Радость вдовца

Светлана Алешина, 2000

«…– Ну вот, вы уже начали нервничать, – разочарованно улыбнулась я, – а я только приступила к расспросам. Вот вам, например, кто-нибудь угрожает? – У меня были когда-то трения с людьми, жадными, так скажем, до чужих денег, – гораздо спокойнее сказал Хмельницкий, – но я уладил эту проблему. – Вы хотите сказать, что у вас были разборки с бандитами? – без прочих околичностей спросила я. – До разборок не дошло, – улыбнулся Всеволод, – просто я предпочел платить представителям государственного рэкета. – Милиции, вы хотите сказать? – Вот именно, – кивнул он, – хотя большой разницы между ними не вижу…»

Глава 1

— Мне кажется, ничего лучше мы не подберем. — Я стояла рядом с Маринкой, которая в течение целого часа испытывала на прочность мои нервы.

Она примеряла уже не знаю какой по счету наряд из моей «коллекции». Когда я дала согласие отправиться сегодня вечером с ней в ресторан, то и не предполагала, что меня ждет такая тяжелая и нудная работа, как вытряхивание из шкафа моего, по словам Маринки, «залежалого шмотья». На этот раз она вертелась перед зеркалом, приложив к себе светло-бежевый костюм из «шотландки» в коричневую клетку.

— Нет, — скуксилась она, — что я, на деловую встречу иду?

Она решительно отложила костюм и смело атаковала гору платьев, жакетов и жилеток.

— Вот, — возбужденно крикнула она, выудив очередную находку — красное декольтированное платье с эффектной отделкой.

— Ну, это слишком, — скептически качнула я головой, — ты же не на торжественный прием отправляешься.

— А ты в чем пойдешь? — поинтересовалась моя подруга.

— Я еще не решила, пойду ли, — вознамерилась я тоже в свой черед пощекотать ей нервы.

— Как не решила! — испуганно округлила она свои бесстыжие синие глаза. — Нас уже ждут, я договорилась! Ну ты даешь! — Она обиженно поджала губы и рухнула на диван.

Еще минута, и она бы разревелась. Самым банальным образом.

— Ладно уж, — вздохнула я, — пойду, но только если ты пообещаешь, что через десять минут я увижу тебя в подходящем туалете!

Я гордо и неспешно покинула гостиную.

Я включила воду и встала под душ. Что вам сказать о моей секретарше и подруге в одном лице? Пожаловаться на ее мелкое, чисто женское тщеславие, которое болезненно-сговорчиво реагировало на внимание со стороны мужчин, причем, исключительно обеспеченных или подающих надежды. Или поведать тысячу грустных историй, в которые она меня втягивала — они, хоть и заканчивались всегда счастливо для нас обеих, стоили мне потрепанных нервов и чудовищных усилий.

Или рассказать вам совершенно жуткую по своим последствиям для неразговорчивого, но глубоко ранимого Виктора, нашего редакционного фотографа, историю их с Маринкой отношений, напоминающих своей непроясненностью и загадочностью туманность Андромеды? Или поделиться с вами сомнениями относительно ее суждений, надиктованных ей в часы житейских откровений демоном тоски и вздорного честолюбия? Ладно, обо всем этом я до времени умолчу, скажу лишь, что сегодня мы с ней приглашены на вечер. В ресторан. Во французский. Приглашены двумя немолодыми солидными джентльменами, холостыми и падкими до женского шарма. Я еще не разобралась, с кем предстоит мне сегодня вечером поддерживать дипломатические отношения: со Всеволодом Александровичем или с Аркадием Васильевичем.

Оба, по Маринкиному описанию, в очках. Оба еще не растолстевшие, понимающие толк в женской красоте и искусстве, оба — верх галантности и предупредительности. Как славно, что на нашей планете еще встречаются подобные реликты. Конечно, Маринка могла преувеличивать, даже врать. Делала она это, по собственному ее признанию, из желания приукрасить жизнь, расцветить ее, так сказать, красками своего буйного воображения. Это я ей тоже прощала, как и многое другое.

Абрикосовый гель для душа фирмы «Мэри Кэй» так же, впрочем, как и супы «Галлина Бланка», был моей давней, можно сказать, застарелой слабостью. Он — я имею в виду гель — придавал коже волшебную шелковистость и в то же время не оставлял неприятного ощущения несмытого мыла. Я позволила себе два раза нанести его на кожу. При необходимости он мог заменить духи.

Ополоснувшись под душем, я растерлась большим полотенцем и, завернувшись в халат, приблизила к зеркалу свое немного покрасневшее лицо. Тщательно изучила и отправилась в спальню делать макияж. По пути, естественно, заглянула в гостиную. Маринка продолжала рыться в моих вещах. Ничего ей не сказав, я занялась своей физиономией.

— Вот, — радостно распахнула она дверь в спальню, — наконец-то!

Она напялила светло-серое шелковое платье, а поверх него — идущий с ним в комплекте ажурный жакет, затканный серебристой нитью. Я воздержалась от замечаний, что, мол, этот туалет тоже слишком помпезен для встречи с двумя немолодыми джентльменами.

— Да-а, — сдерживая ироническую усмешку, сказала я, — это то, что нужно.

— А ты, а ты? — запрыгала она вокруг меня.

Я меланхоличным жестом показала на висевший на плечиках наряд. Черное платье с умеренным декольте. Но к нему прилагался мужской галстук. Это должно было взволновать не одно мужское воображение. Маринка про галстук ничего не знала, поэтому, небрежно потеребив мой «скромный» туалет, скептически усмехнулась и вопросительно посмотрела на меня.

— Не слишком ли мрачно?

— Как раз, — лукаво улыбнулась я, — к чему выпендриваться?

— Значит, ты считаешь, что я выпендриваюсь? — насупилась она.

— Нет, — покачала я головой, — это платье в твоем стиле, ты же не любишь темные тона.

— Это правда, — выразительно вздохнула Маринка.

Когда же я нарядилась, Маринка восхищенно присвистнула.

— Как это эротично, — пропела она своим звонким голоском, — галстук на голом теле! Плечи открыты, а все остальное утопает в первозданной ночи!

Порой в Маринке просыпался поэтический дар. Это я ей тоже прощала.

* * *

«Ладу» свою я оставила киснуть под мокрым снежком во дворе. Я не хотела отказывать себе в бокале белого вина. Красные вина вместе со старушкой зимой мне не терпелось проводить. Предчувствие весны кружило голову, и хотя меня нельзя было, как Маринку, назвать сентиментальной особой, я всей кожей ощущала присутствие в воздухе чего-то волнующе-свежего и многообещающего. Когда заказанное нами такси просигналило три раза под окном, мы спустились во двор и заняли заднее сиденье желтой «Волги».

Ресторан «Триумфальная арка» располагался на одной из центральных улиц. Я не раз бывала там, а вот Маринка впервые сподобилась чести быть туда приглашенной. Блюда королевской кухни соседствовали в меню с кушаньями, приготовленными согласно рецептам провинциальной кулинарии. Но все было отменно вкусным и изысканным. В ресторане царила атмосфера Франции, хотя в оформлении интерьера чувствовалась некоторая эклектичность.

— Они уже здесь, — воскликнула Маринка, энергично кивая в сторону синего «БМВ» последней модели, — на ней Сева ездит.

— Всеволод, хотела ты сказать, — жеманно поправила я ее, — значит, мне предстоит заниматься Аркадием.

Маринка расслышала в моем вопросе иронию и отреагировала надутыми губами и оскорбленным видом.

— Да никем тебе не надо заниматься, — вспыльчиво ответила она, — это тобой займутся, — с горделивой интонацией добавила она.

Мы расплатились с таксистом, пожелали ему счастливого пути, так как уже успели с ним познакомиться, и направились в ресторан. Оставив шубы в гардеробе, мы еще минут десять вертелись перед зеркалом и, только придав своей внешности должный вид, отправились в зал.

Небольшое помещение было заполнено людьми, в основном, культурными и состоятельными, которым французский колорит и французские вина придавали бойкую живость, отличающую если не парижан, то уж марсельцев — точно. Не успели мы наглядеться на эту жующую, пьющую, говорящую и жестикулирующую публику, как к нам устремились наши кавалеры.

Оба невысокого роста и в очках, как обещала Маринка. Тот, чья внешность напоминала итальянского мафиози в облагороженном варианте, и очки которого были темными, как стекла моей машины, сдержанно улыбался. Он подал Маринке руку. Я догадалась, что это и есть Всеволод, глава фирмы по торговле оргтехникой.

Среднего телосложения, с густыми волнистыми черными волосами и бородкой, в элегантном черном костюме, с шейным платком вместо галстука, он производил впечатление человека, разбогатевшего не в последнее десятилетие, а потому уже успевшего соприкоснуться с западными идеями и западным лоском. На мизинце протянутой Маринке руки сверкнул эффектный плоский черный камень треугольной формы.

Тот, кого звали Аркадием Васильевичем и кто предназначался мне, заметно уступал своему приятелю как внешностью, так и прикидом. На нем была черная рубашка из тонкого вельвета, пиджак «в елочку», давно вышедший из моды, и серые брюки. Пепельно-седоватый ежик, настолько короткий и жиденький, что сливался с огромными залысинами, покрывал его несколько приплюснутый череп. Мелкие черты лица делали его физиономию до смешного непримечательной. Казалось, все обаяние и прелесть этого невысокого щуплого мужичка, которого я тут же про себя окрестила «гомункулусом», сосредоточились в его умном, хитроватом взгляде и благодушной улыбке.

— Знакомьтесь, — затараторила Маринка.

Я давно привыкла к тому, что испытываемое ею волнение прежде всего давало о себе знать в ее учащенном дыхании и темпе речи.

— Моя подруга Ольга Бойкова. А это, — лукаво улыбнулась она, делая плавный жест рукой, — Всеволод Александрович и Аркадий Васильевич.

Всеволод Александрович галантно наклонил голову, мол, польщен, и скупо улыбнулся. К хитровато-благожелательному взгляду Аркадия Васильевича добавилась еще спокойная улыбка.

— Рад познакомиться с такой обворожительной красоткой, — шутливо процедил он.

Голос у него был такой же тихий и осторожный, как и его великолепная в своей ускользающей, квазиджокондовской прелести улыбка.

— Взаимно, — застенчиво улыбнулась я, потому что, несмотря на неброскую внешность и совсем не мужскую, кошачью поступь, Аркадий Васильевич мне положительно нравился.

Я понимала, почему Маринка предпочла «итальянца» Всеволода. В его осанке и, главное, в выражении лица, в сомкнутых губах и резко очерченном подбородке читалась мужская сила, привыкшая покорять высоты бизнеса и женские сердца. И только когда он за столом на секунду снял очки и я увидела его «неаполитанские» очи, убедилась, что вся эта обаятельная мужественность не лишена определенной чувственности, если не сказать, слащавости. Но чувственность эта была какой-то холодной и отстраненной. Опытный зрелый мачо — наконец внесла я его в классификационную таблицу, которая незримо и упрямо присутствовала в моем мозгу. Маринке всегда нравился этот тип мужчин, сильных и сластолюбивых.

— Для дам у нас «Шато де Берн», — плутовато улыбнулся Аркадий Васильевич, — а мы коньячком балуемся.

Он скосил свои почти бесцветные глаза на Всеволода Александровича и даже подмигнул тому. Знойный мачо ответил многозначительной улыбкой, но ничего не сказал.

«Забавно, — подумала я, — может, он немой?»

— Дамам мы можем, кроме того, предложить прекрасный венгерский токай и бальзам на десерт, — противореча моей комичной догадке, произнес он глухим баритоном.

— А я думала, здесь все французское, — наивно сказала Маринка, чем вызвала у джентльменов чуть более открытые, чем прежде, улыбки.

— Не только, — весело возразил Аркадий Васильевич, — Серж, — поманил он официанта, циркулирующего со сдержанным достоинством между столиков, блондина в длинном фартуке.

— Что месье желают? — склонив голову, елейно полюбопытствовал подошедший Серж.

Мы с Маринкой пялились в меню. Причем я всячески пыталась помочь ей с выбором блюд.

— Только не заказывай телячьих хвостов и лягушек, — иронично шепнула я ей на ухо.

Аркадий вознамерился, как я поняла, продиктовать заказ. Видно, они с Всеволодом уже заранее все решили.

— Помидоры со сливками, яйца под зеленым майонезом, суфле из сыра — два, цыплята маренго, треска а-ля гурмэ, парфе лимонное и крем с шампанским. Та-ак, — раздумчиво протянул Аркадий Васильевич, кофе, конечно, но позже… «Реми Мартен» — два по пятьдесят. Пока все.

Серж сосредоточенно и ловко записывал в миниатюрный блокнотик названия блюд.

— А что закажут дамы? — с ленивой улыбкой осведомился Аркадий Васильевич.

— Салат с крабами и грибами, салат овощной, рыба, фаршированная грибами, — две порции, и два малиновых мусса, — непринужденно, словно речь шла об обеде в редакции, сказала я.

Маринка бросила на меня взгляд, полный признательности и уважения.

— Что же касается вина, — томно улыбнулась я, — то наши кавалеры уже о нас позаботились.

Я стрельнула глазами в стоящую на столе бутылку розового «Шато де Берн».

— Неплохо, — оценил наш вкус меланхолично облокотившийся локтем о спинку стула Всеволод Александрович.

Когда Серж ретировался, мы принялись обсуждать французскую кулинарию.

— И все-таки пища эта нездоровая, — решила я внести критическое зерно в то трепетное отношение к французской гастрономии, которое начало меня уже утомлять, — китайская кухня намного полезней для здоровья.

— Менее вредна, хотели вы сказать… — с пренебрежительной усмешкой добавил «мачо».

— Пусть так, — неохотно согласилась я, — жаль, что у нас в городе нет китайского ресторана.

Звучала музыка Леграна. Для танцев помещение было тесновато, но если захотеть, можно было найти местечко среди танцующих пар. Только вот топтаться в обнимку с «мачо» или «гомункулусом» я не жаждала.

— Ваша фирма, я слышала, торгует оргтехникой, — обратилась я к вальяжно сидящему Всеволоду.

— Торгует, — равнодушно ответил он, — но лучше спросите, чем занимается Аркаша.

— И чем же? — улыбнулась я.

— Торгует французским кафелем и плиткой, французскими обоями, раковинами, ваннами, зеркалами, коньяками, духами и так далее, — рассмеялся «мачо».

— О, оставь, — взмахнул рукой Аркадий, — кому это интересно?

— Расскажи девушкам, как ты недавно ездил в Ниццу или еще что-нибудь в этом роде, — продолжал Всеволод, — это, поверьте, — повернул он ко мне голову, — интересней, чем обсуждать страхи компьютерщиков по поводу двадцать девятого февраля.

— Думаете, эти страхи оправдаются? — подхватила я.

— Не знаю, — скептически пожал Всеволод плечами и, скрестив руки на груди, закинул голову.

Здесь нам принесли наш заказ. Разговор опять перешел на французскую кулинарию.

— Расскажите о Ницце. В Париже я была, а вот на юге Франции… — попросила я Аркадия, чтобы пресечь гастрономическую тему.

— Лучше съездите сами туда, — неожиданно ответил Аркадий, — залив Ангелов, пальмы, Английский променад, старые миллиардерши с болонками, лимузины и дорогие отели…

Он устало вздохнул.

— Но я там работал, а не отдыхал, ездил в Грас на парфюмерную фабрику, на заводы, интересовался керамикой Биота, которая могла бы стать новым направлением моего бизнеса. Марина говорила мне, — он вдруг резко переменил тему, — что вы занимаетесь журналистикой. Может, поделитесь с нами своими планами?

— Нет. — Я с улыбкой покачала головой. — Нечего рассказывать. В нашей глубинке редко происходит что-то выдающееся, но уж если что-то случается, мы должны об этом знать.

— Неужели так ничего и не случается? — Аркадий поднял на меня лукавый взгляд.

— Если вы следите за прессой, — ответила я, — то всегда будете в курсе происходящих в городе событий.

Всеволод, пока мы беседовали с Аркадием, следил за тем, чтобы Маринкин бокал не пустовал, а она не забывала его опорожнять, чтобы хоть чем-то занять своего партнера. Как-то так получилось, что мы вели не общую беседу, а разбились на пары. За мной ухаживал Аркадий. «Вот ведь, — думала я, когда мы ненадолго замолкали, — пройдешь мимо такого на улице и не заметишь, а стоит поближе познакомиться, и в человеке открываешь что-то, узнаешь его мысли, его оригинальные суждения о жизни, поэзии, литературе».

Аркадий тоже подливал мне в бокал, только, в отличие от Маринки, я не злоупотребляла розовым «Шато де Берн». На то были свои причины. Алкоголь действует на меня довольно однообразно: после второго фужера меня начинает неумолимо клонить ко сну, и я ничего не могу с собой поделать — глаза сами собой закрываются, голова склоняется на грудь, ну, и так далее. Наверное поэтому я предпочитаю качественные напитки и в небольших количествах. Могу с одним бокалом шампанского просидеть целый вечер, но если переберу, то есть выпью два или больше, — нужно срочно добираться до дома и до своего четырехногого друга — дивана.

Маринка, поболтав немного с Всеволодом, которого она уже называла Севой, утащила его танцевать, оставив меня наедине с Аркадием. Тот, видя такое дело, пригласил меня. Мне не особенно хотелось толкаться на маленьком пятачке, но танцевать я люблю и поэтому согласилась.

Когда закончилась мелодия, мы все вчетвером заняли снова свои места за столом и продолжили ужин. Только спокойно посидеть нам не дали. Через столик от нас сидела компания в малиновых пиджаках, сквозь которые играли бицепсы. Крепкие круглые головы молодых людей, хоть и были довольно большими, не предполагали соответственного количества мозгов. Когда снова заиграла музыка, один из парней поднялся и направился к нам.

У него было довольно правильное, не отягощенное осмысленным выражением, полноватое лицо, крепкие ноги и бегающий взгляд.

— Потанцуем? — Он протянул мне руку и не моргая посмотрел на меня.

Я взглянула на Аркадия и покачала головой.

— Девушка не танцует, извини, — невозмутимо произнес Аркадий и снова принялся за еду.

— Я не тебя спрашиваю, козел, — рыкнул «малиновый пиджак», — я к девушке обращаюсь.

— Нет, — миролюбиво, но решительно сказала я, — не сегодня.

— Пойдем, я приглашаю, — настаивал парень.

Он начинал нервничать, это я заметила по вздувшейся жилке у него на виске.

— Я же сказала, не сегодня, — как можно мягче произнесла я.

— Кончай выделываться, — «пиджак» схватил меня за руку и потянул из-за стола, — пошли.

Я вырвала руку из его потных пальцев и посмотрела в сторону входа, где стояла охрана. Там уже заметили наш инцидент, и охранник, поигрывая резиновой дубинкой, не спеша направился в нашу сторону: видно было, что ему не слишком-то хочется связываться с этими «крутыми» ребятами.

— Юноша, — Аркадий поднялся и отстранил парня от стола, — тебе же ясно сказали, девушка не желает с тобой танцевать.

— Че ты сказал, козел? — «Парень» схватил Аркадия за лацканы пиджака и привлек к себе.

Его приятели, повернув головы, с интересом наблюдали за происходящим. Аркадий был на полголовы ниже своего оппонента и на пару десятков килограмм легче. «Скорее ты двигайся», — мысленно поторопила я охранника, который был уже на полпути к нашему столику. Что произошло в следующее мгновение, я не совсем хорошо поняла. Мне показалось, что парень собирался швырнуть Аркадия в проход между столами, а тот держится руками за его кисти. Но броска почему-то не последовало. Парень присел, как будто на него навалилась какая-то сила, и оказался стоящим перед Аркадием на коленях.

— Если ты еще раз, петух гамбургский, — услышала я шепот Аркадия, который обращался к парню, — еще раз приблизишься к этому столику, я тебе мозги вышибу. Понял?

Теперь я увидела, почему «малиновый пиджак» опустился на колени: оказывается, Аркадий каким-то ловким приемом заломил ему кисти.

— В чем дело? — наконец-то приблизился охранник — высокий стройный парень в серой рубашке с короткими рукавами.

— Спроси у него, — Аркадий небрежно кивнул на моего обидчика и, слегка отпихнув его, отпустил его руки.

— Да ты, в натуре, — вскочил тот, но охранник преградил ему путь резиновой дубинкой.

— Есть проблемы? — с улыбкой превосходства поинтересовался охранник.

— Будут, — зло ответил парень в малиновом пиджаке и пошел к своему столику, где его ждали ухмыляющиеся приятели.

Аркадий сел за стол, опрокинул в себя рюмку коньяка и закурил.

— Здорово, — восхищенно проговорила я, — а я уж думала — у нас сегодня будут неприятности.

— Армейские навыки еще сохранились, — снисходительно улыбнулся Аркадий.

— Вот почему я хочу уехать из этой страны, — возмущенно произнес Всеволод, пальцем поправляя очки на переносице, — даже в таком приличном, казалось бы, заведении, нельзя спокойно отдохнуть. Все время ожидаешь какого-то подвоха. Думаешь, они успокоятся? — обратился он к Аркадию.

— Какая разница, — пожал тот плечами, — главное, что сейчас они утихли. Я думаю, мы должны пойти потанцевать, — он встал и подал мне руку.

Я не считала правильным его поведение в данном случае: он еще больше мог раззадорить «малиновых пиджаков», но отказаться было неудобно, и я с улыбкой приняла его приглашение. Следом за нами поднялись и Маринка с Всеволодом. На этот раз играли что-то быстрое, кажется, рок-н-ролл. Аркадий прекрасно танцевал, он был в ударе и выделывал на небольшом пространстве замысловатые па. Я тоже старалась от него не отставать. Рядом двигались Маринка и Всеволод. Как только мелодия закончилась, Маринка потащила меня «поправить прическу», как она выразилась. Через несколько минут мы вернулись и уселись за столик, где в одиночестве сидел Аркадий.

— А где Всеволод? — беспардонно поинтересовалась Маринка.

— Ему тоже надо поправить прическу, — иронично отозвался Аркадий. — Давайте выпьем.

Пока мы ходили, на столе появился небольшой графинчик, как я предполагала, с коньяком и новая бутылка «Шато де Берн». Рюмки наших кавалеров были наполнены, Аркадий налил вина Маринке и плеснул немного в мой почти полный бокал. К этому моменту подтянулся и Всеволод.

— За что будем пить? — он обвел глазами всех сидящих за столом и поднял свою рюмку.

— Конечно, за женщин, — лукаво улыбнулся Аркадий и, коснувшись своей рюмкой наших с Маринкой бокалов, сделал небольшой глоток.

Его лицо исказила гримаса боли, рот скривился, глаза затуманились. Он судорожно поднес одну руку к подбородку, второй попытался опереться о стол, но не удержался и стал заваливаться в сторону Всеволода, и, наверное, упал бы, если бы тот вовремя не поддержал его.

— Помогите, — заверещала Маринка, вскакивая со стула.

Десятки пар глаз с немым вопросом и интересом повернулись в нашу сторону. Всеволод усадил Аркадия на стуле, но, видно, дело было плохо. Глаза Аркадия закатились, руки безвольно повисли вдоль тела.

Как-то раз мне довелось видеть смерть человека от большой дозы стрихнина. Признаки были похожими, только тогда у молодого человека, которому сыпанули в бокал шампанского смертельную дозу, еще выступила на губах пена.

Я выхватила из сумочки сотовый и, набрав «ноль три», назвала ресторан.

— Отравление, — сказала я в трубку, — похоже на стрихнин.

Троица в малиновых пиджаках тоже наблюдала за происходящим за нашим столом, но наблюдала недолго. Как только я спрятала трубку в сумку, они дружно поднялись и направились к выходу.

— Что, — мерзко усмехнулся тот из них, который неудачно пытался пригласить меня на танец, — папашка, наверное, съел чего-нибудь.

— Пошел отсюда! — заорала на них Маринка, вытаращив глаза. — Ублюдок.

— Че ты сказала? — остановился было «малиновый пиджак», но приятели утянули его за собой.

— Айда, Кастрюля, не видишь, дама не в себе, — ухмыльнулся здоровяк с длинным лицом, на котором, кажется, навсегда застыло выражение полудебильного удивления.

— Давай, давай, вали отсюда, — агрессивно и насмешливо крикнула вдогонку им Маринка.

Всеволод попытался успокоить ее, дотронувшись до рукава ее, то есть, моего ажурного жакета.

Минут через пять подъехала «Скорая». Доктор, мужчина лет сорока с бородкой на круглом румяном лице, поднял Аркадию веки и внимательно осмотрел глаза.

Рядом с нами собралась уже приличная толпа. Здесь был и охранник, и официант, который нас обслуживал, вышел и директор ресторана — коротышка с совершенно лысой головой и большим животом. Из-за его плеча выглядывал шеф-повар в громадном накрахмаленном колпаке.

— Помогите отнести его в машину, — попросил доктор, глядя на директора.

— Цыбин, — проворковал директор, уставив свой палец-сардельку на охранника, — и ты Серж, — его палец переместился на официанта, — быстро. Чего вы стоите?

— Носилки в машине, — сказал доктор, расстегивая Аркадию верхние пуговицы на сорочке и принялся щупать пульс на его запястье. — Кто звонил на станцию? — доктор посмотрел на Маринку.

— Вот она, Бойкова, — Маринка кивнула в мою сторону.

— Что с ним? — обеспокоенно спросила я.

— Похоже, что вы были правы, — доктор пожевал губами и отпустил руку Аркадия, — это стрихнин. Хорошо, что не слишком большая доза. Промоем вашего мужа — будет как новенький.

«Это не мой муж», — собиралась я опровергнуть его предположение, но в это время подоспели носилки, и Аркадия положили на них и понесли к машине.

— Ох ты, господи, — воскликнул замерший в растерянности Всеволод, — нужно же пальто его забрать!

И он кинулся следом. Народ тоже потихоньку потянулся на выход. Не все, правда, но человек десять — точно. Да и кому приятно ужинать в ресторане, где только что человек едва не отравился стрихнином?

— Господа, господа, — пытался остановить их директор, — мы обязательно во всем разберемся, вызовем милицию. Уверяю вас, ресторан не имеет к этому никакого отношения. Ну куда же вы, оставайтесь! Всем, кто останется, предлагаю скидку пятьдесят процентов, да что там пятьдесят, все семьдесят.

Он энергично жестикулировал, но его никто не слушал.

— Ну что, — удрученно сказала я Маринке, — нам тоже пора идти.

— Ага, — согласно кивнула она.

После того, как отправили Аркадия, мучимый праздным любопытством народ, собравшийся возле нашего столика, быстро рассосался. Только директор, которому так и не удалось остановить клиентов, вернулся к нам.

— Уверяю вас, — он вытаращил маленькие круглые глаза и раскинул в стороны коротенькие руки, преграждая нам путь, — наша фирма не имеет к этому никакого отношения. Пожалуйста, оставайтесь.

— Спасибо, что-то не хочется, — попыталась улыбнуться я. — В вашем заведении это первый случай?

— Да, да, да, — смешно закивал лысой головой директор, — конечно, первый и, надеюсь, последний. Это ужасно, ужасно! Такой инцидент! Теперь мы лишимся наших клиентов.

— Погодите причитать, любезный, — прервала я его, — скажите лучше, как спиртное попадает на стол клиентов?

— Пойдемте, я вам все покажу, — засуетился он, — здесь не должно быть никаких кривотолков.

И он засеменил на кухню, продолжая что-то бормотать себе под нос. Нам ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Сами напросились.

— Пошли, — кивнула я Маринке, — хоть поглядим на святая святых французского ресторана.

Ефим Григорьевич, так звали директора «Триумфальной арки», провел нас через кухню и показал буфет, откуда официанты получают напитки. Через минуту к нам присоединился Серж и стал ходить следом. По ходу дела Серж объяснил, поглядывая в свой блокнотик, сколько коньяку он приносил на наш столик. Получилось, что после первого «полтинника» Аркадий с Владиславом заказали еще два раза по двести граммов, которые Серж и приносил им в небольших хрустальных графинчиках.

Вообще, на кухне и в буфете царила идеальная чистота. Над длинной электроплитой были установлены вытяжки. У столов трудились несколько поваров в накрахмаленных белоснежных халатах. Кухонная посуда сияла чистотой. Ничто не напоминало кухни совдеповских столовых, где на толстостенных алюминиевых кастрюлях, обычно красной или коричневой краской, были нанесены пометки, чтобы не сварить в кастрюле для первых блюд компот из сухофруктов, например.

— Ефим Григорьевич, — к нам подошел охранник, — вас там спрашивают.

— Кто еще? — директор недовольно повернул голову.

— Милиция, — таинственно произнес охранник.

— Черт, этого мне еще не хватало, — Ефим Григорьевич повернулся к нам. — Прошу меня извинить.

Он направился к выходу, мы потянулись за ним. Возле нашего столика, на котором уже была расставлена чистая посуда, стоял милиционер в расстегнутом бушлате с планшеткой в руке. В другой он держал шапку. На погонах у него тускло поблескивали три маленьких звездочки.

— Старший лейтенант Голубев, — представился милиционер. — Что у вас произошло?

— У нас здесь клиент один… — заискивающе произнес директор, — ему стало плохо. Но он уже в больнице, — поспешил добавить Ефим Григорьевич, — доктор сказал, что все будет в порядке.

— Значит, плохо стало? — выпятил губы старший лейтенант. — И отчего же?

— Не знаю, — покачав лысой головой, отчего она блеснула отраженным светом, сказал Ефим Григорьевич.

— Нам сообщили, что он отравился, — милиционер буравил директора пронзительным взглядом.

— Может быть, может быть, — робко улыбнулся Ефим Григорьевич, — пока еще ничего не ясно. Не хотите ли перекусить? За счет заведения, как говорится.

— Вообще, это дело районной санэпидстанции, — вздохнул милиционер, — пусть они и разбираются.

— Конечно, конечно, — директор расплылся в слащавой улыбке, — пойдемте со мной, вам накроют в отдельном кабинете.

Он со старшим лейтенантом вернулся на кухню, а мы с Маринкой остались стоять у столика.

— Пошли домой, — печально вздохнула Маринка, — нечего здесь теперь делать. И больше я в этот ресторан — ни ногой.

— Это твое дело, — задумчиво произнесла я, направляясь к гардеробу.