Железяка. Поворот судьбы. Книга первая

Саша Ольгин

Не пытайтесь загадывать на далёкое будущее, тем более что и близкое готово преподнести немало неожиданных сюрпризов, способных перевернуть всю вашу жизнь. Подтверждением тому является эта история, случившаяся с обыкновенным питерским парнем, волею обстоятельств попавшим в неизведанный мир, наполненный магией. Сможет ли он выжить, не имея никаких способностей к магии, со своим, порой, довольно скверным характером, со своеобразным чувством юмора, без друзей, без гроша в кармане?

2

Мгновение тянулось бесконечно. С крепко закрытыми глазами, я ждал встречи с матушкой нашей — с землёй. «Все мы в ней будем» — вспомнилось известное изречение, и хотелось только, что бы встреча эта не была болезненной и отвратительной. Мгновение всё тянулось и тянулось, и мозг отказывался воспринимать непонятную, длинную паузу между жизнью и смертью. Не знаю, сколько я пробыл с закрытыми глазами, но постепенно начал понимать нелепицу, творящуюся со мной. Попытался считать. Дойдя до ста, окончательно осознал, что такого просто не может быть. Решил открыть глаза, но это было непросто — дикий страх не позволял мне не только открыть хотя бы один глаз, но даже ослабить давление, с которыми они были сжаты. Казалось, что их свела судорога, и легче стронуть с места ворота Исаакиевского собора, чем сдвинуть веки хоть на один миллиметр. Сколько я пробыл в таком состоянии, не помню, чувство времени отсутствовало полностью, но, в конце концов, приложив неимоверные усилия, мне удалось чуть приоткрыть окаменевшие глаза.

Я лежал на плоской каменной площадке, диаметром около десяти метров, с невысоким бортиком по краям. Камень был шершавым и тёплым, цветом, напоминавшим кофе со сливками, с какой-то еле заметной дымкой, заполнившей всё пространство между бортиками. На самих бортиках, по всей окружности были выбиты какие-то знаки или символы, отчасти напоминавшие находящиеся на амулете, отчасти совершенно незнакомые и непонятные. Окинув взглядом окрестности за пределами площадки, взору открылись невообразимые по своей красоте пейзажи. Поскольку место, где я находился, было на возвышенности, то и открывавшейся вид простирался на многие километры. Там можно было разглядеть и горы, окруженные густыми лесами, и долины с мелким кустарником, с фантастической для земного представления расцветкой. Вдали виднелись водопады, струящиеся с крутых горных обрывов, и болота, обладающие насыщенно изумрудным оттенком с фосфоресцирующими лиловым цветом кочками и, как мне показалось, даже что-то наподобие пустыни, странно отливающей золотом. Подняв голову, стал наблюдать за странными и очаровательными лунами в количестве трёх штук, видимых даже несмотря на стоявшее довольно высоко солнце, имеющее, кстати, то же довольно необычный чуть красноватый оттенок.

— Ну и где же я? И что вообще могло произойти? Это что — рай, сказка или бред? Есть здесь еще кто-то или нет? И, в конце концов, это явь или сон? — эти, и ещё тысячи вопросов, автоматически выстроились у меня в голове, и всё мое существо требовало немедленного ответа хотя бы на маленькую часть этих загадок. Попробовал себя ущипнуть. Ой! Было весьма ощутимо и даже немного больно, да и на руке след остался. Значит это все-таки не сон. Внимательно оглядев себя. Сразу же бросилось в глаза то, что куртка одетая на мне, стала напоминать решето, а тело, как я не старался его обследовал, не имело ни одной царапины, да и кровь была видна только на одежде, в виде засохших бурых пятен. Неужели я действительно попал в мир, где нельзя умереть и прекрасная сказка приобрела вполне реальные очертания. Во всяком случае, очень хотелось в это верить. А раз так, значит мой Ад, в который я попал на земле, закончился, и я впервые за долгое время улыбнулся. Боже всемогущий, как же я оказался не прав. Ад не кончился — он только набирал свою силу.

Началось с того, что солнце жарило неимоверно, а поскольку укрыться от его палящих лучей на месте возможностей не было никаких, то пришлось в спешном порядке покидать загадочную площадку, надеясь укрыться в тени чудного близлежащего леса. Не пройдя и трети пути до цели, я вдруг почувствовал болезненный укус чуть выше лодыжки. «Что за чёрт?» — успел удивиться я, как заметил мелкую, почти сливающуюся с травой, змейку. Присмотревшись, обнаружил еще с десяток мелких тварей, ползущих в моем направлении. Укус. Ещё укус. Бросившись бежать, чувствовал как то в одну, то в другую ногу впивались мелкие отвратительные зубы, приносившие нестерпимую боль. Тело начало схватывать судорогой и мой бег плавно перешел в жалкое подобие ползания по пластунский, да и то вскоре тело стало скрючиваться от адской боли и судороги, зрение и слух пропали и только ощущение ползающих по тебе мелких скользких гадов, было последним, что я чувствовал помимо боли. Сердце перестало биться, и я ощутил всеми фибрами своей души, как умираю в страшных муках.

Очнулся я опять на той же площадке, с так и не исчезнувшим чувством страшного ужаса. Сердце бешено колотилось, в висках пульсировала боль, но в целом тело чувствовало себя нормально, никаких судорог или других неприятных ощущений не было, даже наоборот, была какая-то легкость заново родившегося человека. И только память портила все хорошие ощущения, заставляя быстро биться сердце и ломить в висках. «Да что это за хрень такая?» — в страшной злобе прокричал я, обращаясь не понятно к кому, скорее всего к самому себе:

— «Так стоп! Надо успокоиться и попытаться понять что случилось». Присев на теплый камень, я опять начал внимательно себя осматривать. На лёгких хлопчатобумажных штанах обнаружил множество мелких прокусов, но тело при этом было гладкое, как у младенца. Голова начала кипеть от перенапряжения, но ничего путного в неё так и не приходило. Успокоившись на мысли, что я до сих пор живой и организм пребывает в хорошем состоянии, я начал внимательно оглядывать окрестности в надежде заметить, что ни будь, что могло ускользнуть от моего первого беглого осмотра. Как ни старался, ничего нового обнаружить не удалось. В округе, всё также, куда доставал взор, наблюдался восхитительный по красоте пейзаж. В небе, поражая воображение, висели три луны, переливаясь от чуть красноватого солнца всеми цветами радуги. Кстати о солнце, оно опять начало сильно припекать, и требовалось срочно что-то придумать, так как оставаться на солнцепёке с каждой минутой было всё труднее и труднее. Но что можно придумать на пустой каменной площадке, думаю, окажись тут знатоки из клуба «Что? Где? Когда?» в полном составе, и то сильно сомневаюсь, что они смогли бы найти нужный ответ. Хотя, может, и смогли бы. Но я, не полный состав клуба интеллектуалов, потому ничего путного, точнее вообще ничего, придумать не смог.

Жарило светило не по-детски. И на открытой площадке, да ещё на нагретых им камнях, я чувствовал себя как уж на сковородке, очень хреново себя чувствовал короче. Но пережитый накануне ужас, не позволял мне ступить за грань окружавшего меня бортика, за который, как оказалось в дальнейшем, не проникало ни одно живое существо, кроме меня. Во рту пересохло, страшно хотелось пить, лицо покрылось мелкими волдырями от солнечных ожогов, но я мужественно терпел, пытаясь дырявой курточкой прикрыться от, ставшего мне ненавистным красноватого создания. А если быть честным, то мне просто не хватало этого самого мужества шагнуть за пределы проклятой мной площадки. Слишком яркими и свежими были воспоминания о прошедшей попытке. Не знаю точно, сколько часов прошло в моих мучениях, чувство времени отсутствовало напрочь, но солнце начало клониться к закату. Хоть во рту и пересохло до такой степени, что даже слюна уже давно не выделялась, и губы, от недостатка влаги, пошли трещинами, я был несказанно рад скрывающемуся за горизонтом красному исчадию ада. Как оказалось, зря я этому радовался. Ночь, если это можно было назвать ночью, была сродни ночам в Санкт-Петербурге в июне месяце, наверное, даже еще светлее, хотя и несколько необычнее. От трёх лун исходило довольно сильное, причем у каждой своё по оттенку, свечение, и от этого, казалось, что земля медленно переливается от сияния этих грандиозных спутников. Но не созерцание ночных светил, оно как раз было просто великолепно, а страшный холод нагрянувший вместе с уходом красного солнца, заставил меня пожалеть о смене дня и ночи, которое выражалось не столько понятиями светло — темно, сколько, более жуткими, с моей точки зрения, тепло — холодно. Если Вам, когда ни будь, удастся за короткий промежуток времени попасть из экваториальной Африки на Северный полюс и обратно, при этом оставаясь в одной и той же одежде, то вы, возможно, и сможете меня понять. Причём не пытайтесь сравнивать с входом и выходом из машины, с работающим кондиционером на свежий воздух, поверьте это далеко не те ощущения. Да ещё и камни, казавшиеся при попадании сюда, такими теплыми и даже нежными, сейчас напоминали глыбы льда. Прикосновение к ним походило на прикосновение голого тела с замёрзшим железом в морозный день. Если у Вас хватит смелости или дурости, то попробуйте зимой лизнуть металл, думаю, после этого у Вас отпадет всякое желание надо мной смеяться. Не вдаваясь в дальнейшие подробности, утро я встретил со скрюченными от холода пальцами, стучащими, как отбойный молоток, зубами и болью в груди, наверное, схватил как минимум двустороннее воспаление лёгких. И если бы не моя природная сопротивляемость к всевозможным болезням и суровым природным факторам, то, скорее всего, так и умер бы в скрюченной позе эмбриона. Оттаяв в лучах, опять полюбившегося мною, красноватого светила, я встал перед дилеммой, что делать дальше. Второго солнечного дня и, такой, хоть и по Питерски светлой, но ужасно морозной ночи, я точно не перенесу. Да и без воды я тоже долго не протяну, как не крути. В итоге жажда и мучения от начавших раскаляться камней, победили страх, и я вышел за пределы спасительного бортика, окружавшего моё местопребывание.

Стараясь двигаться быстро, но при этом и не спешить, я пристально вглядывался в траву находящуюся поблизости. И только увидев шевеление, вызываемое передвижением ползучих мелких гадов, сразу резко менял направление на противоположное, стараясь уйти от предполагаемой угрозы. К моей неописуемой радости, данная тактика приносила успех, так как скорость передвижения мерзких тварей была значительно меньше моей, даже с учётом быстрого шага, а не бега. Главное было вовремя заметить сливающихся с травой змеек, что мне пока отлично удавалось. Преодолев таким образом большую часть дистанции, между лесом и каменной площадкой, я заметил довольно большую стайку больших бабочек, обладающих неповторимой расцветкой, грациозно кружившихся в воздухе, словно исполняя изумительный танец, под мелодию, создаваемую природой, и известную только им. Не забывая зорко глазеть по сторонам, чтобы избежать встречи с зелёными гадами, я невольно залюбовался этим зрелищем. Как вдруг, словно по команде, эти очаровательные создания облепили меня со всех сторон, и, вгрызаясь в кожу словно вампиры, начали высасывать меня до нитки. Причем что они высасывали, кровь или душу, я так и не понял от дикой боли, пронзившей меня от макушки до пяток. Как итог, очнулся я опять на той же злосчастной площадке, видимо, успев снова умереть. Кипя от ярости, я тут же ринулся вперед, надеясь раздавить или размазать по земле эти пёстрые создания сатаны, но, не пройдя и десяти метров, был снова укушен мелкими исчадиями, в виде знакомых уже ранее ползущих гадов. Что случилось дальше, вы, очевидно, догадываетесь.

Сидя в очередной раз на пресловутых и уже родных для меня камнях, я начал понимать, что злостью и яростью тут ничего не добиться. Нужно быть, как минимум, с холодной и разумной головой, и прежде чем выходить, нужно продумать тактику, исходя из сложившихся обстоятельств. Тем более, что неподготовленные эксперименты, оборачивались, неописуемой по своей чудовищной силе, болью, и с не менее страшным, а возможно и более ужасным, чувством смерти. Впрочем, объяснить, не испытавшему на себе человеку, весь ужас и чудовищность данного чувства не представляется возможным, просто поверьте мне на слово — в жизни нет ничего более мерзкого и зловещего чем смерть. Боль можно перетерпеть или смириться с нею, а со смертью смириться невозможно при всем желании.

Постоянное чувство жажды, за прошедший период принявшее просто маниакальную форму, вынудило меня поменять направление своего продвижения от леса к видневшемуся, чуть вдалеке, водопаду. Приноровившись к ползучим гадам и к бабочкам мутантам, их я просто разгонял, размахивая курткой, я снова и снова пытался добраться до живительной воды. Но другая мелкая живность, обладающая своей неповторимой и кровожадной способностью прекратить жизнь одинокого путника, желающего всего на всего напиться простой воды, мешала достижению этой цели. Приспособившись, в конечном счёте, и к ним, я уже практически добрался до вожделенной влаги, в виде льющегося, на расстоянии в полутора километрах от моей так называемой базы, маленького водопада. И когда из прибрежных кустов выскочило животное, напоминавшее крупного хомячка, и, вцепившись в ноги, начало со скоростью профессиональной бензопилы перегрызать мне конечности, я, собрав все оставшиеся силы, на окровавленных ногах, совершив невероятные кульбиты, всё же смог достичь задуманного. Допрыгнул и ткнулся перекошенным от боли лицом, в прохладный, и самый чудесный на тот момент, напиток во всем мире. Жадно и с упоением принялся поглощать его, не обращая внимания на ноющие обрубки ног и на всевозможных водяных пиявок и рептилий, полностью облепивших то, что было погружено в воду. Я впервые в этом мире испытал чувство победы, и никакая боль не могла его омрачить.

— Ну и что дальше!? — думал я, сидя в центре своей цитадели. За прошедшее довольно продолжительное время, которое я так и не научился здесь определять даже приблизительно, я свободно стал добирался до водопада и до леса, утоляя чувство жажды и голода. В пищу шла агрессивная и зубастая рыба, плавающая в ручье или твари напоминающие кроликов, довольно часто попадающиеся на опушке леса. Я даже приспособил плавательный пузырь и желудок отвратительной твари под тару для запаса воды, которую приносил на площадку, хотя добраться до источника мог минут за пятнадцать при желании. Моя одежда пришла в полную негодность, а организм, наоборот, из захудалого, по этим меркам естественно, превратился в трудно уязвимую машину, со стальными мышцами и отменной реакцией. Даже перепады температуры я воспринимал как должное и обыденное явление, практически без дискомфорта для себя. Желудок научился переваривать сырое мясо уже без всяких протестов и отвращения, как будто я всю жизнь только тем и занимался, что ел сырую пищу. Огонь, к сожалению, я так и не смог добыть. Вроде найденные неподалёку камни при ударе и высекали искры, но местная древесина в упор гореть не хотела, а высушенная трава просто превращалась в мелкую пыль. Ядовитые укусы мелких тварей, конечно в небольших количествах, теперь вызывали только неприятный зуд и небольшую опухоль, в месте укуса, а ведь раньше, встреча только с одной из них, приводила к летальному исходу. Сказать, что всё наладилось, было нельзя, язык просто не поворачивался назвать это серьёзным улучшением моей жизни. Я также постоянно испытывал постоянную жуткую боль, да и умирать приходилось довольно часто, хотя периодичность и снизилась в разы. Почему не сошёл с ума, сам понимаю с трудом, наверное, само понятие, что я живой играло главную роль в этом. В момент прыжка с крыши, слово «жизнь» было возведено в ранг единственного приоритета, даже если она была в страшных мучениях — всё равно это была жизнь. Но и продолжаться так дальше тоже не могло, потому и сидел на площадке с единственной мыслью: «И что дальше? Куда бедному крестьянину податься?». То немногое, что всегда согревало меня, была надежда, что в этом мире я совсем не одинок, и есть где-то уголок с нормальной жизнью, а я просто неудачно попал сюда, вляпавшись в самое отвратительное место в этом мире, кишащее злобными тварями. Ну не может же такой дивный, по красоте природы, с фантастическим буйством изумительных красок и совершенных форм, с разнообразием животных и птиц, хотя мне встречались только агрессивные виды, быть не заселён разумными созданиями. Потому в список своих очередных приоритетов, первым пунктом, я внес разведку местности, с целью найти подобных мне людей. Как сильно, и в который раз, я ошибался, но, увы, подсказать мне об этом было некому, а самому всегда хотелось верить в лучшее.

Ещё раз внимательно обдумав все варианты своих действий, понял, что для начала надо забраться на вершину самой высокой горы, находящейся в пределах моей видимости, а уж затем, оглядев всё как следует, принять направление своих дальнейших поисков. Осуществить задуманное было намного сложнее, чем я думал, так как твари, обитающие в горах, сильно отличались от равнинных собратьев, и пришлось опять искать эффективные способы борьбы с ними. Но потратив на это дело около трёх-четырёх месяцев, и испытав на себе около сотни смертей, я, стоял на вершине самого высокого пика, с гордым видом внимательно осматривая всё в округе. Везде, куда я не смотрел, была та же картина, что открывалась и с моей площадки, ну может, только видно было чуть дальше. Немного расстроившись, решил заночевать на вершине, тем более и идти, по большому счёту, было некуда. Ночью, залюбовавшись переливами, идущими по земле от висевших в небе лун, заметил странную точку на горизонте по направлению пустыни. Что меня заинтересовало, так это цвет. Кофейный с молочным оттенком, он очень напоминающий цвет, стелющегося вдоль каменной площадки тумана, от которого и камни казались такими же. Прикинув расстояние, с учётом высоты, на которой находился, получалось около восьмидесяти километров, и тяжело вздохнув, решил направляться в ту сторону, так как ничего более интересного больше не наблюдалось, не считая, конечно, фантастической красоты этого злобного мира.

Начало своей экспедиции я решил провести в тщательной подготовке. Во-первых, вся одежда которая была на мне ещё в Питере, пришла в полную негодность, а то, что было намотано на мне, одеждой было считать нельзя, даже с очень большой натяжкой. Да и с обувкой надо решить проблемы, по раскалённому песку много босиком не походишь. Во-вторых, решить вопрос с питьем и питанием, хотя с питанием можно и потерпеть, а вот с водой хуже, не хотелось бы опять попасть в начало своего путешествия из-за смерти от жажды. Плюс по мелочам всякое разное. Например, удобный бурдюк из желудка твари сделать, да хорошую дубинку отыскать в лесу не помешало бы, а то моя уже изрядно попортилась и может в любой момент развалиться. Кстати, по поводу дубинки, да и других вещей, приспособленных мною под оружие, я обратил внимание, что при возрождении на каменной площадке, вместе со мной всегда оказывались те, которых я касался. Поэтому, даже умирая, я никогда не выпускал из рук оружие, иначе потом замучаешься его заново добывать. Поскольку ближайшие окрестности были полностью изучены, вся моя подготовка заняла около двадцати дней, причем пятнадцать из них ушло на изготовление жалкого подобия одежды и обуви. К великому сожалению, все мои знания и навыки, основанные на периоде полураспада тяжёлых элементов, были здесь, как говориться, ни к селу, ни к городу, и помочь мне в житейских проблемах не могли абсолютно никоим образом. Так что товарищи абитуриенты, подумайте хорошенько перед поступлением куда-либо, а надо ли вам это, может лучше пойти в ученики к сапожнику или портному — толку больше будет.

Как не пытался я подготовиться к предстоящему переходу, но, сами знаете, всего не учтёшь. И даже человек с больным воображением в кошмарных снах не смог бы придумать того, что встречалось у меня на пути. Сценаристы фильмов ужасов в Голливуде молча отдыхают в тенёчке. Началось с того, что ступив на песок с золотистым отливом, простирающийся по всей пустыне, кстати добрался до неё я в кратчайшие сроки и практически без проблем, я почувствовал адскую головную боль, будто кто-то или что-то высасывало у меня из мозгов все воспоминания, все мысли, все знания, заложенные природой, да наверное и сами мозги в придачу. И пройдя с десяток шагов, я рухнул на землю полным идиотом, в прямом понимании этого слова, не умеющим не только думать, но даже не знающим что значит есть или пить. Попробовав еще пару раз, и поняв, что это не случайность, прекратил все дальнейшие попытки, и решил искать другие пути.

Через пару месяцев поисков впал в уныние, обнаружив, что нахожусь на полуострове, окружённом морем. И что единственный проход отсюда преграждает непонятная и непроходимая пустыня. Пребывая в отчаяние, занялся самобичеванием. На подобии того, когда люди, обречённые на безысходность, бьются головой о стену, как будто она в чём-то виновата, неважно — стена или голова. Только в качестве бетонной стены я выбрал эту злосчастную пустыню, и раз за разом пёр напролом, сколько мог, благо добраться до неё, от моего пристанища, было раз плюнуть. Сколько длилась эта истерика, точно сказать не могу. Может месяц, а может и три. Но однажды, в очередной раз, подходя к границе золотого безумия, как я окрестил простирающуюся передо мной пустыню, взгляд упал на валяющийся далеко впереди бурдюк с водой, выроненный мной в последний раз. Остановившись, я долго не мог понять, что меня смутило при его виде. Но то, что здесь что-то не так, никакого сомнения не вызывало. Наконец меня осенило. Расстояние. Бурдюк валялся на расстоянии более двухсот пятидесяти метров. Но такого не могло быть, я прекрасно помнил, что максимум мне удавалось пройти десять-двенадцать шагов, после чего я падал, будучи уже полным придурком неспособным к передвижению. Неужели за время пока длилась моя истерика, что-то произошло с пустыней или, может, с моим организмом. Так может мне всё-таки удастся преодолеть коварную преграду, между мной и другими людьми (к великому сожалению, а может быть и к счастью, я до сих пор считал, что где-то здесь живут разумные и похожие на меня люди).

Получив неожиданную надежду на будущее, я решил подойти к вопросу продвижения в золотом безумии, с научной точки зрения, конечно с учётом возможностей, присущим в данной ситуации. Для начала, решил выяснить за какое время и на какую длину увеличивается дистанция пройденного мною пути. Чтобы это выяснить, клал на голову небольшой, но заметный камень, поскольку в ношении его в руках была существенная неувязка. Как выяснилось, чисто рефлекторно, погибая, я не выпускал из рук предметов напоминающих оружие, и возрождался на своих камнях вместе с зажатыми в них предметами. Падая, камень помечал место, до которого удавалось добраться, и по приходу я добросовестно заносил полученные данные в таблицу, начерченную на глинистой площадке неподалёку. В итоге, после десяти дней экстремальных экспериментов, удалось получить следующие результаты.

Выяснилось, например, что хоть увеличения происходили пока незначительные, но они явно находились, пусть и не в геометрической, но явно в арифметической прогрессии, что меня несказанно обрадовало. И проведя несложные вычисления, для которых, в коем веке, пригодились мои знания, стало понятно, что, если я не напутал с расчётами, и делать по три попытки в день, то преодолеть расстояние примерно в шестьдесят километров можно за двести пятьдесят — двести восемьдесят дней. И поскольку, возможность встречи, с себе подобными, перевесила вопящее чувство самосохранения, к героическому прорыву я приступил в этот же день.

К великому удивлению, всё оказалось гораздо лучше, чем показывали мои расчёты. Где-то после четверти пути, качественно выросла прогрессия продвижения, и мне удалось преодолеть, казалось непроходимое препятствие всего за сто шестьдесят два дня. Знаю эту цифру потому, что каждый день делал засечки на дубине. Чего мне это стоило, рассказывать не буду. Впрочем как и о том, как проходил следующие за пустыней пятнадцать километров. Хотя только одни обезьяноподобные существа, с дубинами в метр длинной, стоили мне не только нервов и времени, но и много чего пострашнее — изощрённых смертей, например. Единственное что уточню, так это то, что пустыню, в связи с этим, мне пришлось полностью переходить раз сорок, и последние переходы я делал весело насвистывая мелодии, поскольку никакой живности на её территории не наблюдалось, а мне воздействие золотистого песка стало абсолютно по барабану.

Предчувствие меня не подвело. Точка, увиденная мною на вершине, действительно оказалась площадкой, как две капли воды похожая на ту, в которой я оказался изначально. Но к решению моих проблем это ничего не добавило, скорее наоборот, возникло больше вопросов, чем решилось. И единственное, что для меня изменилось, в данном мире было то, что после летальных исходов, случающихся со мной, я возрождался уже на новой площадке, да и зверьё здесь было более крупным и смертоносным. Меня начала охватывать жуткая депрессия. Что бы её избежать, надо было искать новую цель, которая поможет отвлечь меня от осознания бессмысленности и бесполезности своих действий. И самое главное, не позволит мне сойти с ума, живя в этом жутком мире без цели и без надежды. Единственное, что смогло прийти на ум, это попытаться найти следующую площадку, убеждая себя, что там точно будут люди, и мне обязательно надо это сделать. Верил я своим убеждениям со страшным скрипом, хотя и пытался себе это внушить даже с помощью самогипноза, тем не менее, даже маленькая частичка этой веры, заставляла меня вставать и продолжать движение вперед. Сколько времени я блуждал по окрестностям, не помню, да и засечки на дубинке давно перестал делать. Да и сами дубинки сменил не один десяток, последняя была с вставленными в ударную часть острыми осколками какого-то крепкого минерала, найденного мною у отдельно стоящей каменной гряды. За многие месяцы, проведённые здесь, а по самым скромным прикидкам прошло уже не менее двух лет, я научился довольно сносно срезать себе выросшую гриву на голове, поскольку длинные волосы сильно мешали в стычках со всевозможной нечистью. Борода, к счастью, как росла жиденько, в мои двадцать четыре года, так и осталась такой же, на подобии как у Арамиса из «Трёх мушкетеров», поэтому особых хлопот не доставляла. Одежда и обувь имела вид, как у дикаря из первобытного племени, но, тем не менее, была вполне удобной. Впрочем, это всё не существенно. Главное было то, что я, совершенно неожиданно, в одном из своих походов, встретил настоящего живого человека.

Это был мальчик лет двенадцати. Он стоял у скалы, выдвинутой чуть в сторону от основной горной гряды, и делая странные жестикуляции руками, напоминающими плетение узоров в воздухе, отбивался от группы различных мерзких тварей. Причём тварей валяющихся в округе мертвыми, было значительно больше, чем нападающих, да и те наполовину были искалечены. Первое, что пришло в голову, было желание помочь, как мне казалось, попавшему в беду ребёнку. Я, с диким криком, бросился на оставшихся недобитков, и, со звериным остервенением размахивая своей дубиной, начал, как орехи крушить черепа тварей, превращая их в кровавое месиво из мозгов и костей. И когда по близости не осталось ничего живого, поднял взгляд на стоящего рядом мальчика. Он стоял на том же месте, правда глаза у него были круглыми от удивления и чем дольше он на меня смотрел, тем больше были его глаза, а открытый рот готов был упасть до груди. Одет он был довольно опрятно, можно даже сказать, шикарно одет. Правда покрой напоминал скорее платья времён короля Артура, но смотрелся чрезвычайно элегантно, с добавлением какой-то простоты, от которой внешний вид только выигрывал. Сам я, немного ошалевший от такой встречи, от волнения не зная, что сказать, просто подошел чуть ближе к нему. Мальчишка первый начал разговор, проговорив что-то на непонятном мне языке и видя по моей физиономии, что я ни черта не понимаю, попытался что-то спросить видимо уже на другом языке. Перебрав их, штук пять, он молча уставился на меня, не переставая при этом удивляться.

— Привет! Меня зовут Андрей! А как тебя? — начал я хотя бы для того, чтобы он не посчитал меня за глухонемого.

Он опять с удивлением посмотрел на меня, и надолго задумался. Было ощущение, что он пытается что-то вспомнить или найти в своей голове какую-то важную для него информацию. Прошло, наверное, около пяти минут, и вдруг он выдал фразу на языке напоминающем, что-то похожее на старославянский, только сильно исковерканный, и вперемешку с непонятными словами. Но при этом я его понимал, частично разбирая какие-то слова, частично догадываясь о значении не понятных для меня, и частично просто логически додумываясь, о чем идёт речь. Не буду рассказывать, как мы разговаривали с помощью отдельно взятых и понятных для нас обоих фразам, добавляя для лучшего понимания жестикуляцию и мимику. Просто перескажу наш разговор в привычном для всех Вас виде.

— Кто ты? И от куда? — была, по своей сути, его первая фраза.

— Я Андрей! Попал сюда с земли! А кто ты? И как тебя зовут? — ответил я, попутно сам задавая вопросы.

— Я гуард! Зовут меня Милаар! Нахожусь здесь, чтобы проверить и отточить своё мастерство. А для чего ты сюда прибыл?

— Я не прибыл! Я сюда попал, причём совершенно случайно!

— Разве сюда можно попасть случайно!? — удивился он.

— Я же как-то попал сюда! — сказал я, и в краткой форме рассказал ему свою историю, опустив всё, что касается убийств и бегства, говоря только про амулет и то, как мы с ним разбирались и как хотели попасть в мир, где нельзя умереть.

— Вы ошиблись! Не правильно перевели многие слова! — сказал он вертя в руках мой амулет, который я, после попадания, всегда носил на груди: — Это символ означает не «нельзя умереть», а «возрождение после смерти», а вот этот не «мир», а «мир где никто не живёт». Это вроде как обучающий полигон!

— Какой полигон? — перебил я его, потрясённый услышанным.

— Ну, полигон, это такой большой тренажёрный зал! — начал объяснять он, неправильно истолковав мое выражение на лице.

В дальнейшем из разговора я понял следующее. Что этот амулет служит для попадания, на так называемый, мир — полигон, служащий с давних времён, для приобретения и оттачивания мастерства Гуардов. В основном все старались совершенствовать магические навыки, но случалось, заглядывали и для фехтования, попутно укрепляя тело и дух. Посещать его в последнее время стали мало, пользуясь более гуманным способом развить своё искусство, не прибегая к смерти, а используя только её имитацию, что имеет очень большую разницу, так как частая смерть сама по себе сильно влияет на психику, что может привести, в дальнейшем, к сумасшествию. Он сюда отправился по пожеланию своего дедушки, очень сильного мага, но любящего старомодные традиции, посчитав, что его внуку надо хотя бы раз здесь побывать. Правда, отправил он его на самый низкий уровень, чтоб, не дай бог, внучок не погиб лишний раз. Попасть сюда могут только Гуарды, причём им для этого не нужен древний старомодный амулет, требующий каплю крови для подтверждения, что она является кровью гуарда. И что я тоже гуард, хотя этого и не знаю, иначе сюда не попал бы ни при каких обстоятельствах. Да и срабатывание амулета, получившего каплю моей крови во время стрельбы на крыше, это подтверждает. Слова — Виса варам кунси, написанные на амулете и произнесённые мною, имеют следующее значение. Виса — начало, Варам — конец, вместе они означают промежуток времени, а слово Кунси означает уровень. То есть, при заклинании надо было произнести, или просто подумать, что было вполне достаточно, примерно следующее: «два часа, третий уровень». А прочитанное мною заклинание, имело примерно следующий смысл: «от начала, до конца, все уровни». Почему я не владею магией, он не понимает, все гуарды маги по определению. Как отсюда мне выбраться он тоже не представляет. Никто не то что не проходил до конца этот полигон, а даже никому не приходило в голову находиться здесь дольше трёх-четырёх часов. Вытащить меня от сюда со стороны не представляется возможным. Сюда можно попасть, и в дальнейшем покинуть этот мир-полигон, только по собственной воле и по собственному желанию, которое оговаривается оглашением промежутка времени нахождения при активации прохода. Что язык, на котором мы общаемся, он изучил по наставлению деда, который считал, что изучение давно забытых языков, способствует развитию памяти. А забыт он потому, что в далёком прошлом, в мире в котором он имел хождение, произошла катастрофа и все магические источники, наполнявшие планету магической энергией погибли. Соответственно исчезли и гуарды и маги, и язык стал забытым. И ещё много чего, что я возможно и упомяну чуть позже, при случае. Если пересказывать всё сейчас, то отниму у вас много времени, которого, как всегда, вечно не хватает.

— Извини! Мне пора уходить! Время заканчивается! — сказал Милаард, напоследок предложив мне подарок: — Вот возьми на память, может тебе пригодиться, я всё равно им не пользуюсь, меня больше магия прельщает!

И он положил передо мной красивый клинок, висевший у него на поясе. Я смог только кивнуть головой в знак благодарности, так как от всего услышанного, у меня перехватило дыхание, и я с трудом мог даже дышать. Через несколько мгновений его заволокло серебристой дымкой, и он просто исчез, как будто его и не было никогда. Правда, клинок, лежащий у моих ног, подтверждал, что происходящее ранее не было моим больным воображением.

Сколько времени я молча просидел у этой скалы — одному богу известно. День сменяла ночь, потом опять приходил день, а я всё сидел, практически не меняя позы, и только нерадостные мысли бурлили в голове, напоминая кипящий котёл. Всё кончилось. Пропали даже призрачные надежды на изменение к лучшему. Как мне дальше жить, то что происходило сейчас нельзя назвать жизнью. Я чувствовал себя не живым человеком, а бездушным винтиком в этой машине под названием «Полигон». Дойти до конца, но как это сделать, если никто ни когда не проходил его, даже обладая огромной магией. И если, по словам мальчишки, это был только начальный уровень, то, что ждёт меня дальше, вечные муки, как в аду. И вроде бы, единственный правильный выход из положения, покончить жизнь самоубийством, здесь просто не мог быть осуществим. К своему стыду, я уже пробовал сделать это раньше. Устраивал обвалы, становясь под падающие камни, с камнем на шее топился в болоте и многое другое. Но всегда появлялся на каменной площадке, причём в случае с болотом, привязанный к шее камень лежал рядом, вместе с верёвкой на шее. Меня даже лишили обычной смерти от старости, поскольку уйдя из жизни в преклонные годы, я вновь возродился бы в свои двадцать три с хвостиком, на какой-нибудь злосчастной площадке, причём здоровым и окрепшим. Не знаю, поймете ли вы, что я чувствовал, но думаю, в аду люди находятся в более выгодном положении. Там хоть и муки вечные, но всё понятно, да и никто от этих мучений не умирает по десять раз на дню. О боже, за что мне это наказание, за то что прогуливал занятия, или за то что в моей кровати перебывало много женщин, а я так и не смог влюбиться, или за те смерти, что произошли в последнее время, когда я был на земле, но ты же видел, что произошли они не по злому умыслу. От полного бессилия, что-либо изменить, я дико завыл. Слёзы отчаяния хлынули из глаз, а руки сжались в кулаки с такой силой, что казалось, не выдержат суставы. Меня начала переполнять злость, перешедшая в дальнейшем в слепую звериную ярость. Пусть я потерял всё, что можно себе представить, даже право на смерть, но кто-то должен за это ответить. Я буду ломать этот мир всеми доступными мне средствами. Возможно, я и не смогу его уничтожить, но хоть постараюсь ему навредить, и приложу для этого все свои силы без остатка.

Я превратился в безумного зверя. Желание уничтожить всех и всё, я превратил в свой основной инстинкт, в надежде, что если меня лишат способности думать, я всё равно продолжал бы убивать, и крошить всё, что было возможным. Время перестало для меня существовать. Я, с клинком в руке, который, казалось, прирос к ладони, с сияющими полным безумием глазами, не ища определённого направления, не отдыхая и даже спать умудряясь между пробежками от твари к твари, которых я в остервенении рубил, рвал руками и грыз зубами. В этой безумной гонке, я даже не замечал, ни новые площадки попадавшиеся на пути, ни качественные изменения самих тварей, окружавших меня. Среди них начали попадаться зомби, обладающие не только неимоверной силой, но и магией, каменные тролли практически неуязвимые для всех видов оружия кроме магии, а ей я так и не стал обладать, летающие ящеры гигантских размеров и многое другое. Я даже не замечал, какими только немыслимыми способами меня неоднократно убивали. Но, тем не менее, я упорно продвигался вперёд, если конечно можно было понять, где здесь перёд, а где зад. И вдруг, среди этой зловещей вакханалии, в голове, ярким пятном, затмив звериную сущность, возникли образы моих близких. Я увидел отца с матерью, свою любимую бабушку и даже, умершего еще до рождения отца, своего дедушку. Причем он стоял как будто живой, очень похожий на меня, и нежно, но с укором глядел прямо мне в глаза.

— Остановись! Ты же человек! Никогда в нашем роду не было зверей! Ты должен верить в судьбу! В жизни всегда должна быть вера, а жизнь это то, за что надо бороться до последнего! — прозвучало у меня в голове. И всё тело как будто окатили ушатом холодной воды.

— Что это было? — задался я вопросом, промелькнувшим в моей голове впервые, после встречи с Милааром: — Это что, голос свыше? Или просто «полигон», лишивший меня всего, решил лишить меня даже самой возможности безумия? (Забегая вперёд скажу, произошедшее, обычно называют зовом крови или родовой памятью, и хотя все хорошо знают об этом, но понять принцип действия до сих пор до конца не могут). И опять, в который уже раз, я сидел и думал над извечным вопросом: «И что дальше делать?». И как всегда, вариантов в голове было ноль целых, ноль десятых. «Да пошло оно всё..!» — в сердцах воскликнул я: — Буду просто жить! Думать о том, как жить, уже надоело!

Для начала решил привести себя в порядок, поскольку со стороны был похож на грязное отвратительное животное, в прочем которым я до последней минуты и являлся. Хорошенько отмывшись, используя речной песок в качестве мочалки, я, подойдя к тихой заводи, внимательно стал рассматривать своё отражение. Оказываеться, я сильно изменился, и дело не в том, что у меня вдруг выросли клыки или когти с хвостом, нет. Всё такое было в полном порядке и имело вполне человеческий вид, но тело было словно выточено из камня. Не одного грамма лишнего жира, витые связки мышц, причём не накачанные до полного безобразия, с использованием стероидов, как у качков, а вполне человеческие. Со стороны обычно про таких говорят — жилистый мужик, а не накачанный. Гибкость моего тела тоже здорово меня порадовала, поскольку мог соперничать с девочками, занимающимися художественной гимнастикой. Что немного удивило, так это волосы, растущие на голове, это ж сколько лет надо такие отращивать. Но с гривой, при помощи клинка, я быстро нашёл общий язык. А вот бородёнка, как была жидкая, так и осталась, да и бог с ней. Изменения произошли не только с моим внешним видом, но и реакцией моего организма на многие внешние факторы. Например, я легко переносил перепады температур, причём довольно значительные, мог вполне прилично видеть в темноте, и что меня поразило, сильно выросла регенерация всего организма. То есть раны на мне заживали как на собаке, может даже и быстрее. Так же, что выяснилось в дальнейшем, я легко переносил всевозможные яды, во всяком случае, отравления не приводили к летальному исходу. Что такое насморк или кашель я вообще забыл, хоть и раньше я на здоровье не жаловался, но сейчас оно точно было железным. Да, Железяка она и в Африке Железяка, с улыбкой, чуть изменил я старое изречение, запомнившееся по телевизионной рекламе. Организм стал более вынослив, я мог долго находиться без воды и пищи, да и нырять стал как дельфин, во всяком случае, мог задержать дыхание минут на восемь точно, причём в активном движении. Обидно было только то, что поделиться хорошими новостями было просто не с кем. Да и вообще, простого общения не хватало катастрофически, кажеться что я и попугая расцеловал бы в задницу, лишь бы он поболтал со мной немного. Но, увы, их тут, к великому сожалению, не было.

Неожиданно вспомнился один голливудский фильм, кажется «Изгой» называется, в котором человек после катастрофы попал на необитаемый остров. И вопрос с общением, он решил с помощью волейбольного мяча, на котором нарисовал глаза и рот, и назвав Винсентом, разговаривал с ним всё своё время пребывания в одиночестве. Решил попробовать. Набил сухой травой желудок очередной твари, нарисовал на нём лицо, даже уши приделал, и стал с этим чучелом разговаривать. По прошествии трёх дней понял, что это не моё, ну ни как не цепляет совершенно, а только ещё больше нагоняет зелёную тоску.

И вот однажды, уничтожив в своём небольшом походе, несколько довольно серьёзных тварей, я увидел пушистый серебристый комок, размером с волейбольный мяч. Он слегка ворочался и тихонько поскуливал.

Уже занеся над ним клинок, неожиданно подумал: «Да что я за тварь такая, всех подряд уничтожающая, так меня и не отличить будет от чудовищ заполонивших этот мир!».

— Всё! Ты будешь моим Пятницей! — громко сказал я ему, вспомнив известный роман о Робинзоне Крузо. Став брать его на руки, получил чудовищно болезненный укус, распоровший мою руку чуть ли не до кости.

— Ах ты, гадёныш! — прокричал я и снова взялся за клинок, но тут во мне проснулось чувство упрямства, и, как не странно, чувство мести.

— Ты так легко не отделаешься! — уже остывая, вслух подумал я, и убрал своё оружие.

Пятница, так я, не особо задумываясь, назвал своего питомца, был достаточно злобным существом, хоть и совсем ещё маленьким, напоминающим котёнка. Он постоянно рычал и скалился, если можно применить такие понятия к мелюзге, не умеющей ещё как следует двигаться. Временами, его серебристая шёрстка приходила в мелкое движение, и он становился каким-то мерцающим. После чего, ненадолго ложился и тихо поскуливал, как будто был чем-то расстроен. Держал я его на привязи, на своей новой каменной площадке, даже навес соорудил над ним, защищавший его от палящего солнца и проливных дождей, из веток гибкого, но очень прочного кустарника. Как не пытался его накормить, ничего не удавалось, он даже не пил ни разу. Уже не надеясь сохранить своего питомца, поскольку он совсем отощал и уже с трудом двигался, случайно скинул рядом с ним тушку убитого мною животного, слегка напоминающего горного козла, только рога у этого козла были пропитаны чрезвычайно токсичным ядом, но вкус был очень даже ничего. И перерезал ему горло, чтобы, впоследствии, содрать шкуру и приготовить себе обед. Как неожиданно мой щенок припал к струйке крови, вытекающей из перерезанного горла, и, не отрываясь, лакал ещё теплую кровь, пока поток её не прекратился.

— Так ты у нас что, кровососущий? — удивился я, естественно не получив от него ответа.

Кстати, разводить огонь я наконец-то научился. Просто поленья нужно было пропитать жиром, предварительно просушив их на солнце. Жирных тварей в округе было достаточно, как и деревьев, потому проблем с топливом я не испытывал. С посудой для приготовления, правда, были проблемы, так как мои знания ядерного реактора ни как не способствовали пониманию того, как её сделать. Поэтому я просто использовал раскалённые на огне камни, ложа на него куски мяса, и получалось вполне прилично. А если ещё учесть, что здесь я нашёл кристаллическую соль, да собирал листья некоторых растений, которые с небольшой натяжкой, сходили за приправы, то еда была просто изумительной, по моим новым меркам естественно.

По прошествии месяца, с момента знакомства с четвероногим найдёнышем, Пятница наконец-то оклемался. Даже стал понемногу есть слегка прожаренное мясо, правда только пресное, если в нём была соль или приправы, то демонстративно воротил мордой. Свежую кровь я постоянно приносил ему в бурдюке, в день он выпивал её где-то с пол литра. И, хоть он пока и не подпускал меня к своему телу, но я был настолько счастлив нахождению рядом с собой живого существа, что готов был до скончания жизни ухаживать за ним, не требуя от него взаимности.

Дни продолжали идти своим чередом. Практически ничего не менялось в моей жизни, если не считать очередные смены площадок, да того, что я стал периодически брать с собой Пятницу на небольшие прогулки, держа его пока ещё на поводке. В один из таких обыденных дней я вновь повстречался с людьми. Хотя сама встреча и впечатления от неё не были такими яркими и судьбоносными, тем не менее, я многое узнал нового и полезного о себе, да и о мире.

Произошло это на моей каменной территории, когда я занимался приготовлением пищи. В воздухе внезапно образовалась серебристая дымка и на площадке возникли две фигуры, одной из которых был мой старый знакомый Милаар, а второй — высокий пожилой мужчина, держащий мальчишку за руку.

— Привет Андрэ! — сказал Милаар, почему-то пропустив окончание моего имени: — Познакомься с моим дедушкой, зовут его Вигар!

— И вам здравствуйте! Очень рад нашей встрече! — ответил я радостно, но почему-то не особо удивлённо. Возможно, просто разучился удивляться в последнее время, иначе изумление никогда не сходило бы с моего лица, поскольку необычное и фантастическое меня сопровождало каждый день.

— Вот, дедушка, когда узнал от меня о нашей встрече, захотел срочно тебя увидеть! — продолжил он диалог, объясняя своё прибытие.

— Ничего себе срочно!? Если не ошибаюсь, прошло уже больше пяти лет, как мы с тобой расстались!

— Здесь время летит не так как в других мирах! У нас прошло всего два дня! И если честно, мы не думали что сможем застать тебя разумным человеком! — пояснил его пожилой спутник.

Тут наша встреча чуть было не оборвалась самым случайным образом. Увидев Пятницу, оскалившегося в углу, со вздыбленной шерстью и горящими от ярости глазами, они попытались покинуть наше гостеприимное общество.

— Внимание! Опасность! — с побледневшим лицом прокричал Вигар, стараясь спрятать внука за свою спину: — Как это чудовище попало за ограждение?

— Да вроде как я его притащил! И чего вы так всполошились? — немного разволновавшись, ответил я, со своей стороны немного прикрывая своего питомца, так как дед начал плести руками какие-то плетения, явно не дружественного характера.

К моему великому удивлению, да, наверное, и к радости, Пятница, впервые в жизни, пристроился у меня между ног, и яростно рычал на стоящих людей, как будто пытаясь защитить меня от опасности. Челюсти у обоих моих гостей отвисли, наверное, до земли, и совершенно не думали закрываться. Минуты две старик с мальчишкой находились в полном ступоре. Да я и сам молчал, не понимая, что происходит. Как выяснилось в дальнейшем из разговора, Пятница оказался очень редким и одним из самых опасных существ, среди множества миров. Как выяснилось, во взрослом состоянии он был сопоставимым с крупным тигром, причём тигр явно проигрывал ему в размерах. Ужас внушал и тот факт, что он практически был неуязвим для любой магии, к тому же он ещё мог становиться абсолютно невидимым, благодаря своей серебристой шерсти которая могла преломлять свет особым образом, и лучи как бы не отражались от него, а обтекали, создавая иллюзию полного отсутствия. Да и сама шерсть по прочности не уступала хорошей стали. Правда, всё это проявлялось у них в более зрелом возрасте, который наступал где-то после семи лет, а до этого времени они считались щенками. Немного успокоившись, получив от меня исчерпывающую информацию, по поводу найдёныша, гости продолжили свою беседу.

Много времени из нашего общения заняло исследование меня на наличие магии и моих способностей.

Как выяснилось, гуарды являлись магами очень высокого уровня, не ниже пятидесятого. Маги, архи маги и магистры находились на ступеньку ниже. Сначала не понимая, почему со мной всё не так, а потом, дотошно обследовав, применив академические знания и магию доступную только сильным специалистам по менталу, каковым и являлся Вигар, вырисовывалась следующая картина, проясняющая мою эксклюзивность, как выразился старик. По мне так скорее ущербность.

Из объяснений Вигара, я понял следующее. В любом человеке, тем более гуарде, изначально заложены способности к магии, еще при рождении. Но они находятся в спящем состоянии и их надо развивать. Причем способности, как и сама магия, делятся на две категории — пассивная и активная. Активной считается магия потребляющая магическую энергию, а пассивной та, которой эта энергия не нужна. Например, всё, что относиться к ментальному сопротивлению, самолечению организма без привлечения внешней силы, противодействию ядам, гипнозу, воздействием на психику, ускоренная реакция, интуиция, выносливость организма и тому подобное — это пассивная. Всё что касается видимых сторон волшебства, типа зажигание огня, заморозка, левитация, усыпление, возрождение и так далее — это активная. Аура, по которой обычно определяют магов и их потенциальные возможности, образуется только при приобретении активных навыков, так как по своей природе являлась чем-то на подобии принимающего и передающего устройства для магических сил, а поскольку у меня этих навыков нет, то и аура у меня отсутствует полностью. Теперь что касается обучения. Здесь тоже было не всё так просто. Сами ядра магических способностей находились в сером веществе, называемом мозгом. Но при развитии навыков, так называемые ядра, захватывали нейроны в коре головного мозга, причем, чем сильнее становилось умение, тем больше нейронов оно охватывало. Это относиться к обеим сторонам магии. В моём случае, у меня развивалась только пассивная, потому что не требовала обучения и заложена была на генном уровне, потому требовала только развития. А все нападения на меня, все отравления, болезни, ментальные атаки, постоянная борьба за выживание, действовали на меня, как тренажёры на культуриста. В период же моего безумства, длившегося около пяти лет, это проходило в таком бешеном темпе, что практически все свободные нейроны были задействованы, что само по себе было чрезвычайной редкостью. Короче, мне надо забыть о возможности колдовать, и никакие знания уже не помогут. Единственное что утешало, это то, что ментальная защита и многое другое, было у меня на уровне младших богов, да и то не каждый из них мог преодолеть пустыню, прозванную мною золотым безумием. Кстати, я был первым за всю историю существования этого мира, кто её прошёл.

При дальнейшей беседе выяснилось, что я уже преодолел почти половину пути до последней площадки, которая выводила на последний уровень сложности. Но пройти её считалось невозможно, так ка страж преграждающий выход и хранящий ключ-амулет от него, был неуязвим ни для какого оружия, а боевая магия, способная убить его, должна была быть такой силы, что обладание её не могло быть по определению. Тем более что я не обладал вообще никакой, и никогда уже обладать не буду. В отличие от Вигара, большинство вообще пассивную сторону за магию не считали, и к его теории относились с иронией. Ещё неприятными последствиями моего развития было то, что мэтру ментальной магии так и не удалось вложить в меня знания языков и сведений о мирах, в которые могут попасть гуарды, хотя с другими у него это получалось легко. Просто моя защита от внешнего вторжения, воспринимала это как враждебное вмешательство, а её сила была столь велика, что Вигар прекратил всякие попытки её преодолеть.

Вскоре время нашей встречи стало подходить к концу.

— Спасибо Вам уважаемые гуарды, за то, что уделили мне столько вашего времени! — сказал я совершенно искренне, поклонившись им, с чувством глубокого почтения.

— И тебе спасибо Андрэ! Я впервые встречаю такого уникального человека! И эта встреча принесла мне не меньше пользы, чем тебе! Теперь я точно убедился в правильности своей теории, и могу, со спокойной совестью, засесть за свои академические труды! — поклоном на поклон ответил мне Вигар: — Сожалею, что ни чем не смог тебе помочь, чтобы облегчить твоё нахождение здесь. Прими от меня несколько подарков, которые могут скрасить твоё далеко не лёгкое положение!

После чего, они положили небольшой свёрток у моих ног, и их окружила уже знакомая серебристая дымка, предшествующая перемещению между мирами.

Оставшись один, вместе со своим питомцем, я развернул, оставленный мне, свёрток. Там находились добротная одежда, состоящая из штанов и куртки, без изысков и всякой мишуры, но удивительно удобных и крепких. Очень лёгкие и изящные сапоги, которым я был рад больше всего, так как с обувкой у меня были большие проблемы. Кинжал, видимо являющейся приложением к клинку, подаренному мне ранее и с которым я уже сроднился. И небольшая фляжка с чудесным вином. Мне даже показалось, что вино они взяли для того, чтобы помянуть меня, если бы я на момент встречи был бы безумным зверем, без шансов снова стать человеком.

— Ну что Пятница! Двинем с тобой к выходу! Кто не рискует — тот не пьёт шампанское! — с лёгкой обречённостью в голосе, сказал я после долгого раздумья, в которое погрузился с момента расставания.

Сознательно пропущу следующие пять лет моей жизни. Догадаться как она проходила, думаю, будет совсем не сложно, а описывать всю мерзость, попадавшую на пути, не хватит времени, да и желания нет совсем. Единственное отмечу, что Пятницу я перестал привязывать сразу после памятной встречи. Он понемногу подрастал каждый год, и становился для меня незаменимым помощником во всех моих делах.

Да и питались мы с ним почти из одного котла. Кровь, кстати, ему была необходима только в начале, на подобии как человеческому младенцу грудное молоко, и теперь он спокойно пил воду, хотя и от неё не отказывался. Вот только от пряностей, он так до сих пор морду и воротил, признавая лишь чистый продукт в виде мяса, которого здесь было в избытке.

И вот мы, в конце концов, стояли на последней площадке. Мы — это я, бывший когда-то студентом пятого курса института, Железнов Андрей, по кличке «Железяка», впоследствии, волею случая, ставшим преступником и изгоем, и мой верный, и единственный в этом мире, друг Пятница, существо внешне похожее на леопарда, только значительно крупнее и без пятен, с шерстью по цвету напоминающей алюминий. Впереди возвышалась цитадель, кишащая злобными созданиями, и преграждающая путь к так долгожданному выходу из этого ада. «Не боись Пятница, прорвёмся!» — подбодрил я своего друга, хотя боялся как раз я сам. По необъяснимой причине, именно у последнего рубежа меня начал бить мелкий озноб. Да и интуиция подсказывала, что предстоящее дело было мне явно не по зубам. Но дойти и не попробовать осуществить свою заветную мечту, которую лелеял больше десяти лет, было просто невозможно. Вопрос был поставлен ребром. Либо преодолеваем, либо в будущем навсегда превратиться в зверя, и никакая родовая память уже не поможет.

Возможно, по причине близости конечной цели, а может и страха, я никак не мог решиться на начало данной операции. И уже который день мы сидели на каменной площадке за барьером, наблюдая за лежащей впереди крепостью. Из вещей, подаренных мне случайными людьми, у меня осталось только оружие. Клинок и короткий кинжал, которыми я уже владел виртуозно, и которые меня ни разу не подводили. Одежда и обувь за время скитания пришла в негодность, потому одет я был как дикарь, да ещё с учётом, что иглой и шилом я работать не умел, да и не было их у меня. Фляжка потерялась ещё в начале путешествия, когда я сорвался со скал, и искать её не было ни возможности, ни желания, хотя она и была наполнена больше чем наполовину.

Пятница лежал у моих ног и, глядя на меня, слегка повиливал хвостом, как будто подбадривая. За последние годы, мы настолько начали понимать друг друга, что выглядели как единый боевой организм, и не знаю, смог бы я дойти без него до этого места, думаю врятле. Всё, хватит ждать у моря погоды. Пора начинать!

Сказать, что мы быстро добрались до стража, охраняющего ключ от выхода, значит бессовестно Вам солгать. Причём Пятнице было даже хуже, чем мне. Поскольку он не мог заново возродиться живым и здоровым, и бывало, неделями зализывал раны, благо регенерация у него была в разы лучше моей. Но, тем не менее, нам это, в конечном счёте, удалось. Открывшаяся картина привела меня в состояние отчаяния.

Мы стояли по центру узкого и длинного коридора. Слева по направлению находилась дверь, представляющая собой большой массив камня с восьмиконечным углублением в центре. А справа, на расстоянии около ста метров, висел ключ, выполненный из золотистого материала и имеющий вид восьмиконечной звезды, точно повторяющий контуры углубления на двери. Но между нами и ключом стояло чудище, называемое стражем. Ростом под три метра, похожий на индийскую шестирукую богиню, но со зверской рожей, состоящий из монолитного куска стали, причём с гибкостью не уступающей танцору, и с оружием в каждой руке. Легче было биться головой о каменную стену, чем идти на него. Я сел на пол и зарыдал, прощаясь со всем, что было в моей жизни, с мечтами и надеждами. Ощущение было такое же, как при полёте с крыши четырнадцати этажного дома.

Пятница, изрядно потрёпанный, чувствуя моё состояние, свернулся у моих ног и тихо поскуливал.

«Прощай мой милый друг! Нет у нас с тобой больше будущего! Всё что мы делали, за что боролись, было зря!» — проговорил я ему сквозь слёзы. Он вдруг привстал и долго-долго смотрел мне в глаза. Потом, видимо поняв причину моего отчаяния, резко встрепенулся, шерсть встала дыбом и по ней пошла лёгкая вибрация.

Сначала он начал мерцать, а потом стал исчезать прямо на глазах. Оказывается, в эти минуты в нём пробудилась способность, о которой рассказывал Вигар. Широко раскрытыми глазами я смотрел на то место, где мгновение назад стоял мой, подобранный ещё малышом четвероногий друг. Дальше, краешком своего сознания, я увидел как восьмиконечная звезда лежащая за спиной чудища, оторвалась от земли и медленно поплыла в мою сторону. Ещё не до конца веря своему счастью, я внутренне ликовал. Кто бы мог подумать, последний страж, монстр, которого по определению нельзя уничтожить ничем известным в этом мире, был пройден. Причём легко и непринуждённо.

Очевидно, я сглазил, или судьба решила, напоследок, подкинуть горькую пилюлю. Страж, неожиданно почуяв неладное, начал рубить каждое свободное пространство вокруг себя. В воздухе, как будто из ниоткуда, начала литься алая кровь, и мгновение спустя, на месте кровавых пятен, начало появляться тело Пятницы, изрубленное во многих местах. Что-же за чудовищное оружие было в руках у монстра, если шкура моего питомца, напоминавшая по своей прочности добротную кольчугу, была искромсана, как лист бумаги.

Тяжёлая нога стража припечатала его позвоночник к полу, и до меня долетел предсмертный хрип. За мгновение до этого, видимо предчувствуя свою кончину, Пятница, собрав все силы, которые у него оставались, резким движением головы отбросил ключ в мою сторону. Словно механическая кукла, я поднял восьмиконечную звезду, лежащую у моих ног, и вставил в дверь. В ту же минуту последний страж рассыпался, образуя большое пятно чёрной пыли, медленно оседающей на землю, и наступила абсолютная тишина. Я, на негнущихся ногах, подошёл к моему верному другу, уже не подававшего признаков жизни. Упав на колени и обняв окровавленную голову, я издал звериный рык, полный отчаяния и горя. Да пропади ты пропадом этот ключ, этот мир и та сволочь, что его создала.

— И долго ты будешь сидеть!?

Раздавшийся голос, идущий вроде сразу отовсюду, вызвал оцепенение и полное недоумение. Ничего не понимая, я начал бешено крутить головой, пытаясь найти говорившего.

— Я спрашиваю, долго ты ещё собираешься здесь прохлаждаться? — через некоторое время продолжил мой невидимый собеседник.

— Ты кто? И что тебе надо? — в ужасе прокричал я, продолжая озираться по сторонам.

— Я дух этого мира и мне ничего не надо! — ответило опять непонятно что.

— Так чего ты ко мне лезешь, если тебе ничего не надо?

— Я не лезу! Просто по правилам этого мира, испытуемому, победившему стража, положен приз, в виде одного любого желания! — пояснил голос.

— Ты что бог?

— Нет! Я же сказал — дух этого мира!

— И в чём разница? Раз ты тут занимаешься выполнением желаний, значит почти бог.

— Я так до сих пор не мог прийти в себя. В голове был полный сумбур, потому вопросы задавал, чисто автоматически, даже не задумываясь над их смыслом, впрочем, как и ответы воспринимал с трудом.

— Разница в том, что я дух а не бог! И занимаюсь я здесь тем, что слежу за этим миром. В мои обязанности входит возрождение попавших сюда, пополнение расходных материалов, в виде разнообразных агрессивных созданий, следить за красотой этого мира. В том числе, исполнение одного желания, тоже входит в мои обязанности!

— А при чём здесь красота? — вырвался у меня совершенно дурацкий вопрос.

— Представь два тренажёрных зала с одинаковым оборудованием. Один грязный и ободранный, другой чистый и ухоженный. Куда пойдёшь?

— Голос был совершенно равнодушный. Как будто учитель отвечал на бестолковые вопросы нерадивого ученика, который всё равно ничего не поймёт, но которого он не может просто выставить за дверь, пока не прозвенит звонок. В качестве звонка, если не ошибаюсь, была дверь окутанная серебристым сиянием.

— Ты можешь оживить Пятницу? — с мольбой в голосе спросил я через некоторое время.

— Могу! А зачем, если он всё равно умрёт?

— Как это всё равно умрёт? — недоумевал я.

— Если любое дикое создание взять в младенчестве, вырастить и потом отпустить в дикий мир — оно умрёт!

— А если отправить его со мной в Питер? — не сдавался я.

— Во-первых, это уже второе желание! А во-вторых, с чего ты взял, что отправишься в Питер? Врата отправляют туда, где родилась кровь гуарда!

— А разве ты не можешь отправить меня в мой родной город?

— Могу! Но это уже будет третье желание! Я исполняю только одно! Выбирай!

Я оказался как витязь на распутье. Направо пойдешь — одно потеряешь, налево — другое, прямо — сам погибнешь. Пожелать отправиться в Питер, так что меня там ждёт, пожизненное заключение или, в лучшем случае, вечные бега. Помочь своему единственному верному другу, так он вскоре умрёт без меня, и кроме лишних мучений это ничего ему не даст. Попасть в мир, где возможно родился мой дед, так на это желание не надо.

— А сделать так, чтобы я мог колдовать, ты можешь? — спросил я, оттягивая с принятием решения.

— Могу! Но тебе тогда придётся расстаться со всем, что ты здесь приобрёл за время скитаний!

— Хорошо! Слушай моё единственное желание! Хочу чтобы в мире, в который я попаду через эту дверь, меня сопровождал Пятница! Дух надолго задумался. Потом таким же равнодушным тоном сказал:

— Хорошо! Это действительно можно расценивать как одно желание! Ступай, я исполню то, что ты просишь!

Без сожаления, да и без особой радости, поскольку не знал, что ждёт меня в новом мире, я шагнул в серебристую дымку, навсегда покидая это страшное место, в котором я провёл гораздо больше десяти лет.