Рождественская история начинающего кулинара

Саша Тат, 2020

На какие только подвиги не пойдешь ради своей Королевы! Вот и я решил поразить ее праздничным кулинарным шедевром собственного производства… но, кажется, что-то пошло не так.

Машина в витрине «Детского мира» поражала даже мое воображение — взрослого, двухметрового дядьки с легкой степенью небритости. Чего уж говорить о стайке пацанвы, прилипшей носами к стеклу, словно языками к металлу в мороз. Заметив меня, они прыснули в разные стороны. Я провел пальцами по подбородку — надо было все же побриться, а то вон даже юное поколение видит во мне Бармалея. Каким же видит меня Королева? Да, именно так — Королева Марго, не меньше! Пусть для всех остальных она просто официантка Рита.

Сначала я влюбился даже не в нее, а в ее смех — звонкий, заливистый, как колокольчик. И этот колокольчик заполнил собой мой разум целиком, разгоняя все остальные мысли. Это было странно, но приятно, затем начало немного пугать и захотелось избавиться от наваждения. Но когда стало понятно, что установить тишину в собственной голове мне не удается, я стал зависеть от этого звона, как наркоман, и каждый день шел на автопилоте в бар «Леденец» за новой дозой. А потом и вовсе неожиданно обнаружил себя в роли охранника заведения, пашущего в две смены во славу своей Королевы и ее смеха.

— Прекрасный подарок ребенку на Новый год! — продавец из «Детского мира», заметив потенциального покупателя, с интересом разглядывающего машину в витрине, выскочил прямо на мороз. — И сегодня как раз со скидкой в честь праздников!

— Нет-нет, это слишком дорого… да у меня и детей-то нет. Так просто, смотрю.

— А-а-а… — сразу поскучнел продавец и удалился в магазин с таким оскорбленным видом, будто я сам выволок его на улицу.

С неба неуверенно сыпались редкие хрусталики, словно кто-то сверху не мог определиться, достойны ли жители города настоящей зимней сказки: густого снегопада и пушистых сугробов. Мороз при этом стоял лютый, и я, вмерзший в тротуар возле витрины, мешал пешеходам, спешащим поскорее добраться до тепла.

Мне бы тоже поторопиться. Ледяной воздух щипал за небритые щеки, ресницы и брови обросли морозным пушком, глаза слезились от холода и в носу захлюпало. Не хватало еще заболеть перед самой главной миссией в жизни: я шел к своей Королеве сознаваться! Мужик я в конце концов, или конь в пальто? Уверенно склоняясь к первому варианту, я решил закрепить словесные откровения материальными аргументами. Стянул зубами перчатку с руки — в пальцы сразу голодной собакой вгрызся мороз — и набрал номер.

— Давид, ты не передумал?

— Э-э-э, дарагой, абижаещ, да! Будет тебе тэлэфон — блестящий, как глаза любимой, работящий, как бензопила «Дружба», модный, как Филипп Киркоров! За полцены тебе, как другу, от сэрдца отрываю! Паслэдняя модель! Любой дэвушка в ногах у тэбя валяться будет!

— В ногах не надо, — заволновался я за свою Королеву.

— Ну нэ хочешь в ногах — на руки сама запрыгнет! — покладисто согласился клиентоориентированный Давид с требованием покупателя.

— Хорошо. Я жду.

— Сам тебе привезу, дарагой! Лично доставлю с упаковкой, с лентами, — глаз не оторвешь, жалко дарить будэт!

Я прервал связь и бросил телефон в карман. Давид может нахваливать себя и свой товар часами, изгаляясь в красноречии, а у меня уже замерзла рука держать трубку. Строевым шагом, настраивая себя на боевой лад, я двинулся в сторону любовного фронта — на место работы. Вообще-то, у меня сегодня выходной, но так даже лучше, не придется отвлекаться на подвыпивших и оттого смелых посетителей, которых потянуло на подвиги. Вокруг деловито сновали Деды Морозы, за ними семенили румяные Снегурки — празднично-поздравительный бизнес переживал свой ежегодный расцвет.

На правах «своего», я обошел бар «Леденец» и зашел со двора, где находился служебный вход. Там меня встречал неизменный страж запасных ворот — дворник и по совместительству грузчик Семеныч. Точнее, сначала меня поприветствовал его запах, а потом уже и он сам. Алкогольные пары Семеныча постоянно окутывали его плотным коконом, и распространялись на приличные расстояния, так что детям и беременным женщинам подходить к нему не рекомендовалось. Даже птицы, имевшие неосторожность сесть на ближайшие деревья, падали с веток и очумело отползали от Семеныча подальше, глотнуть свежего воздуха.

— Здрав будь, Санек, раздавим на двоих?

— Не-не-не, — сразу открестился я. — У меня дела.

— Ты ж выходной вроде?

— Выходной. Но пить не буду.

— К Ритке, небось, притопал, — заулыбался Семеныч так хитро, словно был носителем великих тайн мирозданья, недоступных простым смертным.

Я дернул плечами и, присев рядом с Семенычем и стараясь не опьянеть от его вечно праздничной ауры, закурил.

— Подарок ей хочу сделать. Телефон подарю. Как считаешь, нормально? — доверительно поинтересовался я, надеясь на его возрастную мудрость, в наличии которой я хоть и сомневался, но чем черт не шутит?

Семеныч, видимо вынимая эту самую мудрость из глубин своей нетрезвой души и стряхивая с нее пыль, расправил плечи, приосанился, важно крякнул и сообщил:

— Ну так-то это, конечно, вот!

— Понятно, — кивнул я и затушил сигарету.

— Только девушки, они того… заботу ведь любят! — выдал Семеныч и я притормозил. — Чтобы, знаешь, время на них тратили, да побольше… Они, брат, такие! Капризные! Чуть зазеваешься, а они уже — фьюииить…

Семеныч изобразил руками таинственное, спиралевидное «фьюииить», уносящееся в пространство, как пробка от шампанского.

— И как же ее проявляют, заботу эту? — наморщил лоб я, прикидывая про себя, достаточно ли времени потратил на поиск подарка.

В этот момент трубка в моем кармане завибрировала.

— Алло, слющай, дарагой, лечу к тебе, как истребитэль к врагам государства! Только пробки вокруг, всэмирный заговор прямо! Нэ уходи никуда, скоро тэлэфон будет — новый, как муж Аллы Борисовны, большой, как депутатская зарплата, красивый, как я после парикмахерской…

— Ладно-ладно, я жду, — перебил я и, снова оборвав связь, вопросительно посмотрел на Семеныча.

— Ну как проявляют, — продолжил он прерванный диалог. — Сделать что-нибудь надо, этими… как их… руками, во! Девушки такое любят!

— А что сделать?

— Ну там… открытку соорудить, к примеру.

Я растерянно огляделся по сторонам, словно надеясь, что под ближайшим кустом прямо на снегу окажутся все необходимые материалы и инструменты для создания открытки вкупе с подробной инструкцией. Задача показалась мне слишком глобальной, сопоставимой по сложности разве что со сбором адронного коллайдера.

— А попроще что-нибудь нельзя?

— Ишь ты, попроще ему. Любишь девушек, люби и сердечки для открыток вырезать!

— Ну ты и задачи ставишь, Семеныч! Давай что-нибудь другое.

— Другое… хм… — сосредоточился он, и я даже затаил дыхание, чтоб не сбить его с мысли. — А ты ей приготовь что-нибудь вкусненькое!

В моем воображении сразу нарисовался ломоть белого хлеба с толстым слоем майонеза, внушительный шмат колбасы и помидорка, но Семеныч беспощадно добавил:

— Торт!

— Торт?! — ужаснулся я, мысленно снова возвращаясь к открытке. В принципе, адронный коллайдер — это не так уж и сложно…

— Ну ладно, пусть будет пирог, — сжалился надо мной Семеныч.

— Пирог… — протянул я задумчиво. — Пирог — это наверное просто, да?

— Ага! Я тебе ради такого дела даже свою сторожку уступлю, у меня и плита есть. А еще сито! — гордо добавил он, как будто именно это — залог успешного пирога.

— Сито — это хорошо… А мука у тебя есть?

— Не знаю.

— А яйца?

— Есть!

— Куриные, — уточнил я, недоверчиво прищурив глаз.

— Не знаю.

— Тогда я лучше на кухню попрошусь, — я поднялся на ноги, чувствуя, как у меня внутри разгорается пламя энтузиазма. — Моя мама когда-то пекла французский пирог с кукурузными хлопьями. Может и мне попробовать?

— Сильвупле, Санек, сильвупле, — покивал головой Семеныч, одобряя мой выбор.

На кухне всем было не до меня, хотя открыто выражать недовольство мешающемуся вышибале не решались даже сотрудники заведения. И пусть из кухни я никогда и никого не вышибал, и вообще всегда демонстрировал высшую степень миролюбия, инстинкт самосохранения у людей, в большинстве своем не достающих мне до плеча, срабатывал без перебоев. Они сновали вокруг меня, как муравьи, занятые своими неотложными делами, а я чувствовал себя слоном в посудной лавке.

— Лихо мерили шаги две огромные ноги: сорок пятого размера покупал он сапоги… — продекламировал кто-то «Дядю Степу», вероятно считая себя очень остроумным.

Я обернулся и поискал глазами оратора. Кучерявый мелкий пацан с оттопыренными ушами сидел на стуле в уголке и болтал ногами, с интересом рассматривая меня.

— Что за мышь мне тут пищит снизу?

— Я не мышь, — обиделся ушастый. — А у вас там, на верхотуре, голова не кружится?

— Эту шутку я слышал тысячу раз, остряк. И про дядю Степу тоже! Ты что здесь делаешь?

— Маму жду. Она тут посуду моет, — буркнул пацан и отвернулся, потеряв ко мне всякий интерес.

Конец ознакомительного фрагмента.