Сказки прежних времен

Сванте Свантесон

Сванте берет читателя за руку на первой странице и не отпускает до самой последней. Читателю страшно до ужаса и смешно до слез, его разбирает любопытство и гложет печаль – а Сванте ведет все дальше, в прежние времена. Забавные и жуткие существа, заурядные и невероятные события, тайны и неотступный вопрос, оставаться ли человеком? Поговаривают, что найти путь в прежние времена почти невозможно, а дорогу обратно – еще труднее, и потому отправляться туда не следует. Но Сванте знает все тропки прежних времен, ведь он сам оттуда родом – как знать, не он ли тот самый господин Фонарщик? Бери его за руку, читатель, и отправляйся в путь немедленно: тебя ждет незабываемое путешествие!

Господин фонарщик

Давным-давно жили в городке Гротборге два мальчика, братья-близнеца Авис и Навис.

Городок тот был древний, но такой маленький, что в нем был один-единственный фонарь. Он висел на высоком каменном столбе на рыночной площади. Каждый вечер этот фонарь зажигал и каждое утро гасил старый-престарый Господин Фонарщик.

А еще в том городке был такой обычай. Всякая мать обязательно наказывала ребенку, который выходил из дому на улицу, а с наступлением сумерек — и наказывала, и дважды напоминала вдогонку:

— Спиной к фонарю не оборачиваются!

Присказка эта родилась так давно, что уже почти никто не помнил, когда, а уж почему так было принято говорить, все напрочь позабыли. Однако присказка эта широко ходила среди горожан — ею было принято обозначать разного рода неуместные или неразумные действия и слова. Стоило кому-то совершить опрометчивый поступок или сказать явную глупость, и обязательно кто-то, а то и сам легкомысленный или глупый человек спохватывался и восклицал:

— Спиной к фонарю не оборачиваются!

И так часто горожане повторяли эту фразу, что в окрестных городках и селеньицах принято было говорить о них так: Петер или Аника из Гротборга, где спиной к фонарю не оборачиваются. Собственно, спиной к фонарю гротборжцы и правда не оборачивались, потому что с детства так привыкли.

Авис и Навис были детьми живыми и любознательными. Все-то им нужно было увидеть своими глазами, пощупать своими руками и испытать на собственном опыте. Всякий день их можно было увидеть и на рыночной площади, и на выгоне, и в лугах, и на опушке леса, и в лесу, стоявшем темной стеной на юге, и на речке, протекавшей через лес, и на склонах гор, теснивших городок с севера. А в их карманах, а иногда и за пазухой всегда что-то таинственно позвякивало, постукивало, а то и шевелилось. Вот такие это были ребята.

Как-то вечером Авис и Навис возвращались домой с речки. Туда они отправились на рыбную ловлю, да так увлеклись наблюдением за зимородками, которые ловко выхватывали из воды серебристых рыбок, что о своей рыбалке и своих удочках они совсем позабыли. Но как только начало темнеть, все зимородки разлетелись по своим гнездам, а братьям пришлось спешно возвращаться домой — так спешно, что они даже удочки на реке бросили. Путь был неблизким, а в городке, как известно, был всего только один фонарь, на рыночной площади. Поэтому с наступлением темноты мальчикам лучше было бы оказаться поближе к дому или хотя бы к фонарю, а то, чего доброго, заблудились бы в двух шагах от городка — насмешек потом не оберешься, в Гротборге такого не прощали. И братья вовсю поспешали.

К счастью, до того, как наступила полная тьма, братья добрались до первой городской улочки и увидели свет фонаря на рыночной площади. Они так обрадовались этому свету, что решили сделать небольшой крюк и пройти через площадь, просто чтобы «поклониться господину Фонарю», как они сами сказали. Это обращение — «господин Фонарь» — так развеселило братьев, что они тут же принялись потешаться над «господином Фонарем» — и причем без всякого почтения. Да и над всеми прочими городскими господами и госпожами — коновязью, колодцем, переулком, мостовой, лавкой булочника — они тоже потешались, над всем насмехались. Уж такие они были весельчаки-насмешники.

По дороге к фонарю Ависа и Нависа разобрало такое веселье, что теперь они уж совсем не могли остановиться. Они смеялись надо всем, что видели, да так, что уже и сами были этому не рады: они изнемогли от смеха, у них болели щеки, ребра и животы, да и смех стал каким-то глуповатым и злым. Одно дело посмеяться над «госпожой Рытвиной» или «господином Дымарем», а другое дело крикнуть «Ату его!» какому-нибудь настоящему господину — а мальчики именно это и крикнули, когда встретили Господина Фонарщика.

Господин Фонарщик как раз возвращался с рыночной площади, где он зажег единственный в городе фонарь. Надо сказать, что работы в Гротборге, с его единственным фонарем, у Господина Фонарщика было немного, он еще и другими делами, наверное, занимался, да только какими — никто в городке толком не знал, поэтому поговаривали о Господине Фонарщике всякое. Впрочем, люди ведь всегда что-то сочиняют! — хотя достоверно им было известно о Господине Фонарщике только одно: каждый вечер с наступлением сумерек он зажигал фонарь на рыночной площади, а с приходом утра гасил, вот и все.

Господин Фонарщик понял, что ребята были немного не в себе от разобравшего их веселья, и не обиделся — он был очень стар и, наверное, мудр. Он только покачал головой и напомнил братьям:

— Спиной к фонарю не оборачиваются! — и пошел себе дальше своей дорогой.

У Ависа и Нависа, которые от смеха уже совершенно изнемогли и просто с ног валились, как будто открылось второе дыхание. Услыхать такое, да еще и от самого Господина Фонарщика! — и ребята хохотали во все горло, сгибаясь и хватаясь за животы, и без того уже надорванные смехом.

Эта встреча и слова Господина Фонарщика неожиданно направили их мысли к новому предмету.

— А что, — спросили они друг у друга, — а что, — спросили они, — если обернуться спиной к фонарю? — и глаза их загорелись любопытством едва ли не ярче, чем горел сам фонарь — а ребята как раз подходили к нему, вот и он — в десяти мальчишеских шагах. Они переглянулись, прыснули смехом и одновременно, на «раз, два, три!» — обернулись к фонарю спинами.

Братьев постигло разочарование: ничего не произошло. Поглазев по сторонам, друг на друга и не обнаружив ничего нового, странного или увлекательного, Авис и Навис заметили свои тени. И они принялись с тенями играть — мальчики принимали разные замысловатые позы, стараясь перехитрить тени. Но тени перехитрить было нельзя — они с легкостью повторяли все движения ребят, как будто даже слегка опережая все их ужимки и прыжки.

Авис и Навис не сдавались: они решили во что бы то ни стало перехитрить тени. И они прыгали, скакали, кружились, размахивали руками и трясли головами — со стороны могло бы показаться, что ребята помешались. Но и тени не сдавались; они тоже вели себя, как бесноватые, если, конечно, бывают бесноватые тени.

Тут вдруг Навис заметил нечто странное: он уже порядком устал, почти утратил интерес к попыткам обмануть свою тень и едва-едва подпрыгивал на месте и взмахивал руками, а вот тень его при этом не двигалась. Она словно стояла, скрестив руки на груди, и глядела на Нависа. Навис поглядел на тень Ависа — и с ней случилось то же самое: Авис как раз подпрыгнул в попытке обернуться в воздухе вокруг себя, а его тень даже не шелохнулась. Навис испуганно подергал Ависа за рукав и указал ему на тени. Теперь и Авис заметил странное поведение теней и тоже несколько испугался.

Как только мальчики остановились, тени немедленно подросли и даже как будто начали приподниматься с земли. Да! — они и вправду вставали на свои черные ноги! Страх сжал сердца Ависа и Нависа. Мальчики переглянулись широко раскрытыми глазами. Что же делать?! Но они не успели сказать друг другу ни слова, потому что тени заговорили первыми:

— Теперь вы наши! Теперь вы навсегда наши! — закричали тени рыкающими голосами, вырастая все выше и угрожающе протягивая свои черные руки к братьям.

Авис и Навис были близнецами, они походили друг на друга так, что родная мать и родной отец не всегда могли их различить. Поэтому им шили одежду разных цветов, но Авис и Навис, чтобы позабавиться, менялись одеждой и обманывали родителей, да и всех прочих тоже, — уж такие они были шутники, так что никто не мог быть уверен, с кем имел дело: с Ависом или Нависом. Мальчики очень часто поступали, думали и говорили одинаково, но все-таки они были двумя людьми, а не одним человеком, и поэтому иногда они думали и поступали по-разному. Так случилось и на этот раз: испуганный Авис попятился к фонарю, а перепуганный Навис побежал, куда глаза глядят, вопя во все горло и размахивая руками.

Как только Авис — спиной вперед — сделал один, а потом и второй шаг к фонарю, его тень тут же уменьшилась и снова припала к земле, а голос ее стал тише и тоньше. Но и этим голосом тень продолжала угрожать:

— Ты мой! Ты теперь мой навсегда, Авис! Ты теперь мне будешь служить! — но чем ближе отступал мальчик к фонарю, тем тоньше звучал этот голос, и тем уверенней чувствовал себя Авис. Он вдруг понял, что совершил ровно то, чего старинная присказка заклинала не делать всякого гротборжца, — то есть обернулся спиной к фонарю. И Авис, уже не обращая внимания ни на тень, ни на ее крики — а они звучали сейчас не громче комариного писка — решительно повернулся к фонарю лицом. Голос тени тут же умолк. Авис сделал последний шаг — теперь он стоял прямо под фонарем, а тень мальчика превратилась в немое и неподвижное черное пятно у него под ногами. Авис огляделся в поисках брата — но Нависа и след простыл.

Авис побежал домой и рассказал об исчезновении Нависа, умолчав, правда, о том, что мальчики нарушили древнюю присказку и обернулись к фонарю спиной. Родители мальчиков подняли на ноги весь Гротборг; жители, вооружившись факелами, отправились на поиски Нависа. Поиски продолжались всю ночь, весь следующий день и еще много дней и ночей, но Нависа так и не нашли. Через какое-то время только родители мальчиков продолжали искать Нависа, но однажды пришел день, когда и они прекратили поиски. Только Авис не терял надежды: ведь он знал, что Нависа увела тень. Значит, его, наверное, можно вернуть, однако сделать это, вряд ли будет так уж просто. И Авис все ломал себе голову над тем, как ему найти своего брата-близнеца.

Однажды, блуждая по лесу к югу от Гротборга, Авис встретил на тропинке Господина Фонарщика. Он сразу же вспомнил, что в тот вечер, когда они с Нависом так опрометчиво повернулись к фонарю на рыночной площади спинами, они встретили Господина Фонарщика и крикнули ему «Ату его!».

— И как я раньше об этом не подумал! — сказал себе Авис и почувствовал одновременно и стыд, и надежду. Он подошел к Господину Фонарщику, поклонился ему в ноги и попросил прощения за свой поступок. А когда Господин Фонарщик сказал Авису, что он не сердится на выходку мальчиков, Авис внезапно зашелся в рыданиях, а когда немного успокоился, рассказал старому господину Фонарщику все.

Господин Фонарщик выслушал рассказ мальчика, погладил его по голове легкой и теплой стариковской ладонью и сказал:

— Да, дела! Видишь, к чему привел один маленький и легкий шаг? А теперь, чтобы вернуть Нависа, придется сделать большой и трудный шаг.

— Так Нависа можно вернуть? Я на все готов, помогите мне, господин Фонарщик, умоляю вас, помогите! — закричал Авис.

И вот что господин Фонарщик рассказал Авису:

«Давным-давно, так давно, что этого уже никто в Гротборге не помнит, жили-были в этих горах тролли. Они не были ни злыми, ни добрыми — просто тролли. Но потом в эти места пришли люди. Поначалу тролли пытались ужиться с людьми, потом они воевали с людьми, но наступил день, когда троллям пришлось навсегда покинуть эти места — людей становилось все больше, троллей все меньше, но даже для небольшого и не очень заметного народа троллей места в окрестностях не осталось совсем. Никто не знает, где они теперь; поговаривали, что они ушли на север в самые неприступные леса и горы Берголанда.

Когда тролли уходили, их предводитель наложил заклятие на это место. Он пришел ночью, когда весь городок спал, на рыночную площадь и установил там фонарь. Фонарь был защищен колдовством — его нельзя ни убрать, ни сдвинуть, ни уничтожить; с наступлением сумерек этот фонарь сам загорался и сам угасал с наступлением рассвета. Тролль сказал так:

«Всякий в Гротборге, кто с наступлением ночи обернется спиной к горящему фонарю на рыночной площади, будет уведен своей тенью туда, куда уходим все мы, и там станет одним из нас. А когда все жители Гротборга превратятся в троллей, мы снова вернемся в эти края и завладеем ими, как владели при дедах-прадедах! Да будет так!»

Вот так и родилась наша местная присказка — «спиной к фонарю не оборачиваются» — хотя теперь никто уже не знает, какая за ней кроется тайна.

Я тогда был мальчишкой, но помню все это очень хорошо, потому что это заклятие… это заклятие… — тут старый господин Фонарщик немного помолчал, пожевал губами, но потом повел свой рассказ дальше:

— Слушай же! У меня был друг. Однажды мы загулялись допоздна и возвращались домой, когда уже темнело. Наш путь лежал через рыночную площадь. Мы принялись потешаться над глупыми троллями — мы, как и прочие горожане, считали себя победителями в войне с троллями и по-настоящему не верили в их заклятие. Ведь если тролли такие могущественные волшебники — почему они потерпели поражение? Но случая проверить, действительно ли существует колдовство, все не выпадало: никто не рисковал стать первым, кого тень уведет в страну троллей. Люди — они такие: часто не признаются даже самим себе, что верят во что-то, и даже потешаются над тем, во что на самом деле верят.

Да, так вот. В какой-то момент я совершил глупость: я схватил своего друга за плечи и повернул его спиной к фонарю. Никогда себе этого не прощу — из-под ног мальчика вырвалась его тень, оттолкнула меня, схватила моего друга и утащила куда-то — да так быстро, будто ветер его унес.

Я поднял тревогу и рассказал горожанам, что мальчика увела тень. Мы обыскали все окрестные горы и леса, все ручьи, озера, колодцы, сараи и погреба, но никаких следов не обнаружили. Через какое-то время искать мальчика перестали; только я да убитые горем родители мальчика не теряли надежды и продолжали безуспешно обшаривать окрестности.

И вот однажды я наткнулся в лесу на хижину, а в ней обнаружил тролля. Он был так стар, что уже почти превратился в камень — ведь тролли в наших краях не умирали, а превращались в камни. Я тогда решил, что он из-за старости и слабости не ушел с прочими троллями, когда те двинулись на север. Терять мне было нечего — и я обратился к нему со своим горем и рассказал об исчезновении мальчика:

— Господин тролль, помогите мне, если можете, я на все готов, чтобы вернуть своего друга из страны троллей, — умолял я наполовину окаменевшего старика.

Тролль выслушал меня, помолчал и сказал:

— Я бы никогда не стал помогать человеку, это было бы предательством. Но мой народ предал меня первым: они ушли, а меня бросили здесь одного, потому что я слишком стар и слаб для путешествия. Поэтому не будет предательством помочь тебе в твоем горе — это будет местью и расплатой! Слушай же, маленький человек, что я тебе скажу: чтобы вернуть твоего друга, кто-то должен стать Фонарщиком. Если найдется человек, который согласиться в течение десяти лет зажигать фонарь каждый вечер и гасить его каждое утро, то через десять лет мальчик вернется, и ни он сам, и никто другой не будет помнить об этом происшествии. Все будет так, словно этот мальчик никогда не исчезал. Об этом будет помнить только тот, кто согласится стать Фонарщиком, и никто не вспомнит о том человеке, который стал Фонарщиком. Но если хотя бы один раз за эти десять лет такой человек забудет или не сможет погасить или зажечь фонарь, мальчик не вернется никогда, а если Фонарщик перестанет зажигать или гасить фонарь после возвращения мальчика, то тень снова уведет мальчика в страну троллей, как и самого Фонарщика. Сам же Фонарщик сможет получить свободу от своей службы только тогда, когда добровольно вызовется человек, чтобы занять место Фонарщика. А до тех пор вечно жить Фонарщику, вечно зажигать и гасить фонарь на рыночной площади Гротборга! — и с этими словами тролль окончательно окаменел. А я… а я стал Фонарщиком и несу эту службу до сих пор».

Тут Господин Фонарщик посмотрел Авису прямо в глаза. Авис обмер и сам чуть не окаменел от ужаса, а в глазах его снова заблестели слезы: похоже, что для возвращения Нависа нужно действительно совершить по-настоящему страшный шаг.

— А как же мои родители, если я соглашусь? Ведь Навис вернется, а родители станут горевать обо мне? — всхлипывая, спросил Авис Господина Фонарщика.

— Если ты отважишься, Навис вернется, и никто никогда не вспомнит, что Навис пропадал, и что у него был брат-близнец Авис, и никто, кроме тебя, не будет горевать о новом Фонарщике, точно так же, как никто, кроме меня, не горюет о фонарщике старом, — и Господин Фонарщик обнял Ависа за плечи. — Я знаю, мой мальчик, какое это бремя. И я пойму, если ты не согласишься.

Конец ознакомительного фрагмента.