Альвар, несмотря на то что это могло показаться бестактным, не мог оторвать от нее взгляда.

— Я… — пробормотал он, пытаясь смотреть в глаза этому человеку, — я ищу мистера Эрлинга, который играет здесь на кларнете.

Губастый мужчина исчез из виду, но быстро вернулся.

— Мистер Эрлинг, — сказал он с иронией в голосе. — Так ты один из них.

Один из музыкантов, один из джазовых музыкантов Стокгольма. Альвар чувствовал всей душой, что был одним из них.

— Верно.

Мужчина сделал к нему шаг, и Альвар инстинктивно попятился.

— Понятия не имею, из какой деревенской дыры ты вылез и что ты замышляешь, но если ты думаешь, что я не сумею отличить этих, то ты еще глупее, чем выглядишь. Вали отсюда!

Сердце Альвара бешено заколотилось. Внезапно пришло осознание, что он никогда не услышит джаз на Осогатан.

Он продолжал смотреть на бесформенную губу мужчины, когда раздался ангельский голос:

— Андерссон!

На глазах у Альвара произошла захватывающая трансформация: губы мужчины вдруг расплылись в искренней улыбке.

— Мисс, — сказал он тоном, в котором зазвенели добрые нотки.

Альвар понял, что покраснеет еще до того, как обернется.

Девушка была старше, чем можно было предположить по голосу. Двадцать один, а может, и двадцать пять лет. Трудно сказать — голос звучал молодо, а одета она была как взрослая женщина.

Глаза у нее были серыми. Альвар еще не знал, что его любимый цвет глаз — серый, а любимый цвет волос — русый. Носик был пухлым и красноватым от довольно холодного воздуха.

Он не издал ни звука, но, к счастью, в этом не было необходимости.

— Мальчишка утверждает, что он из оркестра.

Девушка быстро оглядела Альвара, а его сердце билось все быстрее и быстрее. Ни одна девушка не смотрела на него так раньше, и тем более городская девушка с красивыми серыми глазами и в шляпке.

— Все верно, — улыбнувшись, сказала она и взяла его за руку.

Его… За руку…

Теплая рука спасительницы защищала Альвара от злобного губастого тролля.

Может быть, ему было всего семнадцать, может быть, его можно было заподозрить в некоторой наивности, но он знал, что отныне его бешено бьющееся сердце будет принадлежать ей навсегда. Она стала девушкой его сердца.

Она повела его вниз по лестнице, они прошли через железную дверь. И когда его глаза привыкли к темноте, перед ним открылось царство небесное.

— Что ты там увидел?

— М-м-м?

— Что за царство небесное? Ты остановился на том, что за железными воротами ты увидел царство небесное, а потом замолчал.

— Я задумался.

— Так что же там было?

— Там был оркестр. Но никто пока не пришел, за исключением меня и Аниты.

— Я так и поняла, что это Анита.

Альвар широко улыбается. Его глаза кажутся мечтательными, как у ангела.

— Кто же еще это мог быть?

— И как выглядело это царство небесное?

— Тромбон. Контрабас. Пианино и несколько стульев в красивом, тесном и довольно прохладном подвальном помещении.

Стеффи представляет все совсем иначе: она видит перед собой музыкальный класс, как в школе. Только там вовсе не холодно, даже если это не соответствует действительности.

Музыка стихает, и Стеффи снова подходит к граммофону, чтобы поставить «Счастье» на повтор.

— Там был Повел Рамель?

Альвар переводит на нее взгляд.

— На Осогатан? Нет, не там. Он был уже довольно знаменит, так что это был не тот оркестр.

— Но ты вроде говорил, что Анита была там, где Повел записывал музыку?

— Да, но это было позже.

— А ты видел его?

Альвар встает с клетчатого кресла.

— Да, Повела Рамеля собственной персоной, — говорит он. — Но это тоже было позже. Теперь слушай.

Альвар осторожно снимает граммофонную иглу с пластинки. В комнате повисает тишина, «Счастье» умолкает. Он поднимает пластинку за внешние края и кладет в конверт, затем ставит новую.

Сначала слышны только потрескивания. Затем вступают духовые инструменты. Палец Альвара начинает постукивать по столу, его худощавое тело раскачивается. Кларнет ускоряется и выдает звуки, подобные выстрелам.

Стеффи закрывает глаза. Она представляет, что сидит рядом с семнадцатилетним Альваром и слушает обалденную игру на кларнете по радио. В Европе бушует война, а машины в Стокгольме ездят на смешанном газу.

— Оркестр Гёста Тёрнера, — говорит Альвар, и Стеффи открывает глаза. — А вот теперь слушай!

От соло музыка переходит в аранжированный джаз. Затем начинается соло другого инструмента.

— Это похоже на общество, — говорит Стеффи.

— Правда?

— Да, если подумать. Мы делаем что-то вместе, вместе играем или вместе работаем на какой-то работе, но это все не имеет значения, если у нас нет своей независимой линии, своего соло, которое делает нас особенными.

Альвар улыбается, почти смеется.

— Ты бы понравилась Аните.

— Все утрачивает смысл, если у нас нет своего соло, — повторяет Стеффи, чтобы прочувствовать смысл сказанного.

— Ты знаешь, а это не глупое сравнение. В этом и правда есть смысл. Вот поэтому люди очень любят джаз.

— М-м-м… — говорит Стеффи, поддерживая такт пальцами.

Саксофон издает скользящий звук, он как будто стонет.

Интересно может ли кларнет произвести подобный звук? И сможет ли она так играть?

Оказывается, в своей комнате Стеффи может производить на кларнете всевозможные звуки. Она просто не думала об этом раньше. Отстукивает такт ногой и слушает оркестр в голове. Мысленно напевает и вздыхает в унисон со звуками кларнета. Стоит ей улыбнуться, как воздух вырывается наружу через уголки рта. Ей по-прежнему сложно следовать музыкальному мотиву, но она постепенно подстраивается. И тут дверь распахивается — на нее смотрит Джулия.

— Что за черт, Стеффи?

— Что?

Джулия закатывает глаза, взъерошивает волосы, громко вздыхает.

— Что? Перестань издавать звуки, будто убиваешь животных!

— Мне нужно репетировать.

— Зачем? — Джулия поднимает брови и смотрит на нее.

Да уж, ее не обвинишь в отсутствии мимики.

— Чтобы играть лучше.

— Не прокатит. Чтобы ты знала: папа на кухне затыкает уши, он не может это слышать.

— Неправда!

Джулия выходит из комнаты. Хотя Стеффи почти уверена, что никто не сходит с ума, затыкая уши, она уже не может играть с прежним запалом.

Дело не в сестре, ведь Джулия не соображает в музыке и считает, что Рианна — это вершина таланта. Да будь перед ней хоть Лаки Миллиндер^[15] со своим оркестром, это не спасло бы ситуацию — Джулия точно так же ворвалась бы на репетицию и спросила бы, не убивают ли тут животных. Но Лаки Миллиндеру было бы до лампочки, что бы она ни говорила и как бы ни смотрела на него.

После нескольких глубоких вдохов Стеффи следует его примеру. И все же если Джулия будет продолжать так врываться каждый раз, когда она будет заниматься, то останется сделать только одно: найти комнату для репетиций.

От этой мысли ей кажется, что в животе порхают бабочки. Она представляет, как спускается по лестнице в подвальный зал на Осогатан, 140… Проводит пальцами по серебряным кнопкам кларнета, смотрит на бас-гитару, прислоненную к синему столу, и вытягивает шею, чтобы встретиться с собственным отражением в зеркале. Она — Стеффи, и ей нужно свое собственное царство небесное.

Примечания

15

Миллиндер, Люциус Венабл (1910–1966) — американский ритм-н-блюзовый дирижер. Он не знал нот, не играл ни на одном на инструменте и редко пел, но его потрясающий артистизм и чувство музыки сделали его оркестр невероятно популярным. Не случайно его прозвище было «Счастливчик» (Lucky), под которым он и вошел в историю — Лаки Миллиндер.